Татьяна Перцева

разговор с Ривзом, когда он наконец состоится, не будет касаться Чарли. Постель теперь казалась нестерпимо горячей, и Кейхилл ощущал, как пот собирается в ложбинке у него на груди. Он откинул одеяло – раздался громкий треск статического электричества

– Штекса… – проговорил Руис-Санчес. – Ваши дети – это земноводные рыбы?! – Да, – сказал Штекса, – это дети наши.

Эмелин улыбнулась и снова принялась за печенье. Лавиния настороженно прислушивалась к звуку шагов в передней. – По-моему, ты права в том, что он становится просто невыносим. Вот уже второй раз на неделе он приезжает во время завтрака! Глаза Эмелин зажглись. – Может, с ним и Энтони приехал? – Не беспокойтесь, миссис Чилтон. Голос Тобиаса эхом отдался от обшитых панелями стен утренней столовой. – Вполне достаточно яиц и вашего превосходного картофеля. Несмотря на раздражение, Лавиния поймала себя на том, что ловит каждое слово и каждый звук. Шаги какие-то неровные… Неужели его нога опять разболелась? Нет, кажется, все в порядке. Она облегченно вздохнула. Впрочем, можно было и не волноваться: утро выдалось ясным, а рана больше всего беспокоит Тобиаса в дождь или когда на город опускается сырой туман. Гость ступил в комнату и замер на пороге.

серьезным, чтобы привести его в состояние ледяного оцепенения, которое, как она знала, ничего хорошего не предвещало. И ее беспокоил

Если кто-то забывает о гордости и молит всем сердцем, но его мольбы напрасны, он уже никогда не станет прежним. Что-то в нем умирает, а что-то рождается. Словно после пережитого в душе Мейкпис, подобно зимней росе, осело новое восприятие мира. Она сознавала, что больше не сможет чувствовать себя в безопасности или любимой, как раньше. А еще знала, что ни за что на свете не станет никого умолять.

Кейд пожал плечами: – Это не самоуверенность, а чистая

это только для того, чтобы напомнить о  существовании того, что нельзя объяснить в саутдаунзской «Газетт». Когда бы мистер Ффолкс ни навещал ее, он всегда вел себя в Ханимид настоящим хозяином. И это приводило Кэролайн в  бешенство. Ханимид-Мэнор был домом ее родителей и, следовательно