Kitobni o'qish: «Чудесатости из Подкроватии. Ужасно смешная книга для задорной гребли лапками по жизни»

Зоя Арефьева

Shrift:

* * *

От аптора

Привет. Это та книга, которую я бы хотела прочитать сама. Щаз я вас буду смешить, пугать и щекотать буквами.

Честно говоря, я хотела написать вот такое вступление:

«КАКОЙ КОШМАР!!! ЗАЧЕМ ВЫ ЭТО ОТКРЫЛИ!!! ВЫКИНЬТЕ ЭТО НЕМЕДЛЕННО!!!

Это книжка про страшилок и прочих шушерок, да непростая, а заколдованная. Теперь это все поползет, полезет из-под ваших кроватей и шкафов, потому что чтение работает как разблокировка.

В смысле – вы во все это не верите?!

(Стоит руки в боки, грозно топает нощкой и сопит.)

А зачем я тогда вам тут распинаюсь?

Ну и читайте, раз такие храбрые. И нечего мне потом письма писать:

„Арефьева, забери это все! Примагнить страшилок обратно к книжке!“

ФИГУЛЬКА!»

Но подумала, что миру нужны теплые и веселые авторы, «кингов» развелось больше, чем мухов. Да и Мироздание не отстает, каждый день то одно, то другое. Лучше пусть это будет новая теплая книжка плюс немнощка узясов, но ми-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-илых и смешных. Понарошных таких. Штоб портал в детство открылся да пошире, и вы туда ка-а-а-а-а-ак полетели, радостно хихикая. Взрослым полезно иногда провалиться в такие порталы, это заряжает энергией. Пусть у вас от этой книжки аж искры сыплются из… короче, редактор не велит писать – откуда, но вы понили. Из ушей, да.

Глава первая. Школа страшилок

Урок

Спальня. Полночь. Под кроватью открывается небольшой люк. В темноте слышится тихое хихиканье, шмыгание носом и стук маленьких копыт. Училка пересчитывает всех по рогам, потом для большей верности по хвостам. Учеников то на три меньше, то на шесть больше. Училка плюет и начинает урок:

– Так, мы с вами впервые на практическом заня…

– Мамачки-и-и-и.

– Просьба соблюдать тишину. Кто захочет упасть в обморок, привяжите к башке подушечку заранее, чтоб об паркет черепом не стучать. Кому дать подушку?

– Мне!

– И мне.

– Мама-ачки-и-и-и-и.

– Гадислав, возьми подушечку.

– Глазосверка Леопольдовна, мне не надо.

– Гадислав, я кому сказала. Иди сюда сейчас же, я тебе лично привяжу!

(Гадислав прячется за спины товарищей.)

– Мама-а-ачки-и-и.

– Так, засуньте подушку в пасть Всепожралу, чтоб он наконец замолчал. Итак, начинаем наше первое практическое занятие. Мы с вами находимся под кроватью у человека. Сейчас мы дождемся, когда он свесит конечность, и будем ее по очереди трогать. Всем понятно?

Все молчат и испуганно кивают. Всепожрал нервно жует подушечку. Так проходит 10 минут.

Училка:

– Так, что-то долго. Кто помнит, что надо сделать, чтобы человек высунул конечность из-под одеяла?

– Залезть к нему под одеяло и напукать?

– Чешипузка, очень-очень интересное решение, но опасное. Какие еще варианты?

– Потыкать когтем в матрас?

– Нашептать страшное в ухо?

– Притвориться котом?

– Побздыкать комариком?

– Ой, двоечники! Вы чем на занятии слушаете? Надо подкрутить батарею в комнате, тогда он начнет потеть под одеялом и высовываться потихоньку.

В этот момент человек резко свешивает ногу с кровати и попадает Гадиславу по башке. Гадислав падает с громким стуком. Училка одними глазами говорит короткое плохое слово, поднимает Гадислава. Под глазом у Гадислава расплывается огромный фиолетовый синяк.

– Трогайте ногу, – шепчет училка и подталкивает учеников к ноге. Все послушно трогают.

– Гадислав, трогай.

– Не буду. Она мытая, меня тошнит от мытого.

– ГАДИСЛАВ!

– Не-а.

– Зажми нос и трогай!

Тут человек с закрытыми глазами сваливается с кровати, начинает шарить руками по полу и кискискать. Все прячутся кто куда, но человек успевает в последний момент сграбастать пухленького Всепожрала, крепко прижимает к себе, засыпает и храпит.

– Мамачки-и-и-и, – шепчет Всепожрал, проглатывая остатки подушечки.

Училка в панике убегает в потайной люк с криками: «Все пропало!»

Тем временем Шерсторыг забирается на кровать и начинает изо всех сил тащить Всепожрала из-под руки человека. В итоге просто выдирает из задницы товарища куски шерсти, падает на пол и очень удачно вонзается рожками в пол. Так и торчит вверх тормашками. Вздыхает.

Следующим вылезает Гадислав с фингалом, полный решимости спасти товарищей, но отвлекается на огрызок яблока под тумбочкой и, полностью очарованный куском засохшего фрукта, начинает его громко облизывать.

Следующей появляется Чешипузка, видит добычу Гадислава и устраивает драку, как настоящая девочка. У Гадислава появляется синяк под другим глазом. Без синяка остается только последний, третий глаз.

Училка минут пять грызет когти за дверцей люка, потом вспоминает, что она почетный педагог, берет себя в руки и возвращается.

Вытаскивает Шерсторыга из пола, разнимает дерущихся и в назидание им съедает огрызок. Забирается на кровать, хватает Всепожрала за ногу, свешивает свой длинный хвост и громко шепчет:

– Тяните!

Ученики тянут, Всепожрал выпуливается из-под руки человека, все радостно обнимают его и бесшумно кричат: «Ура!»

И тут человек переворачивается на другой бок и подсовывает под голову вместо подушки училку. Ученики дружно седеют. У училки давно порвались все нервы в организме, поэтому она шепчет: «Все под контролем!» – и пробует самостоятельно выползти. Но голова у человека очень тяжелая.

Ученики начинают спорить, что делать дальше:

– Надо отрубить ему башку!

– Нет, давайте я укушу его за палец и все убежим!

– Нет, давайте позовем на помощь!

– Давайте бросим училку и прогуляем урок!

– Только попробуйте меня тут бросить, я вам всем двойки в четверти влеплю!

– Я знаю, что делать! – Гадислав решительно сует под нос человеку кончик своего хвоста, человек чихает, училку взрывной волной сносит под кровать. Следом за ней спрыгивают ученики.

От шока, нервов и удара об пол училка лежит без сознания. Ученики сбрасывают ее в люк, сами возвращаются, качаются на шторах, жрут пыль, грызут ножки кровати, гоняют кота.

До конца урока остается десять минут.

Физ-ра

Следующим уроком была физ-ра. Маленькие страшилки быстро переоделись в короткие черные шортики, белые маечки и стали жевать чешки. Даже Гадислав переоделся, правда, в знак протеста надел шортики на башку. Он вообще был бунтарь.

В спортзале всегда был аншлаг и тишина, но не потому, что ученики перлись от предмета. Дело в том, что вел физ-ру великан Тимофей Леонардыч, бывший спецназовец и ваще очень суровый уважаемый страшил.

На завтрак он всегда кушал кашу из металлической мисочки, а потом весь день ходил и жевал эту мисочку. Вот как ты жвачку жуешь, так и он челюстями двигал. Немножко поскрипывал. Ученики делали ставки – получится у него выдуть из мисочки пузырь или не получится.

Леонардыч хмуро обвел взглядом класс. Два ученика при этом упали в обморок, трое обкакались, вокруг Гадислава появилось маленькое желтое озеро. Гадислав мысленно поаплодировал сам себе, гениально же было нацепить шорты на рога, теперь они сухие.

– Перекличка, – мрачно процедил сквозь клыки Леонардыч и скрипнул мисочкой.

– Ой, не нада-а-а-а, – прошептал кто-то. Кажется, это была Чешипузка.

– Арун! – начал Леонардыч.

– Здесь.

– Аллергия!

– Здесь.

– Афанасий!

– Здесь.

– Абкакадил!

– …

Ученики тут же начали толкать в бока кого-то крохотного и тощего. Но он мужественно молчал.

– Абкакадил!

– ???

– АБ.КАКА.ДИЛ!

– Тимофей Леонардыч, я на «о». Я вам уже говорил, что я на «о-о-о-о-о-о-о», – заныл малютка Обкакадил, привычно помахивая над штанишками маленьким вентилятором и пшикая вокруг огромным дезодорантом. Он этот дезодорант носил на спине, как аквалангисты баллон с кислородом.

– Тиха!!! Не беси его!! – зашикали на него одноклассники. – А то опять будем без перерывов через козла прыгать!

– Ме-е-е, – покачал башкой козел, лизавший батарею в другом конце зала. Ему тоже не нравилась идея, что через него опять весь урок будут скакать. Это был очень-преочень смышленый животный. Старенький такой, лохматый. Числился в записях завхоза как «тренажер для поскакушек».

– Я здесь, Тимофей Леонардыч, – покорно сказал Обкакадил.

– То-то же, – проскрипела мисочка из пасти физрука.

Отметив всех в журнале, Тимофей Леонардыч объявил тему сегодняшнего урока.

– Сегодня у нас будет растяжка. Всем известно, что страшилкам важно быть гибкими и растянутыми. От этого зависит ваша страшильная карьера. Мало уметь пугать, нужно уметь пролазить под дверь, бегать в мостике по лестницам, сворачивать башку на 360 градусов и даже садиться на шпагат. Поэтому сейчас разбиваемся по парам и будем тянуться.

– Тимофей Леонардыч, но нас 13. Кому-то пары не хватит, – запищали ученики. И очень зря они это сделали, лучше бы молчали.

– А кому пары не хватит, того буду тянуть я лично, – тут физрук громко хрустнул костяшками пальцев. И еще громче хрустнул мисочкой.

В следующую секунду все стали хвататься за руки и вцепляться друг в друга со скоростью ветра. Конечно же, не повезло Обкакадилу. Он подумал, не упасть ли в обморок, но с Леонардычем такие трюки не работали. Однажды Сверкоглазка упала в обморок, чтобы не делать упражнения, но Леонардыч просто стал использовать ее вместо манекена и сам складывал ей ручки и ножки в разные гимнастические загогулины. А потом Сверкоглазкой даже немножко поиграли в футбол. Поэтому Обкакадил вздохнул, мысленно попрощался с любимой-дарагой мамочкой и побрел к физруку.

– Для начала разогреем суставы. Вращаем башкой. Когда вращаете башкой, орите: «У-У-У-У-У-У-У-У-У!»

– У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У! – старательно завопил класс.

– Молодцы. Теперь как можно больше выпучиваем глаза и вращаем ими. Вправо-влево, вправо-влево. Вонючкин, еще раз засунешь свой вставной глаз в ноздрю Гадиславу, я вас обоих заставлю этот глаз проглотить по очереди. Причем ты будешь глотать вторым. Теперь вращаем правым глазом влево, а левым вправо. У кого больше трех глаз, все глаза с левой стороны считаем за левый, те, что справа, – за правый.

– Тимофей Леонардыч, давайте другое упражнение! – заныла Глазастик.

Она просто циклопом была и отличницей к тому же.

– Теперь крутим ножками, ручками, щупальцами, хвостиками и прочими выпирающими частями тела. Нам нужно как следует разогреться перед растяжкой, а то медкабинет сегодня закрыт. Клизма Градусниковна опять замуж выходит, отгул взяла.

Потом физрук особенно противно скрипнул мисочкой и сказал:

– А теперь шпагатики. Показываю один раз, – тут физрук подтянул к себе поближе бедняжку Обкакадила. – Очень прочно встаем на одну конечность того, кого мы тянем. А другую конечность резко закидываем себе на плечо. Вот так.

Но как только тощая ножка Обкакадила поехала вверх, ученик от страха выдал такую мощную зелено-бурую струю вони, что физрук только и успел простонать:

– Кхе-кхе! Окно-о-о-о-о-о! Откройте окно! – и рухнул без сознания на пол. Но скрипеть мисочкой не перестал.

– Простите, Тимофей Леонардыч, – сказал Обкакадил и попытался исправить ситуацию. Врубил свой огромный дезодорант на самую большую подачу и от души пшикнул учителю в морду.

– Ну ты и нафунял! – заржали ученики. И тут же заорали: «Не надо!!!»

Потому что добрый Обкакадил стал извиняться и направил свой баллон и в их сторону.

По спортивному залу, окутанному зелено-бурым облаком, медленно пополз дезодорантовый смерч.

В эту минуту у обладавшей высокой интуицией работницы медкабинета Клизмы Градусниковны почему-то защемило в груди.

– То ли лифчик давит, то ли в школе что-то случилось, – подумала она.

Но жених тут же от души и с большой любовью врезал ей по физиономии сначала тортом, а потом и букетом. Ну такие у них свадебные традиции, что вы на меня-то смотрите. Не я это все придумываю.

Короче, на этом урок гибкости был закончен. И очень хорошо, да? Правда, весь класс заставили писать объяснительную, где они шатались целый час и почему пропустили урок пения. То есть воя.

А они совсем даже не шатались, а лежали очень смирно вместе с физруком. И малютка Обкакадил тоже прилег рядышком. Он просто очень умный был и умел заметать следы. Так они и лежали, пока козел не открыл окно и не проветрил помещение.

Уроки а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!! Простите, музыки

Музыку у ночных страшил вела уважаемая профессор Сдохлиус. Такая тоненькая-претоненькая старушка, больше похожая на веточку. И были у этой «веточки» тонкие-претонкие длинные-предлинные ручки, а пальчики доставали почти до самого пола. Так что Сдохлиус могла завязать себе шнурки, не наклоняясь ваще. То ли ножки у нее были короткие, то ли просто какая-то организменная мамапамагите!!! ой, то есть аномалия. Но щелбаны энтими пальчиками Сдохлиус раздавала с космической скоростью.

В некоторые моменты, когда она становилась боком к доске, ее совершенно переставало быть видно. Поэтому ученики ориентировались в основном на щелбаны и на голос. А голос у Сдохлиус был неожиданно густой и низкий, как будто вообще от другого учителя. Такой голос, как будто кто-то огромный говорил в бездонный колодец. Даже эхо иногда случалось. Правда, завистники говорили, что это Сдохлиус носит за шиворотом парочку специально обученных ворон.

Кстати, ходили легенды, что она свой голос у кого-то сперла из оперных. Что было очень похоже на правду. Тем более Сдохлиус очень даже могла так поступить.

А знаете ли вы, как спереть голос? В черной-пречерной книге «Как печь пироги, колдовать и прочая дребедень» написано, что это долгий и весьма мучительный процесс. Нужно взять объект, голосом которого вы хотите обладать, обмотать его фольгой, потом положить ему на макушку жирного червяка и попрыгать вокруг него на одной ножке.

Записали? Теперь сотрите и забудьте.

Вы что, правда думаете, я сейчас вам весь рецепт просто так бесплатно выложу в общее пользование? Ага, щаз. Тем более я его сама не знаю.

(Говорит очень красивым бархатистым сопрано.)

Какова история профессора Сдохлиус? Давайте посмотрим, что можно найти в старых магических газетах. В тех, что еще шуршали и не вцеплялись в ваши рукава с криками: «Подпишись! Купи! Смотри рекламу!»

Всю жизнь Сдохлиус мечтала стать самым лучшим музыкантом в мире ночных кошмаров. Тренировалась как бешеная. Не спала ночами, днями, ваще, короче, не спала почти. Не один рояль в клочья расхреначила своими пальчиками.

И, собственно, достигла своей цели. Да не просто достигла, а совсем ее перелетела нафиг. Сила ее искусства не знала границ.

Как только она садилась за черный-пречерный рояль и просто открывала крышку, как в зрительном зале начинали валиться в обморок всякие нервные дамочки из смертных. К концу концерта большую часть зала увозили на скорой.

На бис Сдохлиус, понятное дело, не вызывали, но на сама выбегала из-за кулис и башкой прям долбила по клавишам. Ну любила она свою профессию, виновата она, что ли.

Ночные страшилки сначала восхищались талантом Сдохлиус, потом эта магия начала распространяться и на них. После того как чуть не окочурился сам Аид (что, сами понимаете, как-то не слишком-то возможно и СКАНДАЛ!!!, но тем не менее), Сдохлиус стали вежливо просить играть потише.

А лучше – вообще не играть.

На что она аккуратно складывала из своих тонких длинных пальчиков смешную огромную фигушку и говорила:

– Ага. Щаз. Я этого эффекта добивалась не одну сотню лет.

Ну тогда пришлось ее заковать в цепи и подержать вниз головой над бездонным колодцем Жизни и Смерти, чтоб она, значит, хорошенько подумала над своим поведением. И так Сдохлиус провисела триста лет.

– Будешь потише играть? – спрашивали ее раз в тридцать лет.

– Да фигу вам! – отвечала непокорная Сдохлиус.

– Ладно. Виси дальше.

– Спасибо. Мне ваще тут нравится даже!

И она висела. Висела, висела, висе-е-ела-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а. Высохла нафиг вся. Все органы у нее в башку сместились от такого долгого висения. Она даже потом этой свой высохшей башкой умудрялась всякие мелодии наигрывать, как на маракасе. А что вы хотите, талант – его не зарыть, он всегда вылезет, прям как грязный носок из-под дивана на утро после генеральной уборки. У вас не вылезает? Я вам дам адресок, покупайте носочки только там. Правда, их стирать не очень удобно, они стиральную машинку сами останавливают и выползают обратно. Но милые до жути. И кактус у вас сожрут. Точно сожрут.

Короче, висела Сдохлиус триста лет и язык всем, кто мимо проходил, показывала. У – упорство.

Через триста лет и один день скучно ей, видимо, стало или что-то она себе придумала коварное. Попросила снять ее.

– Уговорили. Буду играть потише. Башкой не буду больше по клавишам стучать.

И устроилась в школу потом. Причем к ней на музыку всегда полный класс набивался. Перлись от нее очень. Дети не дураки, знают, с кого пример надо брать.

Уроки Сдохлиус вела очень оригинально. То час всех орать в голос заставит, то час молчать и слушать, как древний серебряный таракан за шкафом ест обои. Таракан, конечно, пробовал заявления писать директору школы:

«Прошу уволить нафиг профессоршу эту вашу! Она мне спокойно жевать обои за шкафом не дает. Заставляет учеников подслушивать, как я жую. Недавно сказала, что я чавкаю. А я не чавкаю! Я интеллигент в двухсотом поколении. Мой прапрапрапрадед крошки ел за самим ректором Заколупанским-Большемозговым, тем самым, у кого зеленый шестой мизинчик рос из локтя!»

Директор эти заявления читал, ржал тихонько, извинялся перед насекомым, но сделать ничего со Сдохлиус, естественно, не мог. Да никто не мог ничиво с ней сделать. Чуть что – она многозначительно смотрела в сторону рояля или начинала с оглушительным хрустом разминать свои длинные-предлинные пальчики. И тот, кто катил на нее бочку, сразу бледнел и вспоминал, что очень хочет жить у него есть срочные дела, как можно дальше от профессора Сдохлиус.

Так что шкап вместе с древним серебряным тараканом просто перетащили в другой кабинет.

Уроки музыки в школе страшилок проходили так.

Сдохлиус выпросила себе огромный кабинет с самыми скрипучими полами и гоняла по этому полу учеников:

– Запоминайте! Это ля! Слышите какой противный звук? Ля, ля, ля-я-я-я-я-я-я-я-я-я! Это до, это фа. Вы должны научиться в любой квартире, в любом помещении пройтись по полу так, чтобы у людей волосы на башке вставали дыбом и медленно становились седыми.

– А почему медленно? – на свою беду спросил кто-то из учеников.

– Чтобы растянуть удовольствие, – прошептала Сдохлиус и дала ученику щелбан. – Хватит болтовни! Приступаем к разучиванию ужасных гамм.

Далее ученики переодевались в чешки и спортивную форму и начинали на большой скорости метаться по кабинету с криками: «До, ре, ми, фа, соль, ля, си!»

В общем, очень было похоже на физ-ру, все страшно потели, сопели, толкались и бегали. Причем Сдохлиус не отставала от учеников, иногда даже в азарте начинала бегать по потолку и качаться на люстре. Шустрая и энергичная была старушка, дай бог каждому. Пятерочников приходилось выносить из класса на носилках. Короче, у многих это был самый любимый предмет. У вас бы тоже, наверное.

Литература – это сила

– Да не буду я ее целовать!

– А по пьесе положено!

– А я не буду!

– А. По. Пьесе. Положено, – повторила Чешипузка, решительно взяла пухленького миниатюрного Всепожрала за шею двумя лапками и немножко потрясла, чтоб взбодрить.

Всепожрал замотался от встряски во все стороны, как желе, затряс щеками и тройными подбородками, чуть не свалился с табуретки, но целоваться все равно не хотел. Мальчишки вообще в этом смысле противные и все время капризничают.

– Глазосверка Леопольдовна, ставьте мне кол в четверти! – приготовился разреветься аж до синих соплей Всепожрал.

– Глазосверка Леопольдовна, да я сама справлюсь. Вы не слушайте. Щаз я ему подножку поставлю, и все будет, – орала опытная Шерстипузка.

– Глазосверка Леопольдовна! Глазосверка! – радостно вопил класс.

Только Гадислав втихушку залез за шкаф и жевал там тряпку, спертую у уборщицы. Всем известно, что самые вкусные тряпки получаются, если их как следует повозить по коридорам, а потом оставить тухнуть в ведре.

Но хрупкая и большеглазая Глазосверка стояла столбом возле доски, блаженно заломив лапы за голову, и не реагировала. Она ушла в мир грез. Такое с ней часто случалось. Особенно на уроке литературы.

Вообще, Глазосверка Леопольдовна не хотела быть училкой, она хотела писать романы о любви. Когда ей было примерно столько же, сколько ее ученикам, Глазосверка встала посередине гостиной и обратилась к своим родителям с пламенной речью. В этой речи были и «хочу идти за своей звездой», и «повешуся, если в педуху запихаете», и «не надо стоять на пути у моей мечты!». Глазосверка репетировала эту речь несколько дней, но отец только посмотрел на нее и спросил:

– Эммм?

Кстати, кроме «эмм», «ну» и «хммм», отец больше ничего никогда не говорил. Это был весь его лексикон. Зато пользовался он им так умело, что умудрялся руководить коллективом из ста сотрудников. И даже каждое утро диктовал кучу важных писем. Секретарь немножко разбавлял его «Ну! Хммм, эмм» разными словами, вроде: «В настоящее время мы вынуждены отказать вам в отгрузке трех тонн дохлых енотов», и получалось неплохо. Никто не жаловался. Даже премии давали.

Это «Эммм?» выбило почву из-под копыт Глазосверки, и она смогла только выдавить из себя шепотом: «Повешуся!»

На что ее мать, повернутая на уборке и прочем домохозяйстве, тут же замахала лапами: «Не надо ничего вешать! Уже висит все давно». Имея в виду постиранные шторы.

В общем, Глазосверка окончила педуху с красным дипломом. Как послушная дочь она изо всех сил старалась похоронить в своей душе мечту стать писательницей, но мечта постоянно откапывалась и буровозила. Бывают такие мечты-зомби, ага.

Особенно по весне тяжело приходилось. Жизненные соки начинали бродить по Глазосверке и рвалися наружу в виде стихов и всяких разных романтических пьесок. Которые она даже имела наглость ставить на сцене школьного театрика. Родители, конечно, знатно офигевали от подобного творчества, от всяких там «страсть кипит во мне как лава» и «купидон схватил их за волосы и стал колотить бошками друг об друга». Но аплодировали громко. Главное, чтоб детям нравилось и на шторы не сдавать десять раз в год. А детям очень нравилось. Они каждый раз дрались за главные роли. Побеждала обычно Чешипузка. Однажды даже кто-то на костылях по сцене скакал, но все равно было очень весело.

– А разве бывают такие красивые училки? – спросил Дристан и посадил Изольду к себе на волосатые коленки.

– Вы все слова какие-то странные говорите, – сделала вид, что застеснялась Изольда, а сама выпучила губы еще сильнее. И вот они слились наконец в поцелуе Любви. Таком пылком, таком сладком, что даже звезды не удержались на ночном небе, а посыпались вниз…

– Тряпка моя где? – вдруг спросил Дристан.

– Извините? – захлопала ресницами Изольда.

– Ты на меня гляделками своими не моргай. Ваш Гаденыш уже пятую тряпку у меня сжирает. Верните инвентарь сейчас же! – Лохматая уборщица бесцеремонно вторглась в грезы Глазосверки.

Училка вздохнула и с сожалением вернулась в реальность.

Класс попрятался под парты, потому что уборщицу боялись все. Честно говоря, даже директор школы боялся, но храбрился изо всех сил. Шутил, что по помытому полу можно пройти только один разик и то – последний.

Явление уборщицы в класс не сулило ничего хорошего. Скорее всего, кому-то оторвут ногу или глаз.

– Что вам угодно, сударыня? – томным голосом Изольды спросила училка.

– Пусть Гаденыш тряпку вернет.

– Кто?

– Га-де-ныш ваш. Он из этого класса, я точно знаю.

– Я Гадислав! – не выдержал такого надругательства над своим именем Гадислав и подал голос из-за шкафа. А мог бы молча остатки тряпки дожевать и жить долго-долго без гипса.

Уборщица ринулась на голос и за ухо вытащила трехглазого безобразника наружу. Ни в одном из трех глаз не было и капли раскаяния.

– Вот я тебе сейчас ухи надеру!

– Не смейте трогать Гадислава! Это непедагогично! – неожиданно рявкнула Глазосверка и вырвала ухи ученика из цепких лап сотрудницы клинингового отдела.

Это было раз.

На счет два Глазосверка подняла уборщицу над головой, понесла к дверям и кинула куда-то туда в чистый до блеска коридор.

Романтика романтикой, а красный диплом – это вам не мухи набздыкали.

– А тряпка, тряпка моя! – испуганно голосила уборщица, первый раз в жизни встретив в стенах школы сопротивление.

– Как не стыдно! Это же ребенок. У него растущий организм, он кушать все время хочет. – Глазосверка Леопольдовна захлопнула дверь и посмотрела на класс.

Класс с большим уважением таращился на нее откуда-то из-под парт.

– Никто не смеет срывать мне урок литературы! – Глазосверка Леопольдовна поправила блузку и спросила: – На чем мы остановились?

– На поцелуе, – сказал Всепожрал и поцеловал Шерстипузку в колено. Просто он только до колена ей доставал. Когда без табуретки.

– Дети, вам же нравится моя пьеса? – ласково сказал училка.

– Очень нравится! – хором сказали дети, на всякий случай пока не выползая из-под парт.

До конца урока оставалось десять минут.

Гадислав так и сидел на полу с открытой пастью. Остатки жеванины красиво свисали сбоку. Всем своим организмом Гадислав понял, что любит литературу даже больше, чем тряпки. Потому что литература – ЭТО СИЛА.