Kitobni o'qish: «Дети Зари. Книга третья. Песнь жар-птицы»
«Странный народ эти Люди! Когда Феи вымерли, Люди ослепли, но они даже не замечают этого…»
М. Метерлинк, «Синяя птица»
Пролог
…Луан бежала, петляя между деревьями, веками хранившими обитель сестер-чародеек. Неприкосновенность священной рощи мало заботила воинов иноземного короля, они чтили только приказы своего повелителя. А последний его приказ гласил: доставить ко двору верховную жрицу! Воинов было много, они скакали на резвых конях, она же была одна и пешая. В конце концов они окружили беглянку плотным кольцом, торжествуя и злорадствуя, ибо теперь ей некуда было деться.
И тогда Луан превратилась в золотую птицу и взвилась в небо огненной звездой! Напрасно взбешенные иноземцы посылали ей вдогонку сотни стрел: оперенье девы-птицы сияло в лучах восходящего солнца, слепя лучников, и тяжелые стрелы падали на землю, не долетев до цели.
Однако Луан понимала: она свободна только в небе. Стоит спуститься, и ее поймают, рано или поздно. Поэтому, очертив прощальный круг над священной рощей, она устремилась прочь. Каждый взмах крыльев уносил ее все дальше и дальше от родных гор.
Луан летела весь день – над лугами и лесами, над городами и селами, и везде видела отряды воинов: это люди короля искали разбежавшихся чародеек. Ее маленькое птичье сердце трепыхалось от страха за сестер, крепясь лишь надеждой, что большинству их все же удалось скрыться.
К вечеру Луан достигла берега моря. Пенные волны бились о высоченные голые утесы, над которыми кружили стаи морских птиц: там, на скалах, было их гнездовье. Дева-птица стала плавно спускаться на крутой берег, чтобы дать отдых крыльям, как вдруг заметила королевских слуг, притаившихся меж камней – нетрудно было догадаться, кого они здесь поджидают.
Луан не осталось ничего другого, как лететь дальше. Теперь под ней простиралось лишь море, холодное северное море с бесконечными рядами голодных волн. А сверху нависало небо, свинцовое небо в пурпурно-алых сполохах заката. Дева-птица прощалась с жизнью, готовясь к неизбежному мгновенью, когда, исчерпав последние силы, она золотой звездой низринет в темную пучину.
И вдруг последний луч заходящего солнца высветил впереди кусочек тверди – крошечный островок среди бескрайнего моря. Но крылья ее уже не держали, сознание угасало, и сил не осталось совсем – кроме воли к жизни, что питала магию ее племени. Лишь приказом этой воли Луан заставила крылья распрямиться и с порывом попутного ветра долетела до берега. А там рухнула вниз.
Она очнулась утром на ковре из цветущих трав, согретая лаковым солнышком – снова в человеческом облике. С высоты холма, на вершине которого она оказалась, был виден весь остров – круглый, сплошь поросший травой и почти лишенный деревьев, зато орошаемый множеством родников.
– Здравствуй, моя новая обитель! – сказала Луан.
Спустя некоторое время, восстановив силы, дева снова обернулась золотой птицей и тридевять раз облетела свою землю. С каждым разом в оперении птицы появлялись новые россыпи камней-самоцветов. И с каждым разом вид острова удивительно менялся: сначала на голой равнине проросли молодые деревца, потом они вытянулись, разветвились, покрылись зеленью, цветами и плодами; затем меж деревьев проклюнулись ажурные кустики, увешанные гроздьями ягод, а следом цветы всевозможных очертаний и оттенков, какие только сумело родить воображение чародейки.
Обозрев свой чудесный сад, Луан осталась довольна. Теперь предстояло решить главную задачу: сделать так, чтобы на остров не смогли проникнуть враги ее племени.
Призвав все свое волшебство, она сотворила мощное заклятие:
– Отныне ни один мужчина не ступит на землю сестер-чародеек! Самоотречение, Верность и Любовь – вот три моих вечных печати! И будут границы обители Луан нерушимы, пока не родятся в мироздании три сердца, самоотречение, верность и любовь которых окажутся сильнее!
Произнеся эту клятву, дева-птица облетела остров-сад в тридесятый раз, сверкая радужными бриллиантами. С последним взмахом золотых крыльев остров накрыл белый туман, густой и плотный.
Когда же морской ветер наконец рассеял завесу, острова под ней уже не было: лишь темные волны колыхались от горизонта до горизонта…
Глава 1. «Входа нет!»
Зрелище было, как говорится, не для слабонервных. Длилось оно от силы полминуты, но так впечаталось в память, что даже годы спустя Виктор помнил всё до мельчайших подробностей.
Сначала послышался вибрирующий гул, будто высоко над горами пролетал невидимый самолет со сверхмощными двигателями – вот только звук шел не сверху, а снизу. Затем вздрогнула гранитная толща под ногами, мелко-мелко затряслись корявые кустики вдоль тропы, и к стремительно нарастающему гулу добавился дробный рокот: это камни катились по склону, подскакивая и разбиваясь друг о друга. Отец едва успел толкнуть Вика в сторону, под нависающий выступ скалы.
Уже из укрытия они увидели, как четырехметровый валун, к которому, собственно, и вела тропинка, раскололся надвое и половинки распались, повалив, словно костяшки домино, обе пары вертикальных каменных столбов, слева и справа. Гнул оглушительный грохот, облако каменной пыли взметнулось до небес. Когда же пыль осела, взору Эрхартов открылся пологий склон, поросший нежной весенней травкой. Причудливой формы скалы, похожие на латинские буквы НОН, больше не закрывали вид на долину. Скал больше не было: от них осталась лишь груда дробленой породы.
– Немного пафосно, не находишь? – заметил Вик, едва оправившись от потрясения. – На мой вкус, ребята переборщили со спецэффектами.
– Если бы они просто повесили табличку с надписью: «Входа нет!», согласись, смотрелось бы не так драматично, – отозвался Эрхарт-старший, стряхивая каменную крошку с любимой широкополой шляпы. – И не так однозначно…
Да уж! Они могли куражиться сколько угодно, однако картина была предельно ясной: Дхам Двара, врата в мир дхамжан, попросту перестали существовать.
– А другие? – Вик напряженно наморщил лоб. – Другие входы…
Теренс подумал о том же: поспешно нахлобучив на голову шляпу, он уже доставал мобильник из кармана куртки.
– Кларк? Здравствуйте, это Эрхарт. Мне необходимо связаться с господином Луисом.
Выслушав короткий ответ, он нажал отбой, но не стал прятать смартфон обратно в карман. Старине Кларку не требовалось лишних объяснений – ни о причинах, ни о срочности. Ответный звонок раздался буквально через минуту: Виктор успел машинально распустить длинные, до плеч, волосы, но не успел снова стянуть их в хвост – он всегда так делал, когда сосредоточенно думал.
– Господин Луис, мне нужна самая свежая информация о местах, где прошлым летом пропали известные вам люди, – деловито сказал Теренс. – Да, вы меня верно поняли… Я хочу знать, не случалось ли там в последнее время что-либо необычное… Отлично, жду.
Он махнул сыну, чтобы следовал за ним, и быстрым шагом направился по тропе вниз, обратно к реке: здесь, в горах близ Шваца, им уже нечего было делать.
Второй звонок господина Луиса застал Эрхартов на древнем каменном мосту.
– Да!.. Понял. Благодарю за оперативность, – и Теренс коротко попрощался с собеседником, зычный бас которого был слышен даже Виктору, хотя слов он не разобрал.
– Что он сказал?
– В Кентукки несколько минут назад произошел обвал: агент находился поблизости и наблюдал его своими глазами, – ответил Теренс, глядя на быстрые воды реки Инн. – Высоченные скалы за считанные секунды превратились в каменное крошево.
– Думаешь, так везде?
– Похоже на то.
– Я же говорил, надо было ехать сразу! – Вик с досады пнул осколок камня, да так, что тот перелетел через перила и плюхнулся в воду, мутную после весеннего паводка.
– Угомонись! – осадил его отец. – В середине зимы все известные нам входы были занесены снегом – я справлялся, ты же знаешь. Это во-первых. Во-вторых, обвалы, скорее всего, были запрограммированы – их запустило наше появление.
Вик не стал спорить: понимал, что отец прав.
В подавленном молчании вернулись на парковку, где одиноко стоял их кроссовер: сезон еще толком не начался. Туристы любили фотографироваться на живописном мосту, сложенном много веков назад, но мало кто отваживался переходить по нему на другую сторону. А зловещего вида базальтовые столбы у спуска в соседнюю долину пугали даже местных. Интересно, люди скоро заметят, что странных скал больше нет? И что подумают, когда заметят?
Властный голос отца вернул растекшиеся было мысли Вика в четкое русло.
– Итак, какие мы делаем выводы?
– Что все входы в Дхам закрыты, – буркнул Вик, плюхаясь на переднее сиденье.
– Не все, а те, что нам известны, – Теренс невозмутимо завел машину. – Еще?
Вик задумался.
– Что мы им больше не нужны, – он судорожно сглотнул. – Имею в виду, мы, потомки…
– Верно. Дхамжаны больше никого не ждут. А это значит, что Эль выполнила свою миссию.
Эль! Ну конечно, Эль! Вик скорчился от резкой боли где-то внутри – словно там что-то оборвалось. Значит все, конец?..
Вскоре снова позвонил господин Луис, бывший сотрудник Магистериума. Теперь он, очевидно, возглавлял новую организацию, созданную на основе широкой агентурной сети ордена; сам орден, успешно действовавший пятьсот лет, в недавнем прошлом самоликвидировался. Луис подтвердил предположение Эрхартов: все врата, через которые прошлым летом ушли, а затем вернулись призванные дхамжанами люди, обрушились одновременно, хотя и находились в разных горных районах планеты. И случилось это в тот самый момент, когда отец и сын Эрхарты приблизились к тайному входу в Альпах…
Это известие было сильным ударом для Виктора. Он молчал почти всю дорогу до дома, через половину Европы, отчаянно борясь с ощущением бессилия. Эта удушающая беспомощность было самое ужасное из всего, что он когда-либо испытывал.
Теренс тоже безмолвствовал, но по другой причине: ему всегда хорошо думалось в дороге, неважно, в седле, под парусом или за рулем автомобиля. В отличие от сына, у него был богатый опыт поисков. Особенно таких, которые кажутся безнадежными. Страж знал: если уперся в тупик, просто поворачивай обратно и начни все сначала! Однако в думы сына он не вмешивался – парень должен был сам совладать со своими мыслями и чувствами.
Виктор, обычно такой говорливый, подал голос, лишь когда за окнами кроссовера замелькали привычные пейзажи: снова горы, только теперь уже родные Татры.
– Что будем делать, пап?
Теренс только и ждал этого вопроса. Он тоже переживал за Элинор, и ничуть не меньше сына, однако конструктивное мышление всегда брало верх эмоциями.
– Продолжим расследование, разумеется. Будем выдвигать и отрабатывать версии, собирать сведенья…
– Но на это уйдет уйма времени! – мгновенно вскипел Вик.
«Ну вот, вместе с решимостью проснулся и темперамент! – улыбнулся про себя Теренс. – И в кого наш мальчик такой горячий?..» А вслух сказал:
– Не напрягайся насчет времени, Вик. Ты забыл, в Дхаме оно течет совсем по-другому? Бессмысленно беспокоиться о том, чего мы не знаем. А мы ведь ничегошеньки не знаем о времени – в первую очередь, существует ли оно вообще!
– Как это? – опешил Вик.
Словно не заметив его удивления, Теренс так же невозмутимо продолжил:
– Советую с этого и начать – с теории времени.
– Что начать?
– Учиться…
***
И Виктор учился. А заодно собирал сведения и отрабатывал версии. Уже четыре года учился, собирал, отрабатывал. И конечно же, побывал во всех местах, где раньше таились невидимые врата Дхама – в поисках возможных зацепок. Ничего такого не нашел, но хотя бы утешил себя подобием активных действий.
Зато в умственной активности недостатка точно не ощущалось. Под руководством отца Вик учил древние языки, историю, географию, искусствоведение и этнологию. По собственному почину штудировал все, что привлекало его внимание: от новейших гипотез строения вселенной до дешифровки этрусской письменности. Он теперь знал столько преданий древних народов, что легко написал бы диссертацию по их сравнительному анализу, причем в свете экзистенциальной мысли. Но научные степени его не привлекали. Эрхарт-младший, как и его отец, был практиком и теорией интересовался ровно настолько, насколько она могла оказаться полезной для решения конкретной задачи.
А задача у Виктора была одна: найти сестру.
Эль ушла в Дхам – невидимую страну, где обитала древняя раса землян. Дхам находился в некоем параллельном пространстве, однако раньше туда можно было попасть через врата, расположенные в обычных земных горах. Поэтому Вика постоянно тянуло в горы. А в походах его обычно сопровождали друзья, Тобиас Кауниц и Клим Галицкий, вместе или по отдельности.
Отец поехал с ним лишь однажды – в Шотландию.
***
Странное это было путешествие. Напряженное, даже тяжелое. Не в физическом смысле, конечно: сектор, в котором, по донесениям агентуры Луиса, находился один из проходов в Дхам, был диким и труднодоступным, однако Вик за последние годы поднаторел в искусстве скалолазания. А Теренсу эти места и вовсе были хорошо знакомы. Тропы, по которым он в молодые годы бродил с наставником в поисках целебных растений и минералов для химических опытов давно затянулись травой либо скрылись под обвалами. Но сами горы ничуть не изменились: те же угрюмые утесы, коварные обрывы, бездонные озера и близкое, рукой подать, небо. И даже запах оставался прежним…
– Чем это пахнет? Неужто вереском? – спросил Вик, жадно втягивая в себя прохладный воздух.
Было лето, днем скалы накалялись, точно каменка в бане. Однако в тени сохранялась влага, питающая горные травы и кустарники. Поддавшись внезапному порыву, Виктор развел руки в стороны, запрокинул голову и, щурясь на солнце, нараспев продекламировал:
– «Из вереска напиток
Забыт давным-давно,
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей…»*
*Фрагмент баллады Р. Л. Стивенсона «Вересковый мед» в переводе С. Маршака.
– Чарующий аромат, не так ли? – одними глазами улыбнулся Теренс.
– О да! – воскликнул Вик.
«Да-а! Да-а! Да-а-а…!»
Мощное эхо потревожило ястреба: взлетев с гнезда на щербатом утесе, он стал кружить над головами путников. Точно такие же круги описывали его крылатые предки и сто, и пятьсот, и тысячу лет назад. Ничего здесь не изменилось: что значат для вечных гор куцые годы человеческой жизни?
Теренс тоже несколько раз глубоко вдохнул открытым ртом, пробуя воздух на вкус: он был густой и терпкий, как церковное вино.
– Значит, это и вправду запах вереска? – Вик с трудом сдерживал возбуждение. – Того самого, что рос здесь еще во времена пиктских королей?
– Это запах свободы! – не удержался Теренс. Поймав на себе пытливый взгляд сына, неторопливо пояснил: – Так мне казалось в юности. Ведь именно здесь, на этом горном склоне, я встретил Дугальда. Вон за той скалой стояла пастушья хижина, в которой Мастер обитал в летние месяцы… – он умолк на полуслове.
Вик не стал тревожить отца расспросами. Дети Эрхартов хорошо знали историю одного королевского пажа: как он спас от гибели единорожка, стал учеником Мастера Дугальда, а затем пятьсот лет охранял его наследниц, пока последняя из них, Эмилия, не открыла вход в убежище единорогов. Вскоре Эмилия стала женой своего Стража, и пятеро их детей бегали играть в Заповедный Лес. Только Элинор, средняя дочь, была не родной, а приемной – и в итоге была вынуждена уйти в страну своих предков. Ну а Вик поклялся ее вернуть…
В молчаливом раздумье они прошли еще с полкилометра, чтобы окончательно убедиться: на месте, указанном агентами Луиса, высилась куча мелкого каменного крошева.
– Помню, раньше здесь действительно торчали какие-то вертикальные глыбы, но учитель никогда не заострял на них моего внимания, – сказал Теренс. – Пошли обратно. Не хочется мне здесь задерживаться.
Позже, когда они спустились с горного кряжа к дороге и снова сели в машину, Теренс признался сыну:
– Пятьсот лет не появлялся здесь. И теперь понимаю почему: нет ничего приятного в тоске по прошлому! Прошлое – это ведь то, чего уже нет. Настоящее куда интереснее…
– Но в прошлом могли остаться следы, которые помогут нам разобраться в настоящем, – возразил Вик.
– Согласен. Прошлое, настоящее, будущее – это все одна река времени! А время, как ты уже понял, понятие неоднозначное… Помнишь, Вальд в письме упоминал, что в Дхаме даже был особый род Мастеров – Смотрящие Сквозь Время?
Разумеется, Вик помнил. Письмо Мастера Вальда, которое хранилось в письменном столе отца, он давно выучил наизусть. Там говорилось о том, что Смотрящие Сквозь Время сумели вычислить некий предел существования Дхама. А значит…. И тут его осенило.
– Пап, а среди Мастеров Великой Девятки мог быть Смотрящий Сквозь Время? – быстро спросил он.
– Наверняка был, – кивнул отец. – Дхам отправил к людям девять Мастеров, по одному из каждого рода… Ты имеешь в виду, не могла ли передаться способность видеть сквозь время кому-то из потомков?
Как раз об этом Вик и подумал. Нет, отец не читал его мыслей: просто они мыслили в одном направлении.
– Увы, нам известен род деятельности только двоих из Великой Девятки: Дугальд был Мастером Искателем, а Илларион, как выяснилось благодаря юному Кауницу – Видящим Суть, – добавил Теренс.
– Может, попросим Тоба еще раз срисовать остальных? – предложил Вик. – Я знаю, он их уже десятки раз рисовал, но теперь у него будет конкретная задача – увидеть что-то, связанное с временем.
– А что, это идея. Отличная идея!
Вик зарделся от удовольствия, совсем как в детстве: отец редко его хвалил, но если уж хвалил, Вик воспринимал это как высшую награду за старания. Правда, теперь он старался не ради похвалы отца. У него была своя цель. И призвание.
Да, Вик наконец-то понял, в чем оно состоит. Чем только он ни увлекался в школьные годы: музыка, живопись, математика, химия, языки – список получился бы в два столбца. Как ни парадоксально, ощущение «его дела» пришло совершенно неожиданно: в тот знаменательный день, когда они с Климом тайком рванули на поиски пропавших детей Рауля. Вот тогда он почувствовал себя по-настоящему живым! Не то чтобы счастливым – какое уж тут счастье, когда у людей беда! – но, как говорится, в своей тарелке.
А потом выяснилось, что он, Виктор Эрхарт, и правда принадлежит роду Искателей. Что именно искали Мастера Дхама, оставалось тайной за семью печатями. Ну а Виктор искал Эль. По крайней мере, на данный момент это было основной его задачей.
– И вот еще, – сказал Теренс после недолгого колебания, – взгляни-ка на карту врат.
Так они между собой называли карту, присланную Луисом: здесь были отмечены все точки, где раньше располагались скрытые входы в Дхам. Карту эту Вик тоже знал наизусть, тем не менее послушно открыл ее в своем смартфоне.
– Ничего несообразного не замечаешь? – спросил отец, не сводя взгляда с дороги – узкой, неровной, да еще с крутыми поворотами.
Вик в тысячный раз воззрился на карту. Несообразным, по выражению отца, было само расположение точек: по одной в Китае и Южной Америке, две в Северной Америке, остальные в разных горных массивах Европы. С другой стороны, врата появились много веков назад, когда выходы в других местах планеты дхамжанам были просто без надобности. Кроме, пожалуй, одной страны…
– Ни одной точки на территории России! – воскликнул Вик. И как он раньше не обратил внимания на столь подозрительный факт? – Ни в европейской, ни в азиатской части. Ты это имел в виду?
– Именно, – кивнул Теренс. – А ведь Русь уже в Средние века была сильной державой – и обещала стать великой. Это во-первых…
– А во-вторых, там жил один из Великих – Мастер Илларион! – подхватил Вик. – Следовательно, где-то в России должен быть еще один вход!
– Необязательно, но весьма вероятно. У меня сложилось понимание, что Мастера при случае могли воспользоваться любым путем – для мгновенного перемещения в пространстве у них были фибулы. Врата же обеспечивали свободный проход другим дхамжанам: хоть они и предпочли изолироваться от человечества, все же непрерывно следили за его развитием, для чего регулярно наведывались в гости… Однако вопрос сейчас не об этом. Предположим, где-то на территории современной России или бывшей Российской Империи существуют еще одни врата. Агенты Луиса их не засекли, так как там не пропадал никто из подопечных бывшего Магистериума. И что это означает?
– Понятия не имею, – признался Вик.
– Я тоже. Скажу лишь одно: сведения о гибели Иллариона во время пожара вызывают у меня большие сомнения. Кстати, я уже говорил об этом твоему приятелю Кауницу…
– Так или иначе, надо ехать к Тобу, – подытожил Эрхарт-младший. – Немедля!