bepul

Необыкновенная жизнь документалиста

Matn
O`qilgan deb belgilash
Shrift:Aa dan kamroqАа dan ortiq

Серия 2. "Дети КарЛага"

Фраза, отражающая эту серию: «Нужно было успеть до Дня памяти репрессированных, и мы спешили. Тем не менее, это были самые спокойные съёмки».

Маршрут поездом и такси: Алматы-Караганда-Шахтинск-Долинка.

Расстояние: около 1050 км.

Время на дорогу: 21 час без учёта пересадки и остановок.

Сезон съемок: весна, май 2021.

Время на съёмки: с 15.05 по 17.05.

Выход фильма в эфир: 28 мая 2021.

Ссылка на фильм: https://www.youtube.com/watch?v=F0Up6HBord4

В начале мая мы сняли сначала третью серию про Акеспе, а сразу после небольшого перерыва – вторую. Хотя Акеспе мы сняли раньше, вперед пошла серия про КарЛАГ, поскольку в эфир она должна была попасть в нужное, актуальное для данной темы, время. Дело в том, что 31 мая в Казахстане – День памяти жертв политических репрессий и голода. А это значит, что если мы попадаем в эфир именно в эти даты, то фильм гарантированно посмотрят и поддержат, а вот если выложить его позже, когда все разговоры о жертвах политических репрессий уже поутихнут, серия пройдет никем незамеченной. Этот пункт особенно актуален, если вы делаете документальный фильм на конкурс или по заказу, поскольку часто люди, дающие вам финансы, хотят видеть обратную связь по фильму. Они должны видеть, что выделили финансирование не зря, что ваше кино вызвало реакцию зрителя и получило большое количество просмотров, а значит, все было не зря.

Мы приняли решение поехать на съемки спонтанно и очень быстро. Отснять и смонтировать фильм тоже нужно было в очень сжатые сроки. И здесь мне весьма помогли предварительные наработки по данной серии. Я искала информацию по КарЛагу задолго до того, как туда поехала, но и в дороге продолжала изучать эту тему. Когда я писала тритмент, у меня имелись одни идеи по поводу того, как мы станем снимать, когда ехала на съемки – другие, когда прибыла на место – я поняла, что будет нечто третье.

Начну с того, что я выросла в Караганде, но в Долинке – «столице» бывшего Карагандинского исправительно-трудового лагеря не была ни разу.

Долинка расположена примерно в 40 километрах от Караганды. Мы ехали туда с Алматы сначала на поезде, потом на такси. Мы попали с корабля на бал, то есть приступили к съемкам сразу же, на ходу.


В Долинке нас ждали три героини. Две были тесно связаны с КарЛАГом, поскольку у одной из них отец там работал, а у второй – отбывал наказание. А вот третья героиня была дочерью депортированных корейцев, что совсем не относилось к нашему фильму. И вот здесь важно оговориться. Когда вы снимаете с лету, вам важно соображать быстро и на ходу принимать решения. Перед интервью с героем вы касаетесь предстоящей темы, как бы нащупываете почву и обозначаете для него круг разговора. И вот вам начали давать интервью, вы задаете человеку вопросы в нужном вам русле, но понимаете, что интервьюируемый говорит вам совсем о другом. Так получилось и в нашем случае с данной героиней, когда я поняла, что к КарЛагу она имеет самое отдаленное отношение. Но даже в подобной ситуации можно выжать необходимый для фильма материал, поэтому наберитесь терпения и находите новые углы соприкосновения героя с темой. У нас в итоге отснятой получасовой беседы с героиней в фильм вошло всего пару минут. Но они оказались нужными и важными, потому что были, что называется, «в тему». Все три интервью переплелись и дополнили друг друга. Как мы видим, на первый взгляд бессмысленная съемка может сыграть свою роль в фильме.

Еще один важный момент при съемке интервью: не выключайте камеру сразу же по окончанию беседы. Часто человек может вспомнить что-то важное уже после завершения разговора; порой возникает какая-то особенная пауза, во время которой можно уловить интересное выражение лица героя или жест, и все эти детали могут пригодиться вам на монтаже.

Наши интервью с героинями оказались гораздо менее страшными и жуткими, чем представлялось мне до встречи с ними и, тем более, чем это показано в Музее памяти жертв политических репрессий.

Об экспонатах этого музея у людей есть два мнения: первое – все сделано зрелищно и на высоком уровне и второе – это низкопробный муляж и выдумка для привлечения туристов.




Что я могу сказать по этому поводу? Мое мнение весьма скромно: в реконструированных подвальных камерах музея со следами «крови» на стенах, царапинами, висящими цепями, хоррорной музыкой и стеклянными глазами манекенов-заключенных мне действительно сделалось жутко как никогда! Я впервые была по-человечески благодарна оператору Тимуру, с которым мы снимали фильм. И совсем не за съемки, а за живое присутствие рядом со мной, потому что одна бы я там точно не выдержала. А он придавал мне веру в то, что все это нереально, и мы скоро выйдем наружу.

Что касается других залов музея, то на меня они произвели просто неизгладимое впечатление на всю жизнь. Режиссер должен уметь быть хладнокровным, но эти документы все же заставили меня глубоко задуматься.

Я увидела фотографии детей со вздутыми от голода животами, людей, лежащих на земле без сил на то, чтобы жить дальше… Там были письма детей, через много лет нашедших своих родителей и родственников, с которыми их разлучила безжалостная политическая машина. Имелись длинные списки малышей, которые воспитывались при КарЛаге отдельно от живых родителей, и фотографии тех, кто работал в КарЛаге. Не только осужденных ученых, но и тех, кто добровольно находился здесь. Но что значило «добровольно» в те времена?..

Я читала документы и личные дела осужденных, смотрела фотографии и сердце мое переполняла не жалость, не скорбь, а чувство вины за то, что это им пришлось все это испытать на себе, что это они вынесли все тяжести, а не я. Меня не оказалось там, рядом с ними, чтобы разделить их боль и тяготы, а они на этих старых фотографиях казались мне родными и близкими. Ведь они мои предки, те, кто жил до меня, кто перенес все это, а мне предначертано жить в лучшем мире, чем был у них. Меня поразили их глаза, выражение их лиц: в них не было ни жалости к себе, ни даже боли, страдания. В них ощущалось какое-то абсолютное принятие. Когда я думаю об этих людях, я понимаю, как нелепы мои жалобы и недовольство жизнью. Насколько они никчемны и бессмысленны, эгоистичны и пусты. Я должна была увидеть эти фотографии.



Мы снимали одних из последних живых свидетелей существования КарЛага и в этом смысле было очень важно узнать его историю из первых уст, поскольку каждый, кто ее пересказывает, добавляет что-то от себя, и до очередного слушателя она доходит уже искаженной.




До первых интервью с героинями фильма, мы с оператором обсуждали как будем снимать. Нам хотелось как бы восстановить атмосферу того лагерного времени, показать мечущийся дух бывшей заключенной, стихотворение которой я нашла в одной из статей про КарЛаг. Нам хотелось хоть немного коснуться ее переживаний, ее загнанности и передать это на экран. Для осуществления этой задачи я придумала ряд образов, которые так и остались неиспользованными. Все вышло по-иному, поскольку главным в фильме был рассказ из первых уст, а интервью героинь получились человечными, без упоминания о душераздирающих переживаниях осужденных поэтов и ученых. Мы спрашивали их об этом, но увы, они могли рассказать только то, что в действительности знали, а не то, что мы себе представляли по стихам заключенных.


Благодарности тем, кто помог в создании фильма:

Музею памяти жертв политических репрессий поселка Долинка

Отделу внутренней политики г. Шахтинск

Пресс-секретарю г. Шахтинск

Марие Ермаченковой

Светлане Хомич-Стеблянко

Лидии Пен

В тексте книги приведено стихотворение бывшего заключенного КарЛага, взятое из следующих источников: Радио Свободная Европа/веб-сайт Азаттык, журналист Елена Вебер и кандидат филологических наук Оксана Воробьева.

Серия 3. "Песнь песков"

Фраза, отражающая эту серию: «Наиболее необычная локация и самый классный аким».

Маршрут на легковой машине: Алматы-через Тараз и Кызылорду-Аральск-Акеспе.

Расстояние: около 1800 км.

Время на дорогу: 30 часов пути без учёта остановок и ночёвки в машине.

Сезон съемок: весна, май 2021.

Время на съёмки: с 7.05 по 9.05.

Выход фильма в эфир: 13 июля 2021.

Ссылка на фильм: https://www.youtube.com/watch?v=mYY90QZrvZA

Я благодарна своей профессии за то, что за одну свою физическую жизнь я могу соприкоснуться со множеством других людей, мест и даже миров.

Одним из таких миров для нас стал Акеспе, поселок из пяти домов, погребенный в песках. Как только я узнала о нем впервые, сразу поняла, что нам нужно обязательно сюда приехать.

Маршрут оказался в числе самых длинных – 30 часов на машине в одну сторону. Наш администратор дядя Серикбек заранее договорился с местным акимом о встрече в городе Аральск, потому что без проводника, человека, хорошо знающего эту местность, мы рисковали заблудиться, так и не добравшись до пустынного аула.




Аким, встретивший нас, был самым молодым из тех, с кем мы сотрудничали до этого. Этот приятный и образованный молодой человек до нас уже много раз сопровождал на просторах Арала иностранцев, интересующихся трагедией обмелевшего моря.

 

Он привез нас в аул, песчаные барханы которого могли бы сравниться с арабскими. Люди живут здесь среди песков, которые заносят их дома по самую крышу. В воздухе витают пестициды и соли, но местные не ведают никаких проблем. Обмелело море? Оно вернется. Наступают барханы? Это божий песок; построим следующий дом чуть поодаль, и всё станет хорошо. Они считают свое село чуть ли не раем. «То ли дело в мегаполисах: люди мыкаются с одной съёмной квартиры на другую, а у нас тут есть всё для комфортной жизни!» – говорят они. В Новом Акеспе, расположенном в двух километрах от Старого Акеспе, строится дом культуры, есть школа, а значит, есть перспектива и будущее. Новый Акеспе образовали люди, которые перекочевали сюда из старого аула, спасаясь от песков. И какие-то странные чувства охватывают меня в этот момент: они действительно вполне счастливы так жить или это довольство проистекает от незнания всей проблемы здешних мест? Осознают ли они все последствия проживания тут? Ощущают ли вред от воздуха, полного пестицидов и солей? Стараются не замечать или давно смирились, а может, им уже просто всё равно, и они остаются здесь от безвыходности и привычки жить именно так, как сейчас?..




В процессе съемок мы поняли, что жителей аула ничего не волнует, им и так неплохо живется и все их устраивает. Они привыкли к родным местам, и никакие пестициды, песок, опустынивание и обмеление не погонят их отсюда, покуда еще водится рыба в этой части Арала и пасется скот на просторах степи.

В Старом Акеспе всего пять жилых домов, все остальные давно покинуты и занесены песком. Оставшиеся здесь семьи, как и герои фильма, переедут в Новый Акеспе в ближайшее время, как только достроят свои новые дома. Они воспринимают происходящее как данность, они даже не жалуются, а просто объясняют нам, что им дорог их старый аул, но придется переезжать в новый. У них здесь абсолютно свой, особенный микромир, где каждый знает друг друга, все общаются, делятся и помогают соседям. Возможно, у них хорошее руководство, раз жители довольны всеми условиями, а аул даже застраивается казенными учреждениями. Как бы то ни было, люди в обоих Акеспе выглядели довольными своей жизнью, хотя на наш взгляд горожан, условия у них отнюдь не комфортные.




Мы хотели ввести в серию про Акеспе процесс рисования корабля. Мы даже визуализировали себе эту линию фильма – на фоне отступающего моря стоит мольберт с нарисованным кораблем, и таким образом создается впечатление, будто морское судно с холста скользит по реальной водной глади. Мы хотели воссоздать некий мираж, желание местных жителей, чтобы вернулось море, а вместе с ним – и прежняя бурная жизнь рыбаков. Так что на съемки Мадина прихватила картину с кораблем, который мы предложили раскрасить детям героев фильма. Но с самого начала эта затея была запорота, а в конце концов дети и вовсе передумали рисовать.

Когда в плоскость экранной истории вплетаются какие-то образы, линии, метафоры и художественные приемы, это всегда оживляет фильм. Авторский взгляд, то, как он видит и с чем ассоциирует субъекты и темы, всегда интересно наблюдать. Именно поэтому еще на стадии написания сценария нужно оживлять свою идею и искать образы, способные транслировать месседж вашего фильма и донести до зрителя ту самую главную мысль. Всегда можно подать идею и прямо, как есть, но на то кино и является искусством, что в нем живут образность и художественное решение.

Когда мы увидели бывший порт в городе Аральске, то замерли от неожиданности, – бывшие краны напомнили нам изображения застывших динозавров. Такой метафоры в нашем фильме нет, она осталась на уровне идеи.



Благодарности тем, кто помог в создании фильма:

Акиму сельского округа Косаман Избасарову Алибеку

Его помощнику Байтурсыну

Семье Демеуова Нурлана

Семье Турсынжана Молдабекова

Серия 4. "Атомный сосед"

«Фильм, открывший для нас новые факты о радиации».

Маршрут на легковой машине: Алматы-через Талдыкорган-Семей-Саржал, время на дорогу: 20 часов без учёта остановок и ночёвки в палатке и у родственников администратора проекта.

Расстояние: 1270 км.

Лето, июль 2021, время на съёмки: с 5.07 по 7.07

Выход фильма в эфир: 19 августа 2021

Ссылка на фильм: https://www.youtube.com/watch?v=b0EnpFpsXKs

Почти сразу после окончания Второй мировой СССР создает Семипалатинский испытательный полигон. В течение 44 лет содрогалась от взрывов степь, а вместе с ней и скот на пастбищах, и жители близлежащих аулов. О чем этот фильм? О том, что самые жестокие поступки по отношению к людям и окружающей среде совершает сам человек. Мы уничтожаем друг друга своей ненавистью, желанием быть впереди планеты всей, страхом оказаться пораженными кем-то. И всегда за любой трагедией, катастрофой стоят интересы отдельных людей, которые вершат судьбы целых народов, семей, личностей.

До сегодняшнего дня я не хотела вмешиваться ни в какую политику, поскольку они для меня – темный лес. Я незнаю как там все на самом деле обстоит, но я совершенно уверена, что цена человеческой жизни часто ни во что не ставится. Иначе не было бы столько потерь.



Моя мама родилась в Семипалатинской области, в ауле, расположенном в непосредственной близости от опытных полей, где гремели взрывы. А сегодня территорию бывшего полигона особо и не отличишь от других похожих степных ландшафтов. Здесь остались только некоторые детали, напоминающие о бурном прошлом этого места, неподвижные зеркала атомных озер и старая вывеска опытного поля. Явные же признаки существования здесь полигона – охраняются. Другие – находятся в городе Курчатов, центре СИПа.

На территории опытных полей растет трава, пасется вольно скот, на речках купаются и отдыхают люди, ловят рыбу местные рыбаки, и кажется, что местность всегда выглядела так идиллически.

Ученые говорят, что территория бывшего Семипалатинского полигона до сих пор радиоактивно опасна и не будет пригодна для жизни еще сотни лет. Но люди здесь живут. А государство выплачивает им пособия за проживание в зоне экологического бедствия. Нигде в мире больше нет страны, где на территории бывших полигонов имелось бы население. А в Казахстане люди так живут. Почему? Они не понимают всей опасности радиации для здоровья? Им все равно, и они не хотят менять привычный уклад жизни? Им некуда идти, и они остаются здесь от безысходности?

Меня поразили герои данной серии – сегодняшние жители Семипалатинского полигона, которые несмотря на все «страшилки» о радиоактивности, о ее вреде для здоровья, после стольких людских потерь, остаются здесь жить.




Кто-то из жителей рассказывал, какими забавными им казались взрывы и военные в детстве, другие вспоминали о трещинах в стенах школы и домов, а третьи с юмором утверждали, что они настолько привыкли к радиации, что уже не могут жить без нее, и поэтому разводят здесь скот, который пьет ту самую зараженную радиацией воду и ест «полигонную» траву. И мы бы смеялись, если бы не было так грустно.

Вся эта ситуация с проживанием людей на территории, где им нельзя находиться, выглядит настолько же абсурдной, насколько и единственно возможной. Ни мы, команда, ни герои нашего фильма, не кричим о несправедливости системы и всех тех ужасах, что перенесли местные жители, мы отразили все таким, каким оно является для самих героев фильма, – абсолютно логичным и естественным. Это реальность, которую они принимают и в которой существуют.

Когда я находилась далеко от их мира, я не думала о них, об их участи и судьбе. Как только я села за тритмент и стала писать первые строки, еще даже не исследовав тему, мои глаза увлажнились. Эти слезы были вызваны не жалостью и сожалением, а стыдом и бессильной злостью. Потому что, как бы я ни хотела, я никогда не пойму, каково им было, поскольку не испытала их опыта. Стыд и злость были от того, что так жестоко с ними поступили люди, такие же, как я. Каково это, существовать с осознанием того, что подобный тебе может так поступить с тобой и продолжать спокойно жить?..

Героям фильма было важно, чтобы мы показали все честно. Они не боялись, что акимат и власти не одобрят их откровенные слова по поводу полигона. Но они не были готовы говорить вот так сразу.

Мы приехали на Атомные озера, расположенные на территории бывшего Семипалатинского полигона, вместе с героем, но он всячески избегал попадания в кадр и уж тем более отказывался говорить здесь, в месте своих страданий. Когда группа сталкивается с подобной ситуацией, важно, чтобы оператор все-таки снимал, по возможности улавливая крупные планы и детали. Именно в них раскрывается отношение героя к теме фильма. Однако, нужно так же чувствовать меру, не переступать границы дозволенного, ведь герой пошел вам на встречу, доверился вам, а вы подпольно действуете по своим правилам, не сообщив ему об этом. Эта нечестная игра может закончиться тем, что герой закроется и отвернется от вас. Помимо этого, она оставляет всегда очень неприятное послевкусие, когда вы понимаете, что обманываете и нарушаете правила.

Но тогда есть другой вариант, который предпринимают более прямолинейные режиссеры, – надавить на героя, призвать к его благоразумию, объяснить, что это архиважно – снимать именно здесь и сейчас, спровоцировать его, заставить. Но и это очень рискованно. Нужно уважать выбор вашего героя. Если он спокойно попросил вас не делать этого сейчас, значит, стоит прислушаться к его просьбе. Исключением является герой, который играет с вами в «нехочуху», пытаясь привлечь внимание своими капризами. При таком раскладе, надо полагать, выиграет хитрейший.

Но если мы говорим об адекватном герое, как это было в нашем случае на четвертой серии, то нам оставалось сделать следующее. Я пару раз корректно попыталась уговорить героя снимать здесь и сейчас, но он мне отказал. Тогда я подала сигнал оператору все равно снимать и делать это незаметно и на общих планах и приближая камеру трансфокатором, не подходя к герою близко. Было понятно, что герой еще не вполне нам доверяет, а само место ему неприятно. И тогда мы с оператором договорились, что будем раскрывать героя и снимать его на предстоящих локациях; дадим ему время привыкнуть к нам, позволим ему убедиться в том, что мы уважаем его чувства и ни в коем случае не используем все против него; подождем, пока он поймет, что все идет своим чередом, что мы не вторгаемся в его пространство, а лишь хотим запечатлеть все как есть. И это сработало. Дистанцирование от нас, свободное от прямых съемок и вопросов пространство, простое человеческое пребывание вместе с нами расположило героя фильма к нам. Эта пауза была необходима ему, и, получив ее, он успокоился и расслабился.



Раньше я не считалась с чувствами героев своих фильмов так, как стала делать это сейчас. С каждым разом ко мне приходит осознание того, что передо мной живая душа, ранимая и чувствительная, и я должна бережно относиться к ней, тем более, что этот человек помогает мне, делает важное для меня – входит в пространство моего фильма, по сути создавая его. Сегодня я думаю, что герой и режиссер должны иметь время и возможность привыкнуть друг к другу; необходимо, чтобы у них образовалось некое понимание, как выстраивать такие отношения друг с другом, где есть взаимное уважение.