Kitobni o'qish: «Русская община и коммунизм»

ЖАК КАМАТТ

«РУССКАЯ ОБЩИНА И КОММУНИЗМ»

Сборник статей

Содержание

Предисловие

Русская община и коммунизм

О революции

Демократическая мистификация

Против приручения

Блуждания человечества

I. Блуждания человечества – Репрессивное сознание – Коммунизм

II. Упадок капиталистического способа производства или упадок человечества?

Происхождение и функция партийной формы

Предисловие

Предисловие, на мой взгляд, должно содержать некое представление тематики текста, или текстов, которым оно предшествует. Соответственно, я хотел бы указать на отправную точку своих теоретических исследований, а именно на вопрос, которым я задавался с семи лет: почему взрослые ведут себя так подло? Мне не удавалось найти ответа ни в своем окружении, ни в книгах, которые я читал: в поэзии, романах, затем в философии. Тем не менее, когда в восемнадцать лет я стал марксистом, я, наконец, начал находить элементы, которые можно было сложить в форме ответа на этот вопрос: темы классовой борьбы, эксплуатации рабочего класса стали убедительными примерами этой подлости, более того, я обнаружил динамику, заложившую основы для всех этих феноменов, в экономической работе Карла Маркса, которая не ограничивалась Капиталом. В частности, он убедительно показал крайние формы насилия, к которым прибегали, чтобы присвоить средства производства, низвести людей до статуса рабочей силы и вынудить их продавать ее в обмен на заработную плату: формирование класса наемных работников было совершенно необходимо для капитала, потому что он не может существовать без наемного труда. Вся история развития капитала сопровождалась насилием, из-за беспрерывной пролетаризации трудящихся масс, а также из-за регулярно разражавшихся кризисов, периодически повергавших эти массы в нищету.

Чтобы защититься и ограничить деградацию условий своей жизни пролетариат занялся организацией обществ взаимопомощи, профсоюзов и политических партий, в связи с чем появилась идея о том, что революции, порождаемые кризисами, можно было использовать для уничтожения капитализма. Поэтому политические партии пролетариата начали ставить перед собой задачу захвата власти. Одновременно шли оживленные дебаты о деспотизме и демократии. Революционеры утверждали, что демократия служит для колоссальной мистификации масс, потому что под ее маской постоянно скрывался настоящий деспотизм большинства. Но революции терпели поражения и произошел поворот к возможности преобразования империалистической войны в революцию, что и осуществилось в 1917-м в России. Поскольку революция произошла в стране, в которой капитализм едва начал свое развитие, все больше начали думать о том, что ускорению начала мировой революции могут послужить антиколониальные революции. Этого не произошло. В 1957-м Амадео Бордига, отталкиваясь от теории цикла кризисов и революций, предсказывал, что в 1975-м, вслед за масштабным кризисом произойдет мировая революция. Этого также не произошло, но вместо этого наметился глубокий разрыв, который нашел себе весьма красноречивое свидетельство в докладе Римскому клубу 1972-го года под названием «Пределы роста». С тех пор потребность в революции была продиктована уже не просто стремлением положить конец капитализму, а насущной необходимостью избежать риска полного вымирания.

Так стало вполне очевидным до каких крайностей способна дойти подлость взрослых и ужас, порожденный дихотомией господства-подчинения. Что можно сделать, чтобы отстоять человеческую жизнь? В семидесятых годах прошлого века, триумф капитала позволил ему интегрировать все противоречия, и он предпринял бегство, в связи с чем я заявил в то время, что мы должны покинуть этот мир, одновременно не отказываясь от той точки зрения, что вся прошлая борьба пролетариата не была напрасной, потому что она позволила сохранить обширное человеческой измерение в нашей жизни, в условиях все более и более искусственного становления.

В конце концов, в девяностых, отталкиваясь от теоретических выводов самого К.Маркса, я продемонстрировал наступление смерти капитала из-за исчезновения его жизненной субстанции, класса наемных работников, и автономизации его формы в виде безудержного роста. Именно тогда я задался основополагающим вопросом: зачем человеческий вид вообще создал капитал? Но я также спрашиваю себя: как теперь еще проявится подлость взрослых? Потому что она не прекращалась никогда.

Жак Каматт

декабрь 2021 г.

Русская община и коммунизм

Этот текст изначально должен был стать предисловием к французскому изданию двух сочинений Амадео Бордиги о России: «Россия и революция в марксистской теории» и «Социально-экономическая структура России сегодня». Однако Интернациональная Коммунистическая Партия, обладавшая авторскими правами на эти тексты, подала в суд, и они так и не были опубликованы. Предисловие Каматта в конечном итоге было опубликовано в журнале Invariance II серия, № 4, 1974 г. (примеч. Эльдара Саттарова)

Публикация текстов Бордиги и написание предисловия к ним были для нас отталкивающей задачей. Спираль русской революции стала одним из крупнейших событий этого века. Благодаря ей, орда мыслителей, писателей и политиков получила работу. Среди них выделяется банда спекулянтов, утверждающих, что Россия является коммунистической страной с преобразованными социальными отношениями. Однако люди там живут так же, как и мы, отчуждение существует и там. Поэтому преобразования социальных отношений недостаточно. Надо изменить человека. Начиная с этого открытия, каждый 'функционирует' в рамках своей специализации, разрабатывая социологические, экологические, биологические, психологические и прочие решения. Другая банда приписывает себе революцию, доказывая, что капитализм можно гуманизировать и адаптировать к человеку, снижая рост и предлагая ему этику воздержания, удовлетворяя его интеллектуальной и эстетической продукцией, ограничивая его материальные и эмоциональные потребности. Она заставляет компьютеры провозглашать апокалипсис, если мы не будем следовать советам просвещённых капиталистов. Наконец, ещё одна банда заявляет, что в СССР не капитализм и не социализм, но некая смесь обоих, русский коктейль! Здесь опять приводятся в движение разные науки, для того чтобы доставить новые продукты на переполненный рынок.

Вот почему необходимость швырять Бордигу (а также самих себя) в этот активистский водоворот вызывала у нас страх и отвращение. Тем не менее, это всё-таки необходимо, хоть и под риском быть вовлечёнными в этот отвратительный меркантилизм, с одной стороны, в любом случае, как отмечал Маркс "Как можно избежать грязи в обычном буржуазном взаимодействии или торговле? Именно там её обиталище". (Маркс Фрайлиграту, 29.2.1860.), и, с другой стороны, миф о русском коммунизме полностью покидает сознание тех, кто искал и боролся после мая-1968. Тексты Бордиги могут оказаться полезными также и по этой причине, для перехода от мифов к реальности и понимания будущей коммунистической революции.

Русская революция давно уже осталась в прошлом. Но её интересно изучать в исторических последствиях и в вопросах, которые она не смогла разрешить. Бордига, который внимательно следил за всеми превратностями этой революции, и её многогранным продолжением во всём мире, умер в 1970-м. Но его отношение к русскому феномену сохраняет поучительный и вдохновляющий характер.

Следует рассмотреть личность человека, который стал автором представляемой здесь работы, для того чтобы понять с какой глобальной точки зрения здесь рассматривается русская революция. Бордига особенно известен из-за замечаний Ленина; его порицали за абстенционизм и навешивали на него ярлык анархиста. Для многих Бордига остался лишь ультралевым коммунистом, который исчез с революционной сцены в 1928-м. В поверхностном смысле это верно. Убеждённый в том, что великих людей, т.е. клоунов, которых он называет пустозвонами порождает лишь контрреволюция, он отошёл от активной деятельности в анонимность¹, которая была оправданной, но которая не означает, что он отошёл от коммунистического движения. С 1944-го по 1970-й он участвовал в Интернационалистической Коммунистической Партии, которая стала Интернациональной Коммунистической Партией в 1964-м. Его статьи появлялись в газетах Battaglia comunista и il Programma comunista и журналах Prometeo и Sul filo del tempo.

Бордига резюмировал свою позицию по русской революции в конце первой части «России и революции в марксистской теории»², которая в то же время показывает его фундаментальное теоретическое³ отношение, его абсолютное сопротивление сомнениям, не эвристическим сомнениям, являющимся лишь хитростью разума по Гегелю, ставящим определённость в скобки, но сомнениям, представляющим проникновение власти врага, вторжение окружающей идеологии, чреватость смертью из-за ухода от любого энтузиазма и революционной перспективы, конкретизированным в альянсе с существующими течениями и приятием доминирующих формул.

Бордига много писал о русской революции. Его деятельность была сильно обусловлена потребностью защищать её и, с другой стороны, как он заявлял в 1951-м:

"Анализ контрреволюции в России и её сведение к формулам не является центральной проблемой для пролетарского движения в ходе его восстановления, которого мы ожидаем, потому что это не первая контрреволюция, марксизму известна целая их серия".⁴

Вся эта деятельность выходит за рамки русской революции в сторону будущей революции, но в то же время можно определённо утверждать, что ему не удалось перерезать пуповину, связь с этой революцией.

Он сразу поддержал большевиков в 1917-м, иногда не зная всех событий и, в некоторых случаях, он предвидел меры, которые они предпримут. Революция не была для него сюрпризом, она не заставила его поставить под вопрос марксизм, для него она стала скорее ярчайшим подтверждением его правоты. Бодигу фундаментальным образом занимала подготовка партии в Италии и на всём Западе к осуществлению задачи большевиков: к захвату власти. Именно с этой точки зрения он вёл полемику о создании советов. Для него, они зарождались в момент самой революции. Но в Италии, особенно в 1917-м, революции следовало помогать, вести её, и для этого нужен был классовый орган, партия. Более того, он считал, что советы часто рассматриваются через анархо-синдикалистскую призму: пролетариат создаёт органы, заменяющие (при том, что капиталистический способ производства (далее КСП) всё ещё остаётся в силе) капиталистические органы: ср. его статьи в il Soviet в 1919-20 гг.

Начиная с 1919-го, Бордига уже считал, что была утрачена крупная революционная возможность и что революционный этап завершился. Поэтому надо было укреплять партию и противостоять предсказанной им атаке справа, со стороны сил, стремившихся к уничтожению социалистов. В Коминтерне он выступал за укрепление партий, считая, что все меры должны быть направлены на то, чтобы все партии Интернационала приняли исключительно марксистские позиции, отсюда его роль в принятии 21 условия, два из которых были написаны по его идее. Для осуществления борьбы на мировом уровне, следовало занимать правильные классовые позиции, без каких-либо изъянов, без обмана.

Позже, когда фаза отлива достигла зенита, Коминтерн пытался возобновить революционную деятельность, возвращаясь к массам (единый фронт), а затем через большевизацию национальных компартий. Бордига был против всех этих формулировок, считая их камуфляжными мерами, которые стали к тому же проявлениями новой волны оппортунизма. Однако он никогда не ставил под вопрос пролетарский, социалистический характер русской революции. Он считал, что у неё были свои особенности, но он не говорил как KAPD (Коммунистическая Рабочая Партия Германии), которая называла её "буржуазной революцией, осуществлённой коммунистами" (Принцип антагонизма между советским правительством и пролетариатом) начиная с 1922-го, скорее о двойной природе революции:

"Третий Интернационал – это создание русских, русской коммунистической партии. Он был создан для поддержки русской революции, то есть, частично пролетарской, частично буржуазной революции".⁵

Так же, отвечая Коршу, который выслал ему Левую Платформу ⁶:

"Нельзя говорить, что русская революция была буржуазной. Революция 1917-го была пролетарской, и было бы неправильно обобщать её 'тактические' уроки. Сегодня вопрос стоит о верном понимании того, что случается с пролетарской диктатурой в одной стране, когда за одной революцией не следуют другие… Судя по всему, вы исключаете возможность политики коммунистической партии, которая бы не заканчивалась восстановлением капитализма. Это подразумевает оправдание Сталина или поддержку недопустимой политики 'самоустранения из власти'". (Неаполь, 28.10.26.)⁷

Иными словами, в течение этого периода он не занимал никаких позиций по отношению к социальной природе СССР. Что для него было важно (и что немногие из его критиков поняли) была природа русского государства и то, какой класс был у власти. Это было показано программой, действиями партии, управлявшей государством. Для Бордиги, не просто русская партия должна была управлять государством. Это должен был делать Коммунистический Интернационал. Вот почему дебаты 1926-го, закончившиеся победой теории социализма в одной стране, были так важны для него, потому что указывали на капитальную смену государства, которое не следовало больше определять как пролетарское, потому что оно уже не находилось на службе у мировой революции. Но при этом:

"Нельзя просто заявлять, что Россия является страной, которая направляется к капитализму".⁸

Вот почему только после перехода СССР на сторону западных демократий Бордига заявил, что исключительно с этих пор контрреволюция одержала окончательный триумф и что в СССР строится капитализм.

Если капитализм шёл к триумфу, как следовало характеризовать СССР и, с другой стороны, каково было начало развития капитала? Был ли отлив, то есть, должен ли был установиться социализм, а после него в Россию должен был быть возвращён КСП? Бордига держался своего политического тезиса в этих дебатах, которые энергично возобновились после 1945. Он всё ещё говорил о социалистических характеристиках экономики в «Советской России от революции до сегодняшнего дня»⁹. Этим он отвечал на вопрос: какой класс находится у власти в России?

"Фактически класс, эксплуатирующий русский пролетариат (и который, возможно, проявится в свете дня очень скоро) сегодня состоит из двух очевидных исторических форм: международный капитализм и олигархия, доминирующая изнутри и от которой зависят крестьяне, торговцы, обогатившиеся спекулянты и интеллектуалы, которые очень быстро приобрели самые большие выгоды".

Вся эта статья демонстрирует интернационалистическую перспективу Бордиги и значение, которое он придавал политическому фактору, т.е. способности пролетарского государства применять меры, направленные на развитие основ социализма. Возвращаясь к правящему классу, он характеризовал его как касту скрытых предпринимателей. Он также говорил и о бюрократии, но он никогда превращал её в главенствующую прослойку или, как Шалье, даже в правящий класс. И всё же, трудности, через которые он пытался раскрыть существование этого класса, явно присутствовали всегда. Ему приходилось вмешиваться в дебаты о социальной природе СССР, в котором некоторые усматривали государственный капитализм, где государство стало всемогущим и может управлять капиталом, в то время как другие видели в нём бюрократический капитализм (Шалье, Socialisme ou barbarie № 2), и о роли СССР в игре международных сил. Большинство 'левых' революционеров размещало СССР в центре контрреволюции, потому что государственный или бюрократический капитализм был, по их мнению, гораздо более могущественной формой господства, высшей стадией капитализма, чем всё, что было возможно в Западной Европе или США.

Бордига в ответ начал писать «Собственность и Капитал»¹⁰, в котором содержались фундаментальные элементы объяснения, прояснявшие будущее, как русского, так и западного общества, граничившее с повторениями ленинских тезисов. В главе «Современная тенденция к предприятию без собственности, ассигнований и концессий», он рассматривает вопрос, который позже он поднимет в «Социально-экономической структуре России сегодня», он утверждает:

"У современного государства никогда не было реальной экономической деятельности, которую оно всегда делегировало путём ассигнований и концессий в пользу капиталистических групп".

Здесь мы видим утверждение позитивной критики концепций государственного капитализма и бюрократии как класса. Это объясняется в главе «Экономический интервенционизм и управление как господство капитала над государством»:

"Речь идёт не о частичном подчинении капитала государством, но о полном подчинении государства капиталу".

Наконец он анализирует Этапы трансформации России после 1917-го, где он рассматривает вопрос правящего класса в России:

"Большая трудность в определении физической группы людей, из которых состоит эта буржуазия, сформировавшаяся не спонтанно и в той мере, в какой она сформировалась при царизме и уничтожена после 1917, заключается в факте демократического и мелкобуржуазного мышления, которым наши господа и хозяева рабочего класса были заражены в течение многих лет".

Значит, следовало понимать, кто представляет капиталистические экономические интересы. Ясно, что Бордиге пришлось бы вступить в противоречие с подобным буржуазным способом мышления в его архаичной (т.е. демократической) форме: всякая вещь, что существует должна обладать представительством, проявляться в виде посредничества между вещью и теми, кто рассматривает её, а именно в виде делегирования существования тем, кто должен констатировать и утверждать факт этого существования. Для Бордиги, фундаментально антидемократического человека, посредничество не обладало никаким значением. С другой стороны, бюрократия должна была заполнить собой пробел для всех тех, занимался Россией, Бордига показал, что, наоборот, бюрократия зависела от бизнесменов:

"…буржуазия, которая никогда не была кастой, но появилась в контексте защиты прав условного всеобщего равенства, становится «сетью сфер интереса, которая утверждается в клетке каждого предприятия», Персонажи подобной сети крайне разнообразны. Это уже не собственники, банкиры или акционеры, но всё больше и больше спекулянты, экономические эксперты и бизнесмены. Одной из характеристик развития экономики является то, что привилегированный класс обладает всё более изменяющимся и текучим человеческим материалом (нефтяные шейхи, которые были управляющими и снова станут таковыми).

Как во все эпохи, подобная сеть более или менее заметных интересов и людей обладает отношениями с государственной бюрократией, но сама не является бюрократией, она обладает отношениями с 'кругами политиков', но не представляет собой политической категории. При капитализме подобная сеть является в первую очередь 'международной' и сегодня уже нет национальных буржуазных классов. Есть национальные государства мирового капиталистического класса.

Сегодня русское государство является одним из них, но с определённым, исторически уникальным происхождением. Фактически, это единственное государство, появившееся из двух революций, благодаря политической повстанческой победе. Оно стало единственным отвернувшимся от второй задачи, но оно всё ещё не выполнило первую: превращение России в регион меркантильной экономики (с глубокими последствиями для Азии)". (там же)

Касаясь роли России в мировом масштабе, Бордига утверждал, что центром контрреволюции являются США, а не СССР. США могут вмешиваться сами или через ООН и в своей полемике с Даменом¹¹, он предлагает следующую шутку, для того, чтобы объяснить свою позицию:

"..давай уберём Усача (т.е. Сталина) из Москвы и, для того, чтобы ни над кем не насмехаться, заменим его Альфой (т.е. Бордигой). Трумэн, который уже продумал эти возможности, прибудет через пять минут".

Бордига считал основной победой контрреволюции тот факт, что сталинисты объединились с США во время войны 1939-45 гг. СССР были куплены американским долларом. Он считал, что то же самое случится с Китаем во время корейской войны.

Всё это было озвучено в форме тезисов на встрече Интернационалистической Коммунистической Партии в Неаполе, «Уроки контрреволюций, двойных революций. Капиталистическая революционная природа русской экономики» (1951). Для некоторых это стало скандалом; как можно было использовать прилагательное «революционный» по отношению к СССР в 1951-м? Бордига повторяет это в «России и революции в марксистской теории»; для него существовали разные революции, отличавшиеся от той (когда Бордига это писал), которую мы в итоге должны реализовать: от коммунистической революции. Поскольку она не сбывалась и особенно, поскольку не было никаких признаков её приближения, (для Бордиги) было очевидно, что распространение КСП на Россию и Азию было революционным феноменом, как Маркс говорил об этом в 1848-м в отношении Европы.

Однако если рассматривать то, как русская революция, по определению смогла лишь дать толчок появлению КСП, теперь следует описать характеристики нынешнего русского общества и правящего класса. Если вопросы появляются вновь и вновь, это потому что анализ не коснулся основной точки развития капитала и не коснулся самых недавних тенденций. Вот почему Бордиге пришлось вернуться к Марксу для того, чтобы описать русский феномен.

"Только видение, забывшее материализм, позволяет себе отклоняться, когда не видит 'личности' индивидуального капиталиста перед собой. Капитал всегда был внеличностной силой, начиная с молодого Маркса. Детерминизм без людей не имеет смысла, это правда, но люди являются инструментом, а не двигателем".  («Обезумевшие компасы», в «Battaglia Comunista» n°20, 1951).

Фактически, дебаты шли об определении капитала. В «Убийстве мертвецов» он вспоминает, что Маркс характеризует КСП производством прибавочной стоимости и жадностью до прибавочного труда ("Ненасытный аппетит к прибавочному труду" в I томе Капитала ). В этом ключе он рассматривает "новости о государственном капитализме":

«Когда постоянный капитал устанавливается на нуле, колоссальное накопление капиталистической прибыли продолжается. Это утверждение равнозначно утверждению, что предприятие продолжает приносить прибыль, даже если капиталист избавлен от обузы поддержания постоянного капитала.

Эта гипотеза и есть реальность сегодняшнего государственного капитализма.

Передача капитала государству означает, что постоянный капитал равняется нулю. В отношениях между предпринимателем и рабочим ничего не меняется, поскольку они зависят лишь от величин переменного капитала и прибавочной стоимости.

Является ли анализ государственного капитализма чем-то новым? Без какого-либо высокомерия мы заявляем, что знали всё это с 1867-го. Вкратце: к = 0.

Не будем оставлять Маркса без следующей страстной фразы, следующей после этой холодной формулы:

"Капитал – это мёртвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд и живёт тем полнее, чем больше живого труда он поглощает"».

Бордига развил эту тему, которую он часто поднимал вновь в связи с вопросом о государственном капитализме, бизнесе и спекулятивной эксплуатации природных катастроф (определяя итальянскую экономику, как специализацию по катастрофам). Здесь он показывает, что капитализм, в своём развитии, является общепринятым гангстеризмом, повсеместным криминалом и, добавим мы, безумием.

"Для того, чтобы эксплуатировать живой труд, капитал должен порождать мёртвый труд. Он любит сосать молодую тёплую кровь, и убивает трупы".

Только путём разрушения постоянного капитала, его неподвижной части, он может высвободить новый производительный процесс, при котором капитал снова может удовлетворять свою жажду прибавочного труда.

С другой стороны, он отвечает в «Доктрине одержимого дьяволом тела» на вопрос о том, что такое правящий класс? Здесь он снова опирается на анализ Маркса из «Капитала»:

"Личность капиталиста уже не обладает значением здесь, капитал стократно существует и без него в том же процессе. Человеческий субъект стал бесполезным. Класс, не состоящий из индивидов? Государство на службе не у социальной группы, а у бесплотной силы, работы Святого Духа и дьявола? Обратимся к иронии нашего старины Карла. Вот обещанная цитата:

" Превращая деньги в товары, которые служат вещественными элементами нового продукта, или факторами процесса труда, присоединяя к их мёртвой предметности живую рабочую силу, капиталист превращает стоимость – прошлый, овеществлённый, мёртвый труд – в капитал, в самовозрастающую стоимость, в одушевлённое чудовище, которое начинает «работать» «как будто под влиянием охватившей его любовной страсти»"

В 1952-м Бордига ответил на «Экономические проблемы социализма в СССР» за авторством Сталина своим собственным «Диалогом со Сталиным», где он повторяет то, что говорил в предыдущих статьях (ср. «В вихре меркантильной анархии»); русская революция завершилась. Он также отвергает сталинский тезис о том, что закон стоимости сохраняется при социализме, и повторяет это несколько раз. Бордига каждый раз вынужден возвращаться к работе Маркса для того, чтобы возобновить интегральный анализ критики политической экономики.

Утверждение о завершении русской революции не разрешало проблемы. Как вышло так, что пролетариат совершил буржуазную революцию? (Бордига называл Ленина великим буржуа, а Сталина романтическим революционером). Разве в Октябре 1917-го не было ничего пролетарского? Именно тогда Бордига набросал серию статей о происхождении русской революции. Он настаивал на выводе, уже сделанном KAPD в 1922: это была двойная революция, пролетарская и буржуазная. Поскольку первая была поглощена (что было частично подтверждено в 1946-м), вторая расцвела пышным цветом. Пролетариат совершил буржуазную революцию:

"В этом состоянии подвешенности, которое пришло после войн, проигранных на границах и национального унижения от того факта, что мусульманские и азиатские народы оказались более продвинутыми в капиталистических методах ведения войны, они нашли условия для выполнения 'романтической' задачи пролетариата: как разрешить историческую головоломку, не беря власть в свои руки, а отдав её своим социальным эксплуататорам. Вся литература была посвящена этому, и серия гигантов начиная, возможно, с Гоголя до Толстого, Достоевского и Горького, различными способами и в различных масштабах, приняла социальные постулаты Запада, это плоды романтической, немарксистской мысли".

"Поскольку там не было буржуазии, сознающей свою классовую силу, марксисты начали работать в качестве 'просветителей', т.е. повторять мысль буржуазии, её просвещённой части".

Наконец, он написал восемь тезисов о России в «Медведе и его большом романе». В них определены результаты революционного процесса. Пятый тезис посвящён правящему классу:

"Утверждение о нынешнем отсутствии статистически определяемого буржуазного класса не противоречит предыдущему тезису, поскольку марксизм предвидел это ещё задолго до революции, притом, что сила современного капитализма определяется формами производства, а не национальными группами индивидов".

Тогда Бордига думал, что в достаточной мере прояснил 'русский вопрос' и что можно перейти к другим:

"Товарищ (то есть Бордига) предвидел, что это собрание включит в себя часть, посвящённую проблеме Америки и западных капиталистических стран в частности, притом, что предыдущая большая работа достаточно чётко очертила общее определение нашего взгляда на Россию и на её социальную экономику. Она показывает марксистскую концепцию двойной революции, при которой одна половина прививает другую, или нечистой революции (придавая этому термину историческое, а не моральное значение). Диалог (со Сталиным) и другие тексты в достаточной мере систематизировали эту часть, теперь мы должны проанализировать чистую, антикапиталистическую, пролетарскую революцию".

Но пуповина, связывавшая эту партию с русской революцией, была слишком прочной и все эти объяснения недостаточно чётко объясняли для них 'загадку'. Они сочли, что эту тему следовало разрабатывать и далее. После «Факторов расы и нации в марксистской теории» и «Аграрного вопроса», которые стали введением в историю России (Бордига настаивал на тезисе капитализм = аграрная революция, и на том факте, что аграрная проблема была центральной из тех, что должны были разрешить как русская, так  и коммунистическая революции), ему пришлось вернуться к России и начать писать «Россию и революцию в марксистской теории».

Так, читатель может получить представление о том, как была рождена представляемая работа. Следует отметить, что большинство тем было рассмотрено в статьях фрагментарно и, кроме этого, что существовал постоянный обмен между объяснением русского общества и разъяснением критики политической экономии. Здесь присутствовала постоянная тема диктатуры пролетариата, которая могла бы направлять развитие производительных сил в необъятной России. Вот почему Бордигу в первую очередь интересовала природа государства: не только потому, что он не обманывался по поводу того, что государство могло не определяться экономической и социальной структурой. Он очень хорошо знал, что в России, начиная с определённого момента, социальные силы неизбежно должны будут уничтожить пролетарское государство, при отсутствии поддержки со стороны революции на Западе. Но для того, чтобы обнаружить вырождение этой революции он анализировал не экономическую сферу, а политическую. Только когда это государство стало полностью капиталистическим, он занялся социально-экономической структурой, потому что теперь надо было понять, как будут рождены силы, которым предстоит бороться за коммунистическое общество и на что им следовало ориентироваться. Довольно красноречивым является тот факт, что именно во время Двадцатого съезда, когда Россия открыто заявила о своей интеграции в капиталистический лагерь, он предсказал, что коммунистическая революция должна будет произойти в 1975-м.

Статьи Бордиги об СССР после 1957-го не очень интересны. Они служат лишь иллюстрациями к тому, что он говорил и объяснял в предыдущих текстах. Кроме этого, он энергично повторяет следующую аксиому: речь идёт не о строительстве коммунизма, а об уничтожении препятствий для его развития. Ему пришлось бы провести тщательный анализ развития КСП для того, чтобы сделать более фундаментальный вклад. Теперь (несмотря на несколько существенных замечаний, указывающих на возможное плодотворное исследование) это выглядело слишком ‘физиократическим’, потому что относилось к массе производства и ритмам его роста. В 1964-м, после провала экономических мер Хрущёва, его увольнения и удовлетворения требований колхозников, Бордига отмечает: