Kitobni o'qish: «Мир чеченцев. XIX век»

Я бесконечно благодарна Президенту Московского Индустриального банка А.А. Арсамакову и его близким за поддержку, понимание и помощь, оказанные в сложном процессе подготовки к публикации изданий, посвященных часто трагичной, но все равно такой замечательной и неповторимой родной истории.

Автор

Введение

Северо-Кавказский край по природно-географическим свойствам и геополитическому расположению издавна был и остается до сегодняшнего дня одним из важнейших регионов, который определяет настоящее и будущее страны, активно влияет на ход политико-экономических, социально-культурных и этноконфессиональных процессов, разворачивающихся в современной России. Прошлое – прочная основа настоящего. Отсюда актуальность изучения и извлечения уроков и опыта, призванных содействовать общему упрочнению российской государственности¹.

Важнейшим инструментом подчинения национальных окраин в Российской империи была мобилизация местных элит, инкорпорирование местной знати в российское дворянство, открытие перед представителями местных элит широких возможностей для карьеры как в местной администрации и воинских частях, так и в общеимперском масштабе. Именно на этих особенностях местного управления и базировалась прочность империи как многонационального и многоконфессионального государства. Улучшение экономического быта населения – одна из мер, которая неизменно предлагалась в качестве залога будущей стабильности в регионе. Она, как правило, подразумевала включение горцев в торговую и предпринимательскую деятельность, развитие местной промышленности. Постепенное упразднение местных особенностей в административном устройстве и судопроизводстве приводило к большей унификации управления, но в то же время существенно понижало гибкость этой системы и ее способность адаптироваться к местным условиям².

При изучении сложной структуры северо-кавказского общества особое значение имеют идеи, порожденные синергетической парадигмой исторической эволюции, характеризующейся переходом от относительно устойчивой системы к другой – с новым уровнем организации составляющих ее элементов. Более того, естественный процесс эволюции народов Северного Кавказа, под воздействием внешних факторов, неоднократно резко прерывался. В результате общественная система вынуждена была адаптироваться к новым условиям, переходить в новый канал развития. Переход к новому уровню системы неизбежно сопровождался прохождением ее через точки бифуркации, т. е. раздвоения и приобретения нового качества. Обращаясь к данной проблеме, нельзя не учитывать динамический характер функционирования системы: за непростую историю развития северо-кавказское общество прошло через фазы устойчивого и неустойчивого состояния, линейного и осложненного движения³.

Проблемы глобализации имеют своим следствием формирование обезличенности социокультурных систем и институтов, которые все активнее переключаются на обслуживание политических и экономических интересов более сильного общества. Защитной реакцией на обезличивающий характер глобализации выступают процессы этнизации социокультурных систем современных обществ, обращение народов к основам собственных этнокультур. Неоднозначный характер взаимодействия процессов модернизации, глобализации и этнизации в современном социокультурном процессе требуют его философско-теоретического осмысления и преодоления прямолинейного евроцентризма с его нигилистическим отношением к ценностям и традициям неевропейских народов, обществ и государств⁴. Культура представляет собой смысловую основу всей жизни. Учет культурной специфики важен еще и потому, что культурные традиции составляют основу самобытности, являются системообразующими и наиболее устойчивыми элементами, благодаря которым происходит саморазвитие системы. Человек не только создает культурный мир, он живет в нем как действующий субъект, соотнося себя с определенной общностью⁵. В силу этого многие народы стремятся, как можно дольше, сохранить свои национальные особенности в быстро меняющемся, глобализирующемся мире. Актуальность предпринятого исследования определяется потребностью изучения как общих проблем теории и истории культуры, так, и, собственно, историко-теоретических проблем генезиса и семантики форм традиционных культур с реальностью внешнего воздействия культурных инноваций.

В конце XX века обострились межнациональные отношения в нашем Отечестве. За Северным Кавказом прочно закрепилось понятие политически-нестабильного региона. В связи с этим в обществе постоянно возникают дискуссии о наиболее эффективных способах урегулирования политической ситуации в крае; о роли, которую должен играть федеральный центр в разрешении копившихся здесь десятилетиями проблем и противоречий; о наиболее приемлемых, с точки зрения взаимной выгоды, формах взаимоотношений между центральной властью и отдельными автономными субъектами.

Мы далеки от того, чтобы проводить прямые параллели между днем сегодняшним и событиями более чем вековой давности, так как и Россия в целом и Северный Кавказ за этот период претерпели кардинальные изменения. Но не обращать внимание на исторический опыт организации государственной власти на территории, отягощенной последствиями длительного военного конфликта, не пытаться выяснить, каковы были механизмы, позволявшие объединить, насильственно или добровольно, народы, стоящие на разных стадиях экономического и политического развития, имеющие различные социокультурные и этно-конфессиональные параметры, не учитывать какие средства приносили наибольший результат, с точки зрения поддержания политической стабильности на Северном Кавказе после завершения Кавказской войны, так же неблагоразумно⁶. Актуальность предлагаемой работы состоит в том, что характер и формы политики российского правительства в отношении иноязычных народов страны, их место в общей структуре государства и межэтнические связи – это важнейшие направления в исторических исследованиях, которые могут способствовать выработке новой общегосударственной идеологии, на деле объединяющей народы⁷.

Примечания

¹ Барнаш А.В. Культура как фактор становления российской государственности на Северном Кавказе в XIX – начале XX вв. Дис… канд. ист. наук. – Пятигорск,2004. – С.3.

² Раскин Д.И. Система институтов Российской имперской государственности кон. XVIII- нач. XX вв. Автореф… дис. докт. ист. наук. – С.35.

³ Шадже А.Ю., Шеудже Э.А. Северо-кавказское общество: опыт системного анализа: Монография. – М.,Майкоп, 2004. – С. 40–41.

⁴ Вертий М.Ю. Обычное право народов Северного Кавказа как феномен культуры. Дисс. канд. филос. наук. – Р н/Д.,2003. – С.2.

⁵ Шадже А.Ю., Шеудже Э.А. Северо-кавказское общество: опыт системного анализа: Монография. – М.,Майкоп, 2004. – С.172.

⁶ Мачукаева Л.Ш. Система управления Северным Кавказом в конце – начале века (на материалах Терской области). Дисс. канд. ист. наук. – М.,2004. – С.3.

⁷ Мальбахов Б.К., Дзамихов К.Ф. Кабарда во взаимоотношениях России с Кавказом, Поволжьем и Крымским ханством (сер. XVI- кон^УШ в.). – Нальчик,1996. -С.3.

Глава I
Историография и методология научного исследования

1. Литература

Кризисные явления в сфере межнациональных отношений различных регионов Российской Федерации показали, что наименее изученным нашими учёными оказался региональный аспект межнационального вопроса.¹ Глобальная теория единой истории российской Евразии не представляет возможным увидеть своеобразные черты прошлого ряда регионов Российской Федерации. Это в первую очередь относится к Северному Кавказу. Традиционная история нашего региона была представлена как эпизоды в историях местных горских и степных народов, Турции и Ирана, а также как эпопея славянских народов на северо-кавказской земле.

Такое представление рождалось идеей о «закономерном» движении на юг и расширении Российского государства, что уже не соответствует современной важности и актуальному характеру изучения структурных и социокультурных процессов в регионе. Последние десятилетия стали для академического сообщества временем, когда все явственнее стало ощущаться разрушение модернистского сознания, а вместе с ним проявление неприятия глобальных объяснительных схем. Происходит отказ от самого главного в историзме – представления о «заданности» истории как постепенном, неуклонном поступательном движении от низших форм к высшим.

В настоящее время нас интересует социокультурная история региона в разнообразии и единстве его составляющих, его собственная идентичность и включенность в общероссийский и шире, в мировой исторический процесс. В качестве объекта изучения выступают зоны культурного обмена и контактов между коренными жителями Северного Кавказа и пришлым населением. Характер ландшафта, культурные, хозяйственные и социально-психологические особенности народов Кавказа, предшествующий опыт взаимодействия с русскими и казаками превратили регион не в границу, разделяющую воюющие армии, а в территорию контакта, взаимопроникновения культур и формирования полиэтничного общества. К XIX в. этот процесс, благодаря государственной экспансии, перерос в жестокое противостояние, но даже в период наиболее активных военных действий взаимодействие носило разнообразный характер. В процессе контакта создавались новые социокультурные формы, и одновременно две общности укрепляли и развивали прежние социальные и культурные модели выживания.

Взаимодействие было многосторонним и многофакторным, поскольку происходило (как явно, так и скрыто, неосознанно) в различных сферах, принимало самые разные формы. Как любое социальное явление, взаимодействие происходило на макро – (национальном, государственном) и на микро – (личном, бытовом) уровнях. Все разнообразие взаимоотношений можно условно разделить на три группы: военно – политические, торгово-экономические и духовно-культурные. Формами контактов различных слоев населения становились и ассимиляция, и аккультурация, и кооперация, и этнокультурный изоляционизм. В качестве основных ресурсов выступали демографический потенциал и контроль над пространством².

Представляется важным исследовать не столько межнациональные конфликты, сколько опыт совместного проживания, хозяйствования, природопользования. Поэтому исследовательское поле истории пограничных областей Северного Кавказа – своего рода лаборатория для мультикультурализма. Здесь проживают отличные от других регионов страны социокультурные сообщества, скомбинированные из черт горских, степных, земледельческих и индустриальных этносов и полиэтнических групп мусульман, христиан, буддистов и пр. Колонизационные процессы восточноевропейских этносов, искусственная политика русификации и т. п. только ускоряли старый конфликт между Севером и Югом и не привели, за редким исключением, к смешению коренных и пришлых народов, а локализовали их в этнические и социокультурные миры, в зону северо-кавказских пограничных областей.

Если следовать логике некоторых кавказоведов конца XX – начала XXI в., то получается, что Россия, исходя из своих геополитических интересов, преследовала, прежде всего, миротворческие и гуманитарные цели на Кавказе. Какая там колониальная политика. Никаких колониальных империй… Цели таких «исторических изысканий» далеко не безобидны. Все время, подчеркивая геополитические аспекты происхождения Кавказской войны, эти авторы как бы снимают с России нравственную ответственность за кровопролитие. Они рассуждают следующим образом: «Этими войнами отстаивалась собственная государственность, национальное достоинство, раздвигались и защищались родные пределы… Славные «кавказские» страницы ратной летописи Российского государства не подлежат забвению, сомнениям или ревизии.». И не единого слова сожаления о десятках тысяч горцев, погибших в ходе этих войн. Видно они размышляют по принципу «лес рубят, щепки летят» и «война все спишет». По мнению видного кавказоведа Ш.А. Гапурова, по своей сути политика России на Кавказе в XIX веке была колониальной, но отличалась от «классической» колониальной практики западноевропейских держав³.

По мнению О.ГВорониной, Россия, по сути, вела на Кавказе колониальную войну. Ожесточенность войны связана, прежде всего, с тем, что именно Чечня и Дагестан со своими землями были целью завоевания. Цели этой войны, на взгляд указанного выше автора, впрочем, как и средства и силы сторон, были неадекватными: для России это была в некотором роде «война престижа», «карманная война», с различной степенью удач по «усмирению» горцев. Для горцев же вопрос стоял о независимости, сохранении национальных и религиозных устоев. Даже в самый разгар войны звучали слова о «гуманной миссии России», о том, что она должна стать источником света, культуры и просвещения для кавказских народов, что Россия «несет цивилизацию» на Кавказ. По отношению к народам Востока, горцам, русские ощущали некое превосходство, выражавшееся в том, как будто они стоят на более высокой ступени развития. Это всегда задевало коренных жителей Кавказа⁴.

Европейская историография модерна всячески подчеркивала «инаковость» других народов, непохожих на европейцев, указывая, что европейцы приносят этим «варварским» или «диким» народам умиротворение и «порядок». Эту традицию поддержали и российские ученые. Так, например, С.Ф. Платонов отзывался о восточных обществах как о «некультурных» племенах, «прочный порядок» которым несет Россия. С.В. Фарфаровский описывая «трухмен», позволил себе следующее выражение: «И вот в массивах Кавказа мы видим осколки этих народностей, изолированные группы, сохранившие свои обычаи чуть ли не каменного и бронзового веков, говорящих на неисследованных языках седой древности». Влияние стадиальной теории, имеющей в основе своей представление о линейном развитии всех народов мира, проявилось и во взглядах Фарфаровского на духовную жизнь и культуру ногайцев и других жителей Кавказа⁵.

В научной литературе о проблемах адаптации говорится скупо. Между тем не счесть косвенных упоминаний, опосредственных соображений, связанных с адаптацией. И это естественно, ибо адаптация – постоянный и важный фактор исторического процесса. В бесчисленных проявлениях: человек – и человеческий социум, и человек как индивидуум – сталкиваются с необходимостью адаптироваться в меняющихся условиях. При этом порой возникает удивительный кругооборот – человек сам меняет условия жизни и сам вынужден приспосабливаться к вызванным им же изменениям. Адаптация перманентна и присуща человечеству на всех этапах его развития. Проблемы адаптации поразительно многообразны. Социально-этническая адаптация означает приспособление отдельного человека или человеческой общности к изменениям социальной и этнической обстановки в результате эволюций, войн, завоеваний, миграций и т. д. Адаптация происходила на протяжении всей истории человечества, отличаясь осознанностью действий от происходившего и происходящего повсеместно в живой природе адаптациогенеза⁶.

Кавказская война (1818–1864 гг.) завершила присоединение Северного Кавказа к России. Для значительной части народов Северного Кавказа этот период стал тяжелой трагедией, связанной с массовой гибелью людей в результате военных действий, болезней, всяческих лишений. Фактически с горцами произошли катастрофические изменения. Были разрушены традиционные формы уклада жизни и хозяйствования, коренным образом изменилась этнодемографическая структура Северного Кавказа и в связи с внутри региональными миграционными процессами и с беспрецедентным переселением горских народов в Османскую империю в результате поражения в войне и политики Российской империи и других держав по отношению к коренным жителям стратегически важного района – Кавказа. Путь к раскаянию может быть долгим и трудным. Но как же украшает мужество признать свою вину – украшает и человека, и общество и государство.

Однако даже в этих условиях горцы продемонстрировали свои превосходные адаптационные возможности. В результате диалога культур, обмена импульсами и достижениями в различных сферах возникает новое равновесие, которое определяется изменившимися соотношениями элементов и их модифицированной сопряженности⁷. Если народ действительно уважает себя, он застрахован от комплекса неполноценности и никогда не потеряется, не растворится среди других. Такова абсолютная истина: общение народов между собой способствует развитию их собственных культур. Культура представляет главный смысл и главную ценность существования как отдельных народов, так и государств. Вне культуры самостоятельное существование их лишается смысла⁸.

Не только в России, но и во всем мире становится предпочтительным изучение имперских территориальных единиц с позиций полидисциплинарного подхода. Проблема прав народов все больше и больше дает о себе знать. Сложность и многогранность категории «права народов» делает ее объектом исследования различных наук: политологии, социологии, философии, истории и юриспруденции. Однако правовой аспект данной проблемы до недавнего времени полно и всесторонне не анализировался. Отмеченные факторы объясняют актуальность проблемы и необходимость ее углубления. Научные изыскания призваны акцентировать внимание на механизмах консолидации усилий государственной власти и институтов гражданского общества по формированию межнационального мира и согласия, обогащению многовековых самобытных культур и традиций народов нашей страны, упрочнению принципов взаимоуважения и веротерпимости⁹.

Жанр исследования пограничных областей становится сейчас популярным в общественных и гуманитарных дисциплинах Европы и США. Полидисциплинарные и компаративные подходы, историческая и культурная антропология помогают обратить внимание на взаимовлияние народов, на историю диаспорных отношений и миграционных процессов, а также на историю перенимания экономических, политических, социальных, семейных, бытовых и пр. традиций и навыков, на прошлое и настоящее сельскохозяйственных типов, национальных предрассудков, научных и околонаучных стереотипов¹⁰. Еще недавно в историографии существовала практически непроницаемая мембрана между континентальными империями, которые было принято описывать как «традиционные», и морскими империями, которые описывались как «модерные». В настоящее время эта позиция разрушается. Сегодня историки признают не только то обстоятельство, что «традиционные» континентальные империи в XVIII и особенно в XIX веке уже отнюдь не были вполне традиционными, но и то, что в морских империях этого времени сохранялось не мало традиционных элементов общественного устройства и форм контроля центра над периферией¹¹.

Сегодня стоит вопрос о переосмыслении политики царизма на Кавказе. Было время, когда тот или иной народ историки с легкостью объявляли добровольно вступившим в российское подданство на основании первого же соглашения, договора местной знати с Москвой или же с провинциальным российским начальством. На самом деле картина была гораздо более сложной. Отношения подчинения и подданства русская сторона и ее партнеры зачастую воспринимали совершенно по-разному, и нужно тщательно проанализировать различия во взглядах на статус пребывания в составе России, с одной стороны, у русских властей и, с другой – у присоединенных народов.

Сейчас в нашей науке происходит кардинальный пересмотр множества проблем и аспектов отечественной истории. Один из принципиальных вопросов – трактовка присоединения народов и территории к России, выстраивание отношений между ними и центральным правительством. Уходит в прошлое апологетический подход, ученые учитывают как добровольные, так и насильственные формы присоединения¹². Необходимо называть вещи своими именами. Кавказ был завоеван в XIX веке силой оружия. Только после упорной, долголетней борьбы России удалось сломить сопротивление горцев. Последствия войны ощущались на протяжении десятилетий. Только честно рассказанная правда снимет последние наслоения недоверия, приведет к более глубокому межнациональному уважению и сотрудничеству¹³.

Решение задач освоения Северо-Кавказского региона традиционно подразумевало высокую степень ответственности должностных лиц и неослабное внимание всего российского общества. В этих условиях роль ученых-кавказоведов неизмеримо возрастала. Разработка и накопление знаний о Кавказе, а также обобщение первого опыта управления «кавказской окраиной», решение проблем межэтнических и меж конфессиональных отношений не могло происходить вне общего контекста осмысления в отечественной науке государственной проблематики. Анализ историографии второй половины XIX – начала XX вв. показал, что за этот период был накоплен обширный материал по различным проблемам русско-кавказских отношений. В дореволюционный период происходило развитие исторического кавказоведения, в рамках которого в той или иной мере находили свое отражение проблемы влияния внешнего фактора на обстановку среди кавказских этносов, внутреннего положения и преобразований в Кавказском регионе, управленческой деятельности имперских властей по обустройству горских народов и активному вовлечению его в сферу общероссийских интересов, то есть те проблемы, которые отражали сущность кавказской политики в Российской империи¹⁴.

Утверждение исторической концепции марксизма и зависимость исследовательской деятельности от идеологических установок партии определяли подходы и направления развития исторического кавказоведения в советский период. Победители имеют свойство переписывать историю по своему образу и подобию; те же, кому еще только предстоит добиться победы, уже нередко вовсю пишут со своих позиций. Они понимают, что контроль над информацией и ее интерпретация – это контроль над общественным мнением. Взгляды тех, кто не принимает ни одну из господствующих теорий, не выходят за пределы узких академических кругов и не становятся известными широкой общественности. Оппозиционные воззрения намеренно замалчиваются, с тем, чтобы максимально обезопасить влияние ортодоксальных теорий на массы людей.

Дабы не допустить в научный обиход противоречащие данные и удержать качающееся здание ортодоксальных построений, уже давно прибегают к двойным стандартам. Уничтожающей критике подвергается всякий, кто оказывается достаточно независимым – иначе говоря, достаточно честным в обращении с фактами. Ведь доблестные защитники ортодоксии «не берут пленных». При такой позиции официальных научных кругов важные данные легко превращаются в нечто малозначимое или вовсе устраняются из научного обихода¹⁵. Удивительно точно, в связи с этим подметил Карл Поппер, говоря, что книги это «третья реальность»; первая из которых – объективно существующая, а вторая – субъективная¹⁶.

Толкование истории присоединения кавказских народов к Российской империи и связанных с этим «освободительных движений», оценка роли органов власти России по данной проблеме подвергались известной коррекции в угоду политической конъюктуры: от концепции «абсолютного зла» до расширительного толкования тезиса о «наименьшем зле» и добровольном характере присоединения горских народов к Российской империи¹⁷. Поскольку колониальное правление с его высокомерными претензиями на культурное и политическое превосходство интерпретировались в научных кругах как противоречащее моральным принципам, – возможно, именно поэтому для изучающих историю колониализма в России всегда было естественным отыскивать примеры сопротивления местного населения колониальному правлению, чтобы подтвердить его незаконность и продемонстрировать неотъемлемо присущее угнетенным стремление к освобождению… Исследование данной темы позволяет довольно точно выявить пределы имперского господства и дает возможность (хотя бы в принципе) наделять подданных империи сознанием и волей, не зависимыми от элитных слоев, а также самостоятельностью и самосознанием, которые позволяли им на определенном уровне «творить свою собственную историю». Возможно, именно по этой причине ученых так привлекали примеры оппозиционных движений, принимающих явно «политическую» форму, – например, националистические движения, поскольку ясное словесное выражение требований и стремлений, наличие представлений об источниках угнетения и способность поднять людей на рискованные действия для улучшения существующей ситуации – все это предполагает наличие высокого самосознания¹⁸.

С конца 80-х годов XX века сложились условия, позволяющие писать историю, не приукрашенную и усеченную, а такую, какой она была в реальности. Стало возможным устранить «белые пятна», пересмотреть оценки и сказать «всю правду». Выполняя эту роль, историческая наука вносит вклад в нравственное возрождение общества, ибо правда – высшая нравственная ценность. Но и острейшие практические проблемы современной общественной жизни (особенно в сфере межнациональных отношений) имеют глубокие исторические корни, без выявления которых их невозможно разрешить. Их питает пласт ошибок, несправедливостей и преступлений, последствия которых копились десятилетиями и даже веками. Кроме того, главной тенденцией сдвигов в духовно-идеологической сфере стало возрождение национального самосознания, что вызвало резкое повышение общественного интереса к истории¹⁹.

В постсоветский период особенно стал актуален в историографии цивилизационный подход исследования исторических процессов. Под данным способом понимается сформулированная еще Н. Данилевским, а затем А. Тойнби необходимость исследовать историческое прошлое того или иного народа как часть общей истории человечества, являющейся результатом определенного взаимопроникновения и взаимодействия. Сравнительное исследование цивилизаций дает широкие возможности для изучения контактов различных культур во времени и пространстве. По мнению российских ученых, колонизация – один из основных факторов, позволивших России успешно справляться с масштабными проблемами. При этом колонизация рассматривается как сложное историческое явление. Ввиду того, что сам процесс колонизации того или иного социокультурного пространства представляет собой ни что иное, как своеобразную культурную интервенцию, неизбежно меняющую реальную действительность, применение цивилизационного подхода позволяет учесть ряд существенных факторов, определивших исторические условия развития страны в результате инкорпорирования в традиционную российскую среду носителей иных культурных традиций²⁰.

К сожалению, приходится констатировать, что историография народов Кавказа всё ещё остаётся почти не исследованной проблемой. Немного и работ, посвящённых историческому анализу трудов даже видных учёных-кавказоведов. Современная историческая наука переживает кризис фундированности исследований. Между тем ссылки в тексте – это средство научной коммуникации и своеобразная валюта, которой современные исследователи оплачивают долг перед предшественниками. Они позволяют проследить ход получения данного научного результата, сообщают работе достоверность, обрисовывают круг литературы, содержащей необходимые сведения о проблеме и создают контекст исследования²¹.

В данном исследовании не ставится задача дать общий историографический обзор всех работ, посвящённых истории Чечни второй половины XIX века. Это представляет собой самостоятельный предмет изучения. Поэтому в историографическом очерке затронуты лишь те работы, которые имеют принципиальное значение, а также труды, отражающие наиболее характерные с методологической точки зрения позиции авторов, или напротив, наиболее оригинальные концепции²².

При исследовании настоящей темы, автором была привлечена литература по истории Кавказа, выходившая в свет с последней четверти XVIII века по 2006 год включительно. Условно её можно разделить на литературу, описывающую Кавказский регион, и общероссийскую. К последней относится, например, работа Ф.Н. Фадеева «Вооружённые силы России», где Кавказ затрагивается только в определённом аспекте.

Для того чтобы охватить вниманием в ходе исследования как можно больше изданных работ по истории Кавказа, пришлось в течение 14 лет работать не только в центральных, общеизвестных книгохранилищах, но и изучать литературу а уникальных библиотеках (научно-справочной библиотеке РГИА) и ведомственных (ЦНСХБ – Центральная научная сельскохозяйственная библиотека) хранилищах. Российская государственная библиотека (РГБ) является одной из самых крупных в стране, куда поступают обязательные экземпляры всех изданий, но в силу её публичности и доступности, многие книги портят читатели, из-за чего данные издания становятся недоступными для прочтения. В Российской национальной библиотеке (РНБ), находящейся в Петербурге, особенно интересен отдел периодики, богатейший по своему составу, т. к. в изучаемом нами XIX веке он был центральным, столичным хранилищем в Российской империи, в силу чего единичные издания газет и журналов сохранились только там. Особое внимание кавказоведам стоит уделять Государственной публичной исторической библиотеке. В ГПИБ долгие годы целенаправленно собиралась литература, освещающая историю Кавказа, благодаря чему библиотека имеет прекрасную коллекцию кавказоведческих изданий. Научно-справочная библиотека РГИА небольшая, но она располагает единичными экземплярами книг, которые не доступны для читателей в других книгохранилищах. Это одно из богатейших собраний дореволюционных официальных и служебных изданий. В состав библиотеки вошли книги из собраний архива и Департамента герольдии Сената, собраний Синода, Канцелярии е.и. в., библиотек министерств народного просвещения, путей сообщения, финансов, частных собраний²³. В фондах ИНИОН (Институт научной информации по общественным наукам) хранятся депонированные рукописи, зачастую более нигде не изданные, благодаря чему приобретают особую ценность. В библиотеке Института Востоковедения РАН присутствует много интересной, редкой литературы по истории Востока, в том числе подаренные авторами экземпляры редких книг. Центральная научная сельскохозяйственная библиотека имеет большое хранение, где удалось обнаружить ценные материалы по истории развития сельского хозяйства на Кавказе, а также изучить флору и фауну Чечни. Данные издания уже давно исчезли из фондов других библиотек. В библиотеках города Владикавказа находится много местных кавказских изданий, которые по тем или иным причинам не попали в центральные библиотеки страны. Они являются самобытным и очень интересным для исследователя материалом.

К сожалению, в ходе боевых действий в городе Грозном была уничтожена крупнейшая Республиканская библиотека им. А.П. Чехова, где хранились тысячи редчайших экземпляров монографий, сборников, статей по истории Чечни. В связи с печально известными событиями, поработать над темой там не удалось – все книги сгорели. Во время Чеченской войны в Грозном был уничтожен Научно-исследовательский институт гуманитарных наук Чеченской Республики. В его библиотеке хранились труды всех известных кавказоведов, полевые материалы научных изысканий по языкам вайнахских народов и их этнографии, а в спецхранилищах НИИ находились оригинальные средневековые книги и рукописи. Полностью сгорели во время боев в г. Грозном Центральная научно-техническая библиотека, Республиканская детская библиотека, архивы всех творческих союзов. В Центральном государственном архиве ЧР сгорело почти 650 тыс. дел, отражавших историю чеченского, ингушского и славянских народов более чем за два столетия. В Художественный музей угодило несколько бомб, артиллерийских снарядов, здание сложилось «книжкой», и под обломками оказалась вся коллекция (более 3,5 тыс. экспонатов). При обвале здания погибла и картотека, и книга поступлений, а в Москве учет ценностей этого музея никогда не велся, поэтому сказать, какие именно шедевры утрачены, сегодня нельзя. Под его обломками бесследно исчезло более 40 тыс. экспонатов уникальных археологических коллекций. Та же участь постигла произведения декоративно-прикладного искусства²⁴.