Kitob davomiyligi 27 daqiqa
1899 yil
Большой шлем
Kitob haqida
В прозе Леонида Андреева причудливо переплелись трепетная эмоциональность, дотошный интерес к повседневности русской жизни и подчас иррациональный страх перед кошмарами «железного века». Любовь и смерть, жестокосердие и духовная стойкость человека – вот главные темы его повестей и рассказов, ставших одним из высших достижений русской литературы начала XX столетия.
Когда читаешь «Большой шлем» Леонида Андреева, поначалу кажется, что это история о трагически упущенном триумфе: человек почти сорвал джекпот — и умер, так и не узнав, что ему выпал заветный шлем. Но может, именно в этом и есть его выигрыш.
Он жил с мечтой, с огнём внутри. Каждый вечер — как поход за граалем, каждая партия — шанс, что именно сегодня выпадет та самая комбинация. И этот азарт грел его лучше любых побед.
Если бы он узнал, что всё сбылось, не остался бы только пепел? Как после финального босса в игре, когда сейв уже не нужен, а впереди таблица очков, пустота и Exit game.
Он ушёл на пике. Так и не узнав, что, возможно, уже победил.
…а его партнёры по игре в большой растерянности: даже не знают, где он жил. А ведь только что играли с ним за одним столом, шутили, делали ставки... И вдруг — смерть.
Но главное даже не в этом. Через минуту после трагедии дед, едва осушив стакан сочувствия, выдает: «А кто вместо него играть будет?» И вот уже разговор пошёл не о памяти, не о человеке — а о замене. Как в офисе, где освободилось рабочее место. А тётка, не теряя хватки, добавляет: «А вы где живёте, милейший?» — мол, оставь адресок на случай чего, чтобы потом не метаться, как с этим бедолагой.
Вот вам и вся суть: человек ушёл, даже не зная, что выиграл. А жизнь вокруг — не остановилась, не заплакала... она просто подбирает нового игрока. И продолжает. А за столом уже раздаётся новая партия. Карты тасуются, ставки сделаны, и кто-то снова мечтает о «Большом шлеме», даже не зная, что на кону — вовсе не выигрыш, а сама жизнь, размешанная ложечкой равнодушия.
А вы, Яков Иванович, все на той же квартире?
Евпраксия Васильевна задумчиво смотрела на Якова Ивановича и не отвечала. Ему показалось, что в ее глазах видна та же мысль, что пришла и ему в голову. Он еще раз высморкался, спрятал платок в карман наваченного сюртука и сказал, вопросительно поднимая брови над покрасневшими глазами:
– А где же мы возьмем теперь четвертого?
– Но ведь никогда он не узнает, что в прикупе был туз и что на руках у него был верный большой шлем. Никогда!
Никогда не узнает! Если Яков Иванович станет кричать об этом над самым его ухом, будет плакать и показывать карты, Николай Дмитриевич не услышит и никогда не узнает, потому что нет на свете никакого Николая Дмитриевича. Еще одно бы только движение, одна секунда чего-то, что есть жизнь, – и Николай Дмитриевич увидел бы туза и узнал, что у него есть большой шлем, а теперь все кончилось и он не знает и никогда не узнает.
- Ни-ко-гда, - медленно, по слогам, произнёс Яков Иванович, чтобы убедиться, что такое слово существует и имеет смысл.
Sharhlar, 1 sharh1