Kitobning davomiyligi 8 s. 22 daqiqa
1920 yil
Мы
Kitob haqida
«Мы» – это мир XXXII века, где имена заменены на буквы и цифры, люди едят продукты переработки нефти, государство контролирует всё, включая интимную жизнь граждан, а наличие у человека души – повод для визита к психотерапевту. Фантастика, скажете вы, – можно придумать все что угодно. Да, но за это «что угодно», написанное Евгением Замятиным в 1920 году, автору устроили травлю, а роман в СССР был опубликован лишь 68 лет спустя.
Фантастика оказалась колющей глаза, что, как мы знаем, обычно делает правда. Это было в двадцатом столетии, а сегодня до представленного Замятиным тридцать второго века осталось на сто лет меньше. Загляните в него сейчас!
Чеботарев неотразим в озвучке! Увлекательная остросоциальная книга, которую я прослушал за один раз и не смог не похвалить ее. Продуман каждый персонаж и каждый сюжетный ход, автор внедрил в свой текст все лучшее из жанра научной фантастики!!
Очень странное ощущение осталось после книги. Она очень необычная. Непривычный, очень своеобразный язык, хотя и не лишенный какого-то очарования. Странное повествование. Вот правда! Единое Государство, где правят числа, функции, формулы. Где люди не имеют имен, а только номера и буквенные обозначения. Где все находится под тотальным контролем: все действия, поступки, шаги. Вроде бы интересно, но вот слишком уж фантастично (хм, не лучшее определение для фантастического романа!). Попробую уточнить: жизни нет в этом романе! Статичное, искусственное, неестественное Государство. Мрачное, депрессивное, но не настоящее. Не получается полностью проникнуть в книгу, жить в ней; не хочется сочувствовать и переживать за героев. Так, прочитала и ладно! Книга - отдельно, мои мысли и чувства - отдельно.
Книгу я слушала. Много слышала про то, что это первая антиутопия. Тут, кстати, вспомнилась шутка, вполне себе литературная: «Му-му это утопия, а дед Мазай - антиутопия». Так вот, Оруэла я читала, Хаксли ещё нет. Но захотелось познать с чего все началось.
Строгий, математически выверенный, параллельно-перпендикулярный, симметричный скучный серый мир. Ты заранее знаешь зачем родился и что будешь делать всю оставшуюся жизнь. Жизнь по расписанию, любовь по расписанию, смерть, возможно, тоже… Главный герой наслаждается всей это математической красотой и записывает свои мысли в дневнике. И тут встречает женщину, которая во все его формулы не вписывается. Чем всколыхнула абсолютно зеркально-гладкую поверхность его чувств. И запустила цунами. Мужчина, нумер Д503, имена у них такие, вернее просто номера, ничего личного не положено человеку, влюбляется в живую, эмоциональную И330. И вот он уже не так привязан к цифрам и формулам, готов отойти от стандартов, поверить ей и защищать ее от Благодетеля - самого главного в этом обществе без личностей. Понятно, что в таком обществе ничем хорошим эти отношения закончиться не могли. Ну и сам роман заканчивается как полагается антиутопии безысходностью. Светом может служить только то, что невозможно построить людей и сделать из них роботов. Чувства и эмоции это главное, что делает нас людьми. Разум и умение говорить тоже, и поэтому сколько бы людей не муштровали, будут появляться бунтари против системы. Свобода человеку так же важна как и еда.
В целом роман понравился, правда тоска от концовки расстраивает. Замятин написал его в 1921 году. Все-таки, люди искусства способны улавливать, чувствовать, предсказывать и доносить до нас будущее. Ещё бы и мы научились это понимать.
Тот самый случай когда антиутопия не напугала. У меня от книги всего одна мысль: встретились две крайности. Одна крайность хотела что бы все было четко, ровно, по схеме. Продумано и прописано. Вторая крайность - хотела свободы, воли в решениях и неопределенности. Проблема была в том, что две эти крайности встретились на одной территории и почему-то так крайность что хотела свободы, не ушла на волю за Зеленую стену. Хотя могла. И было бы все прекрасно. но почему красность свободы решила, что надо еще и раздолбать крайность порядка. Вот если бы не попытка все разрушить, а просто спокойный уход на вольные хлеба - все было бы отлично. А так... Ну вот чего они добились? А ничего. Выиграла О которая ушла за стену с ребенком. И стала там жить пусть и сложно но вольно. А в городе.. столкнулись две волны и одна другую погасила....
Ни одна другая книга не держала меня так в тонусе, я слушал и наслаждался этой книгой, а концовка была настолько непредсказуемой что я вплоть до последней страницы не знал какова она
(дети в ту эпоху были тоже частной собственностью).
Нет, я не понимаю. Но я молча киваю головой. Я – растворился, я – бесконечно-малое, я – точка…
И я был рад остаться хоть ненадолго вдвоем с милой О. Об руку с ней мы прошли четыре линии проспектов. На углу ей было направо, мне – налево. – Я бы так хотела сегодня прийти к вам, опустить шторы. Именно сегодня, сейчас… – робко подняла на меня О круглые, сине-хрустальные глаза. Смешная. Ну что я мог ей сказать? Она была у меня только вчера и не хуже меня знает, что наш ближайший сексуальный день послезавтра. Это просто все то же самое ее «опережение мысли» – как бывает (иногда вредное) опережение подачи искры в двигателе. При расставании я два… нет, буду точен, три раза поцеловал чудесные, синие, не испорченные ни одним облачком, глаза.
Я – наверху, у себя в комнате. В широко раскрытой чашечке кресла I. Я на полу, обнял ее ноги, моя голова у ней на коленях, мы молчим. Тишина, пульс… и так: я – кристалл, и я растворяюсь в ней, в I. Я совершенно ясно чувствую, как тают, тают ограничивающие меня в пространстве шлифованные грани – я исчезаю, растворяюсь в ее коленях, в ней, я становлюсь все меньше – и одновременно все шире, все больше, все необъятней. Потому что она – это не она, а Вселенная.
Копья ресниц отодвигаются, пропускают меня внутрь – и… Как рассказать то, что со мною делает этот древний, нелепый, чудесный обряд, когда ее губы касаются моих? Какой формулой выразить этот, все, кроме нее, в душе выметающий вихрь? Да, да, в душе – смейтесь, если хотите.
Izohlar, 32 izohlar32