Джозеф Конрад

Удивительное дело: мы идем по жизни с полузакрытыми глазами, притупленным слухом и спящими мыслями. Может, так оно и лучше. Вероятно, именно эта притупленность делает существование терпимым и даже приятным для неисчислимого большинства людей. Тем не менее лишь очень немногим из нас незнакомы редкие моменты пробуждения, когда мы видим, слышим и понимаем так много. Они подобны вспышке, после которой мы вновь впадаем в приятную нам дремоту.

ня. Стоит ли с ним тягаться? Времени у меня сколько угодно. Затем послышался шум отодвигаемых стульев, шаги в соседней комнате и жалобные увещевания стюарда, который следовал за Хэмильтоном до тех пор, пока тот не вышел из дома через парадную дверь. – Да, человек он грубый, – заметил капитан Джайлс. – Даже

Священный фетиш наших дней – наука. Так почему вам не возбудить ваших друзей против этого деревянного идола? Разве наука не принадлежит в тем учреждениям, которые должны быть сметены с лица земли во имя торжества пролетариата?

С красивым лицом и платьем от Штауба приобретешь разве таких женщин, которых бросишь через неделю: они прискучат после второго свиданья. Чтобы заставить себя полюбить — полюбить по-настоящему, — нужно кое-что другое…

Любопытно, до какой степени женщины далеки от реальной жизни. Они живут в мире, ими же созданном, и ничего похожего на этот мир никогда не было и быть не может. Он слишком великолепен, и, если бы они сделали его реальным, он бы рухнул еще до заката солнца. Один из тех злополучных фактов, с которыми мы, мужчины, миримся со дня творения, дал бы о себе знать и разрушил всю постройку.

Теперь, когда ему ничто не угрожало, жизнь сразу вдруг потеряла все свое очарование. Наоборот, она представлялась ему какой-то страшной западней, подстерегавшей его затем, чтобы показать ему все его ничтожество. А чудесное самообольщение – «завоеванная любовь», то, что на несколько мгновений утешило его среди кошмаров этой бессонной и, может быть, последней ночи, – он теперь понимал, что это такое. Это было просто безумие, тщеславный бред. Так этому человеку, отрезвленному благополучным исходом дуэли, жизнь предстала вдруг лишенной всякой привлекательности только потому, что ей больше ничто не угрожало.