Kitobning davomiyligi 50 daqiqa
Самородок
Kitob haqida
«…Знаете ли вы, что происходит, когда останавливается паровая машина, водяное колесо перестает вертеться и тысячи колес, валов и шестерен безмолвствуют? Недавний трудовой гул громадной производительной силы сменяется мертвой тишиной, похолодевшие горны печей смотрят раскрытой черной пастью, бесконечные приводы бессильно висят на своих местах, как тяжелая паутина какого-то спрятавшегося гиганта-паука, и вас охватывает ужас смерти именно здесь, под этими высокими закоптелыми сводами, где даже камни вздрагивали от грузной работы машин, а веселое пламя вырывалось из горнов снопами ослепительных искр, и темными клубами день и ночь валил черный дым из заводских высоких труб…»
Можно ли услышать душу русского человека, жившего 130 лет назад? Реально ли поймать ее волну, испытать ее боль? И каково это увидеть, что за устаревшим языком, более скромным бытом и невероятно тяжелым трудом кроется суть всего, что прямо сейчас происходит с нами – равнодушие к Земле в погоне за прибылью, бесхозяйственность, паразитизм, эксплуатация и недальновидность.
Конечно, возможно, если все это успел запечатлеть мастер слова, а тем более, если ты сам воочию видел место событий – Великий Урал. Там я поражалась следам прошлого величия и богатства деревень, домов и промышленных сооружений, никак не вписывающимся в сегодняшнее запустение и разруху. Читая рассказ «Самородок» (Д. Мамин-Сибиряк) я узнала, как такое произошло, и всем сердцем прочувствовала трагедию региона. А потом мысленным путешествием примерила ее на другие регионы, в том числе на свою собственную малую родину, расположенную в центральной России, славящуюся в прошлом могучими фабриками, грозными мрачными монументами теперь стоящими на каждом шагу; колхозами, стертыми с лица земли уже приличным, с мой рост лесным молодняком, в одном из которых прошло мое детство, и разревелась не своими слезами, не своей памятью, не своей болью. Слезами русских рабочих и крестьян, собравших скудные пожитки в телегу и устремивших тревожный взгляд в горизонт. Невыплаканными слезами всех тех, кто говорил через автора, плакал через читателя, ведь ему…тогда…плакать было некогда, сердце было сжато в кулак, чтобы не разорвалось от отчаяния и разлуки с родной землей.
Голод и притеснения власть имущих чужаков разгоняли уникальных уральских мастеров из их домов, и разметались они по свету в поисках лучшей доли. А дома их и так же потом не раз ушедших их потомков продолжают стоять в вымерших и полувымерших уральских селениях, тоскующих по прошлым временам, по человеку, в объятиях такой же сироты – богатейшей природой. Вы можете съездить и посмотреть на них в любой момент. Все так же как и тогда шумит плотина, «от плотины живой гладью уходит к самому лесу громадный пруд», а от заводов их и фабрик камня на камне не осталось.
Только памятник…памятник отмене крепостного права стоит на холме. После прочтения рассказа я иначе поняла и его значение. Его ставили на свои скудные средства бывшие крепостные, выражая тем самым свою радость и надежду. Но каково должно было быть их недоумение и ярость, когда ещё долгие годы фактически их жизнь не становилась лучше, а вскоре и вовсе пришлось уходить с земли предков.
Izohlar, 1 izoh1