Френсис Скотт Фицжеральт

Так мы мчались навстречу смерти в сумраке остывающего дня.

His wife and his mistress, until an hour ago absolutely secure, were slipping from his control

mind ever since. ‘Whenever you feel like criticizing anyone,’ he told me, ‘just remember that all the people in this world haven’t had the advantages that you’ve had.’ He didn’t say any more, but we’ve always been unusually communicative in a reserved way, and I understood that he meant a great deal more than that. In consequence, I’m

veins; her expression was both tranquil and aware in a pleasant way. However, one’s eye

refused to be interested. He would steal down the back stairs and return to the

Все ценное, что ты приобретаешь в жизни, придет к тебе не теми путями, на ко

мы редко сочувствуем людям, которые нуждаются в нашей жалости и жаждут ее, – мы приберегаем сочувствие для тех, кто позволяет нам упражняться в жалости чисто умозрительной.

возлежали на громадном диване, придавив, словно

Писать нужно для молодежи собственного поколения, для критиков того поколения, которое придет на смену, и для профессоров всех последующих поколений.

– Где мой ребенок? – задыхался Баттон. – Вон там! – указала сестра. Взгляд господина Баттона следовал за ее пальцем, и вот что он увидел. Закутанный в объемистое одеяло, помещаясь в кроватке лишь частично, сидел старик лет примерно семидесяти. Его редкие волосы были совершенно седыми, а с подбородка спускалась дымчатая борода, нелепо развеваемая ветерком, залетавшим в распахнутое окно. Его поблекшие, белесые глаза недоуменно уставились на Баттона.