Kitobni o'qish: «Скандар. Похититель единорогов»

А. Ф. Стедман

Shrift:

Джозефу,
самоотверженность, любовь и безграничная доброта которого наделили этих единорогов крыльями

A. F. Steadman

Skandar and the Unicorn Thief

Published by arrangement with Simon & Schuster UK Ltd 1st Floor, 222 Gray’s Inn Road, London, WC1X 8HB

A Paramount Company

Пролог

Прежде чем увидеть единорогов, оператор их услышал.

Пронзительный визг, кровожадное рычание.

Прежде чем увидеть единорогов, оператор их почуял.

Тошнотворное дыхание, разлагающаяся плоть, вонь вечной смерти.

Прежде чем увидеть единорогов, оператор также их почувствовал.

Топот гниющих копыт отдавался глубоко в костях, и его начала накрывать паника, пока каждый нерв, каждая клеточка не слились в хоровом призыве уносить ноги. Но он не поддался – так ему велел профессиональный долг.

Оператор смотрел, как единороги появляются из-за вершины холма.

Их было восемь. Злобные людоедские создания пронеслись галопом по лугу и, расправив костлявые крылья, взлетели.

Подобно глазу теневой бури, они воспарили высоко в небо в вихре чёрного дыма, оставляя после себя шлейф из громовых раскатов и выжженных пятен на земле от ударов молний.

Восемь чудовищ проревели боевой клич, рассекая воздух призрачными рогами.

Ответом им стали испуганные крики, кто-то из жителей деревни бросился бежать. Но было уже слишком поздно.

Оператор стоял на площади, когда приземлился первый единорог.

Чудовище фыркнуло, осыпав искрами из раздувающихся ноздрей, и стукнуло по земле копытом, каждым своим шумным выдохом обещая хаос и разрушения.

Оператор продолжал снимать, несмотря на дрожь в руках. Так ему велел профессиональный долг.

Единорог наклонил огромную голову, нацелив острый, как кинжал, рог точно в объектив. Его налитые кровью глаза встретились с операторскими, и тот не увидел в них ничего, кроме смерти.

У этой деревни не было ни единого шанса. Как и у него.

Но он с самого начала знал, что не переживёт нашествия табуна диких единорогов. Он лишь надеялся, что запись уцелеет и её увидят на Британских островах.

Потому что встреча с диким единорогом равнозначна смерти.

Мужчина опустил камеру, благодаря про себя Бога, что ему удалось выполнить свой профессиональный долг.

Потому что единороги не были персонажами сказок – они были порождениями кошмаров.

Глава первая. Похититель

Скандар Смит смотрел на плакат с единорогом, висящий на противоположной стене. Снаружи было уже достаточно светло, чтобы разглядеть его расправленные в полёте крылья, сверкающие серебристые доспехи, оставляющие открытыми только дикие красные глаза, мощную челюсть и острый серый рог. Мороз Новой Эры был любимым единорогом Скандара с тех пор, как его наездница Аспен Макграт три года назад впервые попала на Кубок Хаоса. И Скандар верил, что сегодня – в гонке этого года – у них неплохие шансы победить.

Этот плакат он получил на тринадцатый день рождения, три месяца назад, а раньше засматривался на него в окне книжного магазина, воображая себя наездником Мороза, стоящим за рамкой в ожидании гонки. Скандару было ужасно неловко просить папу купить ему плакат. Сколько он себя помнил, у их семьи всегда проблемы с деньгами, и он редко о чём-то просил, но ему так хотелось иметь этот плакат, что…

В кухне громыхнуло. В любой другой день Скандар бы в ужасе вскочил, решив, что в квартиру кто-то забрался. За завтрак обычно отвечали они с сестрой Кенной, спящей сейчас на кровати напротив. Не потому, что папа ленился, – просто он с трудом находил в себе силы встать с кровати, особенно когда ему не надо было идти на работу. А её у него уже какое-то время не было.

Но сегодня был необычный день. Сегодня была гонка. А для папы Кубок Хаоса важнее дней рождения, даже важнее Рождества.

– Ты долго ещё будешь пялиться на свой дурацкий плакат? – проворчала Кенна.

– Папа готовит завтрак, – не ответив на вопрос, сообщил Скандар в надежде, что это развеселит сестру.

– Не хочу есть. – Она отвернулась к стене, натянув одеяло по самую коричневую макушку. – И Аспен с Морозом ни за что не победят.

– Тебе же это вроде не интересно?

– Да, но… – Кенна снова перевернулась на другой бок и посмотрела на Скандара, щурясь от утреннего света. – Ты бы хоть изучил статистику, Скар. По числу взмахов крыльев в минуту Мороз в середине списка из двадцати пяти участников. Не говоря уж о том, что их основной элемент – вода.

– А что с ней не так?

Про себя Скандар обрадовался, хотя Кенна и не сомневалась в проигрыше Аспен и Мороза: сестра так долго не заговаривала о единорогах, что он уже почти забыл, как сильно любил эти их беседы. В детстве они постоянно спорили, кто какую стихию выберет, когда станут наездниками единорогов. Кенна настаивала, что будет огненным магом, но Скандар никак не мог определиться.

– Забыл инкубаторские уроки? Аспен и Мороз Новой Эры относятся к стихии воды, так? А среди фаворитов двое воздушных магов: Эма Темплтон и Том Назари. Мы оба знаем, что у воздуха преимущество перед водой! – заявила Кенна, заметно оживившись. Её худое бледное лицо, окаймлённое ореолом спутанных волос, светилось восторгом, карие глаза возбуждённо блестели. Сестра на год старше Скандара, но они так похожи, что их часто принимают за близнецов.

– Вот увидишь, – с вызовом улыбнулся Скандар, – Аспен учтёт ошибки прошлых Кубков. Она слишком умна, чтобы использовать только воду. В прошлом году она сочетала разные элементы. Будь я наездником Мороза, я бы сосредоточился на атаках молниями и водоворотами…

С лица Кенны схлынула вся радость, глаза потухли, уголки губ опустились. Она снова отвернулась к стене и натянула одеяло на плечи.

– Кенн, прости, я не хотел…

Из щели под дверью потянуло беконом и подгоревшим тостом, и в воцарившейся тишине живот у Скандара заурчал особенно громко.

– Кенна?

– Отстань, Скар.

– Ты не пойдёшь со мной и с папой смотреть Кубок?

Молчание. Скандар оделся в утреннем полумраке, без особого успеха пытаясь сглотнуть вставший в горле комок разочарования и чувства вины. Не стоило говорить «будь я наездником», но он так увлёкся спором, совсем как раньше, до Кенниного инкубаторского экзамена и краха всех её надежд.

На кухне его встретили шипение поджаривающихся яиц и включённый на полную громкость репортаж о предстоящем Кубке. Папа что-то мычал себе под нос, следя за сковородкой. Заметив сына, он просиял широченной улыбкой. Скандар уже и не помнил, когда в последний раз видел его улыбающимся.

Папин градус счастья слегка понизился.

– Кенна ещё не встала?

– Спит пока, – солгал Скандар, не желая портить ему настроение.

– В этом году ей наверняка будет непросто. Первая гонка с тех пор, как… – Он не договорил, но Скандар его понял. Сегодня первый Кубок Хаоса с тех пор, как Кенна в прошлом году провалила инкубаторский экзамен и лишилась шанса стать наездницей единорога.

Проблема была в том, что папа упорно игнорировал тот факт, что инкубаторский экзамен мало кто сдавал. Он был без ума от единорогов и одержим идеей, чтобы кто-то из его детей стал наездником: это решило бы все их проблемы – и деньги сразу же найдутся, и о будущем не надо будет беспокоиться, и счастье придёт само собой, и дни, когда он с трудом поднимался с постели, навсегда останутся позади. Не зря же единороги – магические создания, верно?

Всю жизнь он всегда твердил Кенне, что она сдаст экзамен и отправится на Остров, где перед ней откроется дверь Инкубатора. Что там её будет ждать яйцо предназначенного ей единорога. Что мама будет так ею гордиться. Вдобавок Кенна всегда была лучшей во всей средней школе Кристчёрч на инкубаторских уроках. Если кто-то и уедет на Остров, говорили её учителя, то это будет Кенна Смит.

А потом она провалилась.

И теперь уже Скандар на протяжении многих месяцев слышал от папы, что вполне возможно, да нет – совершенно точно он станет наездником. И хотя Скандар понимал, что это маловероятно, и собственными глазами видел, как разочарование прошлого года сломило Кенну, – больше всего на свете ему хотелось, чтобы это оказалось правдой.

– Ну, в этом году твоя очередь, да? – Папа взлохматил ему волосы жирной от масла рукой. – А теперь послушай, как правильно жарить хлеб… – Он пустился в объяснения, и Скандар кивал в нужных местах, делая вид, что слышит их впервые. Кто-то мог посчитать это родительским занудством, но Скандар был искренне рад, когда папа поставил ему «отлично» за идеальную поджаристую корочку.

Кенна на завтрак не вышла, но папа не выглядел особо огорчённым, пока они уминали сосиски, бекон, глазунью, тушёную фасоль и жареный хлеб. Скандар едва не спросил, где тот взял деньги на всё это угощение, но вовремя прикусил язык. Сегодня же гонка. Папа, как и сам Скандар, явно не хотел ни о чём таком думать. Хотя бы не сегодня. Вместо этого он молча схватил только что открытую упаковку майонеза и щедро выдавил его поверх всего на своей тарелке, довольно улыбнувшись хлюпанью.

– Ты всё ещё болеешь за Аспен Макграт и Мороза Новой Эры? – спросил он с полным ртом. – Забыл сказать: если хочешь позвать друзей вместе посмотреть гонку, я не против. Куча детей так делает, верно? Не хочу, чтобы ты чувствовал себя обделённым.

Скандар не поднимал глаз от тарелки. Разве он мог признаться, что ему некого звать, потому что у него совсем нет друзей? И что в этом в каком-то смысле виноват папа?

Ему приходилось заботиться о папе, когда у того выдавались плохие – нерадостные – дни, а это означало, что у Скандара не оставалось времени на все те занятия, которые необходимы, чтобы завести друзей. Он не мог задержаться после школы, чтобы потусить в парке, у него не было карманных денег, чтобы поиграть в автоматы или втайне сгонять на пляж Маргейта за жареной рыбой с картошкой фри. Скандар и не догадывался, что именно в такие моменты зарождается дружба, а не на уроке английского и даже не за поеданием несвежего печенья с заварным кремом на перемене. А ещё, занятый уходом за папой, Скандар порой не успевал вовремя постирать одежду или почистить зубы. И окружающие обращали на это внимание. И никогда не забывали об этом.

Кенне по какой-то причине жилось проще. Скандар предполагал, что это потому, что она всегда была увереннее в себе, чем он. Когда Скандар пытался выдать что-нибудь умное или смешное, мозги тут же зависали. Его осеняло, но лишь спустя пару минут. А оказываясь лицом к лицу с одноклассниками, он всегда терялся, мысли покидали голову, оставив после себя пустоту, заполненную странным жужжанием. У Кенны никогда не было такой проблемы; один раз он услышал, как она одёрнула группу девочек, шёпотом обсуждающих их «ненормального» папу. «Мой папа – мои дела, – сказала она нарочито спокойно. – Не лезьте в это, не то пожалеете».

– Они смотрят со своими семьями, пап, – промямлил в итоге Скандар, чувствуя, что краснеет, как всегда с ним бывало, когда он не говорил всей правды.

Но папа не заметил, потому что начал собирать грязную посуду, и это было так необычно, что Скандар дважды моргнул, чтобы убедиться, что ему это не привиделось.

– А Оуэн? Вы же дружите, да?

Оуэн был хуже всех. Папа думал, что они друзья, потому что один раз заметил на телефоне Скандара оповещение о сотнях его сообщений. Скандар не стал уточнять, что их содержание было совсем не дружелюбным.

– О да, он обожает Кубок Хаоса. – Скандар поднялся, чтобы помочь убрать со стола. – Но он смотрит его с бабушкой и дедушкой, а они далеко живут.

И это даже не было выдумкой: Скандар слышал, как Оуэн жаловался на это дружкам. А затем вырвал из его учебника по математике три страницы, скомкал их и бросил Скандару в лицо.

– КЕННА! – внезапно заорал папа. – Скоро начнётся!

Не дождавшись ответа, он пошёл в их комнату, а Скандар сел на диван перед телевизором, по которому шла трансляция в прямом эфире с Арены.

На экране у участника прошлого Кубка брали интервью прямо у стартового барьера. Скандар прибавил звук.

– …вы думаете, нам стоит ожидать сегодня грандиозных магических баталий? – спросил румяный от возбуждения репортёр.

– Непременно, – уверенно кивнул наездник. – В этом году нас ждёт бурная смесь всевозможных талантов, Тим. Все зациклились на огненной мощи Федерико Джонса и Крови Заката – но как насчёт Эмы Темплтон и Боязни Гор? Пусть они относятся к стихии воздуха, но это далеко не единственная их сильная сторона. Нельзя забывать, что лучшие наездники Кубка Хаоса превосходно владеют всеми четырьмя элементами, а не только своим основным.

Четыре элемента. Центральная тема инкубаторского экзамена. Скандар часами зазубривал, кто из знаменитых единорогов и наездников относится к какой стихии – огню, воде, земле или воздуху – и какие приёмы атаки и защиты они предпочитают в битвах в небе. От волнения у Скандара сжался желудок: ему не верилось, что экзамен уже послезавтра.

Папа вернулся слегка хмурым.

– Скоро придёт, – сказал он, опускаясь рядом с Скандаром на потёртый старый диван, и повернулся к телевизору. – Вам, детям, это трудно понять. Тринадцать лет назад, когда моё поколение впервые смотрело Кубок Хаоса, с нас было довольно одного знания, что Остров существует. Я был слишком стар, чтобы стать наездником. Но гонки, единороги, стихии… для нас это всё была чистая магия – для меня и для вашей мамы.

Скандар застыл, не смея даже повернуть головы от экрана и выходящих на дорожку единорогов. Только в день Кубка Хаоса папа говорил об их с Кенной маме, но больше никогда. Скандар перестал спрашивать о ней к своему седьмому дню рождения, усвоив, что эти вопросы злят и расстраивают папу и после них тот целыми днями не выходит из спальни.

– Никогда не видел вашу маму такой эмоциональной, как в тот день, во время первого Кубка Хаоса, – продолжил папа. – Она сидела на этом самом месте, где ты сидишь сейчас, улыбалась и плакала, держа тебя на руках. Тебе тогда было всего несколько месяцев.

Скандар об этом уже знал, но был совсем не против услышать ещё раз. Они с Кенной с жадностью вбирали любую крупицу информации о маме. Раньше им о ней рассказывала бабушка, папина мама, но особенно им нравилось слышать эти истории от папы, который любил её как никто другой. И порой в уже хорошо знакомых рассказах проскальзывали новые детали – например, что Розмари Смит звала его только «Берти» и никогда «Робертом». Или что она часто пела в ванной, а её любимыми цветами были анютины глазки, или как во время первого и последнего Кубка Хаоса, который ей удалось посмотреть, ей больше всего нравилось наблюдать за водной магией.

– Никогда не забуду, – добавил папа, глядя на Скандара, – как твоя мама, когда тот первый Кубок завершился, взяла твою крошечную ручку, провела пальцами по линиям на твоей ладошке и прошептала тихо, как в молитве: «Я обещаю, что у тебя будет единорог, малыш».

Скандар с трудом сглотнул. Папа ещё никогда об этом не упоминал: возможно, приберегал на особый случай – на Кубок, предшествующий его инкубаторскому экзамену. Или это вообще неправда. Скандар никогда не узнает, обещала ему Розмари Смит единорога или нет, потому что через три дня после того, как в Великобритании впервые увидели гонку единорогов, его мама – внезапно, без каких-либо предпосылок – умерла.

Скандар никогда не признавался в этом папе, да даже Кенне, но он так любил смотреть Кубок Хаоса в том числе и потому, что чувствовал себя в этот день ближе к маме. Он представлял, как она смотрит на единорогов, как её распирает от восторга – совсем как его, – и почти мог поверить, что она тоже здесь, с ним.

Кенна громко протопала в комнату с плошкой кукурузных хлопьев в руке.

– Серьёзно, Скар? Майонез на завтрак? – Она указала на его грязную тарелку, верхнюю в стопке. – Сколько раз тебе говорить: ну не годится он для звания любимой еды, братец.

Скандар лишь пожал плечами, и Кенна со смехом втиснулась сбоку от него на диван.

– Что-то вы много места стали занимать. Так я в следующем году окажусь на полу! – засмеялся папа.

У Скандара ёкнуло сердце. Если он сдаст экзамен, то в следующем году он будет смотреть Кубок Хаоса вживую, на Острове, и у него появится собственный единорог.

– Кенна, выкладывай – кто фаворит? – наклонился через Скандара папа.

Она с насупленным видом продолжила жевать, не отрывая взгляда от телевизора.

– Мне она утром сказала, что Аспен и Мороз Новой Эры не победят, – вклинился Скандар, надеясь вызвать её реакцию.

Сработало.

– Может быть, в следующем году, но в этой гонке расклад не в пользу водных магов. – Кенна заткнула за ухо выбившуюся прядь, и от этого знакомого жеста Скандар тут же почувствовал себя спокойнее, словно от доказательства, что с Кенной всё будет хорошо, даже если в следующем году они с папой будут сидеть на этом диване только вдвоём.

Он помотал головой:

– Говорю тебе, Аспен не станет полагаться только на воду – она для этого слишком умна. Она обязательно будет применять ещё и воздушные, огненные и земные атаки.

– Но наезднику всегда лучше всего даются приёмы его основного элемента, Скар. Поэтому его и называют основным – ау! Предположим, Аспен атакует кого-то огнём – но по мощи это и рядом не будет стоять с атакой огненного мага, понимаешь?

– Ну ладно, тогда кто, по-твоему, победит? – Скандар подался вперёд: папа сделал звук громче, добавив голосу комментатора возбуждённой визгливости, пока на экране облачённые в доспехи участники толкались перед стартовым барьером, борясь за лучшие места.

– Эма Темплтон и Боязнь Гор, – очень тихо ответила Кенна. – В прошлом году она финишировала десятой, воздушный маг, выносливая, смелая, умная. Именно такой наездницей я бы стала.

На памяти Скандара она впервые вслух признала, что ей никогда не стать наездницей. Ему хотелось как-то её подбодрить, но он не нашёлся что сказать, и момент был упущен. Поэтому он сосредоточился на речи комментатора, заполняющей последние секунды до старта.

– Для тех, кто смотрит нас впервые, мы ведём трансляцию из Четырёхточия, столицы Острова. И через считаные мгновения все эти единороги взлетят над знаменитой Ареной и начнут воздушную гонку – суровое шестнадцатикилометровое испытание выносливости и навыков ведения боя в небе. Наездники должны оставаться в пределах парящих ограничителей – иначе они будут дисквалифицированы, – что не так-то легко, когда двадцать четыре соперника при каждом удобном случае пытаются ударить по тебе или замедлить… О, а вот и отсчёт! Пять, четыре, три, два… И-и-и начали!

Скандар смотрел, как двадцать пять единорогов, каждый вдвое крупнее обычной лошади, сорвались с места, едва стартовый барьер поднялся над их рогами. Наездники, ударяясь ножными доспехами о соседские, практически прижались к шее своих единорогов, чтобы те как можно быстрее набрали скорость и вырвались вперёд. А затем настал черёд его самой любимой части состязания: единороги начали расправлять гигантские перьевые крылья и взлетать над песчаной дорожкой. Микрофоны в шлемах наездников передавали их восторженное улюлюканье. Но они улавливали и кое-что ещё, и от этого звука, хотя Скандар слышал его во время каждого чемпионата на протяжении всей своей жизни, по его спине неизменно пробегал холодок. Гортанное ржание, исходящее из самого нутра единорогов, пугающее сильнее львиного рёва, было древнее и примитивнее всего, что ему приходилось слышать на Британских островах. Тот особый звук, побуждающий инстинктивно броситься наутёк.

Под бряцанье и скрип металла единороги боролись в воздухе, выбивая себе выгодные позиции. Рога, которыми они пытались пропороть брюхо соперников, мерцали на солнце. Пена пузырилась на скрежещущих зубах, ноздри вспыхивали красным. Они все набрали высоту, и небо осветила магия стихий: огненные шары, пыльные вихри, молнии, стены воды. Масштабная битва разворачивалась на фоне пушистых белых облаков. Правые ладони наездников, пока они прорубали себе дорогу вперёд – причём порой буквально, то и дело светились энергией стихий.

Зрелище было не для слабонервных. Единороги били друг друга копытами, вгрызались в бока соперников и подрывали тех, кто оказывался опасно близко. С начала гонки прошло три минуты, когда на камеру попала наездница, светлые волосы которой были в огне, а одна рука безвольно повисла. Её единорог по спирали ушёл вниз и совершил жёсткую посадку, не в силах оставаться в воздухе с дымящимся крылом.

Комментатор застонал.

– Хилари Уинтерс и Остролистная Лилия покидают этот чемпионат со сломанной рукой и серьёзными ожогами у Хилари и повреждённым крылом у Лилии, насколько я могу судить.

Камера вернулась к группе лидеров. Федерико Джонс и Кровь Заката сражались с Аспен Макграт и Морозом Новой Эры. Аспен призвала ледяной лук и выпускала стрелу за стрелой в закрытую доспехами спину Федерико, надеясь его замедлить. Федерико пытался защититься огненным щитом, но меткости Аспен было не занимать, и Мороз упорно нагонял. Но Федерико тоже не собирался сдаваться: когда Мороз подлетел совсем близко, над головой Аспен в небе расцвёл пламенный взрыв.

– Атака лесным пожаром со стороны Федерико, – восхитился комментатор. – Ловко у него получилось, учитывая их высоту и скорость. Но… О! Вы только посмотрите!

Вокруг Мороза и Аспен возникла паутина из ледяных кристаллов, которые, увеличившись, сформировали такой плотный кокон, что они невредимыми пролетели сквозь завесу пламени. Скандар увидел, как Федерико в расстройстве закричал, когда они с Кровью Заката, отвлёкшись на огненную атаку, оказались позади, а вырвавшаяся из ледяного панциря Аспен – впереди.

– Лидирует Том Назари на Плаче Дьявола, сразу за ними – Эма Темплтон на Боязни Гор. Третьими летят Элоди Бёрч на Камышовом Принце, а четвёртыми благодаря фантастической воздушно-водной комбинации становится Аспен Макграт и Мороз Новой Эры… Но Аспен, похоже, уже готовится к следующей атаке, – перебил сам себя комментатор, повышая голос. – Она набирает скорость!

Рыжие волосы Аспен разметались у неё за плечами. Мороз захлестал крыльями с такой силой, что их изображение смазалось, и, набрав невиданное ускорение, пронёсся мимо Камышового Принца, в последний момент успев уклониться от летящей в Аспен молнии. Затем длинные серые крылья Мороза оставили позади фаворитку Кенны Боязнь Гор, а следом и Плача Дьявола, чёрного единорога Тома Назари. И Аспен оказалась во главе гонки.

– Да! – Скандар вскинул кулак, что было совершенно на него не похоже, но потрясающе и просто невероятно.

– Никогда не видел ничего подобного! – надрывался комментатор. – Смотрите, как далеко она от всех остальных!

Кенна, не отрывая глаз от приближающихся к финишу единорогов, ахнула:

– Поверить не могу!

– Она победит с отрывом в сотню метров! – воскликнул фальцетом другой комментатор.

Скандар, разинув рот, смотрел, как копыта Мороза Новой Эры коснулись песка дорожки. Аспен с пылающими яростной решимостью глазами продолжала гнать его до самой финишной арки.

Скандар вскочил и восхищённо заорал:

– Они победили! Они победили! Я же говорил тебе, Кенна! Я знал, что так будет!

Глаза Кенны сияли, и её смех сделал эту победу ещё слаще.

– Ладно, Скар. Признаю, они превзошли все мои ожидания. Эти ледяные кристаллы просто что-то с чем-то! Никогда не видела…

– Тихо. – Папа встал рядом с экраном. – Что-то не так.

Скандар подошёл к нему с одной стороны, Кенна – с другой. Из динамиков гремели крики толпы, но в них больше не было радости, один лишь страх. Единороги перестали пробегать под финишной аркой. Комментаторы затихли, трансляция застопорилась, будто все операторы покинули свои позиции.

В центре Арены приземлился единорог, но он выглядел иначе, не как Кровь Заката, или Мороз Новой Эры, или Боязнь Гор, парад победителей которых он прервал. На его крыльях почти не было перьев, они напоминали крылья летучей мыши, а сам он с выпирающими из-под кожи рёбрами казался истощённым до полусмерти. Красные глаза-щёлки горели безумием. Он скалился на наездников окровавленными зубами, будто подначивал их напасть.

Лишь заметив его полупрозрачный рог, Скандар ошарашенно выдохнул:

– Это дикий единорог. Как в том старом видео, которое нам показал Остров. Это благодаря ему все тогда поверили, что единороги реальны. Там они напали на деревню…

– Что-то не так, – повторил папа.

– Это не может быть дикий единорог, – прошептала Кенна. – На нём наездник.

Скандар до того момента не обращал внимания на сидящего на единороге человека – если это вообще был человек. Тело наездника скрывал разорванный внизу длинный просторный саван, хлопающий на ветру, а черты его лица было трудно разглядеть из-за широкой белой полосы, тянущейся от горла до тёмных коротко остриженных волос.

Единорог встал на дыбы и забил по воздуху копытами, из открытой пасти повалил густой чёрный дым. Загадочный человек в саване издал триумфальный клич, дикий единорог завизжал, и дым начал быстро заполнять Арену. Скандар смотрел, как единорог, высекая копытами искры, поскакал к участникам Кубка Хаоса, а из ладони его наездника вылетела белая вспышка, засветив на мгновение экран. Затем чёрные клубы скрыли камеру, но за секунды до этого наездник повернулся и медленно и явно намеренно указал длинным костлявым пальцем точно в объектив.

Дальше были только звуки. Взрывы магии стихий, визг единорогов, крики зрителей и ясно различимый топот ног покидающих трибуны островитян. Они пробегали мимо камеры, и среди их панических голосов, слившихся в одну неразборчивую массу, Скандар выловил одно и то же повторяющееся слово.

Ткач.

Кем бы он ни был, с каждым произнесением этого слова – шёпотом или криком – в душе Скандара всё сильнее разгорался инстинктивный страх.

Он повернулся к папе, который в немом шоке смотрел на клубящийся на телевизионном экране чёрный дым. Но Кенна опередила его с вопросом.

– Папа, – тихо сказала она, – кто такой Ткач?

– Тсс! – отмахнулся он. – Что-то происходит.

Дым рассеивался, и сквозь него проступила сотрясающаяся от крика и рыданий фигура. Она стояла на коленях в окружении других наездников, всё ещё облачённая в доспехи с синей надписью «Макграт» на спине.

– Пожалуйста! – срывающимся голосом умоляла Аспен. – Я прошу тебя, верни его!

Федерико Джонс – от былой вражды во время гонки не осталось и следа – помог ей подняться, но Аспен продолжала кричать в истерике:

– Ткач забрал его! Его больше нет! Мы победили, и Ткач… – Аспен не договорила, подавившись всхлипом. По её грязному лицу градом катились слёзы.

Воздух рассёк чей-то суровый голос:

– Выключите камеры! Сейчас же! Нельзя, чтобы британцы это видели! Выключите немедленно!

Все единороги разом завизжали и заржали, породив оглушающую какофонию. Их наездники торопливо вскочили в сёдла, стараясь усмирить встающих на дыбы и брызжущих пеной напарников, выглядящих в эту секунду как самые настоящие чудовища.

Лишь одна из двадцати пяти участников осталась стоять на песке – победитель Кубка Хаоса, водный маг Аспен Макграт. Но её единорога Мороза Новой Эры нигде не было видно.

– Кто такой Ткач? – настойчиво повторила свой вопрос Кенна.

Но ей никто не ответил.