Kitobning davomiyligi 15 daqiqa
1901 yil
Кусака
Kitob haqida
«Она никому не принадлежала; у нее не было собственного имени, и никто не мог бы сказать, где находилась она во всю долгую морозную зиму и чем кормилась. От теплых изб ее отгоняли дворовые собаки, такие же голодные, как и она, но гордые и сильные своею принадлежностью к дому; когда, гонимая голодом или инстинктивною потребностью в общении, она показывалась на улице, – ребята бросали в нее камнями и палками, взрослые весело улюлюкали и страшно, пронзительно свистали. Не помня себя от страху, переметываясь со стороны на сторону, натыкаясь на загорожи и людей, она мчалась на край поселка и пряталась в глубине большого сада, в одном ей известном месте. Там она зализывала ушибы и раны и в одиночестве копила страх и злобу…»
Очень грустный, чувственный рассказ, известный многим. Десткий и наивный. Однако, способный оставить след в душе и у взрослого человека. Рассказ про бездомную собаку, которая видела в жизни много зла: голод, физическую и душевную боль, холод, безразличие. И под конец сильнейшее предательство. Рассказ Леонида Андреева буквально заставляет почувствовать внутреннюю боль собаки и вместе с этим ярый негатив в сторону безответственных и бессердечных людей.
Жила-была бездомная собака, и ничего у нее не было. Ни хозяев, ни теплого угла, ни даже имени. Людям она не доверяла, и правильно делала, и каждый день ее собачьей жизни был уныл и безрадостен. От такой собачьей жизни, она, как можно предположить, и стала кусачей, что популярности ей тоже не добавило.
Но вот однажды приходит тепло, и приезжают дачники на отдых. Теперь у собаки есть компания, но от людей она отвыкла и на позитив не настроена. Однако семья Лели, чье платье порвала собака, люди не злые и в чем-то даже милосердные. Вместо того, чтобы собаку застрелить (да, такие идеи высказывались, кому же хочется, чтобы их детей покусала какая-то бешеная зверюга), они дают ей имя и подкармливают. Так проходит лето. Кусака уже не бездомная, у нее есть свои люди. Они обращаются с ней ласково, кормят ее, и Кусака оттаивает, понимая, что и другая жизнь возможна. Но лето проходит, и семья уезжает в город. Кусаке там, конечно, места нет.
Грустный рассказ, и история эта не нова и печальна. В детстве я уже наблюдала такую картину у соседских детей, а когда съездила в Египет, то была просто в ужасе, сколько там брошенных домашних животных, к которым относятся как к надоевшим игрушкам. Так что от рассказа только грусть-печаль...
Нельзя такое читать во взрослом возрасте. Если в детстве такие книги чему-то могут научить или помочь даже, например, развить эмпатию,то у взрослого такие произведения вызывают бурю эмоций, несовместимую с нормальной жизнью. Этот рассказ я бы поставила где-то около “Девочки со спичками”. А знаете почему я сравниваю смерть ребенка и всего лишь обманутое животное? Да потому что я не понимаю этой особенности своей организации души. Мне животных в тысячу раз жальче, чем людей. Читаешь расчленку или насилие в любом его проявлении по отношению к роду человеческому? Все нормально, но стоит пнуть кошку или собаку, так слезы капают на стол. Парадокс какой-то.
Рассказ очень сильно печалит, если сравнить его с оттенком, то он цвета осенней пасмурной погоды. История о способности животных прощать, умении заново начать отсчет своей жизни, безграничную веру в лучшее. И про человеческую.. Даже не знаю как сказать, это же была не жестокость, не равнодушие, это была обычная реальная жизнь. Я уверена, что 99% родителей поступили бы точно также, не моргнув глазом, но как же слезовыдавительно это лежит на бумаге. Стоит отметить прекрасный и богатый язык, который журчит, словно ручеек, переливаясь бусинками слов со строчки на строчку. Насладиться родным языком можно только с настоящими русскими писателями.
Вспомнилось, и думаю, что совсем не случайно, сразу, с первых предложений, из стихотворения/песни Высоцкого: "И об стакан бутылкою звеня,
Которую извлек из книжной полки,
Он выпалил: "Да это ж про меня!
Про нас про всех, какие к черту волки?!"…
"Кусака" – это, конечно, рассказ о собаке, о том, что каждому живому существу нужна доброта. Но это только первый, лежащий на поверхности, очевидный слой смыслов. А если глубже, то о том, что каждый человек нуждается в любви, что он становится лучше, когда с ним обходятся по-доброму, и что он готов защищаться и даже нападать, защищаясь, когда не ждет от этого мира ничего хорошего. И о том, что очень легко предать и крайне тяжело быть преданным, брошенным.
... ребята бросали в нее камнями и палками, взрослые весело улюлюкали и страшно, пронзительно свистали. Не помня себя от страху, переметываясь со стороны на сторону, натыкаясь на загорожи и людей, она мчалась на край поселка и пряталась в глубине большого сада, в одном ей известном месте. Там она зализывала ушибы и раны и в одиночестве копила страх и злобу.
Она никому не принадлежала; у нее не было собственного имени, и никто не мог бы сказать, где находилась она во всю долгую морозную зиму и чем кормилась. От теплых изб ее отгоняли дворовые собаки, такие же голодные, как и она, но гордые и сильные своею принадлежностью к дому; когда, гонимая голодом или инстинктивною потребностью в общении, она показывалась на улице, – ребята бросали в нее камнями и палками, взрослые весело улюлюкали и страшно, пронзительно свистали. Не помня себя от страху, переметываясь со стороны на сторону, натыкаясь на загорожи и людей, она мчалась на край поселка и пряталась в глубине большого сада, в одном ей известном месте. Там она зализывала ушибы и раны и в одиночестве копила страх и злобу.
Собака выла – ровно, настойчиво и безнадежно спокойно
Кусака долго металась по следам уехавших людей, добежала до станции и – промокшая, грязная – вернулась на дачу. Там она проделала еще одну новую штуку, которой никто, однако, не видал: первый раз взошла на террасу и, приподнявшись на задние лапы, заглянула в стеклянную дверь и даже поскребла когтями. Но в комнатах было пусто, и никто не ответил Кусаке.
могла ответить. Она не умела ласкаться. Другие собаки умеют становиться на задние лапки, тереться у ног и даже улыбаться, и тем выражают свои чувства, но она не умела. Единственное, что могла Кусака, это упасть на спину, закрыть глаза и слегка завизжать. Но этого было мало, это не могло выразить ее восторга, благодарности и любви, – и с внезапным наитием Кусака начала делать то, что, быть может, когда-нибудь она видела у других собак, но уже давно забыла. Она нелепо кувыркалась, неуклюже прыгала и вертелась вокруг самой себя, и ее тело, бывшее всегда таким гибким и ловким, становилось неповоротливым, смешным
Izohlar, 4 izohlar4