Kitobni o'qish: «Эффект Азентраля»

********

Октябрь горел испепеленным закатом меж окон города. Тёплая палитра листвы загоралась красным. Осень – время уютное, тёплое и невероятно таинственное. Увядающая природа, в последний раз целованная ни одним прекрасным закатом, зовёт в свои далёкие тернистые пути. В это время у деревьев отмирают когда-то живые листья, дожди беспощадно омывают заблудшие улицы маленьких и больших городов. Но перед «смертью» осень одаривает природу яркими неповторимыми красками горчичного, красного, жёлтого и бордового. Она, управляя своей палитрой, придаёт цвета тому, что вскоре уйдёт на покой.

Франция осенью выглядела особенно загадочно. Маленькие уютные города соседствовали друг с другом, перебрасывая по очереди остатки красок с деревьев от одного на другое, будто передавали эстафетную палочку осеннего сумрака. Город Анже был тем самым сумраком осени с осенними яркими красками, свежим запахом сырой листвы и промозглым ветром по вечерам. И с удивительно красивыми закатами…

Область Анжу – одна из соседствующих областей к Франции. Анже, как главный исторический центр области, был городом тихим и спокойным. Небольшие по площади, улочки в нём тесно ютились меж собой, создавая лабиринты дворов и других закутков, порой не попадающихся на глаза прохожим. Люди здесь были простые и иногда казались одинокими.

По вечерам прохожие в спешке пытались пробраться по тесным улицам, вперёд домой, успевая к ужину или мчась на «очень важное невероятное совещание, которое решит их судьбу». На дворе стояла приятная осенняя теплота. Вечер окутал небольшой городок. Прохожие то и дело суетливо перебирались между друг другом, пытаясь как бы обойти, не соприкасаться лишний раз с кем-то «чужим».

Эмили была схожа с этими прохожими. Она смотрела на них из багрового от тенистых лучей заката окна и думала, что ей тоже в жизни не хватает движения. Ей всего будто бы не хватает. Холодные пальцы теребили непослушные кудрявые волосы, а во взгляде виднелись то ли слезы, то вселенская печаль. Хотя одно другому не мешает, но Эм боялась слёз и не позволяла себе плакать. Она любила смотреть на закат, наблюдая за неповоротливыми движениями солнца, что уходит за горизонт. Она любила чай каркаде, один авокадо на завтрак и много-много читать. Любила зажигать сандаловые палочки и смотреть на дым. Иногда ей казалось, что она сама – сандаловая палочка, которая вот-вот и истлеет медленным потоком невесомого дыма.

Сегодня ей исполнилось двадцать пять: звонили надоедливые родственники и поздравляли так же, как и год назад. Хорошо, что она сейчас далеко от них, хорошо, что нет ни торта, ни свечей. Эм не любила свой день рождения, не любила суету и глупые нравоучения о том, что ей куда-то вечно пора, что она уже давно опоздала. Так говорят о тех, кто безнадежен. Была ли она в действительности так безнадежна, Эмили и сама не знала. Кажется, три года, а может и больше, она и сама сбилась со счёта, из своих двадцати пяти девушка борется с тяжелой депрессией. После смерти матери она усугубилась, состояние ничтожности било по ней каждый день. Всё казалось каким-то фальшивым, в корне неправильным. Эми и сама казалась себе фальшивкой.

Но привычные три года она ходит к психотерапевту, который, казалось бы, знает её вдоль и поперек – он единственный смог найти к девушке ключ, зацепившись за который они вместе пытаются найти выход к хотя бы частичному выздоровлению. И когда Эми стала видеть хотя бы малейший просвет – последовал удар. Таблетки, которые девушка принимала весь период лечения, перестали помогать. Иссохший ком слез и обид на саму себя все стоял в горле девушки, не давая возможности вдохнуть свежего воздуха.

Эми не хватало ни свежего воздуха, ни счастья. Все то, что она делала, было программой её врача. Было алгоритмами, прописанными еще на первых встречах, но она так устала жить по чужому алгоритму. Она так устала бороться с неведомым чем-то, чему дали название «депрессия». Она так устала от запаха сандаловых палочек и от вкуса авокадо по утрам. Казалось, она устала от себя и доктора. А может, даже, она устала жить.

День рождения свой она не отмечала. Не любила его уже очень давно, а в последнее время поводов полюбить свой день было всё меньше и меньше. Девушка взяла выходной, провела его в своём обществе, изредка отвлекаясь на звонки и поздравления мало знакомых ей родственников.

Эмили сходила в кофейню на углу улицы, взяла себе пару десертов и крепкий кофе; подышала свежим осенним воздухом, и даже попыталась примерить новое красивое платье в магазине. Она стояла у зеркала в тёмно-бардовом бархатном платье с красивым кружевом на рукавах и смотрела на своё отражение. Девушка не улыбалась себе, без интереса рассматривая бледную фигуру напротив: миловидное аккуратное личико не было покрыто косметикой, хрупкие линии лица выглядели сегодня особенно уязвимо, а светлые, с зеленоватым оттенком глаза были слишком печальные; красивые светлые кудри ниже плеч были собраны сегодня в хвост; пухлые губы, налитые пунцовым оттенком, даже не пытались улыбнуться. Эмили была красивой, но очень несчастной девушкой.

Платье она так и не купила, оно не показалось ей привлекательным и особенным. После неудавшейся примерки Эмили взяла небольшой букет хризантем и поплелась на кладбище в центр города. Пушистые бутоны цветов, расположенные очень близко друг к другу, выглядели красиво и свежо, составляя вместе объёмный букет. Девушка шла в своём светлом пальто, минуя прохожих и бесконечные маленькие улочки. Резные здания, усыпанные по всему городу, привлекали взгляд Эм, и она то и дело оглядывалась на понравившиеся детали красивых построек.

До кладбища Эмили дошла быстро. Проходя по извилистой и сырой от дождя тропинке, Эм не смотрела по сторонам, устремляя взгляд куда-то вперёд, в пустоту. Она расположилась у надгробия матери, укладывая чуть прибитые прохладным воздухом цветы на серую плиту. В свой день рождения ей очень хотелось быть рядом с тем человеком, который так много для неё значил. Мама. Она ушла слишком неожиданно, но Эмили тогда словно была готова к её уходу. Она ни плакала на похоронах, ни плакала когда узнала об её смерти. Чувства девушки тогда заморозились внутри, изнемогая и издеваясь, мучительно содрогая хрупкое тело юной Эмили. Не показывать свои слёзы – не значит вовсе не переживать, но тогда-то Эм по-настоящему закрылась от мира и канула в мир своей депрессии всё сильнее. Ни родственники, ни друзья тогда не могли никак ей помочь, лишь только доктор курировал её собственное сознание.

И ведь друзья у Эмили были, но в последнее время она настолько замкнулась в себе, что и они стали постепенно отдаляться. Казалось, Эмили потеряла всех вокруг, но ей не было плохо. Она не любила суету вокруг, много голосов и непонятных ей самой мнений и действий. Всё, что нужно было Эмили – научиться жить заново, с чистого листа, испытывая привычные для многих людей эмоции.

Сейчас, сидя на кладбище, она, наконец, смогла почувствовать что-то похожее на боль об утрате, таившеюся в ней с самых первых секунд. Эмили тихо заплакала, нежно гладя маленькой рукой сырое и холодное надгробие. Губы тихо шептали, повторяя вновь и вновь нежное слово: «мама». Руки дрожали и не слушались, а в груди то и дело тихо выло беспокойство. Будучи уже совсем взрослой ей сильно не хватало тёплого материнского нежного взгляда. И хотя внутри всё трепетало, смотря на сырой камень надгробия, девушка испытывала странное чувство обмана. Разве могла быть там её мама? В этом сером, непримечательном камне, под этой холодной землёй… Посидев немного, излив хотя бы и немного свою душу, девушка решила, что пора уходить. Задерживаться на кладбище Эм не стала и вскоре отправилась домой. Она шла между улиц Анже и поглощала собой серость осени, которая вот-вот и вступит сильнее в свои права.

Вернувшись домой, мысли в её голове носились и не давали покоя. С совершенно запутанными мыслями девушка легла спать. Сон – это то, что ей удавалось очень редко, она почти не спала, но сегодня у нее получилось уснуть. Эмили не снилось снов, которые бы хотелось вспомнить под утро, она просто исполняла естественную потребность своего организма – уснуть для прилива сил и энергии. За непродолжительное, казалось, время, Эмили разучилась спать и видеть сны. Каждый раз она будто проваливалась в пустоту, обманывая своё сознание о пришедшем сновидении, которое серыми проблесками взрывались в её ночных видениях. Так или иначе, провалиться в сон не было проблемой. Проблемой было увидеть настоящие сны, такие желанные и порой действительно далёкие, словно неизведанная страна, уводящая куда-то далеко, за пределы горизонта…

Пока девушка спала, город окутывала туманность ночи. Луна освещала своим светом не угасший от суеты город, машины то и дело протискивались меж дворов. В комнате Эмили стоял запах ночной свежести. Она лежала, подгибая ноги, щекой проминая подушку. Ее бледное лицо освещал лунный свет: касался тонкой линии изящного носа, нежно проходился по подрагивающим во сне ресницам, а чуть заметная темнота под глазами стиралась под легким сиянием луны. Словно и Эми теперь луноликое создание. Ночь пройдет для нее быстро, в слепом одиночестве тихого сна.

********

Город Анже уже суетливо раскидывал звуки раннего утра. То и дело в окнах еще спящих французов была слышна жизнь ранних пташек: гудели машины, смеялись и громко разговаривали буфетчицы. Запах свежей выпечки доносился по всей округе. Эмили жила в центре небольшого городка на западе Франции в привычном спальном районе, который выделялся своей современностью в монолитах города. Ее просторная спальня уже залилась утренним светом, а проникшие сквозь открытое окно запахи пробудили девушку ото сна.

Сегодня она почувствовала невероятную бодрость, хотя физическое состояние в целом не слишком ее устраивало – подступающая тошнота измором брала легкое тело. Подавляя неприятные ощущения, Эмили дошла до кухни и поставила чайник на плиту. Зевнув, девушка дернулась от телефонного звонка. На дисплее горели разноцветными линиями буквы: «Моя Миша». Звонила подруга Мишель, которая уже второй год забывала о дне рождение подруги. Эми нехотя взяла трубку, поставив звонок на громкую связь:

– Эми, моя дорогая, прости, я совсем замоталась – Мишель, словно пробежала километров сто, дышала так тяжело и быстро, – мы с Кристофером переехали, как ты знаешь, совсем недавно, столько суеты вокруг…

– Да, я знаю… – ответила Эмили с утренней хрипотцой.

– С прошедшим Днем Рождения, Эми, я так хочу, чтобы ты была счастлива! Как твои дела?

– Миша, спасибо и прости, я опаздываю на работу, давай созвонимся вечером?

– Вечером не могу, мы с Кристофером идем в кино! Может, приедешь к нам на выходных, и мы…

– О, так жаль, Кристофу привет! Спасибо за поздравление, целую, пока!!

Девушка отключила звонок и выдохнула полной грудью. Эмили всей душой любила Мишель, да и Кристофер – её муж, был отличным парнем, но ей от всех тошно. Эмили и Мишель были подругами с самого детства и раньше обе жили в Анже. Они любили устраивать девичники и болтать ночами обо всем на свете. Обсуждали новую моду, любимую музыку, актёров и иногда театр. Вместе они делали абсолютно все, даже мечты их были схожи: найти своих истинных спутников жизни, завести семью и жить где-нибудь в Провансе по соседству, ходить друг другу в гости с вкусной выпечкой. Но мечтам, словно не суждено было исполниться. Девушки были вместе, пока не закончились школьные годы, и Мишель не перебралась за новыми перспективами в Париж. Эмили осталась в Анже из-за болезни матери, хотя та и отчаянно пыталась уговорить дочь уехать, но Эми была непреклонна. Мишель как–то быстро смогла устроиться в Париже и отыскать свою «истинную», как девушки любили говорить, любовь, и вот уже как два года они с Кристофером женаты.

За это время Эмили ни разу не побыла в отношениях, понимая, что вокруг будто бы не те люди, не те парни. Хотя она пыталась быть в отношениях с одним парнем, когда не стало мамы, но он оказался не более чем пустышкой – глуповатый, похотливый ипохондрик, с которым Эми разбежалась спустя неделю, после того как тот обнаружил в своем теле десятую за час смертельную болезнь и потащил Эмили к шаману в Париж. Шаман, конечно же, вылечить его не смог, а Эмили сказал, что любовь свою она найдет лишь в упокоение. Несчастливый был шаман. После этого девушка не пыталась построить с кем-то отношений, потеряла всякий интерес и надежду быть счастливой просто от того, что рядом с ней её человек. Конечно, она искренне мечтала о любви и счастье, но что такое «счастье» – забылось напрочь, а что такое любовь Эмили, кажется, вовсе не знала.

Допивая чай, Эмили собиралась на работу – сегодня у нее короткая смена в книжном магазине, а после она едет к доктору Эскью, который накануне упоминал о новых антидепрессантах, которые могут помочь девушке вернуться к жизни. Хотя и Эми не верила в чудеса, своему психотерапевту ей хотелось верить, ведь уже на протяжении такого длительного срока он помогал ей держаться наплаву, он стал ей и другом, и отцом, которого у нее никогда не было. Этот веселый старик и правда мог поднять ей настроение и вселить надежду. Надежду, которой девушки так сильно не хватало, которую каждый день с предательским треском пожирало то, что сидит глубоко внутри.

На часах уже было 8:05, Эми опаздывала на работу. Она ехала в заполненном вагоне метро, рассматривая стоящих то тут, то там влюбленных парочек. Они держали друг друга за руки, смотрели друг другу в глаза и то и дело игриво улыбались, подмигивая и тихо смеясь. Девушка с грустью смотрела на молодых людей, пытаясь скрыть отчаяние и внутренний страх не обрести любовь всей своей жизни. Пока все, чем она могла довольствоваться – рассказы, да романы о любви в секции «Все о любви» в книжном магазине, за которую она отвечала головой перед суровым начальством. Вагон метро набирал скорость, Эми крепко сжимала перила рукой, стараясь не потерять шаткое равновесие в толпе. Вот–вот и она прибудет на свою станцию и начнется ее суетной день, который, так или иначе, пройдет мимо, как и все предыдущие.

Эмили уже давно потеряла счёт обычным дням. Все они сливались в один большой бесконечный день, больше похожий на сон. Это было похоже на компенсацию за то, что снов ей совсем не снится, и вот её жизнь превращается в сон. В котором она отчаянно пытается найти себя, научиться чувствовать и любить. В котором она пытается отыскать того, которого полюбит всей душой, впуская в своё сердце счастливое ощущение любви.

Её мама смогла испытать чувство любви, любви счастливой и духовно возвышенной, но после последовала огромная печаль. Её отец погиб, так и не узнав, что её мать беременна. А когда Эмили появилась на свет, мама посвятила всю себя, всё своё время воспитанию дочери. Она была из тех женщин, которая могла полюбить лишь однажды. И уж если судьба тогда распорядилась с ней так жестоко, то найти какого-то взамен она не могла. Тогда мать заболела сразу после гибели отца. Так что Эмили и не помнит её здоровой. Она часто вспоминает, как мать рассказывала ей об истинной любви, об истинном человеке, посланном высшими силами. И как посчастливиться тому, кто сможет встретить своего истинного среди множества людей. А ещё мама говорила, что после смерти такие души встречаются на небесах. Поэтому смерть матери хотя и была для неё трагичной точкой, но Эмили хотелось верить, что их с отцом души соединились там, на небесах, и что мама, любившая чисто и искренне, встретилась с отцом в другом мире.

Конечно, Эмили знала, что любовь – это не всегда про счастье и про «розовый мир» и со слов Мишель. Думая об этом, девушке вспоминался недавний диалог с подругой:

– Ты всё ещё переживаешь, что одна? – громко вздыхая, спросила Мишель.

– Да нет, просто… я не знаю – чувство неопределенности во всём сейчас не покидало Эмили.

– Знаешь, Эмили, любовь – это не всегда хорошо. Моя соседка тоже всё ждала любовь, а нашла мужа, который изменяет ей, каждый раз приползая на коленях с огромными букетами – голос Мишель был тихий и грустный.

– И что, каждый раз прощает? – задумчиво спросила Эм.

– Ну да, хотя по ней видно, как она несчастна. И ведь у нас с Кристофером тоже порой всё бывает не гладко…

– Но вы с Кристофом счастливы, у вас здоровая любовь.

– Ох, Эмили, – тяжело вздохнула подруга – я желаю тебе быть счастливой в любви, но так боюсь, что ты можешь быть уязвимой в этом чувстве.

– Считаешь меня настолько слабой? – усмехнулась Эмили.

– Нет, что ты, родная, нет. Просто ты уже давно ослабла, и тебе нужно быть посильнее – задумчиво произнесла Мишель, а потом добавила уже весёлым и задорным тоном – хотя знаешь, тебе бы не помешал парень, который точно сможет отвлечь тебя от всего на свете.

Мишель звонко захохотала, а Эмили тут же узнала подругу, которая пусть и была серьёзной достаточно редко, но спасала её своим смехом.

Погружённая в свои мысли и воспоминания, Эмили вновь посмотрела на стоящую впереди пару. Ей сразу подумалось, а истинные ли они люди друг для друга. Встретятся ли они на небесах, после собственной смерти… В таких странных мыслях и прошёл остаток ей пути до работы. После Эмили миновала просторы метро и достаточно быстро добралась до книжного магазина.

********

Книжный магазин, в котором работала Эмили, был небольшим магазинчиком с красивым интерьером. Расположенный в центре города, магазин находился в историческом его центре. Он уютно соседствовал с пекарней и старым антикварным магазином с радиоприёмниками, старинными украшениями и картинами с большими резными рамами. Антикварной лавкой владел замечательный старик Филипп, к которому Эмили часто заходила выпить чаю и поговорить о жизни. В книжном же магазине по бокам были небольшие колонны, похожие на предмет античной архитектуры, красивые высокие потолки и помпезные люстры. Несмотря на то, что помещение было совсем не большое, книг на полке постоянно было в избытке, а на складе всегда стояли новые коробки с бесконечными печатными изданиями.

В таком месте было приятно находиться и приятно работать. Эмили нашла вакансию около двух лет назад в объявлении, развешенном по центру города. И хотя в современном мире странно доверять подобным объявлениям, ведь чаще и привычнее видеть вакансии в интернете или слышать от знакомых, но Эмили нравилось что-то более «старинное». Знакомых у неё было мало, а интернет она не слишком любила. Всемирная паутина не интересовала Эмили, как, к примеру, книги. Девушка не отличалась большой любовью к чтению, но держать книги в руках, перелистывать страницы и с особой бережностью обращаться с порой хрупкими экземплярами ей нравилось. Сейчас для чтения ей не хватало должной усидчивости, а вот ухаживать за состоянием книг и следить за порядком девушке подходило куда больше. Повышенное чувство ответственности было ей на руку, и работа была чаще в радость.

Нельзя сказать, что Эмили порой не уставала. Смена антидепрессантов и в целом способов терапии иногда давали физические сбои, и Эм была особенно уязвимой. От физической уязвимости иногда страдало и эмоциональное состояние, тянущее Эмили на дно её собственной Марианской душевной впадины. Иногда Эмили не умела контролировать это чувство и закрывалась глубоко в себе. Но как отмечал доктор Эскью, Эмили, хотя и была депрессивная, она никогда не отказывалась до конца от социума вокруг. Как минимум от работы. И это не было от того, что работа была способом её существования, а от того что Эмили хотя и была слабой, но в глубине души была борцом. Таким хотел видеть её док.

Сотрудников в книжном магазине было достаточно, и все делили смены поровну. Иногда это были короткие смены на половину дня дневные или вечерние, иногда приходилось работать и полный рабочий день. Владельцы магазина построили работу так, чтобы все сотрудники успевали должным образом поработать и отдохнуть. Сегодня Эмили работала в утреннюю короткую смену, именно поэтому рабочее время пролетело очень быстро.

Смена в книжном закончилась быстро, было куплено всего-то пару романов и одна открытка. Себе Эмили взяла очередной тонкий романчик, который мог бы скрасить ее будни.

Девушка теперь спешила по людной улице в центре города в клинику к доктору, совсем немного опаздывая на приём. Утренняя тошнота вновь стала одолевать Эмили. Наверное, так отражались спешка и некое волнение перед посещением психотерапевта. Ловко пробираясь сквозь людей, Эмили уже была на пороге огромного бизнес – центра, на седьмом этаже которого был кабинет ее доктора.

Поднявшись на лифте, девушка предупредила секретаря, что она уже на месте. Та лишь кивнула в ответ и сказала, что доктор Эскью уже ждет ее. Эмили прошла в светлый кабинет врача и улыбнулась, сегодня он был в своем любимом светлом костюме и в очках с оправой «леопард», странный выбор, ох, доктор Эскью… Он не сразу заметил девушку, смотря в панорамные окна на пробегающие облака. Эмили ненавязчиво покашляла, усаживаясь на диван. Док обернулся:

– О, ты уже пришла! Добрый день, Эмили, рад видеть тебя, – он выглядел, как и всегда свежо и элегантно, вот только Эмили отвлекали очки – Моя внучка прибыла в гости, как видишь, результат налицо – я лишился очков и твоего одобрения, кажется – посмеялся доктор.

– Так вот в чем дело, очки сломала ваша внучка. А я уж подумала, вы сменили стиль – слегка улыбнувшись, Эмили развернула шоколадную конфету из вазы.

– Ну, уж нет, Эм, стиль я ни за что не сменю. Ну, что ж, как прошла неделя?

– Как и всегда, впрочем, даже не знаю, надо ли рассказывать вам одно и то же?

– Мы работаем уже три года, Эмили, я знаю тебя как облупленную и совершенно точно уверен, что все не так безнадежно, как ты говоришь.

– Как сказать, док, как сказать… – Эмили поправила светлые кудри, убирая пряди волос за уши.

– У меня для тебя не совсем хорошая новость, думаю, ты и сама это понимаешь…

– Так – девушка насторожилась.

– То лекарство, на которое мы возлагали больше всего надежд, перестало работать. Я тщательно наблюдаю за тобой и твоим состояние. Ты привыкла к нему, Эми, мне жаль…

– То есть, на еще один шанс стало меньше…

– Не совсем так. Просто этот препарат, очевидно, тебе не подходит.

Доктор нахмурил седовласые брови и пошел туда-сюда по кабинету, отсчитывая шепотом свои шаги. Солнце освещало свободное пространство, затрагивая своими лучами зелёные ветви растений и многочисленные книги на полках врача. Он казался загадочным сегодня. Эмили удивляло, как сильно он убеждал ее не сдаваться и двигаться вперёд не просто на пути к выздоровлению, но и в жизни. Эскью был не только отличным доктором, но и хорошим другом…

– Эми, есть один препарат. Он очень сильный и я бы сказал, не по всем критериям тебе подходит, но…

– Давайте попробуем, – вздохнула Эм, – мне же нечего терять?

Док лишь улыбнулся и кивнул:

– Терять нам всем есть что, не говори так. Я выпишу его тебе, в самой что ни на есть малой дозировке, чтобы проследить реакцию твоего организма.

Эскью сел за свой стол и стал активно печатать в компьютере рецепт для юной девушки. Эмили смотрела на него и ей думалось, что он единственный, кто всегда понимал ее… Найти бы такого спутника, как док.

– А побочные? Какие мне ожидать побочные действия?

– Ты будешь крепко спать от него. А еще, моя девочка, тебе могут присниться очень яркие, почти реальные сны.

– Почти реальные?

– Данный препарат только вышел на аптечный рынок, но мои коллеги уже успели изучить его. Они говорят, что сны, которые побуждает «Азентраль», так называются таблетки, схожи с сюжетами самых ярких фильмов. Такое будет не часто, но не пугайся, просто знай.

– Мне давно не снилось снов, док, так что, думаю, этот ваш Азентраль их тоже не вызовет, – улыбнулась Эми, жуя шоколадную конфету.

– В любом случае, если приснится что, постарайся запомнить, а лучше – запиши в ежедневник. Мы будем работать с любым проявлением препарата.

Док встал и подошел к полке к лекарствам, достал прозрачную банку с изумрудными капсулами.

– Вот, держи, – он протянул баночку Эмили, – по одной капсуле перед сном. Не больше, Эм! Соблюдай рецепт, а потом посмотрим.

Эмили встала и взяла красивую баночку из рук доктора. В капсулах препарата то и дело виднелись блики солнца. «Такие красивые, – подумала Эмили, – будто бы и не антидепрессанты».

– Ах, да, Эмили, – Эскью подошел к столу и достал из ящика небольшую коробку, – с Днём Рождения, – доктор протянул Эмили коробку.

– Спасибо, док, – девушка улыбнулась и взяла красочную коробку в руки, – а что там?

– Откроешь дома, пусть будет небольшая интрига.

Поблагодарив доктора еще раз, Эмили положила подарок и таблетки в сумку и отправилась на выход. Её ждала долгая дорога домой – она решила миновать метро и пройтись пешком ведь погода была по–настоящему сказочной: солнце ласково окутывало своими тёплыми лучами город, ветер тихо шумел между деревьев, запевая тихий гул своих серенад.

********

Казалось, погода резко изменилась – город окутала серая пелена, мелкие капли промозглого дождя пробирали холодом до самых костей. Эми изредка подрагивала, укутываясь в огромный бежевый шарф. Она поднималась по массивной каменистой лестнице, ветер трепетал в проходах между домами, возвышаясь над пустынным городом. Капли дождя становились всё больше. Они больно падали вниз, то и дело, врезаясь в бледное лицо девушки, словно сотни маленьких булавок. Эми жмурилась от дождя, пытаясь как можно сильнее спрятаться в шарф, но он и сам промок в промозглости Анже. Девушке казалось, что время остановилось, на душе был неясный трепет. «Эффект бабочки», – подумалось ей. Прогулка уже не приносила такого удовольствия, а ноги сами неказисто вели по огромной лестнице. Эми подняла голову, перед собой она увидела монументальное здание, так знакомое ей ещё с детства – собор Святого Маврикия.

Серость погоды поглощала облака, клонила деревья, создавая вокруг здания купол непроникновенной мглы. Эми хмурила аккуратные брови, но дрожащие от холода губы растопили на ее лице улыбку. Она вспомнила детские годы. Когда-то они с мамой по воскресеньям приходили сюда на вечерние встречи: готический собор наполнялся неестественным для себя смехом детей и запахом постных пирогов. Маленькая Эми тогда любила рассматривать витражи на окнах и необычайные резные выкладки у оснований. Она запрокидывала голову повыше, протягивала руку вверх и играла крохотными пальчиками с ели проникающим светом сквозь витражные блики. Сейчас же перед Эми абсолютно иная картина – в такую погоду собор казался зловещим и даже внушал ужас. На момент ей показалось, что от него исходит неестественная прохлада. Буря над городом усиливалась, а Эми уже была мокрой и замерзшей, единственное место, где она могла бы остановиться, раз уж ноги сами привели ее сюда – это собор. Ветер с силой толкнул Эмили к входу. Похлопав глазами, девушка несмело вошла внутрь. Темнота поглотила её всю. Вокруг был мрак. Эми с силой зажмурила глаза, чтобы привыкнуть к всепоглощающей темноте. Перед ней мелькнул огонь света, от испуга девушка подалась назад и едва лишь не упала, смогла упереться о дверь. Открыв глаза, она увидела священника. Он аккуратно, словно пугливо и нерешительно поднёс к лицу Эми подсвечник, освещая её бледное лицо. Эми смотрела то на огонь, то на священника, тихо выпрямляясь, чтобы не рухнуть вниз и не нарушить тишину святого места.

– Добрый день, могу я переждать дождь в вашем соборе? Я живу недалеко, но на улице усилился дождь, и я…

Священник с ужасом раскрыл глаза, всматриваясь в лицо напуганной девушки. Он аккуратно убрал подсвечник, монотонно развернулся и шмыгнул в одну из немногочисленных дверей в стене собора. «В детстве священники не казались мне такими странными», – подумала Эм и посмотрела вперёд.

В соборе всё еще царил полумрак. В окнах, у основания здания виднелись узоры дождя. Закреплённые свечи на стенах были единственным источником освещения. Сквозь витражи свет всегда пробирался с затруднением, а сейчас ему невозможно было протиснуться между непогодой и дождём. Всматриваясь вперёд, Эми увидела сидящих на первых рядах людей и Епископа у скамьи. Он читал проповедь, а его голос эхом раздавался между стен собора. Девушка вслушивалась в треск свечей, к глазам почему-то подступили слёзы, её душу охватило спокойствие и одновременно с тем тревога. Тело дрожало теперь не от холода, а от подступающих к сознанию эмоций. Она боялась пошевелиться, но ноги вновь тихо и не торопясь повели её вперед. Казалось, будто кто-то невидимый взял её за руку и повёл: меж лавок и витражей, меж огромных серых стен, поглощающих её с новой силой. Она шла нерешительно и бесшумно, рассматривая разноцветные рисунки на окнах. Голос епископа был всё ближе, Эми не решалась сесть совсем близко к людям. Ей теперь не хотелось уходить. Девушка села на край скамейки и смотрела на епископа. Он стоял в своём одеяние, смотрел в небольшую книгу и громко читал проповедь. Странно, что она не понимала ни слова ведь он точно читал на французском. Слова словно не доходили до её разума. Эми резко вздрогнула от постороннего звука справа от неё. Она медленно повернула голову и увидела фигуру молодого человека. Он сидел поодаль, внимательно смотря на епископа. Его чёрное пальто лежало рядом, сложенное аккуратно так, будто его только что купили в магазине. Эм чуть прищурилась, чтобы разглядеть незнакомца получше. Она всматривалась в его образ, и ей подумалось, что он не из тех, кто забрёл в собор из-за дождя и бури. Он пришёл сюда, словно по зову собственной души. Девушка застыла, рассматривая его чёрные, как сама ночь, волосы. Они, слегка вьющиеся, аккуратно обрамляли фарфоровое лицо парня. Медленным движением он обернулся и посмотрел прямо на неё. Эми застыла, а мурашки пробежали по всему телу. Он был спокоен, хотя на аккуратных чертах лица виднелась лёгкая растерянность. Его губы дрогнули, будто бы он хотел что-то сказать, но не осмелился. Глаза медленно осматривали линии черт лица Эмили, блуждая по образу девушки то тут, то там, пробираясь в самую душу. Его тёмно-карие глаза затягивали в омут неизведанного и странного, а резные скулы то и дело подёргивались. В таком зрительном напряжение Эми сумела рассмотреть аккуратные, едва заметные веснушки на носу незнакомца. Его холодный взгляд, осмотрительный и спокойный, остановился на девушке, казалось, навечно. Сердце Эм заколотилось в неестественном ритме, она почувствовала что-то родное и тёплое. Эми не могла оторвать свой взор, пытаясь запомнить каждую его частичку. Каждую веснушку. Ресницы парня дрогнули, глаза сверкнули зловещим огнём. Он посмотрел на Эм ещё немного и отвернулся в сторону епископа. Мурашки задушили тело девушки. Она видела, как напряглись его скулы. Она видела, что сам он стал одним большим напряжением. Эми ничего не понимала, но всё это казалось ей таким странным и далёким. Руки дрожали от непонимания. В нос врезался запах сырости. Епископ закончил проповедь, и люди с первых рядов стали медленно двигаться к выходу. Пропустив основной поток, девушка медленно поплелась между оставшимися прихожанами. Они что-то обсуждали, жестикулируя и улыбаясь, но Эми вновь не понимала ни слова. Она вслушивалась в слова и ей казалось, что это какая-то шутка: французский звучал, словно задом наперёд. Впереди шла женщина с маленьким мальчиком. Малыш часто оборачивался на неё, дергая мать за рукав, и удивлённо лопотал ей о чём-то. Но женщина старалась не реагировать на удивление сына. Она монотонно вела его к выходу. Эми понимала, что парень, сидящий неподалеку, был где-то позади. Толпа несла её вперёд. Тяжелая дверь собора открылась с гулом и грохотом, и толпа быстро разошлась по разным сторонам: кто-то уходил в паре, кто-то в одиночестве. Ураган закончился, но мрачная погода всё окутывала окрестности собора. Эм вышла и вдохнула запах свежего вечернего воздуха. На мгновение она почувствовала, кто-то встал рядом. Она аккуратно обернулась и увидела своего незнакомца. Он стоял теперь в расстегнутом пальто, ветер обдумывал его рубашку, оголяя мощные ключицы. Эми смотрела на него, и ей казалось, что меж его ключиц заключился полумесяц: изогнутые изящные линии вздымались след за дыханием парня. Он смотрел ей в глаза, молчаливый и холодный. А она даже не решалась сказать ему что-то первой. Незнакомец грустно улыбнулся и чуть слышно дотронулся до её руки. Эми лишь почувствовала, какой холодной была его ладонь. Резко выдохнув, девушка подорвалась в своей постели. На полке рядом с кроватью горела свеча, и кое-где виднелся пепел от сандаловой палочки. Электронные часы показывали 3:17. Мурашки бегали по телу девушки. Неужели всё это было только сном. Эми потёрла лоб и встала с кровати. Дошла до кухни и налила воды. Держа стакан в руке, она не понимала, спит ли она всё ещё или уже проснулась. Жажда царапала горло и Эм отпила воды. Нет, сейчас она точно не спит. Эми подошла к окну и посмотрела на город: вот-вот и встанет солнце, прохожие загудят в переулках. Девушка посмотрела на свою ладонь. Рука отдавала холодом. Она не знала, как себя вести. Уснуть после такого она точно не сможет. Тогда Эми села писать дневник, как и советовал доктор Эскью: все сны сейчас ей положено было записывать. Она включила тусклую лампу, взяла ручку и стала всё подробно писать: погода, то, как замёрзла, собор Святого Маврикия, странный священник, серость и темнота, холодный незнакомец.