Kitobni o'qish: «Трактир»
Часть 1. Исправленному верить
Пролог
Случалось ли вам в дальних поездках или уже по дороге домой где-то на середине пути замечать указатель со скромной надписью «Трактир»? Нет? Значит, вы были не очень-то голодны, не слишком утомлены и в целом довольны жизнью. А если да, то можно с большой долей вероятности утверждать, что вы и есть тот человек, о котором дальше пойдет речь. Или можете им стать, что в принципе одно и то же.
И как же реагирует наш путник, то есть вы, на сей указатель? Практический опыт предупреждает: не будь дураком, там обычный придорожный общепит, в лучшем случае мотель типа Bed&Breakfast. Однако ранг заведения – трактир, на минуточку! – сулит нечто большее, мутно-историческое, и вы, не устояв перед соблазном, сворачиваете на узкую грунтовку… чтобы минуту спустя оказаться посреди густой чащи. Странно: с шоссе не видно не то что леса – захудалой рощицы, и вдруг вековые ели мрачной стеной! Может все же вернуться назад, на скоростную магистраль, прямую и понятную, с обзором от горизонта до горизонта? Поздно: гравийка уже подкатывает к ажурным воротам, распахнутым настежь.
Миновав клумбу с пышно цветущими (или укрытыми на зиму) розами, вы останавливаетесь перед большим домом. Симпатичный особнячок, однако ничего особенного: каменный первый этаж, деревянный второй, черепичная крыша. Примечателен лишь эркер в центре фасада: он сияет, будто огромный фонарь. Под эркером – парадная дверь, широкая, стеклянная, убранная в мелкие соты переплета. Над дверью вывеска «ТРАКТИР», внизу витиеватая надпись помельче: «Liberaliter tracto». Бронзовые буквы чинно поблескивают на темном дереве. Не кичливо, не зазывно, а именно так, как надо. Респектабельно. Радушно. Обнадеживающе… Смотря что путнику, то есть вам, нужно.
Во дворе сгущаются сумерки, и сквозь стекло видно, что происходит на ярко освещенном нижнем этаже.
Справа от входа – обеденный зал, четыре квадратных столика, которые при желании можно сдвинуть в один большой стол. Слева – уютная гостиная с диванами и креслами напротив пылающего камина. Посередине барная стойка. За ней маячит статный мужчина в клетчатой рубашке и вязаном жилете. На вид ему около пятидесяти, темные волосы и борода припорошены сединой, но взор стальных глаз под густыми бровями на удивление чист и ясен. Орлиный нос, упрямый рот, четкие скупые движения – словом, герой! Ему бы боевое облачение да меч в руки, а он увлеченно возится с древней, раритетной уже кофемашиной.
У парня, который подкладывает дрова в камин, такие же серые глаза и вьющиеся темные волосы. А еще гибкий стан, блуждающая на губах улыбка и строгий греческий профиль – ну прямо-таки юный Гермес. За каждым его движением следит неопределенной породы пес, что лежит рядом на ковре.
А еще девчушка лет десяти – ее отражение маячит в большом зеркале слева от бара. Каштановые локоны перехвачены голубой лентой, бант пошире служит поясом для платьица, белого с голубыми незабудками, на ножках лаковые туфельки, на руках мохнатый рыжий кот – точь-в-точь маленькая барышня на портретах давно ушедшей эпохи. Только глаза девочки, вишнево-карие, опушенные густыми кукольными ресницами, смотрят не по-детски серьезно…
Внезапно открывается дверь в глубине бара, и выходит женщина в длинном домашнем платье, в полосатом фартуке и с подносом в руках. Красивая женщина. Должно быть, ей уже за сорок – судя по тому, что парень у камина явно приходится ей сыном – однако выглядит она моложе. Стройная, но не лишенная округлостей фигура, хорошая осанка, плавные движения. Густые светлые волосы собраны в узел, лишь несколько прядей выбиваются у висков. Поставив поднос на барную стойку, она машинально убирает волосы со лба, улыбаясь мужчине одними глазами, большими и темными, как у девочки. На подносе чашки. Маленькие кофейные и большие чайные, а может, бокалы для какао или кружечки для горячего шоколада. В зависимости от того, что вам нужно.
Тут хозяйка поднимает взгляд и смотрит прямо на вас – смотрит так, словно давно вас ждет. И вы открываете дверь…
Глава 1. Месть богини Бастет
Странно! Человек возмущается злом, исходящим от других – тем, что устранить не может, а не борется со своим собственным злом, хотя это в его власти. (Марк Аврелий)
Бронзовая вывеска «Трактир» вкупе с мудреной надписью на латыни подействовали безотказно. Он вошел твердым размашистым шагом, стуча тяжелой тростью, будто впечатывал свое главенство в экспозицию – вот! вот! вот! – и властно огляделся. Однако оспаривать его статус никто не собирался. Обеденный зал был пуст, кресла у камина тоже, даже за стойкой никого. Посетитель еще раз окинул взглядом просторное помещение, теперь уже пристально, выхватывая из интерьера различные штучки, явно антикварные: картины, светильники, вазы. Ничего так, стильненько. Третий раз он привычно обшарил пространство особым зрением, выискивая энергетические ловушки и сгустки тьмы. Хм, на удивление чисто!
Человек, наконец появившийся из кухни, ничего особенного из себя не представлял: добродушного вида мужчина средних лет, в теплом жилете поверх клетчатой фланелевой рубашки. Однако посетитель без труда угадал в нем хозяина заведения – обычный служащий вряд ли мог позволить себе столь затрапезный вид.
– Добрый день, – с должной почтительностью поздоровался трактирщик. – Чем могу служить?
– У вас тут не слишком многолюдно, как погляжу, – вместо приветствия заметил посетитель.
– Скоро подъедет группа туристов, – невозмутимо пояснил хозяин. – Где-то через час. Вы успеете пообедать в тишине.
– Вот именно, пообедать. Могу я увидеть меню? – посетитель поводил туда-сюда длинным пальцем, указывая на отсутствие табло с перечнем блюд.
– Безусловно, – трактирщик уже протягивал гостю элегантно оформленную папку. – Меня зовут Марк. Как я могу к вам обращаться?
Посетитель поморщился: с каких пор в придорожных кабаках просят представиться? Вот тебе на, заведение-то всерьез претендует на гостиницу! Ну да ладно… И он снисходительно фыркнул:
– Прист.
Фамилия как фамилия… для тех, кто не знает английского. Трактирщик наверняка знал, поскольку уважительно кивнул. Мало того, в прищуренных серых глазах мелькнул особый огонек – похоже, первичный смысл слова «священник» ему тоже был известен.
«А мужик не так прост, каким кажется!» – мысленно отметил посетитель. Если этот Марк сумел разглядеть тонкую духовную суть за респектабельным внешним обликом, значит, он неплохой психолог, что при его профессии весьма нелишне…
– Позвольте полюбопытствовать, милейший, что написано у вас над входом? – миролюбиво спросил господин Прист, вспомнив загадочный девиз под вывеской. – Учил латынь в молодости, да признаюсь, подзабыл уже…
– «Liberaliter tracto», – с готовностью ответил трактирщик. – В данном значении «Оказываю гостеприимство».
– Ну да, ну да… А как быстро будет готов обед? – уже почти благосклонно осведомился посетитель, когда хозяин провел его в обеденный зал и предложил выбрать столик.
– Вы не успеете испытать тягость ожидания, – отделался Марк замысловатой фразой. И добавил, принимая черную шляпу, черные перчатки и черный плащ гостя: – Туалетная комната для джентльменов – слева.
Господин Прист пробежал глазами меню: удивительно, в этом захолустье подавали все, что он любил! Оставалось надеяться, что и готовили сносно. Заказав желаемое, он отправился мыть руки. А когда вернулся, на столике уже стояли тарелки с зеленым салатом и свежим, еще теплым хлебом, а в хрустальном бокале сверкала чистейшая вода. Хозяина снова не оказалось за стойкой, видимо, пошел на кухню. Господин Прист с аппетитом принялся за еду.
– Любезный, – обратился он к Марку, когда тот подал горячее, – отнесите пожалуйста кофе и пару сэндвичей моему водителю.
– Всенепременно, – кивнул трактирщик и опять скрылся за кухонной дверью.
Не прошло и двух минут, как стройный молодой человек прошмыгнул к автомобилю, неся перекус оставшемуся на рабочем месте шоферу.
«Отлично вышколенный персонал», – отметил господин Прист, не отрываясь от поглощения главного блюда – фрикасе с белыми грибами. Готовили здесь, как выяснилось, тоже отменно.
Он вкушал не спеша. Да, он любил хорошо поесть. А также окружать себя красивыми вещами, носить дорогую одежду и ездить в роскошных автомобилях. И что? Разве духовному человеку следует чураться земных радостей? Наоборот, он волен брать от жизни всё! Познавший гармонию Бытия способен материализовать желаемое в любом количестве… Люди охотно несли дары в обмен на его услуги, окрыленные уже тем, что попали на прием, которого ждали полгода. Разумеется, без пошлых прейскурантов вроде «снятие порчи – столько-то, открытие третьего глаза – столько-то». Подобными глупостями пусть занимаются меркантильные «потомственные ведьмы», самоучки-астрологи и сельские знахари.
Прист же работал с клиентом комплексно и основательно: он обнулял карму. Что толку откупоривать каналы животворящей ци, чистить ауру, снимать наговоры и сглазы, если человек, не изменившийся в сути своей, тут же снова обрастет энергетической грязью? Это все равно, что удалять симптомы вместо причины заболевания. А он исцелял, в первую очередь, душу человека: когда душа становится невинной, как у младенца в первом воплощении, всякая нечисть сама отваливается.
Безусловно, техника обнуления кармы крайне сложна и не всякому подвластна. Прист шел к вершинам мастерства не один год. И даже не одну жизнь. Чтобы стать Мастером, то есть обладателем первой степени Духа, нужно хотя бы два воплощения подряд посвящать себя служению Высшей Силе. Неважно, как звался твой бог: Ра, Ахурамазда, Аполлон, Вишну, Митра, Яхве или Аллах – это всё имена единого Творца Мира. Что давно известно просветленным. Тем более Присту, священнику в третьем воплощении! О да, ему даровано сакральное знание: в прошлой инкарнации он был католическим миссионером, за выдающиеся заслуги перед церковью посвященным в епископы; а еще раньше – верховным жрецом древнеегипетского бога Пта, демиурга, властителя мира мертвых, блюстителя правды и порядка. Богатейший опыт души позволил и в этой жизни осознать свое высокое предначертание…
Вот о чем размышлял посетитель, ловко орудуя серебряными приборами за столиком с накрахмаленной белой скатертью. И сервировка, и все три заказанные им блюда были выше всяких похвал – не в каждом столичном ресторане так кормят. В общем, господин Прист остался доволен. И когда хозяин трактира предложил ему пересесть поближе к огню, чтобы в комфорте насладиться чашкой кофе с коньяком, он так и поступил.
Расположившись в удобном кресле, гость благодушно огляделся… и замер, вперившись в статуэтку над камином. Черная кошка с золотым ошейником царственно восседала на белом мраморе полки. Тело Приста под батистовой рубашкой и английским костюмом-тройкой покрылось гусиной кожей, горло словно железом сдавило. Однако ему хватило несколько секунд, чтобы совладать с собой.
– Любезный, – обратился он к хозяину, когда тот принес бокал с благородным французским напитком и миниатюрную чашечку ристретто, – меня заинтересовала вон та египетская штучка. Небось старинная?
– Что вы, господин Прист! Современная реплика. Хотя весьма удачная, конечно, – Марк уважительно кивнул статуэтке. – С какой стати мне хранить дома реликварий с мумией древней кошки? К тому же у нас свой кот имеется, живее всех живых, – и он показал на соседнее кресло, где, почти сливаясь с золотистой обивкой, свернулся калачиком крупный рыжий кот.
– Действительно, а я и не заметил! – господин Прист опасливо покосился на пушистого зверя, однако тот продолжал спать, не обращая на посетителя никакого внимания. – Все же э-э… Марк, будьте любезны, позвольте мне поближе рассмотреть вещицу. Я, знаете ли, питаю некоторую слабость к разным культовым принадлежностям – таким, как эта кошечка, например…
Прист старательно изображал этакого любителя мистики, совершенного профана. А мысленно хвалил себя за проницательность: он снова оказался прав! Трактирщик, на вид простак простаком, явно разбирался в древних артефактах: о реликвариях, как называли вместилища бесценных святынь, рассуждал будто о ценах на картофель, налогах на недвижимость или в чем там еще надлежит разбираться трактирщикам.
– Пожалуйста, господин Прист, смотрите, – Марк взял с каминной полки фигурку черной кошки и протянул гостю. – Думаю, премудрая Бастет не будет против.
Статуэтка высотой менее локтя оказалась неожиданно тяжелой. Неужто эбеновое дерево? Дорогая, стало быть, вещь! В глаза кошки были вставлены прозрачные оранжево-желтые камешки. На груди красовалось широкое ожерелье с Уаджет, левым оком Гора, символом Луны, на лбу скарабей, символ Солнца – всё из качественной золотой фольги. Недолго думая, господин Прист перевернул фигурку и не сдержал возглас изумления:
– Так вот же вместилище! А вы говорите, не реликварий…
– Я сказал, что это удачная реплика, то есть точная копия древней статуэтки богини Бастет. Естественно, с отверстием – моя жена регулярно насыпает в него свежую порцию ладана… Но давайте поставим кошечку обратно: Бастет, как известно, олицетворяет собой женственность… со всей ее непредсказуемостью!
Гость нехотя вернул статуэтку, и Марк бережно водрузил ее на прежнее место.
– Не буду мешать вам наслаждаться напитками, господин Прист, – сказал он и вернулся за стойку. А вскоре и вовсе ушел на кухню.
Посетитель остался сидеть, глядя на сверкающую позолотой фигурку. Ему даже взгрустнулось немного, точно приступ ностальгии накатил. Именно так и бывает, когда соприкасаешься с кем-то или чем-то, знакомым из прошлых жизней.
О да, взбалмошный характер Бастет ему был известен и без подсказки трактирщика: то она весела и ласкова, как Хатхор-Луна, богиня плодородия, то агрессивна, как богиня-львица Сехмет. А уж о статуэтках в виде кошки, глиняных, деревянных, бронзовых и даже золотых, господин Прист знал всё. В Древнем Египте – или на Чёрной Земле, как называли свою страну ее жители, имея в виду плодородную почву долины Нила – ни один дом, богатый или бедный, не обходился без Бастет. Ее изображали как женщину с кошачьей головой, как кошку, кормящую четырех котят, или просто сидящую кошку. Ее почитали как богиню плодородия, любви, веселья, врачевания и, конечно же, как покровительницу женщин – египтянки даже глаза подводили так, чтобы они походили на кошачьи, и подражали кошачьей походке. Обычно статуэтки Бастет стояли на домашних алтарях и в большинстве своем были полыми. Но далеко не в каждой такой фигурке хранились мумифицированные останки кошки-пророчицы или кошки-целительницы. Зачастую в них помещали целебные травы или благовония, запах которых оберегал обитателей дома от злых духов и заразных болезней.
Однако душа господина Приста откликнулась именно на этот облик Бастет – изящную черную кошку с золотым ожерельем на шее, со знаком Солнца на лбу и знаком Луны на груди. Помнит душа, помнит, что было для нее свято!
Господин Прист растерянно глянул на пустой бокал в руке: надо же, и не заметил, как все выпил. Отставив бокал, он откинулся на спинку кресла и сомкнул веки: в голове было легко и ясно, а тело, наоборот, налилось приятной тяжестью. Ничего, у него нет необходимости куда-то торопиться. Достигшему гармонии чужда суета. Сейчас посидит чуток, отдохнет и поедет дальше…
… Пустой стакан вновь до краев наполнился виски – настоящим виски, ирландским, тройной перегонки. Отец Салливан уже и не помнил, когда в последний раз пробовал сей эликсир. Семь лет, семь бесконечно долгих лет он торчит в адской дыре, именуемой Египтом! Но ничего, недолго терпеть осталось…
Капитан Джилрой щедро плеснул и себе в стакан, затем снова обратился к понурому священнику, до того загоревшему под беспощадным местным солнцем, что от бедуина не отличить:
– Что ж, святой отец, за вашу миссию мы уже выпили, теперь выпьем же за мою! Благосклонность фортуны, знаете ли, мне сейчас не помешает. Скоро домой возвращаться, а в моих трюмах пусто, не считая прорвы полудохлых крыс, дьявол бы их побрал!
– Не произносите в доме Божьем имя врага человеческого, сын мой! – миссионер погрозил костлявым пальцем красному от виски и злости ирландцу, капитану и владельцу небольшого торгового судна. – Так говорите, ничего не удалось откопать?
Капитан вздохнул так тяжело, что чуть не погасил ржавую масляную лампу, единственную в лачуге, именуемой католической миссией.
– Ничего, кроме огромного каменного погреба, битком набитого кошачьими мумиями, чтоб им пусто стало… Хотя они и так пустые – одна шкура да кости! – с омерзением сплюнул мореход. – Если в проклятом языческом храме и были какие-то ценности, то их давно растащили местные грабители. А в мумиях какой прок? Никакого…
– Я бы не стал утверждать столь категорично, – изрек святой отец, хитро прищурив глазки, и без того маленькие, особенно в сравнении с носом-клювом. Из-за столь выдающегося носа местные уважали отца Салливана больше других миссионеров: уж больно он походил на их древнего бога Ра, того, что с головой сокола. – Забыли, дорогой мой соотечественник, что у нас на родине делают из костей на скотобойнях?
– Мыло варят, что ли? – озадаченно поскреб рыжую макушку капитан Джилрой.
– И мыло тоже. Но в основном перемалывают на удобрения: если почву не подкармливать, ни ячмень, ни картофель не уродятся. Это здесь Нил, разливаясь, каждый год обильно покрывает землю жирным слоем ила. А наша многострадальная родина, увы, не богата плодородными почвами.
– Зато народ наш куда смекалистее! – капитан стукнул кулаком по столу, аж стаканы задребезжали. – Ишь что придумали – кости на удобрение!
– Вот и я говорю, – многозначительно протянул отец Салливан, – кости перемалывают, останки, значит…
Тут до капитана наконец дошло. Он выпучил блеклые водянистые глаза, икнул и вдруг выпалил, захлебываясь от восторга:
– То есть мумии можно пустить на удобрение?! Ну точно, чего добру пропадать? Там их тысячи тысяч, бери не хочу…
– Ну-ну, сын мой, так просто их не возьмешь, – осадил морехода священник. – Местные, хоть и приняли веру в Бога Единого – кто христианство, кто ислам, в душе остались язычниками. Уж поверьте мне, сэр, я знаю, о чем говорю! Они почитают своих предков и не позволят осквернить святыню…
– Это сушеные-то кошки – святыня? – пьяно ухмыльнулся капитан Джилрой. – Мои матросы живо набьют чучелами мешки – столько, сколько влезет в трюмы. Эх, жаль, нельзя на месте перемолоть всю эту гадость в муку – больше бы вместилось!
– Вы не о том сейчас думаете, капитан. Даже бравым ирландским матросам несдобровать, если аборигены поднимут шум. Поймите же, они фанатики! Чего доброго, еще корабль ваш подожгут.
– И что же мне делать? Посоветуйте, святой отец, раз уж вы так хорошо изучили нравы этих дикарей.
Священник сделал вид, что задумался. Затем сказал, понизив голос до шепота, хотя в убогой глинобитной хижине некому было их подслушать:
– Предлагаю действовать так. Я отвлеку местных: устрою шествие с хоругвями – народ непременно сбежится, поскольку жаден до зрелищ. А вы со своими молодцами тем временем быстренько погрузите мешки в… Так, а повозки? Вы же не можете арендовать повозки и вьючных животных у здешних жителей – тогда они всё поймут… Ладно, дам вам кое-кого в помощь. У этих ребят свои верблюды имеются.
– Вы о ком? – насторожился капитан Джилрой.
– Так, археологи… Нет-нет, не беспокойтесь – они не из наших, ученых. Зато куда более опытные.
– Я понял! – капитан хлопнул себя по лбу широкой ладонью. – Черные копатели!
– Тише! – цыкнул на него отец Салливан. – Кроме этих прохиндеев, никто из местных вам не поможет. Только имейте в виду: не пытайтесь их надуть. Заплатите сколько потребуют, не торгуясь, иначе, сэр, я и полпенса не дам за вашу голову.
– Ладно-ладно, святой отец, я понял. Ну а сколько вы сами-то хотите за дельный совет да за посредничество, так сказать?
– Господь с вами, капитан! Зачем мне, священнослужителю, деньги? – отец Салливан закатил глаза к потолку: сквозь прохудившуюся камышовую крышу просвечивали яркие южные звезды. – Ну разве что для миссии – сами видите, как мы тут бедствуем.
– Десять процентов! – предложил мореход, поражаясь собственной щедрости. Хотя следовало признать, идея-то целиком принадлежала святому отцу.
Святой отец наверняка подумал о том же, поскольку в недоумении воззрился на собеседника глазами-бусинами:
– Помилуйте, сэр! Мы школу для местных детишек хотим построить…
– Школу, говорите? – мореход понимающе усмехнулся. – Ну-ну… Ладно, для благого дела не жалко: пятнадцать процентов!
На том и порешили. Пропустили еще по стаканчику за успех предприятия, которое следовало провернуть завтра же вечером: зачем откладывать благое дело? Однако уходя, капитан все же спросил священника:
– Я-то загружусь и отчалю, а вам здесь оставаться. Не боитесь мести древних богов, а, святой отец?
– Со мной Господь Истинный! – священник привычно возвел взор к небу. – Так говорил мой дед, тогда еще молодой батрак, опустошая могилы кельтских вождей. Его тоже предупреждали, что древние друиды будут мстить. Но дед купил землю, построил дом, ферму и жил безбедно до глубокой старости. Так что, сэр, вам меня не запугать!
Когда капитан, пошатываясь, удалился по спящей улочке в сторону портовой гостиницы, отец Салливан запер дверь лачуги на засов. Затем приподнял циновку, закрывающую узкий лаз, и нырнул в подполье, не забыв прихватить с собой лампу.
Мигающий язычок пламени многократно отразился на гладких металлических поверхностях, бронзовых, серебряных и золотых, украшенных инкрустацией и резьбой. Кругом на земляном полу и на грубо сколоченных полках стояли кубки, вазы, треноги, светильники, статуэтки – всё из захоронений древних египтян. Отец Салливан скупал награбленное черными копателями, чтобы затем продать в Европе, только в сто раз дороже. Богатые аристократы совсем помешались от любви к древности и платили огромные деньги даже за глиняные черепки, не говоря уже о золоте и слоновой кости. А тут добра хватит, чтобы купить себе сан епископа, причем в цивилизованной стране с умеренным климатом!
Он высветил на верхней полке любимую вещицу – статуэтку кошки из черного дерева, с золотым ожерельем на шее и редчайшими огненными опалами в глазницах. То была не просто кошка – сама богиня Бастет! И нашли ее как раз в том храме, подземелья которого собирался опустошить предприимчивый капитан Джилрой.
– Ну и что ты мне сделаешь, киска? А ни-че-го! Пожалуй, я не буду тебя продавать – оставлю себе на память…
***
Когда Марк вернулся в зал, посетителя, назвавшегося Пристом, там уже не было. Лишь на столике рядом с пустым бокалом лежали несколько мятых купюр.
– Рекса можно выпускать, Герман, – сказал он вошедшему следом сыну. – Гость уехал, даже не попрощавшись. А казался таким порядочным человеком…
– Ой ли! Я видел, отец, как он драпал – как… как не знаю кто!
– Как черт, окропленный святой водой, – подсказал Марк, невозмутимо убирая со стола.
– Может, нам стоит почистить пространство – от остатков темной энергии? – Герман помахал руками, изображая магические пассы.
– Зачем? Рыжий уже всё собрал. Теперь два-три дня дома не появится, – Марк указал на пустующее кресло: кот исчез вслед за посетителем.
– Неужели тебе было совсем не интересно взглянуть ему в лицо? – не унимался Герман.
– Зачем? Этот Прист достаточно сведущ в принципах реинкарнации, чтобы сделать верные выводы. Полагаю, промышлять чисткой кармы он больше не будет… – Марк повернулся к изящной черной кошке на каминной полке. – Ты довольна, премудрая Бастет?
Огненные опалы в глазах статуэтки торжествующе вспыхнули.
