Анастасия Туманова

– Ляля-то? – усмехнувшись, Нина закинула на спинку кровати гудящие ноги. – Ляля ведь вообще не певица, она – плясунья! И драматическая актриса, конечно… И обижаться ей незачем

Гранта», за ними – «Князь Серебряный» … Понемногу Ибриш привык проводить в библиотеке всё свободное время и даже, когда из столярки привезли, наконец, Олины полки, повесил их на стены и помог библиотекарше разобрать книги – попутно заглядывая в каждую. – Так скоро ты у меня до Шекспира дойдёшь! – радовалась Оля. – А то он стоит, как дурак, в шкафу, чисто советский поп – толстый, раззолоченный, никому не нужный! А ведь гениальные произведения – да разве нашим балбесам втолкуешь?! В Шекспира Ибриш заглянул, пробежал глазами несколько страниц, ничего не понял и решил разобраться с «гениальными произведениями» попозже: сразу после «Машины времени» Уэллса. Что на самом деле причиняло ему страшные мучения в колонии – так это кровать! За все свои девятнадцать лет Ибриш ни разу не спал в кровати и первое время попросту не мог уснуть на этой скрипящей сволочи с панцирной сеткой. Лишь на третью ночь он кое-как приноровился, задремал – и почти сразу же со страшным грохотом свалился на пол, разбудив всю спальню. Парни из

Закатов некоторое время ещё докуривал папиросу, глядя в окно, на дождь. Лицо штабс-капитана, – некрасивое, тёмное от загара, перерезанное шрамом, полученным в последнюю Крымскую кампанию, – казалось безразличным и даже слегка сонным. Однако, мозг Закатова работал бешено, торопясь оценить масштабы сделанной глупости. Папироса не помогла: глупость не убавилась в размерах.

образовании. – Как хотите, господа, не понимаю вас!  – возмущённо басил поручик Горелов, размахивая остывшей ватрушкой и поглядывая в сторону барышень. – Ежели

аллею, через старую, заплетённую увядшим хмелем калитку – в поля. Там тоже было пусто. Все работы закончились, нивы были безлюдными, и только редкие копны сена высились на фоне выцветшего неба, как огромные доисторические животные. Выбравшись на дорогу, Вера

– Ну что, ребята, довольны? – Много довольны, ваша милость, благодарствуем! – послышались бодрые голоса арестантов. – А коль довольны, так по уговору! – Знамо дело, ваше благородие! Оченно вам благодарны. И за то отдельное спасибо

сразу же понравившимся Софье голосом поздоровался гость, весьма умело прикладываясь

Лодку с края пирса уже спускали; в ней, шатаясь, стоял

ты мне надоел, Илья… Неужто таборные все такие? И за какой грех мне тебя бог послал? Может быть… было прохожих, вечернее солнце отражалось в лужах вдоль тротуаров, разбивалось о кресты церкви, садилось все ниже и ниже.

-Пустяки?! - взорвался князь. - Он обращается с вами, как с дворовой девкой! Отчего вы не сумели внушить этому паршивцу уважения к себе?!

-Оттого, что очень трудно переломить в ребёнке то, что воспитано родителями!