Kitobni o'qish: «Роковой жребий Лермонтова»

Shrift:

* * *

Настоящая книга написана по просьбам москвичей – почитателей таланта Лермонтова. Автор благодарит всех, кто оказал помощь в поисках материалов о жизни и творчестве Лермонтова: сотрудников РГБ, академика Вячеслава Рафаиловича Николаева, профессора-психиатра Лакосину Надежду Дмитриевну, профессора-психиатра Бурно Марка Евгеньевича, историка Дмитрия Никаноровича Костышина, заслуженного психиатра России Пекарскую Ларису Иогановну, сотрудника музея им. Лермонтова Кузьму Волохова, сотрудницу Музея современной истории Тутанцеву Наталью Леонидовну, сотрудников газеты «МК», сотрудников «ОЗОНА», руководство Московского отделения Союза писателей РФ Бояринова Владимира Георгиевича и Гусева Владимира Ивановича, сотрудников НИИ Общественного здоровья, врача Чибисову Татьяну Анатольевну, сотрудников библиотек Юго-Восточного округа столицы.

Предисловие

«А вам звездой бессмертною
Блеснуть дано в стихах…»

Э. Спенсер (XVI век)

О великом русском поэте Михаиле Юрьевиче Лермонтове писали в свое время многие отечественные исследователи и некоторые зарубежные. Каждый из них вносил что-то новое в описание его творчества и особенностей личности далеко не простой и даже в какой-то степени противоречивой. При этом творчество критиковали редко, чаще его поведение. Некоторые считали, что оно не соответствовало его возрасту, положению в обществе и требованиям этикета, а близкие к нему люди писали в воспоминаниях, что оно было адекватно врожденным особенностям его личности, а также условиям его жизни и воспитания.

Никто из исследователей не отрицал, что по своим творческим способностям Лермонтов превосходил многих литераторов того времени. Появление крупного таланта в юношеском возрасте было не частым явлением в России. Лермонтов сумел в двадцать с лишним лет стать в один ряд с маститыми русскими поэтами. Его стихи поражали лиризмом, благозвучием и совершенством формы.

Личность Лермонтова была своеобразной и суждения о ней были разноречивыми. Каждый критик давал ему оценку в силу своей эрудиции и своих понятий о психологии человека и о творчестве. Способности Лермонтова можно сравнить с музыкальным талантом Моцарта и с даром великого английского поэта Байрона, которые, подобно Лермонтову, рано заявили о себе и рано получили мировое признание.

Гениальность пока еще остается нераскрытой страницей для ученых, поэтому каждый новый штрих, подмеченный кем-то в особенностях личности великих людей, очень важен для изучения этого уникального по своей сути явления. В данном обозрении жизни Лермонтова не ставится задача раскрыть все тайны этого могучего дара природы и показать все нюансы неординарной и своеобразной личности Лермонтова, ибо эта задача не по силам одному автору. Это только попытка наметить один из путей подхода к объяснению психологии великого поэта, которая была не только следствием врожденных черт личности, но и приобретенных в процессе воспитания и менявшихся условий жизни, повлиявших на процесс его творчества и на своеобразие его мыслей и чувств.

За время короткой жизни поэта русский народ претерпел немало бедствий: в России еще продолжали ликвидировать тяжелейшие последствия наполеоновского нашествия 1812 года, а в Петербурге – последствия разрушительного наводнения 1824 года. В следующем 1825 году «всю Россию всколыхнуло» декабрьское вооруженное восстание. Через два года началась длительная русско-турецкая война, а вслед за этим – эпидемия холеры в 1830-1831 годах, сопровождавшиеся огромными потерями. Затем были голодные годы, новые войны, пожары, грабежи, разбои и много других, пагубных для русского народа, бедствий.

Зоркий глаз Лермонтова замечал то, что проходило мимо внимания других людей. Но он не был пассивным наблюдателем окружающей жизни. Свои наблюдения он облекал в поэтическую форму, не имея при этом полного законченного литературного образования, а также достаточного времени для творчества, которое совмещал то с учебой, то с военной службой. Его поэзия не только давала повод восхищаться подвигами героев, но и задумываться над превратностями их судьбы.

Жизнь Лермонтова была примером мужества. Нужно было иметь немало выдержки, чтобы противостоять бесконечным гонениям со стороны правящего класса России. Его моральный дух поддерживала любовь к нему народа, и его популярность возрастала с каждым новым литературным произведением.

Отечественный литератор (позже – эмигрант) Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865-1941) считал Лермонтова «Поэтом сверхчеловечества». «Пушкин – это дневное светило русской поэзии, а Лермонтов ночное», – писал он в одном из своих сочинений, опубликованном в 1908 году.

Двадцать шесть лет, девять месяцев и двенадцать дней – такой срок жизни определил великому русскому поэту его убийца Николай Соломонович Мартынов. Каждый этап короткого жизненного пути поэта был шагом к будущему бессмертию.

1. Предки

«На запад, на запад помчался бы я,
Где цветут моих предков поля…»

М. Лермонтов

Далекие, неизвестные нам предки Лермонтова, исчезнувшие во мраке минувших веков, передали ему не только свое имя и фамильную гордость, но и поэтический талант. В доступной мемуарной литературе описаны только ближайшие к нашему времени предки поэта. По линии матери его предками были представители старинного и знатного рода Столыпиных. Предками по отцу, как предполагали некоторые исследователи, были выходцы из Шотландии. Одним из них был Джордж (Георг) Лермонт, родившийся в 1596 году. Служил в войске князя Пожарского, погиб под Смоленском. Литературовед, историк и библиограф Владимир Бондаренко высказывал предположение о том, что одним из предков Лермонтова по отцовской линии был шотландец Томас Лермон, а один из его потомков служил в русской армии. Он предполагал, что существует родство между предками английского поэта лорда Байрона и предками Лермонтова: «Маргарет Лермонт дала жизнь потомству лорда Байрона». Но это только предположения историков. Точных и достоверных данных о шотландских предках Лермонтова пока не найдено. Тем не менее, Лермонтов упоминает о них в своих произведениях. Видимо, с Байроном у него было какое-то родство душ, так как в их биографии было много общего: Байрон страдал от своей хромоты и Лермонтов после травмы в манеже тоже прихрамывал один год. Оба первый раз влюбились в раннем детстве – Байрон в 8 лет, Лермонтов в 10. Оба имели мятежную душу и рано ушли из жизни. Оба стали крупными поэтами своего времени. Позже, в пору своей молодости, Лермонтов написал о Байроне: «У нас одна душа, одни и те же муки».

Дед Лермонтова по линии отца Петр Лермонтов жил в Костромской губернии в царствование Елизаветы Петровны и Екатерины Второй. Имение продал и переселился в село Кропотово Ефремовского уезда Тульской губернии. После его смерти собственником села стал его сын Юрий Петрович Лермонтов (1787-1831). Не все исследователи согласны с версией о шотландском происхождении Лермонтова. Но судя по необыкновенным поэтическим дарованиям Лермонтова и Байрона можно почти с уверенностью предположить, что у них были общие предки и что от шотландцев Лермонтов унаследовал гордость, бесстрашие и независимость духа. Журналистка из Грозного Мариам Вахирова считала, что у Лермонтова чеченские корни. Эту версию поддерживал отечественный литературовед Ираклий Луарсабович Андроников. Но у Лермонтова общего с чеченцами были только храбрость, удальство, некоторые черты внешности и южный темперамент.

По воспоминаниям старожилов, записанным исследователем Петром Кирилловичем Шугаевым (1855-1917), в прессе освещены некоторые детали о жизни предков Лермонтова. Из этих воспоминаний известно, что родная бабушка Лермонтова по линии матери, Елизавета Алексеевна (1773-1845), была представительницей богатого и влиятельного дворянского рода Столыпиных. В 1794 году в возрасте 21 года она вышла замуж за 26-летнего дворянина Михаила Васильевича Арсеньева (1768-1810). По описанию мемуаристов, Елизавета Алексеевна была «высокой, дородной, с прямым станом, с лицом строгим и выразительным, отличалась крутым нравом и властностью. Речь была четкая и неторопливая». По описанию биографа Лермонтова Павла Александровича Висковатова, Елизавета Алексеевна «имела решительный характер, носивший печать повелительницы и, может быть, отчасти деспотизма».

Муж ее, Михаил Васильевич Арсеньев, родился 8 ноября 1768 года. По описанию мемуариста Петра Кирилловича Шугаева (сведения собирал у старожилов села), это был «статный красавец, крепкого и сильного сложения. Он происходил из старинной дворянской фамилии». Через несколько месяцев после женитьбы, 13 декабря 1794 года он приобрел возле небольшой речки Таралайки село Тарханы в 14 верстах от Чембар (город Белинский) Пензенской губернии. Прежним владельцем был сенатор Иван Александрович Нарышкин (1761-1841). Владение продал как бездоходное. Здесь 17 марта 1795 года родилась первая и единственная дочь Арсеньевых – Машенька. К ней с первого дня ее жизни пригласили кормилицу, няню, воспитательницу, а позже учителей и наставников. Она получила хорошее домашнее образование, в том числе и музыкальное. По характеру была мягкой, доброй, но болезненной, хрупкой и слабой. Она не только любила слушать пение и музыку, но и сама неплохо пела и играла на фортепиано. Жена одного дальнего родственника Арсеньевых, Вера Ивановна Анненкова, в воспоминаниях писала, что мать Машеньки – Елизавета Алексеевна «испытала несчастье потерять всех своих детей одного за другим». Современные биографы Лермонтова М.И. Гиллельсон и В.А.Мануйлов отмечали: «Других свидетельств о том, что у Е.А. Арсеньевой были дети, кроме Марии Михайловны, нет». Это подтверждается и датами вступления в брак Елизаветы Алексеевны и рождением первого ребенка, т. е. Машеньки.

2. Семейная драма

«Жизнь не без ухабов».
В. Гусев

Первые годы супруги Арсеньевы жили в согласии. Но через некоторое время у Елизаветы Алексеевны было обнаружено гинекологическое заболевание, создавшее препятствие для полноценной половой жизни (Шугаев П.К.). Супруг, которому было уже 40 лет, стал ухаживать за госпожой Н.М. Мансыревой, жительницей соседнего села Онучино, находившегося в 10 верстах от Тархан. Это была миниатюрная женщина, очень изящная, стройная, женственная, черноволосая и черноглазая, веселая, непосредственная и живая. Вскоре она всецело завладела сердцем немолодого воздыхателя, который «полюбил ее страстно» (Шугаев П.К.). Муж Мансыревой находился на военной службе за границей, и поэтому ничто не препятствовало их встречам. Об их связи узнали некоторые дворовые люди Арсеньевых и сама Елизавета Алексеевна. Хоть внешне в семье ничего не изменилось: супруги навещали своих родственников, приглашали их на свои домашние праздники, и, казалось, ничто не предвещало трагедии. Дочь свою Машеньку Арсеньев любил. Для ее забавы привез из Москвы карлика, шустренького и забавного, который устроил себе спальное место на подоконнике. На него приходили подивиться со всей округи.

2-го января 1810 года родители устроили для 14-летней Машеньки маскарадный праздник, на который приехали родственники Арсеньевых и соседи с детьми. Была приглашена и Мансырева. В одной из комнат стояла наряженная елка. Праздничным вечером руководил сам хозяин дома Михаил Васильевич. Дети, одетые в маскарадные костюмы, декламировали стихи, пели песни и плясали вокруг елки. Их родители были тоже в маскарадных костюмах; сидя в креслах и на диванах, они наблюдали за их играми. Елизавета Алексеева сидела на диване вместе с гостями. Принесли ящик с новогодними подарками, и дети обступили его с радостными возгласами. Каждому из них были вручены пакеты с конфетами и пряниками и елочные игрушки.

Праздник был уже в самом разгаре, а возлюбленной Михаила Васильевича – Мансыревой все еще не было. Обеспокоенный, он несколько раз выбегал на крыльцо, всматриваясь в ночную тьму. Не выдержав, послал за нею слугу с запиской, но тот вернулся без ответа. Второй посланец вернулся с тем же результатом. В третий раз Михаил Васильевич послал за нею наиболее расторопного камердинера Максима Медведева с наказом «без Мансыревой не возвращаться». Праздник уже близился к завершению, когда от Мансыревой вернулся последний посланец. Он шепнул на ухо Михаилу Васильевичу:

– Госпожа не сможет приехать на праздник, к ней вернулся муж из-за границы. В доме погашены свечи и все уже спят.

Это неожиданное известие настолько сильно поразило хозяина дома и повергло в глубокое уныние, что он, по воспоминаниям домочадцев, «переменился в лице», перестал веселить детей, сел в стороне от гостей с крайне удрученным видом. Через некоторое время он подозвал к себе жену и дочь и объявил:

– Ну, любезная Лизанька, скоро ты станешь вдовушкой, а ты, Машенька, – сироткой.

Они восприняли это как новогоднюю шутку, и праздник продолжался. А Михаил Васильевич тем временем вышел в соседнюю комнату, достал из шкафа флакон, наполненный какой-то жидкостью, и залпом выпил. Через несколько минут слуги обнаружили его лежащим на полу в бессознательном состоянии. Изо рта вытекала пенистая слюна, дыхание было хриплым и редким. Рядом с ним на полу лежала бутылка с ядовитой жидкостью. Никто не знал, с какой целью он держал это зелье в шкафу.

Елизавета Алексеевна, увидев погибающего на ее глазах мужа, вскрикнула и упала на руки домочадцев. Были вызваны домашние врачи. Но хозяину они уже ничем не смогли помочь. Михаил Васильевич Арсеньев не вынес разлуки с возлюбленной и самовольно ушел из жизни, оставив свою дочь Машеньку сиротой.

Елизавету Алексеевну вынесли в другую комнату, где врачи оказали ей медицинскую помощь. Среди гостей «начался переполох, и они в смятении поспешили покинуть дом самоубийцы» (Шугаев П.К.). Во избежание нежелательных толков в семье распространили версию, что Арсеньев умер от апоплексического удара. Елизавета Алексеевна, которая почти никогда не теряла присутствия духа, в этот раз была поражена неожиданным происшествием. На следующий день она спешно уехала с дочерью в Пензу к родственникам, приказав дворовым людям похоронить хозяина в домовой церкви без поминовения и каких-либо почестей. Через шесть недель она вернулась с Машенькой в Тарханы и поставила над его могилой памятник из серого гранита с короткой надписью: «Михаил Васильевич Арсеньев. Скончался 2-го января 1810 года, родился 8-го декабря 1768 года».

Оставшись вдовой, Елизавета Алексеевна продолжала одна воспитывать дочь. К этому времени из близких родственников у Михаила Васильевича остался младший брат – Никита Васильевич Арсеньев (1775-1847), который жил в Петербурге, а из близких родственников Елизаветы Алексеевны живы были три замужние сестры. Наиболее близкие отношения она поддерживала с двумя: Екатериной Алексеевной Хастатовой, 1775 года рождения, и с ее детьми – сыном Акимом и дочерью Марией, а также со своей младшей сестрой Натальей Алексеевной Столыпиной (1786-1851), дочь которой, Аннет Григорьевна, родилась после трагедии в семье Арсеньевых (в 1815 году). Живы были и три младших брата Елизаветы Алексеевны – Николай Алексеевич Столыпин (1781-1830), Дмитрий Алексеевич Столыпин (1785-1826) и Афанасий Алексеевич Столыпин (1788-1866).

Единственным утешением для вдовствующей владелицы усадьбой Тарханы была теперь ее 15-летняя Машенька – хрупкое и нежное существо, окруженное наставниками, воспитателями и учителями. Помимо общеобразовательных предметов, ей преподавали пение и музыку, обучали танцам. Несмотря на благоприятные домашние условия, Маша часто болела. Потеряв мужа, Елизавета Алексеевна боялась потерять и единственную дочь, которая теперь находилась под постоянным наблюдением докторов.

3. Отец и мать

«Стать отцом совсем легко,
Быть отцом, напротив, трудно».

Вильгельм Буш, немецкий поэт

В 1813 году, когда Машеньке пошел 18-й год, мать отправилась с нею в гости к родственникам в село Васильевское Елецкого уезда Тульской губернии. Здесь Маша познакомилась с соседями села Кропотово, владельцем которого был молодой 26-летний помещик Юрий Петрович Лермонтов. Они были частыми гостями у Арсеньевых. По описанию мемуариста Петра Кирилловича Шугаева, Юрий Петрович «был среднего роста, редкий красавец, и прекрасно сложен, в общем, его можно было назвать в полном смысле слова изящным мужчиной, вполне светским и современным. Он был добр, обходителен, но ужасно вспыльчив».

Юрий Петрович приглянулся молоденькой девушке и вскоре полностью завладел ее сердцем. Маша не отличалась красотой, но она привлекла внимание молодого человека своим покладистым, мягким характером, доверчивостью, к тому же, была на 8 лет моложе его и единственной наследницей своей богатой матери. В Тарханы молодые люди вернулись вместе уже женихом и невестой. В этом же году сыграли свадьбу. Это семейное торжество было многолюдным, на него прибыли богатые родственники Елизаветы Алексеевны – Столыпины, родственники покойного мужа – Арсеньевы, а также не очень богатые родственники со стороны жениха. После свадьбы молодожены отправились с визитами к родным и близким, а потом поселились в Тарханах. Елизавета Алексеевна не очень обрадовалась небогатому зятю, но смирилась, видя, что дочь обожает его.

В 1814 году молодожены провели некоторое время у родственников в Москве, и там, в доме у Красных ворот, принадлежавшего вдове генерала Федора Николаевича Толя (дом не сохранился, на его месте в советское время было возведена одна из станций метрополитена), в ночь со 2-го на 3-е октября 1814 года родился будущий поэт Михаил Юрьевич Лермонтов. Повивальная бабка, принимавшая роды, сказала родителям:

– Это ребенок особый, он будет отмечен судьбой, но своей смертью не умрет.

По каким признакам она сделала такое заключение, неизвестно. Но оно оказалось пророческим. Крестили будущего поэта в церкви у Красных ворот (ликвидирована при советской власти). Елизавета Алексеевна, ожидавшая с нетерпением прибавления в своей семье, была счастлива. Она в 42 года стала бабушкой. К новорожденному сразу же были приглашены две няни, кормилица, бонна – немка Кристина Осиповна Ремер. Через семь месяцев семья вернулась из Москвы в Тарханы, захватив с собой доктора и бонну. В Тарханах к Мишелю (так стали называть в семье сына Марии Михайловны) были приглашены новые наставники и воспитатели.

По случаю рождения внука Елизавета Алексеевна основала недалеко от Тархан село, которое по имени внука назвала Михайловским. Его заселили крестьянами из двух соседних губерний. Молодая мать Мишеля Мария Михайловна Лермонтова любила сына безоглядно и почти не расставалась с ним. Во время игры на фортепиано сажала его к себе на колени, пела ему колыбельные песни, а в теплую погоду гуляла с ним по селу. Отец малыша Юрий Петрович Лермонтов не меньше матери любил своего сына, его часто видели прогуливающимся с ним по усадебному парку. В холодное время он занимал его детскими играми в комнате. Его ласки были по-мужски скупыми, но искренними.

Семейная радость молодой матери была недолгой. Она заболела чахоткой и находилась под постоянным наблюдением домашних докторов. Несмотря на самый заботливый уход, болезнь не отступала. Мария Михайловна стала реже выходить из дома, большую часть времени лежала в постели. Интимная близость с мужем становилась все более редким явлением. Молодой, здоровый и физически крепкий муж стал искать развлечения на стороне и сблизился с молоденькой бонной своего сына Сесилией Федоровной. Однажды Мария Михайловна застала ее в объятиях Юрия Петровича и была крайне оскорблена его недостойным поведением. Елизавета Алексеевна долгое время была в неведении, но когда ей донесли об этом дворовые люди, возненавидела зятя и лишила его управления усадьбой.

В периоды улучшения здоровья Мария Михайловна старалась больше внимания уделять сыну. Биограф Лермонтова Павел Александрович Висковатов (1842-1905), на основании сведений, полученных от старожилов, писал о ней: «Тихая, бледная барыня была хрупким созданием. Ее всегда сопровождал мальчик-слуга, который носил в сумке снадобья для лечения». Однажды она совершила прогулочную поездку в соседнее село. Но на обратном пути произошла размолвка с мужем. Мария Михайловна стала упрекать его в измене, а он, не сдержав своего темперамента, ударил ее кулаком в лицо. С этого времени состояние здоровья Марии Михайловны резко ухудшилось. Она окончательно слегла в постель и 24 февраля 1817 года тихо скончалась в возрасте неполных 22 лет. Горю Елизаветы Алексеевны не было предела. Она считала, что зять своим поведением ускорил смерть ее дочери, и отношения с ним резко обострились.

После отпевания тела Марии Михайловны, ее похоронили в усадебной церкви рядом с могилой ее отца Михаила Васильевича. На ее памятнике из серого гранита была сделана надпись: «Под сим камнем лежит тело Марии Михайловны Лермонтовой, урожденной Арсеньевой. Скончалась 24 февраля 1817 года. Житие ее было – 21 год, 11 месяцев и 7 дней». Маленький трехлетний Мишель, несмотря на ранний детский возраст, помнил свою мать, часто вспоминал о ней, а позже написал в одном из писем родственникам: «На ее коленях протекли первые годы моего младенчества. Ее имя было первой моей речью, ее ласки облегчали мои болезни». Он был очень привязан к матери и ее ранний уход из жизни потряс его детскую душу и оставил глубокий след в его неокрепшей нервной системе. После ее смерти Мишель каждый раз, когда видел женщину, напоминавшую мать по внешнему виду или по голосу, заливался слезами. До конца своих дней он сохранил в памяти ее дорогие черты.

После смерти дочери Елизавета Алексеевна предложила Юрию Петровичу покинуть Тарханы. Через две недели он уехал в свое родовое имение в Тульской губернии, оставив расписку о том, что до 16-летнего возраста Мишеля не будет вмешиваться в его воспитание. Он и сам понимал, что, имея скромный доход и двух незамужних сестер на своем попечении, он не смог бы дать хорошее воспитание и образование сыну, какие могла обеспечить ему богатая и влиятельная бабушка. Кроме двух младших сестер Натальи и Александры, у Юрия Петровича была еще старшая – Евдокия Петровна (в замужестве Погожина-Отрашкевич), которая имела двух сыновей, Михаила и Николая, и жила отдельно.

Отъезд из Тархан отца стал еще одним душевным потрясением для маленького ребенка, что отразилось на формировании его характера, а в будущем – и на его творчестве.