Kitobni o'qish: «Про Зюку и Казюку»

Shrift:

Часть первая

Глава первая. Желудевая девочка

Осенью все деревья в лесу должны ронять листья. Вот они и роняли. Березы – желтые, осины – красные, клены – разноцветные. А старый дуб – коричневые и жесткие, будто кожаные. И хотя так случалось из года в год, каждое дерево жалело свои листочки. И вот березы шумно вздыхали, осины дрожали не столько от ветра, сколько от жалости, клены подолгу раздумывали, прежде чем отпустить еще один листик.

Только старый дуб не показывал своей грусти, а ему было, пожалуй, тяжелее, чем всем. Ведь он расставался сразу и с листьями, и с желудями. Все лето растил он своих малышей, качал на ветвях, грел и укрывал. И теперь загорелые крепыши один за другим смело прыгали вниз. Они так торопились начать самостоятельную жизнь, что нередко забывали попрощаться с дубом. Но старик не обижался – он знал, как сейчас волнуются его малыши. Он и сам волновался. Как-то придется им там, на земле? Не всем ведь посчастливится спрятаться среди травы, закопаться в мягкие листья и перезимовать.

«Сколькими из вас, несмышленыши, пообедают сойки да белки, – горевал про себя дуб. – Ну а те, что попадут в карманы мальчишкам – и вовсе пропащие. Вами будут кидаться да стрелять из трубочки, потом вы будете сохнуть по пыльным углам, пока вас не выкинут вместе с сором».

Дуб то ли забыл по старости лет, то ли просто не знал, что дети подбирают желуди не только для того, чтобы кидаться. Из желудей ведь получаются, если немного потрудиться, маленькие легкие лодочки, и блестящие бусы, и крепкая кукольная посуда…

А питомцам старого дуба судьба выпала совсем необычная – из них сделали человечка. У человечка все было, как полагается – и руки, и ноги, и туловище. И голова была, хотя и желудевая, но на месте. Человечку даже волосы приклеили из клочка сухого сена. А когда его к тому же одели в платье из блестящей конфетной обертки, всем стало видно, что это – девочка. Не очень, правда, красивая и довольно лохматая, но зато смешная. Имя ей придумали тоже веселое – Зюка.

Чтобы Зюка не скучала по лесу, дети поселили ее отдельно от других игрушек – на подоконнике, среди горшков с цветами. И всю долгую зиму, пока люди ходили в тяжелых шубах и сапогах, редкая игра обходилась без нее. Смешная желудевая девочка всем напоминала о солнце, о пятнистых лесных тропинках и загорелых босых ногах. Но весной, когда солнышко снова стало горячим и просохли дорожки в саду, Зюка все чаще оставалась одна на подоконнике. И, знаете, это было совсем не весело. Она поднималась на цыпочки и заглядывала за оконный переплет. На улице кричали и бегали дети, качались на ветках птицы. Из распахнутой форточки пахло мокрой землей. Но от этого Зюке не становилось веселее.

Потом пришла пора желудям просыпаться под прошлогодними листьями и выталкивать из своего тела толстые ростки. Тут уж в Зюкину голову стали приходить и вовсе странные мысли. «Хорошо бы сейчас покачаться на ветке… Хорошо бы потрогать маленькие листики… Я, пожалуй, согласилась бы даже мокнуть под дождиком… С меня сразу бы смыло всю пыль… Ведь меня не вытирают тряпкой, как подоконник…».

Так думала Зюка, а желудевой головой, учтите, думать совсем не легко. Наверно, поэтому она не сразу заметила, что в открытую форточку влетела Сорока. Зато Сорока тут же разглядела блестящее Зюкино платье среди кактусов и бегоний. Эта птица вообще все очень быстро разглядывала. Если уж родилась на свет Сорокой и кормишься возле человечьего жилья, зевать не приходится! Сорока и не зевала: она еще на лету начала высматривать, где что плохо лежит. Но в комнате, как назло, был порядок, и ничего плохо не лежало.

Сорока села на письменный стол передохнуть и сказала: «Надо же! Ничего интересного! Одна кукла, и та желудевая… Стоило из-за этого оставлять форточку открытой!» (Она никогда не сомневалась, что форточки только для того и открываются, чтобы сорокам было удобнее влетать в человеческие дома).

«Стоило оставлять форточку! – повторила Сорока и с досады клюнула абажур на лампе. – Когда буду выбираться отсюда, постараюсь задеть ее крылом, чтоб захлопнулась. Нечего сбивать с толку добрых сорок!».

Зюка прекрасно поняла все-все, что сказала Сорока, и перепугалась. Она знала: когда форточка закрыта, в комнате становится совсем тоскливо. И листья бегоний не качаются… и землей не пахнет. И птичьих голосов не услышишь… И она набралась смелости попросить Сороку:

– Пожалуйста, не закрывайте форточку!

– Ишь ты, по-сорочьи понимает! – удивилась Сорока и глянула на Зюку круглым глазом. – А платье у тебя ничего, блестит. Не прихватить ли мне его с собой в лес? До страсти люблю все блестящее!

– В лес? Так вы летите в лес? – обрадовалась Зюка. – А не возьмете ли вы и меня вместе с моим платьем?

– Да на что ты годишься? Горстка желудей, и те за зиму стали тверже камня. К тому же тебе следовало бы знать – сороки желудей не едят. Мы же не сойки какие-нибудь!

– Возьмите! Возьмите, пожалуйста! – просила Зюка. – Я здесь никому больше не нужна.

– Можно подумать, у нас в лесу ты будешь кому-нибудь нужна! Нет! Мне просто перестало везти, вот и все! На той неделе этот железный мотоциклист… Тащила-тащила от самой городской свалки, чуть не надорвалась… А потом оказалось, что с него даже шлем не стащишь… Он у него вместе с головой сделан… Попробовала вместе с головой открутить, так этот безобразник не дается… Дерется, кричит… ничего себе игрушечка! Так и пришлось бросить… А ведь только из-за шлема с ним и связалась. Уж больно блестит… Если б знать, что не снимается…

– Но мое платье тоже блестит. И совсем легко снимается… Я вам сама его отдам, – продолжала уговаривать Сороку Зюка.

– Разве и вправду взять тебя? Ты за зиму высохла, нести – тяжесть невелика. А здесь с тебя платье сдирать опасно – еще придет кто-нибудь. Так и быть! Летим!

С этими словами Сорока прыгнула со стола на подоконник, схватила клювом Зюку за волосы, да и вылетела все в ту же форточку.

Глава вторая. Путешествие в сорочьем клюве

Сороки не поднимаются очень высоко. Летать быстро они тоже не умеют. Поэтому Зюке совсем не было страшно. Путешествие, пожалуй, оказалось бы совсем приятным, если бы не частые остановки на крышах, заборах и мусорных ящиках.

Не могла же Сорока из-за какой-то желудевой девчонки отказаться от удовольствия узнать свежие известия! От обеда она тоже не думала отказываться, а его найти было ничуть не легче, чем новости. Чтобы Зюка не пропала, пока она беседует с воробьями и воронами или проверяет помойки, Сорока всякий раз прятала ее. И девочке приходилось подолгу лежать то на крыше за трубой, то в грязном водосточном желобе, а то и вовсе торчать вверх ногами в щели между досками.

Но ей и в голову не приходило жаловаться – ведь путь их все-таки лежал в лес! Она только очень боялась, как бы Сорока не забыла про нее и не улетела одна. Но разве могла Сорока забыть про блестящее Зюкино платье!

Наконец Сорока управилась со своими делами и сказала:

– Ну, готовься – скоро будем в лесу. Так тебя куда доставить – на Большое Болото или на Просеку? Я бы на твоем месте выбрала болото – там хотя и сыровато, но зато совершенно безопасно. Впрочем, и на Просеке можно прилично устроиться. По слухам, там живет тетка Гадюка, поэтому из наших лесных туда никто не заглядывает. А тебе-то она неопасна!

– Мне бы хотелось жить на поляне… Там растет, знаете, такой большой-большой дуб, – возразила Зюка.

– На поляне? У дуба? Ну и выбрала местечко! Там ведь совершенно негде спрятаться!

– А я и не хочу прятаться. У меня ведь нет врагов.

– Нет, так будут! Жить в лесу и не прятаться! Да ты еще глупей, чем я думала! Но учти – на этой поляночке ничего хорошего тебя не ждет! Там с утра до вечера такое творится! А иногда и по ночам… Вот уж где хватает всяких врагов! Вот уж ни за что не поселилась бы в столь беспокойном и опасном месте! Впрочем, мой совет – твое решение. – И, несколько обиженная, Сорока, подхватив Зюку, полетела к старому дубу.

Сорока очень торопилась поспеть домой до заката солнца. Но все-таки, когда она опустилась на толстую дубовую ветку, ни одного светлого лучика не бродило среди молодых листьев. Сорока посадила Зюку в развилку ветвей и сказала: «Готово, приехали! Ну, снимай платье!».

Зюка посмотрела вниз. Из-за деревьев на поляну быстро выползали серые сумерки. Вечерняя сырость шла следом за ними. Ветка качалась от свежего ветра. Девочка поежилась. А Сорока поторапливала:

– Скорей снимай! Мне еще до темноты надо к себе в гнездо попасть!

– А нельзя ли мне сегодня переночевать у вас? – попросила Зюка.

– Ишь чего придумала! Чтоб кто-нибудь, кроме меня самой, знал, где мое гнездо? Этого еще не хватало!

– Тогда не могли бы вы прилететь за моим платьем завтра? Здесь, наверху, такой сквозняк…

– Оставить платье? Чтоб тебя утречком кто-нибудь вместе с ним спокойно унес? Чтоб я еще и тебя зря тащила из самого города? Нет уж, хватит с меня одного игрушечного мотоциклиста!

– Как же мне быть? – совсем тихо спросила Зюка.

– Это уж твое дело! Сама захотела в лес. А лес тебе – не цветы на подоконнике… Нет, вы посмотрите на нее! Просит-умоляет, ей одолжение делают, а она? Не может ночку голая посидеть! Неженка несчастная! – раскричалась Сорока.

– Возьмите платье! – заторопилась Зюка. – Возьмите, только не сердитесь!

Стоило Сороке получить блестящее платье, как она сразу успокоилась. И ей стало даже немножко жаль Зюку.

– Ишь как дрожит! Так немудрено и с ветки свалиться! – пробормотала она. Потом подумала и решила: – Вот что! Тот нахал, которого я имела глупость приволочь в лес на той неделе, по-моему, прекрасно устроился в заброшенном муравейнике. Спущу-ка я и тебя вниз – там не так дует. Спрячешься в корнях дуба. А захочешь – так и прилечь можно на мху. Чем тебе не постель! Желуди в такой целую зиму спят…

И Сорока опустила Зюку на землю, подхватила серебристое платье и с чистой совестью полетела к своему гнезду. А Зюка осталась в лесу совсем одна. Так, по крайней мере, ей показалось сначала.

Желудевая девочка сидела на земле, среди высоких травинок, кусочков коры, веточек и прочего лесного сора, и голова у нее слегка кружилась. Она вдруг почувствовала, что очень устала за день. Но тут ей на макушку упала холодная капля. Это травинки напоминали, что уже выпала роса и совсем скоро на землю придет темнота. Нужно было позаботиться о ночлеге.

По сорочьему совету Зюка устроила себе постель в корнях дуба. Только она успела набрать прошлогодних листьев (а это было не так просто, как может показаться, ведь сквозь них уже проросла молодая трава, и приходилось осторожно снимать каждый листок, чтобы не поломать тонкие стебельки)… Только она успела набрать листьев и выбрать изо мха колючки, как стало совсем темно.

Bepul matn qismi tugad.