Kitobni o'qish: «Долго и счастливо»
Глава 1
– Вы дозвонились до Красовского, Мария Владимировна? – ненавидяще прошипел голос в селекторе.
Мария Владимировна вздрогнула и на экране монитора испуганно понеслась вдаль буква «хххххххххххххх».
– Да! – выкрикнула она, нагибаясь к черному пластику. Из его недр доносилось потрескивание. Шеф молчал, но и не отключался. – Да, – повторила она, решив, что он не услышал.
– И что? – ожил опять селектор.
– Он в пробке, – вздохнув, сообщила она.
– Я. Просил. Дозвониться. До. Красовского. – Именно так, медленно и четко отделяя слова друг от друга, произнес шеф. – Вы дозвонились, Мария Владимировна? – голос его приобрел плачущее выражение.
– Я дозвонилась, – буркнула Мария Владимировна. – Он сказал, что стоит в пробке на Московском, и тут же отключился. А сейчас у него телефон не отвечает – связи нет.
– Черт знает что такое! – простонал шеф.
Селектор замер, погас красный злой огонек. Мария Владимировна опасливо покосилась на него. Нет, это не безобидный кусок черной пластмассы, это жуткий Терминатор – безжалостный робот-убийца: казалось бы, вот уже все – наши победили, ура, ура! Ан нет – снова вспыхивает адский красный глаз, и все начинается сначала: беги, спасайся кто может! А кто не может… А кто не может, вот как бедная Мария Владимировна, тот должен сгинуть. Но она не может позволить себе сгинуть. Нет, нет, только не она. Она выдержит, сможет, она сильная, умная и, вообще, супер! Руки долбили по клавиатуре, словно гаммы отыгрывали. Слепая печать, скорость сто восемьдесят знаков в минуту, а то и больше. В норматив при сдаче выпускных экзаменов она уложилась, а если бы не нервничала, так еще и не такую скорость показала.
Вот так все очень серьезно было в той школе референтов, которую она окончила, чтобы начать делать карьеру. У-у-у, какую карьеру бы она сделала, если бы… если бы не зловещий красный глаз… Ничего, осталось немного, еще месяц и она уйдет. Господи! Какое счастье уйти отсюда, уйти и не вернуться! Зато в трудовой книжке будет запись – год работы секретарем-референтом. И это первый шаг на блестящем карьерном пути.
«Там-там парам-там, там-там парам-пам, тарам-пам та-там пам…» – пела клавиатура под ее быстрыми длинными пальцами. Она всегда печатала под какой-нибудь ритм. Сегодня ритм был такой. Утешительный. Впрочем, такой он был практически каждый день, когда у шефа было плохое настроение. А плохое оно у него было всегда. И она его терпеть не могла. Ни шефа, ни его настроение.
***
Как же он ее ненавидел! Вообще-то, ему дела до нее не было. Но иногда так хотелось выскочить из кабинета и… придушить ее, что ли. До чего ж тупая баба! Ну как можно не понимать таких элементарных вещей? Ему нужен Красовский и именно сейчас. Мобильник на столе задрожал, затрясся, рассыпался звонкой мелодией.
– Да!
– Паш, дорогой, это я, – сказал в трубке голос Сашки Красовского.
– Саша, хорошо, что позвонил, ты мне нужен. У нас проблемы с «Припятью». Моя секретарша не могла до тебя дозвониться.
– А, так это секретарша была! – засмеялся Красовский. – Я-то думал! Представляешь, номер высветился незнакомый, я беру трубку, а там голос спрашивает: «Вы где?» «В Караганде», – отвечаю. А там опять: «Вы где?» «В пробке, – говорю, – стою, на Московском».
– И что?
– Да ничего, связь прервалась. Ты, Паш, скажи своей мамзели, чтобы представлялась хотя бы, а то я с перепуга решил, что меня опять адвокаты бывшей супружницы разыскивают.
– Скажу, Саш, скажу. Ух, я скажу… – раздувая ноздри, просипел он.
– Ну излагай, – милостиво разрешил Красовский, – я здесь все равно надолго застрял. Что там у нас с «Припятью»?
Изложив своему юрисконсульту проблемы многострадальной «Припяти», Павел Сергеевич немного остыл, но все равно, прислушиваясь к звукам в приемной, болезненно морщился. Нет, надо на фиг увольнять, а то так и до смертоубийства недалеко, и вместо отпуска на знойном юге, пойдешь ты, родной, по этапу на север. Проблем и так много, чтобы еще и о персонале думать. В конце концов, есть у него кадровая служба, пусть она и думает. Хотя именно кадровая служба и постаралась. Ну Нина-то Львовна, ну ведь всегда же умудрялась как-то подбирать ему более-менее приличных секретарш. Но эта – ни в какие ворота не лезет! Он снял с вешалки пальто, оглядел безупречный кашемир – шерстинка к шерстинке – перекинул через руку и вышел в приемную. Предмет его душевных терзаний и головной боли сидел за компьютером и что-то там молотил по кнопкам.
– Мария Владимировна, – вкрадчиво начал Павел Сергеевич. Секретарша подняла глаза и вопросительно уставилась на него и даже как-то головой мотнула, чего, мол, тебе? – Мария Владимировна, а вы где учились? – так же вкрадчиво спросил он.
– В смысле? – удивилась она и откинулась на спинку кресла.
– В смысле вот это вот. – Рука широким жестом обвела офисное пространство, факсы, телексы, принтеры, сканеры…
– А, секретарскому делу-то? – догадалась Мария Владимировна. – В школе референтов «Катрин». Это очень престижная школа, Павел Сергеевич… – гордо сообщила она, – там…
– Это там вас учили, как нужно разговаривать по телефону, да?
– Учили, – кивнула она, как-то не очень, однако, уверенно.
– Я так и понял, – усмехнулся он и открыл дверь. – В следующий раз, когда будете звонить Александру Николаевичу, ну или кому-нибудь еще, не забудьте сказать «здравствуйте». А еще не забудьте представиться, что вы, мол, Мария Владимировна из фирмы такой-то. Хорошо? – Павел Сергеевич закрыл дверь и широким четким шагом пошел к выходу.
Так ей! А покраснела-то как! Аж за щеки руками схватилась. Ну ничего, если краснеть еще не разучилась, может, не все потеряно. Хотя он знал эту категорию офисных барышень, очень хорошо знал. Мало работать, много получать, вот смысл их жизни. Учиться они ничему не хотят и не будут. Позаканчивали свои секретутские курсы и думают, все – профи! Эта хоть в штаны к нему не лезет, как предыдущая. Нет, предыдущая как раз была ничего. Можно даже сказать очень хорошо работала. Чего она уволилась? Он не помнил. Сколько их за десять лет его трудовой предпринимательской деятельности сменилось? Уже и счет потерял. Да и не считал он их никогда. Ему что надо? Чтоб работала: делала, что велено и не делала, чего не велено. Все. Неужели это так трудно? Сказать завтра Нине, пусть подыскивает другую секретаршу. А то не ровен час или сам зарежусь, иль зарежу кого…
***
– Что так и сказал? – ахала Наташка, помешивая трубочкой в длинном бокале. Невесомая кружевная пенка с мягким пришепетыванием поднималась и опадала, и все норовила соскользнуть по краю наружу.
– Так и сказал. Дура, ты, говорит, и невоспитанная хамка. Не здороваешься и уши у тебя не чищены.
– Да ладно! – фыркнула Наташка и засмеялась.
Мария Владимировна, для друзей просто Маша, тоже усмехнулась, хотя веселого-то было мало. И даже наспех придуманные посиделки с подругой в кафе не спасали отчаянного Машиного положения. И аутотренинг по утрам не спасал. Можно было часами твердить: «Я умная, способная, стойкая, я выдержу…» Все эти аберрации рассыпались в прах, стоило ей встретиться глазами с Павлом Сергеевичем. «Тупица непроходимая», – читалось в них, и ей сразу же хотелось запустить в него табуретом.
– Он меня специально унижает, – вздохнула она, – и кайф от этого ловит. Я же вижу. У-у, знаю я таких особей – для них ничего слаще нет, чем подневольного человека мордой об стол приложить.
– Чего же к такому на работу пошла? Ты же умная. Сразу-то непонятно было, что за фрукт?
– А я с ним и не разговаривала. Я с персональщицей общалась. Хорошая тетка, кстати. Я ей все про себя рассказала. И про школу, и про директрису. Как я вела кружок английского языка, как фильмы им на английском показывала. Я ведь хотела, чтоб детям интересно было, я же в институте еще и на всякие курсы повышения квалификации ходила. Это ведь методика такая. Они ведь у меня все-все говорить начали. Веришь?
– Верю, – вздохнула Наташка. – Уж в который раз тебе говорю, плюнь ты на эту школу. И уж если на то пошло, ты еще легко отделалась. Что там директриса на тебя повесить хотела? Срыв учебного процесса? Пропаганду жестокости и насилия?
– Я показывала хорошие фильмы, – упрямо тряхнула Маша головой.
– Боевики, – подтвердила Наташа.
– И их тоже. А что мне им надо было ставить? «Человек дождя?» Неинтересно им это. Пока неинтересно. Не поймут еще.
– А «Код да Винчи» поймут, да? – Наташка скептически скривилась и осторожно сняла губами пену с края стакана. Потом аккуратно, салфеточкой, промокнула молочные усы и добавила: – Скажи спасибо, что тебе еще растление малолетних не приписали.
– Спасибо, – машинально ответила она.
Да, с «Кодом» как-то не очень получилось. Для Маши фильм был хорош из-за актерского состава, тем, что можно было сравнить произношение американца, англичанина и француза.
Для директрисы факт показа в школе крамольного, на ее взгляд, фильма, подрывающего основы христианской религии, послужил прекрасным поводом избавиться от зазнайки и выскочки англичанки. Потому как не было больше сил терпеть не подконтрольную ей, то есть совсем неуправляемую девицу, вечно влезающую в педагогический, годами налаженный процесс, со своими новыми методиками.
Машу вызвали на ковер и без лишних слов предложили «по собственному», а иначе… Маша хотела сначала бороться, доказывать свою правоту, а потом посмотрела на эти лица, махнула рукой и подписала. За три года работы в школе она устала бороться с системой. Иногда ей казалось, что здесь собрались непримиримые враги, залегшие по разные стороны баррикад, только и ждущие сигнала к началу военных действий. У одной стороны, правда, были явные преимущества в боевой силе, зато у другой явный численный перевес. Война шла с переменным успехом, только одни расплачивались за поражения отсутствием нормальных знаний, и отвращением к получению оных в любой форме, а другие расшатанными нервами и острой ненавистью к детям, как к мировому злу. И неизвестно, кому приходилось в этой неравной борьбе хуже всего. Так и вышло, что три года пропали втуне: не получилось из Маши ни нового Макаренко, ни Песталоцци.
– А я говорила. На кой ляд ты в школу пошла? Три года зря потеряла, – озвучила Наташка горькие Машины мысли.
И оттого что это так совпало, ей захотелось немедленно возразить, что нет, не зря, не зря.
– Ну и что! – горячо вскинулась Маша. – У меня мальчик из класса грант на обучение в Англии выиграл. Родители звонили, благодарили.
– Один! – фыркнула Наташка. – Вот уж достижение!
– Так, я не поняла? Зачем я тебя позвала? Чтоб поплакаться. А ты меня критикуешь. Ты должна меня жалеть и утешать.
– Хорошо, – покорно кивнула Наташка. – Слушай. Ты самая умная, самая красивая, самая прикольная, самая веселая и, вообще, супер! А начальник твой – гнусный хорек, жирная свинья, гадкий крокодил, змея подколодная, нет, змей. И мы еще всем покажем!
– Ага! Дыбом шерсть, хвост трубой, выходите со мной на бой… Господи, как мне до отпуска дожить? А?
– Ты когда планируешь? – озабоченно спросила Наташка.
– В мае. Мы же договаривались, забыла?
– Ну не могу я в мае, – заскулила подруга. – Не отпускает начальник. Он у меня тоже – задница еще та! Давай позже или раньше?
– Раньше я не могу, мне надо хотя бы одиннадцать месяцев отработать, для стажа, и позже не могу – потому как нет больше моего терпения. Я в отпуск уйду, и заявление напишу сразу. И буду другую работу искать.
– Ну, как знаешь, – Наташка обиженно надула губы. Подумаешь, начальник ей не тот попался. Они еще и не такие бывают! – Одна поедешь? – спросила она небрежно. Может, подруга только прикидывается несчастной, а сама кавалера завела и скрывает?
– Ну и поеду, – пожала Маша плечами, – что такого? Там с кем и познакомлюсь, не проблема.
– Хорошо тебе, – вздохнула Наташка, – ты общительная.
Глава 2
Как же было прекрасно из неустойчивой, дождливо-пасмурной Питерской весны сбежать под мягкое нежное солнце этой благословенной Аллахом страны. Много чего повидал Павел Сергеевич за свою жизнь: в Египте возле пирамид в задумчивости побродил, в Красном море с аквалангом понырял, в Мертвом море на воде полежал, в Таиланде на всяческие экзотические массажи походил и пришел к выводу, что все это хорошо, но отдыхать он будет в Турции. Именно отдыхать, а не кататься на лыжах в Альпах и не гонять на джипах по Сахаре. Когда никаких звонков, никаких друзей-приятелей, а только три недели покоя, солнца, моря и горячего турецкого кофе. Ну и любимая женщина под боком. Что еще нужно человеку для счастья?
Павел Сергеевич вздохнул – неладно что-то в Датском королевстве. Что-то с любимой женщиной происходит, а что – не понятно. Вздыхает, грустит, обижается из-за ерунды. Он уж и так и этак старался, но жена, как партизан на допросе, стояла насмерть. Глаза прятала, от ответов уходила, и поделать с этим ничего было нельзя. Именно вот эта манера в жене бесила его больше всего. Ну есть у тебя вопрос – задай, обиделась – скажи, чего душу-то из него рвать? Но она рвала и делала это, он подозревал, не без удовольствия. Ладно, хочет дуться, пускай. А он будет отдыхать. Вот пойдет сейчас, ляжет, очками глаза прикроет и будет слушать шум прибоя. Не было для него звуков слаще этого.
Было время, он в отпуск пять лет не ходил, пока производство налаживал. Все там требовало его постоянного присутствия. Максимум, что мог он себе позволить это на три дня вырваться куда-нибудь за город, но и там его доставали звонками, да он и сам всех тоже доставал. Но теперь-то он уже может вот так уехать на три недели, ни о чем не заботясь. У него отличная команда: все профи, директор по кадрам Нина Львовна держит народ в ежовых рукавицах. У нее не забалуешь: пьяный на работу вышел – штраф, треть от оклада, а если систематически, то, пожалуйста, на выход. Правда, такое в последнее время случалось нечасто: платил он работягам хорошо – оклад плюс сдельщина, получалось очень даже солидно. Заказов у них сейчас было много, а будет еще больше. Ах, какой он тендер выиграл!.. Городской заказ. Бюджетные деньги – сладкие деньги, говаривал его отец. А отец знал в этом толк: сорок лет главным инженером на заводе отпахал. Все хорошо, только вот секретаршу бы еще подыскать толковую.
Павел Сергеевич в шезлонге завозился, как большое сонное животное, пошарил рукой под собой, пытаясь нащупать пачку сигарет. Чего вспоминать-то? Ну дура и дура. Приеду – уволю. Он опустил ниже козырек бейсболки и блаженно затянулся. И не надо ему никакого другого отдыха. Его уже давно весь персонал отеля знает. Встречают как родного. Да и клиент Павел солидный: чаевые хорошие дает, водку целыми днями в баре не глушит, с девицами в номере оргии не устраивает. Жене, конечно, скучновато, она бы предпочла куда-нибудь в развеселую Ниццу поехать, но он на провокацию не поддался, а вот она – да. Он предложил ей одной в Ниццу эту самую смотаться, а он бы сюда, в тихий курортный городок. Как только любимая осознала, что на три недели муж останется без присмотра, вопрос о Ницце отпал сам собой. Но и здесь она не переставала играть, а у него не было желания подыгрывать. Поэтому жена сейчас сидела в номере, страдая мигренью, а он наслаждался одиночеством на берегу. Наслаждался, вспоминая непутевую секретаршу. Павел Сергеевич усмехнулся. Просто характер у него был такой: не любил он незавершенных дел. Надо было ее перед отпуском уволить, но он замотался, завертелся и забыл. Ладно, не думай, приказал он себе, расслабься.
Сбоку послышался шум шагов, шелест песка, кто-то прошел рядом, до него донесся аромат свежих духов, какой-то горьковато-цветочный, тонкий, еле уловимый. Его жена любила сильные запахи, дорогие, мускусные. Он приоткрыл глаза и чуть поднял козырек, провожая взглядом девичью фигурку. Девушка шла прямо к морю, неся в одной руке босоножки, в другой пляжную сумку. Где-то по дороге она бросила все и понеслась к голубовато-зеленой границе песка с водой. И в том, как она бежала, высоко вскидывая ноги, вязнущие в мокром песке, как отпрыгнула от шаловливого пенистого языка, попытавшегося лизнуть ей пальцы, как засмеялась негромко, взвизгнула, когда волна с шумом все же накрыла ее чуть не по колено, было что-то такое близко узнаваемое, что Павел Сергеевич даже позавидовал. Представил, как приехала она вот только что и сразу побежала на пляж, даже вещи не стала распаковывать, так не терпелось ей заявить этому морю и этому солнцу, и песку – я здесь, я приехала, я с вами. Павел Сергеевич закрыл глаза и снова натянул козырек на нос и, кажется, даже задремал. Потом пришла жена, громко чмокнула в щеку, он проснулся, потянулся, намазал жене спинку кремом, приобнял как следует, чтобы поняла, какие у него далекоидущие планы на вечер и продолжил отдыхать по полной программе дальше.
***
Маша вышла из душа, скинула полотенчико, достала крем и принялась энергично втирать в кожу нежную эмульсию. На туалетном столике выстроились ряды баночек, флакончиков, тюбиков. А что делать? Красота требует. Крем от загара, масло для загара, лосьон после загара. А иначе не отдых будет, а сплошные мучения: кожа покраснеет, натянется на плечах, как пергамент, к вечеру поднимется температура, будет Машу колбасить до утра, кидать то в жар, то в холод. Нет уж, лучше пять минут потратить на втирание кремчика.
Тут Маша изогнулась под немыслимым углом, пытаясь достать место между лопатками. Вспомнила, как парочка на берегу натирала друг друга кремом.
Едва приехав, Маша сразу же на пляж понеслась. Она так именно и мечтала – кинуть все в номере и побежать, убедиться, что все в порядке: море шумит, солнышко светит, ничего не изменилось за год. На пляже по раннему времени никого почти не было. Только мужчина какой-то в шезлонге лежал, да две дамы сложноопределяемого возраста топлес на песочке разлеглись.
Надо было искупаться сейчас, пока опасный ультрафиолет не начал свое разрушительное действие. Маша скинула платье и неодобрительно посмотрела на бледное тело. Северная кожа отчаянно сопротивлялась любым попыткам подставить ее солнцу и сгорала моментально. Пришлось перед отъездом скупить жутко дорогую солнцезащитную серию в магазине. Но ничего, вот приедет она с курорта, отдохнувшая, загорелая, и пойдет на собеседование в какую-нибудь супер-пупер компанию; увидит ее тамошний босс, непременно молодой стильный красавец с голубыми пронзительными глазами, увидит, шмякнется со стула, сам собой в штабеля уложится и… Что дальше она смутно представляла, но как минимум на работу ее должны взять. А как иначе? Нина Львовна, директор по персоналу, заявление-то у нее приняла, сказала, конечно, что должен шеф подписать, после отпуска. Ну, он-то подпишет, она не сомневалась. А вот Нина Львовна еще и посетовала, что Маша уходит. Знала бы она, какой у них шеф на самом деле. Ей-то он наверняка не хамит.
Пока она так в мечтаниях на песке грезила, к мужчине в шезлонге какая-то девушка подбежала, стала ластиться, спинку подставлять, плечики. Мужчина долго и старательно мазал кремом подставляемые части загорелого тела, потом поцеловал девушку в шею, потом еще куда-то, потом… потом Маша отвернулась, чтобы не позавидовать еще больше.
Как это люди умудряются найти друг друга? Вот как это можно понять, что вот с этим человеком захочется жить долго и счастливо, а с этим нет? Экспериментально-опытным путем, говаривала Наташка, only. Но Маша, что-то сильно сомневалась. Как это – экспериментально-опытным? Это, получается, надо с каждым пробовать? Так всей жизни не хватит, вся в опытах и пройдет. Должен быть какой-то критерий. Фразы из книг типа они встретились случайно и сразу поняли, что созданы друг для друга, Машу не убеждали. Вот еще, выдумали.
Что-то у нее ни разу так за все ее долгие двадцать пять лет не случилось. А случилось все очень буднично, обыкновенно: никаких тебе «глаза в глаза», «дрожи в коленках» – поцеловались, разделись, потом неловко хватали друг друга руками, потом как-то все же у них чего-то произошло. Было смешно и немного неудобно, и никаких тебе «страсть захватила их и повлекла за собой». Какая такая страсть? Они и сейчас встречались. Иногда. Олег карьеру делал, уделял ей много, очень много времени – карьере, не Маше. Она тоже пыталась… карьеру делать. Так что свидания их были довольно редки. Но официально считались парой. А что? Вполне в духе времени – первым делом самолеты, ну а девушки, а также и юноши потом.
Маша закрутила крышечку тюбика и критически оглядела себя в зеркале – очень даже ничего. Не супермодель, конечно, в смысле роста, но фигура пропорциональная, мышцы подтянутые, зря она, что ли, абонемент в спортклуб покупает. У нее годовой, на все виды фитнеса, так что ей не стыдно хоть анфас, хоть бэксайд продемонстрировать. Она вывернула голову, рассматривая этот самый бэксайд. Нет, определенно не устоит молодой стильный красавец-босс с пронзительными синими глазами. Определенно. Она усмехнулась. Наташка бы сейчас язвительно заметила: «И его жена тоже». Почему-то у молодых стильных красавцев, где-то рядом всегда крутилась жена, молодая стильная супермодель. Вот как давеча на пляже. Она мимо проходила, глаза-то скосила: длинные крепкие ноги, подтянутый живот, даже вроде с кубиками; сильная загорелая рука с сигаретой, небрежно свисающая с подлокотника. Ничего так. А потом прибежала его подруга, а может, даже жена, такая вся высокая, белокурая, похожая на породистую тонконогую арабскую лошадку. И волосами она так же встряхивала, как гривой. Маша повела головой слева направо. Так, кажется. Нет, не так. Вот так. И она еще раз повторила запомнившееся ей движение. И даже заржала тихонько: «И-го-го», – и засмеялась. Господи, чего только в башку не лезет.
Маша оделась и пошла в бар. А где еще можно скоротать время до ужина, за чашечкой ароматного турецкого кофе? В баре было прохладно, негромко гудел кондиционер, давешние любительницы приема солнечных ванн топлес сидели у барной стойки и активно кокетничали с молодым белорубашечным барменом. Негромко играла музыка, журчал фонтанчик, Маша решительно двинулась к столику в углу.
– Девушка! Девушка! – раздалось откуда-то сбоку. Маша повертела головой. – Я здесь, – раздалось снова. И тут Маша ее увидела. Белогривая арабская лошадка, резво кивая, делала рукой круговые движения, подзывая ее к себе. Маша сделала удивленные глаза, но подошла. – Девушка, вы же из Питера? Да? Присаживайтесь, – и она указала рукой на свободный стул. – Меня Яна зовут, а вас?
– Маша, – ответила Маша и села.
– Маша, – обрадовалась Яна. – Я тоже из Питера. Я с мужем. Здесь тоска смертная. А мой отчего-то сюда каждый год ездит. А я первый раз. Мы недавно поженились, – похвасталась она.
Маша невольно засмеялась. Яна ей понравилась. Она же хотела с кем-нибудь познакомиться. Пусть будет Яна с мужем. Подлетел официант. Маша заказала кофе и минеральной воды. Через пару минут они уже вовсю болтали: сначала обсудили новую косметическую серию известной французской марки, потом новинки бутика «Babochka», потом перешли на всевозможные диеты. Время пролетело незаметно.
– О, – сказала Яна, глянув на часики, – пора пупсика будить, а то ужин проспит. – Пойдем сегодня на дискотеку? В соседнем отеле, я узнала, очень даже неплохая программа. Там и контингент, не то что у нас. Пойдем?
– Пойдем, – кивнула Маша и помахала рукой на прощание.
Ей так контингент очень нравился. Солидный семейный отель для семейных пар. Сюда они в прошлом году ездили все вместе. Папа, мама и она. Маша вздохнула. Было здорово. И на дискотеки они ходили. И папа танцевал с мамой. И мама была такая счастливая и веселая. А в этом году они не поехали. У папы, как всегда, работа. И Наташка не смогла. А про Олега и говорить нечего – он никогда не мог. И пришлось Маше одной ехать. Ну и ладно. Она уже взрослая девочка, ей и одной не будет скучно.
Маша пошла в ресторан, там уже собирался народ, мамочки пытались насильно накормить неразумных чад вкусными и полезными морепродуктами. Чада кормиться не хотели и капризничали. Маша с удовольствием поела: и салатик съела, и мясо как-то по-особому приготовленное, а под конец еще и от булочки с джемом не отказалась. Ерунда все эти диеты, больше двигаться надо и все. Она зевнула, прикрыв рот ладошкой. Спать хотелось – сил никаких нет. А если еще на дискотеку идти, так это значит еще до двух, трех ночи не спать. Яна в ресторане так и не появилась, наверное, не смогла разбудить «пупсика». Маша вернулась в номер и рухнула на кровать.
***
Павел пробирался сквозь толпу, раздвигая руками спины, касаясь обнаженных частей тела длинноногих красавиц. Красавицы хихикали, подмигивали, выставляли напоказ упругие попки и бюсты. Черт знает что такое! Спал бы сейчас сном младенца. Но нет, жене вздумалось пойти танцевать.
Он мычал сквозь сон в надежде, что как-то это все минует его, отмахивался, стонал даже, что у него голова болит. На что Яна фыркала и продолжала тормошить его, потом отстала и куда-то пропала на время. А потом снова пришла, наклонилась близко-близко и зашептала в ухо: «Дорогой, я пошла. К обеду не жди». Он глаза приоткрыл чуть-чуть, ровно настолько, чтобы увидеть Яну во всем блеске: копна белокурых волос водопадом по спине, маленькая тряпочка, едва-едва прикрывающая грудь, другая тряпочка едва ли больше на попе и длинные-предлинные загорелые ноги на умопомрачительных каблуках. Жена усмехнулась, довольная произведенным эффектом, послала ему воздушный поцелуй и скрылась с глаз.
Павел еще полежал немного, понимая, что все – лафа кончилась, и встал. Поплескал из-под крана воды в лицо, энергично утерся, осмотрел себя в зеркале критически. Лицо помято, к вечеру щетина повылезла, глаза мутные от пересыпа. Да уж. Он повел плечами и энергично хрустнул шеей. Плечи слегка саднило. Надо было днем еще намазать кремом, а он, как всегда, забыл. Так, бриться он не будет. Он на отдыхе. Футболку, пожалуй, переоденет и брюки тоже. То есть, шорты снимет, а брюки напялит. Хотя дикость это – на курорте в брюках ходить. Но в шортах его, скорей всего, не пустят. Или пустят? Черт! Он никогда не ходил на эти дурацкие дискотеки при отелях. Он приезжал и садился в шезлонг и сидел там ровно три недели. Ну ладно, не пойти он не может. Иначе он Яну и правда до обеда не дождется, особенно в этих тряпочках. Павел усмехнулся. Тряпочки стоили столько, что он вполне серьезно подозревал производителей в каком-то страшном надувательстве. За что? Может, там золотыми нитями прошито? Или бриллианты вместо пуговиц вставлены? Но ни золота, ни бриллиантов на тряпочках не наблюдалось, а женщины все равно сходили с ума, как будто им всем мозги промыли хорошенько.
Павел поискал глазами жену, не сомневаясь, что долго искать не придется. В любой толпе, в любом обществе она выделялась сразу и неизбежно. Яна обнаружилась в центре танцевального пятачка: белые волосы летали за ее спиной, гибкая спина совершала немыслимые повороты, стройные бедра зазывно вращались. Рядом раздался длинный вздох: молодой турок не сводил с Яны глаз. Павел сочувственно усмехнулся и отошел к стойке бара. Заказал виски со льдом, облокотился, встал так, чтобы краем глаза следить за женой, сделал глоток, погонял немного во рту обжигающий напиток, посмаковал, проглотил, вздохнул удовлетворенно. А может, и хорошо, что пришлось пойти. Сто лет он уже нигде не был. Он оглядел зал: до чего же забавно было наблюдать за всеми. Вон шумная компания в углу. Сдвинули столики, уставив все пространство бутылками. Вон стайка девиц в боевой раскраске и дорогих тряпочках, видать, серьезно на охоту вышли. Вон толстый папик в окружении парочки совсем юных Лолиток. Человеческая комедия – Бальзаку и не снилось.
– Что-нибудь еще? – спросил сзади бармен. Павел хотел ответить, но не успел.
– Кофе, пожалуй, – раздалось сбоку, – и еще стакан сока. Такого же.
Павел чуть повернул голову. Рядом на высоком стуле восседала девушка и тоже с любопытством разглядывала происходящее в зале. Виднелась только русая прядь, заложенная за ухо, да чуть вздернутый носик. Бармен, не переставая улыбаться, поставил перед ней стакан апельсинового сока, а чуть погодя крохотную чашку эспрессо. Девушка завозилась в кармане узких полотняных брючат.
– За счет заведения, мадам, – ослепительно улыбнулся бармен. Она вопросительно вздернула брови. – Вы были у нас в прошлом году. С мужчиной и женщиной. Они танцевали танго. Там. – Бармен кивнул на танцплощадку.
Девушка звонко рассмеялась.
– Да, мои родители. Неужели вы помните?
– Конечно, – проникновенно заявил бармен, – как я мог забыть такую женщину…
Павел усмехнулся. До чего наивны эти девицы. Сейчас он начнет ее клеить, а она будет глупо хихикать и…
– Да, – кивнула девушка, – мама очень красивая, – взяла чашку и повернулась спиной к оторопевшему бармену.
Павел заинтересовано посмотрел на ее профиль. Она отхлебнула немного кофе и даже зажмурилась от удовольствия. Ее чувства были понятны, он и сам был заядлый кофеман.
– Спасибо, – девушка одним глотком допила крохотную порцию и поставила чашку на столешницу, – очень вкусный кофе. – Тут она вроде как заметила Павла, то, как он разглядывает ее почти в упор, и повернула голову. Брови ее нахмурились, и она уже, наверное, хотела сказать ему что-то язвительное, но не сказала. Рот ее удивленно открылся, потом закрылся, глаза вытаращились.
– Павел Сергеевич? – изумленно выдохнула она и даже рукой замахала, отгоняя видение. Спрыгнула с высокого стула на пол и оказалась Павлу по плечо, он в изумлении уставился на ее макушку.
– Пупсик! – закричала подбежавшая Янка, и звонко чмокнула его куда-то в ухо. – Познакомься с Машей. – И она схватила, совсем было уже удравшую девушку, и толкнула ее к Павлу, прямо в руки. – Маша, – опять закричала она, – это Пашка. Мой муж. Он лентяй, но очень хороший. Паш, Маша тоже из Питера, мы сегодня в баре познакомились…
Яна продолжала возбужденно кричать, пытаясь переорать музыку, а Павел и Маша буравили друг друга взглядом и молчали. Тут заиграла новая мелодия, Янка взвизгнула и умчалась в эпицентр танцующих силуэтов.
– Здравствуйте, э-э… Мария Владимировна, – сказал, не придумав ничего лучше, Павел.
– Здравствуйте, Павел Сергеевич, – уныло откликнулась Маша. – Как это вы меня все-таки узнали? – не удержалась она от ехидства.
– А почему я не должен узнать свою секретаршу? – тем же тоном ответил он.
– Потому что вас не интересуют такие мелочи, Павел Сергеевич, – отбрила она.
– Ну, вас-то я запомню, Мария Владимировна, будьте уверены.
– Сделайте одолжение, не запоминайте, – Маша сделала легкий книксен.
– Почему вы хамите, Мария Владимировна? – вскинулся Павел.
