Kitobni o'qish: «Идиот и дура»
*****
Проект заваливается,
сроки поджимают,
Евгений не успевает – ещё БОС не знает!
Борислав Олегович.
И тут Ленка звонит. Весь настрой испортила.
– Женя, я от тебя ухожу. Вещи собрала. Ключи в соседней квартире. Я бы тебе утром сказала, да ты бы уговорил меня. А я больше так не могу жить!
– Да и пошла ты…! – орёт Жека и бросает трубу так, что крышка отлетает.
Сосед справа – Лёвчик – усмехается:
– Что, очередная неудача?
– Что надо им, не пойму! Хочу то, хочу сё! А потом – тебя дома никогда не бывает! А «хочулки» как оплачиваются?
– Да-а…
– А ласку не пробовал в перерывах между работой? – проходит мимо технолог Ирина Алексеевна.
И вот только что-то стало складываться, опять телефон.
– Евгений Николаевич, Вас здесь спрашивает девушка.
– Какая девушка?
– Странная очень.
– Почему странная?
– Откуда мне знать почему? Спуститесь и увидите, – даже через трубку чувствуется, как Танечка надула свои пухленькие губки.
Отрываться совершенно не хочется из-за какой-то странной девицы.
Некогда!
– Ну, пусти её!
– Нет, не стоит.
– Татьяна, что за игры.
– Какие игры! Я боюсь! Потом мне отвечать!
– Чего боишься?
– Её. Сами с ней разбирайтесь, – и отключилась.
– Ё.. бэ-тэ, – выругался Евгений Николаевич, хлопнул ладонями по столу.
Лёвчик вздрогнул:
– Жека, ты чего?
– Сейчас приду, – отмахнулся. (Если бы он знал, когда придёт!)
Лифт, как всегда, внизу. И, как обычно, подбирает на каждом этаже народ. Потом, естественно, через каждые три метра остановка! Пока спустились, набилась толпа жаждущих (они вообще когда-нибудь работают?) Духота! Где бы найти работу на первом этаже?
– Ну, и что? – наезжает он на Танечку, – Кто такая?
– Говорит, Ваша сестра.
– Кто?!
– Ой, разбирайтесь сами, у меня и без Вас полно работы!
– Какой работы, дорогая моя? Кнопку нажимать и пропуск выдавать? Один раз в час! Это работа? Где она?
– Там, у зеркала.
– Конечно, где ещё! Все вы, – он поводил пальцем вокруг лица, – у зеркала! – машет рукой и идёт искать зеркало.
Зеркало знало подданных Ивана Грозного. Огромное, пышное и мрачное с тумбой внизу. На него смотреть-то страшно. А в него? Из каких подвалов его выудили? И никакой девицы рядом! Только охранник. Но он же не девица! Евгений шагает обратно к Танечке и… увидел. Девица выползала из-за зеркала… Но как выползала! Похоже, она решила обтереть собой всю эту гробовину. Медленно со вкусом, с растяжечкой: вот рука, вот нога, вот зад, и ещё рука, и ещё нога, движение вверх, движение вниз… па де-де.
Охранник беспокойно наблюдал.
– Что Вам надо?
Девица вытащила из-подмышки лицо и уставилась на Евгения.
– Ба! – подпрыгнула она, – Жека! Жека! Мой любимый братик Жека! Это мой братик, – пояснила она охраннику и замерла.
– Ты кто? Эй! – Девица не шевелилась.
– Я пытался её выгнать, она верещит, как кошка, царапается, хотела бежать наверх, по полу каталась, ладно зеркалом увлеклась.
– Врёшь, не каталась, – ожила девица и вдруг заревела, – Мама умерла.
– Какая мама?
– Моя и твоя.
– Ты что несёшь?
– Несу, несу, письмо вот, – она засуетилась и выудила откуда-то мятый конверт, – Вот.
Какая-то женщина, называя все метрики и координаты Евгения Николаевича, умоляла его позаботиться о Веточке.
– Это я, – ткнув в имя, пояснила девица.
– Так, стоп, откуда ты меня знаешь?
– Мамочка сказала. Сказала: умру – иди к Жеке, он тебя никому в обиду не даст. Вот, адрес дала. Вот домашний, вот рабочий, – она начала совать ему в руки какие-то клочки, – Вот телефон. Я звонила – никто не отвечает! – она опять заревела.
– По-моему она того, – покрутил охранник пальцем, – Может, в психушку её?
Это слово произвело на неё потрясающее впечатление. Видимо, всё то, что она изображала тут раньше, она повторила, и вдвойне.
Охранник был в шоке!
– Всё, хватит, цирк окончен! – Евгений схватил её и бросил на тумбу, – Я не знаю ни тебя, ни твою мамочку. И не желаю знать, поняла? Я спрашиваю, ты поняла? – Девица закивала, – А теперь убирайся отсюда, пока я не сдал тебя твоим врачам! Иди!
Она пошла, остановилась и протянула в сторону кулак.
– Это тебе подарок от мамы, – разжала пальцы, что-то звякнуло, – Прощай. И извини. Что побеспокоила.
На полу лежало кольцо.
Точно такое же, какое было у отца. Он не носил его, оно валялось в коробке вместе с шурупами и шайбами и другими непонятными железками. Жека в детстве шарился иногда в ней, когда ремонтировал свои машинки, и кольцо пытался пристроить куда-нибудь, потому что оно было с большим малиновым камнем, или стеклом. Сейчас он почти забыл о нём.
– Стой! – она встала,– Откуда это у тебя?
– Мамино.
И тут нарисовался БОС.
– Так, что тут происходит? Что за визги по всему зданию? Евгений Николаевич? А это кто тут? – он разглядывал потрёпанную девицу и лицо его надувалось.
– Извините, Борислав Олегович, Это сестра моя, двоюродная, у неё мать умерла, она не в себе. Сейчас. Она уже уходит. Идём.
– А Вы куда?
– Я быстро, я только посажу её в такси. Такое горе!
– Смотрите мне! – ткнул пальцем БОС.
Евгений схватил Веточку за локоть и потащил на улицу.
– У тебя ещё кто-нибудь есть?
– Я не хочу в такси, они гоняют.
– Есть?
– Я не хочу в такси…
– Да не будет такси, это я так, БОСу. Ну так есть?
– Есть.
– Кто? Где?
– Вот, – она пошарилась по карминам и нашла фотографию, – Лёлечка. Она меня любит.
Фотография была старая и женщина на ней не молодая.
– Лёлечка? Кто это?
– Она меня любит.
– Ладно-ладно. А где она живёт, ты знаешь?
Веточка перевернула фотографию. Адрес был.
– Ё… бэ-пэ! Это километров 300 будет. А здесь, здесь есть кто-нибудь?
– Здесь – нет.
– Ну, ты ведь где-то живёшь?
– Нигде.
– То есть как нигде? Где вы с мамой жили?
– В больнице, я на кровати, а мама на полу.
– Ясно. Что ничего не ясно.
– Мама умерла, кровать забрали.
– Ты можешь мне показать, где эта больница?
– Могу.
– Поехали. Чёрт!
Документов с собой не было, ключи в кармане, правда, но возвращаться в офис – не выйти потом. Ладно, проскочим как-нибудь, – Садись. Показывай.
– Ух ты, какая у тебя машина! – Веточка вертелась, разглядывая с выпученными глазами салон, – Кожа, климат-контроль… и кресла подогреваются?
– Откуда такие познания?
– Я знаю, я знаю, я знаю…
– Хорошо, молодец. Послушай, а об этом кольце ты что-нибудь знаешь?
– Мамино.
– А у мамы оно откуда?
– Ты что, забыл? Оно всегда у неё было.
– Забыл. Она тебе что-нибудь рассказывала о нём?
– Мама с папой, когда женились, купили. Ты что, забыл?
– Это точно?
Веточка напряглась и оцепенела.
– Эй. С тобой всё в порядке? Куда дальше ехать? – пришлось остановиться. Что делать с мумией Евгений не знал. Болезнь это или придурь, долго ли будет продолжаться, и как вывести девицу из этого? Посидели несколько минут.
– Ну, всё, хватит, не хочешь ехать дальше, выходи, меня работа ждёт, – молчание, – Вон пошла! – заорал неожиданно для себя, – замаяла ты меня!
– Туда.
– Ты дура или притворяешься?
– Дура.
– Дуры себя дурами не называют.
– А я называю.
– Ты понимаешь, не могу я быть твоим братом. Да, я жил с отцом, я не знал мать, но это ничего не доказывает. Твоя мать могла спереть это кольцо где-нибудь. А! Даже у моего папаши. Теперь понятно, откуда она про меня знает! Поняла?
– Конечно! Всё поняла!
– Что ты можешь понимать, ты дура!
– Я дура! Я дура! Я дура! Я дура!
– Прекрати немедленно, а то врежу!
– Я дура – поэтому ты не брат. А если бы я была умная, то была бы сестра.
– По-моему, ты не такая уж и дура.
– Такая, такая, – она начала корчить рожи и хвататься за руль, – Видишь, какая я дура?!
– Вижу, вижу, отстань, а то врежемся.
– Труп?
– Типун тебе на язык.
– Трупная дура! – Это её развеселило, и она начала хохотать.
Евгений обозвал себя идиотом – надо было связаться! Ну и что, что кольцо! Даже если и мать – что с того? Она его бросила и не проявлялась, пока не надо стало подсунуть свою доченьку неизвестно от кого нагулянную. Это, наверняка, что нагулянную! Сейчас они приедут, он сдаст её, и прощай!
– Приехали!
Здание было городской поликлиники №2. Евгений поискал другие таблички, но их не было.
– Ну, пошли.
– Веточка! Деточка моя! Ты, что ли? – какая-то старушка столкнулась с ними в дверях.
– Тётя Нюра! Тётя Нюра! – запрыгала Веточка вокруг неё, – это мой братик, Евгений Николаевич. Вот!
– Ну и хорошо, ну и слава Богу! А я-то думаю. Где ты? Горе-то какое! Как хорошо, что вы её приветили. Я вижу – добрый вы человек. Теперь я спокойна.
– Она сказала, что жила тут.
– Жили-жили. Мать-то её полы мыла, ну и сторожила ночами. Вот и жили. А куда ж их горемычных. А Вы с ней построже, построже, она поспокойнее будет. Ну-ка, тише, окаянная. Мать-то умерла, а её куда? Ну и сдали… понимаете сами. А она и сбежала, вот проныра! Как сумела?
– Мне там больно было.
– Бедная ты моя. Сейчас всё хорошо будет, нашёлся брат-то.
– Вы не знаете, кто-нибудь ещё у неё есть?
– Как же это, Вы разве не знаете?
– С материной стороны. Мы же не жили с ней.
– А ну да, ну да. Да нет, никого. Одна она была. Никого.
– А вот это кто? – Евгений протянул фотографию.
– Это Лёля, это Лёля!
– Вот не знаю, милок, не сказывала мне Вероника-то, – Жека вздрогнул: всё, что знал о матери – это имя; неужели всё-таки? – А что?
– Понимаете, мне ненадолго уехать надо – командировка, – начал сочинять Евгений, – Работа есть работа.
– Да, да, понимаю. А что, у Вас-то никого нет?
