Ольга Степнова

бросив банку в урну, предложила Надежда. – А то заклюют. – Не фиг делать, – согласилась Слава. – Пойдем. И, показав почтенной публике средний палец, направилась за новоявленной подругой. – Скоро будем обедать, – сказала Ольга Сергею, когда он вышел из кабинета. Барышев молча подошел к столу и взял утреннюю газету. С первой полосы улыбался Леонид Сергеевич в траурной рамке. Сергей пару секунд подержал газету в руке и убрал ее в шкаф портретом вниз, словно протестуя против некролога и черного обрамления родного лица. – Сережа, а когда… – Завтра, – отрезал он. Ольга хотела спросить насчет обеда, но он ответил про похороны. Ну, конечно же, о чем еще он может размышлять с таким лицом… – Как ты думаешь, Сереж… Может быть, не надо брать детей на похороны? Он посмотрел на нее так, будто она попросила разрешения не надевать траур и включить веселую музыку. – Как хочешь. Но это их дедушка. «Я виноват. Ты можешь ни во что не ставить мои слова», – явственно показал он своим тоном. Но она вовсе не собиралась ставить условия. Она… за детей боялась. – Мы бы потом сходили с ними на кладбище. А завтра будет очень тяжело, я переживаю, как они это перенесут!

бы ей поделикатнее отказать? У Петьки от одного ее вида случится истерика. Няня тем временем, недовольно осмотрев плечики, медленно и обстоятельно повесила на них свое драповое пальто

геранями – с собой привезла! – и наварила пятилитровую кастрюлю борща с салом. Пока она колдовала на кухне, а дядя Толя тайком цедил на балконе дешевый портвейн, делая вид, что мастерит полочку в ванную, Надя вытащила из квартиры пигмея. Пигмей был размером с небольшую сосну, и когда лифт тронулся, Надя пигмея не удержала – он упал, уперевшись в стенки лифта. С Нади сто потов сошло, когда она вытаскивала его из тесной ка