Kitobni o'qish: «Лоенгрин, рыцарь Лебедя»
Часть I
Глава 1
Через все сияющее небо пугающе грозно протянулось тяжелое темное облако в виде дракона. Небосвод начал потрескивать, не выдерживая исполинской массы, но туча вскоре начала истаивать медленно и неторопливо, наконец на ее месте остался обглоданный скелет. Длинные острые шипы пошли ровно один за другим, нанизанные на толстый позвоночник, и жители Брабанта, поднимая глаза, вздрагивали и крестились. Не к добру такое знамение, не к добру.
Многие тут же поворачивались и тревожно смотрели на возвышающийся на холме гордый замок Анвер, сложенный из строгого серого гранита. На самой высокой башенке гордо реет знамя герцога Готвальда, в окнах из цветного стекла искристо переламываются солнечные лучи, но все знают, что в замке невесело: властелин Брабанта готовится принять причастие.
Тяжелые раны и суровая жизнь воина надорвали железное здоровье герцога. А в Брабанте, где сразу ощутили ослабление крепкой длани, мгновенно вспыхнули войны сеньоров друг с другом за пашни, леса, озера, а то и вовсе из-за косого взгляда, неосторожного слова.
Да что там взгляда или слова, достаточно и того, если сосед вроде бы слабее, можно попытаться отхватить часть владений, а при удаче и вообще захватить его замок и объявить эти земли своими.
В замке герцога тихо и сумрачно, солнце выглянуло из-за края земли и осветило флаги на вершинах башен, затем радостный свет начал сползать по грубой каменной кладке, но в замке еще царит ночь, а светильники на стенах рассеивают тьму только вблизи себя.
Страж в главном зале вздрогнул и крепче сжал копье. Массивная голова исполинского дракона, закрепленная стальными клиньями на стене напротив двери личных покоев герцога Готвальда, шумно вздохнула. Огни факелов затрепетали, плотные кожистые веки древней рептилии приподнялись. Страж оцепенел. На него в упор уставились огромные, размером с фламандские яблоки кроваво-красные глаза. И с каждым мгновением все больше разгорались зловещим пурпурным огнем.
Дракон всхрапнул, тяжелые веки медленно опустились, кровавый свет погас. Страж дрожащей рукой перекрестился, горло перехватило страхом, а когда набрался сил и завопил, голова дракона, убитого сэром Готвальдом, герцогом Брабанта, двадцать лет тому, уже стала неподвижной и безжизненной, как и все эти годы.
Священник, явившись по тревоге вместе с отрядом стражи, окропил голову чудища святой водой, прочел молитву, однако воины все равно переглядывались и поминали Врага.
Появился доблестный сэр Перигейл, старый соратник герцога, его друг с юных лет, суровый и немногословный рыцарь, массивный, собранный.
– Это знак, – буркнул он с великой неохотой.
– Герцог? – спросил тихонько один из стражей.
Сэр Перигейл кивнул.
– Дракон смотрел на эту дверь?
Он указал в сторону опочивальни, где, как все знают, на ложе распростерт тяжелобольной властелин Брабанта.
– Да…
– Дурной знак.
– Что нам делать?
– Пойду проведаю, – проронил он скупо.
Они все провожали его тоскливыми взглядами, в которых, как заметил священник, все еще теплится надежда.
Начальник стражи вошел в опочивальню и плотно прикрыл за собой дверь, а священник еще продолжал бормотать молитву, но воины слышали в его усталом голосе тоску и безнадежность.
Вера Христа пришла в эти суровые земли недавно, вроде бы успела закрепиться, однако старые взгляды сильны. Даже в самом замке, не говоря о его окрестностях, встречаются призраки, привидения, есть люди, что оборачиваются волками, а ведьмы умеют насылать на людей мор… Церкви только начали в Брабанте свой тяжелый неблагодарный и вечный труд, работы непочатый край, здесь нужно не только выпалывать сорняки, но сперва вообще распахивать слежавшуюся целину древних суеверий и представлений о роли человека в мире, который создал для него Господь.
Заканчивая молитву, священник прошептал с жаром:
– …и еще, Господь, поддержи и умножь число тех, кто всеми силами души стремится построить Царство Божье на земле… Аминь.
Стражники промолчали, только один буркнул:
– Зачем?
– Как копию Царства Божьего на небесах, – ответил священник с просветленным лицом. – Это Его воля!
Дверь опочивальни распахнулась, сэр Перигейл появился на пороге бледный и с осунувшимся лицом.
– Буди Эльзу, – произнес он дрогнувшим голосом. – Его светлость просит позвать дочь… Бегом!
Один из стражей сунул копье и щит напарнику и ринулся со всех ног вниз по лестнице, промчался через зал, затем побежал наверх по другой лестнице, что ведет в другое крыло замка, где располагается женская половина.
Священник тяжело вздохнул, сэр Перигейл требовательно кивнул на дверь опочивальни.
– Господи, – воскликнул священник, – только не сейчас! У него еще много дел, пусть закончит, потом призовешь на свой суд…
Сэр Перигейл произнес мрачно:
– Мне почему-то кажется, Господь так же мало слушает святых отцов, как и всех прочих.
– Не богохульствуй, – сказал священник с праведным гневом. – Вот увидишь, сильные люди не уходят, не завершив земных дел и не сказав великих слов мудрости, которые нужно запомнить, начертать и выполнять свято!
Послышался топот, примчался запыхавшийся страж, выкрикнул с ходу:
– Эльзы нет в ее покоях!
Сэр Перигейл прорычал:
– Так найди…
Воин, что вернул посланцу его копье, сказал неуверенно:
– Уже утро… Я знаю, где она!
– Где? – вскрикнул сэр Перигейл нетерпеливо.
– На рассвете юная леди обычно ухаживает за нежными цветами на заднем дворе.
Сэр Перигейл взглянул на вспыхнувшие золотым огнем крыши мелких построек во дворе.
– Так рано?.. Неважно, беги за ней!
Воин сорвался с места, а когда он был уже на выходе, сэр Перигейл прокричал вдогонку:
– Пусть поторопится! Ее отец очень плох…
Через несколько минут со двора послышался девичий вскрик, тонкий и жалобный, в зал вбежала золотоволосая Эльза, платок не сумел удержать все кудри, пара крупных локонов выбралась на свободу, и они болтаются на бегу, а светлые, как вода горного ручья, глаза девушки уже наполнились слезами.
– Сэр Перигейл? – вскрикнула она тонким голосом.
Перигейл запнулся с ответом, не в силах смотреть в ее дивные глаза, крупные и настолько прозрачные, что всяк вспоминает холодную и кристально чистую воду горных ручьев. Дочь герцога воплощает в себе все девичьи достоинства: среднего роста, чиста, как рыбка, о ее золотых волосах все говорят с восторгом – до пят, когда распустит, густые и кудрявые, но их видели только служанки да увидит еще тот счастливец, кому достанется в жены, она всегда мила и приветлива, но о ее чистоте и целомудрии говорят даже завистники, и настолько трепетна и ранима, что он просто и не знает, как выговорить вслух такие страшные слова.
Кашлянув в затруднении, он мотнул головой, указывая на дверь опочивальни.
– Ваша светлость…
Она вскрикнула в божественном испуге:
– Ему плохо? Вы пойдете со мной?
Он покачал головой:
– Нет.
Она торопливо бросилась к опочивальне, страж распахнул перед нею дверь. Широкое ложе с балдахином у противоположной стены, ее отец лежит на спине, бессильно уронив руки вдоль тела, и сердце Эльзы сжалось острой болью.
Ее огромный отец стал еще меньше, высох, массивные мускулы истаяли, а когда смотришь ему в лицо, невольно видишь голый череп, пока еще обтянутый кожей. Глаза ввалились, некогда пышные волосы не просто поредели, а покинули голову. Странно и непривычно видеть розовую плешь…
– Эльза, – прошелестел голос, она узнала голос отца, хотя тот не шелохнулся и почти не шевелил губами. – Эльза…
– Отец, – вскрикнула она жалобно, – я здесь!
– Эльза, – повторил он едва слышно, – я не могу покинуть этот мир до тех пор, пока мое сердце не будет спокойно, что с тобой все в порядке, дочь моя единственная…
Она чувствовала, как слезы брызнули из ее глаз.
– Батюшка!.. Я люблю вас!
– И я тебя очень люблю, мой птенчик…
– Не покидайте меня, отец!
– Господь зовет…
– Я все ночи умоляю его, чтобы он оставил вас еще на земле. У вас еще много дел!
Он прошептал слабо:
– Вот потому я тебя и позвал, моя славная дочь. Я скоро умру, не оставив наследника, что меня ужасает больше всего и… наполняет мое сердце скорбью. Но так уж получилось, что твой брат Готфрид исчез так внезапно… Правда или нет, что разорвали дикие звери, но у меня нет надежды, что он вернется когда бы то ни было. Ты остаешься одна, Эльза. Я долго перебирал всех вассалов, среди них много достойных рыцарей… но остановил свой выбор на Фридрихе фон Тельрамунде…
Она вздрогнула, но умирающий отец не заметил ее испуга. Эльза прошептала:
– Сюда спешат лучшие лекари Тюрингии. Их вызвал благородный Перигейл. Они тебе помогут, отец!
Он покачал головой:
– Нет. Смерть уже приходила за мной, но я попросил у нее отсрочки, пока позабочусь о тебе. Солнышко мое, а теперь попроси Перигейла, чтобы он послал за сэром Тельрамундом.
Она покорно поклонилась.
– Хорошо, отец. Его долго ждать не придется, он прибыл два дня тому. И ждет, как ворон…
Он прошептал с укором:
– Дочь, что ты говоришь…
– Прости меня, отец. Я не доверяю ему.
– Он самый могущественный из моих вассалов, – произнес герцог едва слышно. – Он всегда был мне верен. Я всегда опирался именно на него…
Эльза вышла вся в слезах, глаза красные, как у кролика, губы вздрагивают, подняла на сэра Перигейла робкий взгляд.
– Отец желает видеть графа Тельрамунда.
Он кивнул, на лице полное понимание, сказал негромко:
– Не утруждайте себя, я позову его сам.
– Спасибо…
Она хотела уйти, но он добавил с предостережением в голосе:
– Я понимаю вас, ваша светлость, но я предпочел бы, чтобы вы присутствовали при их разговоре.
Она прошептала:
– Но отец ничего не сказал…
– Это ваше право, – настойчиво произнес он. – Тем более что отец именно вас послал за графом, как я понимаю.
– Да, сэр Перигейл…
– Потому вы вправе, – закончил он, – просто обязаны присутствовать при их разговоре.
Она судорожно вдохнула, как ребенок после долгого безутешного плача, прошептала едва слышно:
– Хорошо… Я войду к отцу вместе с ним.
За Тельрамундом послали стража, вскоре снизу из главного зала послышались тяжелые шаги. Эльза устрашенно отступила на шаг, потом еще на один. Ей всегда казалось, что из всех людей, кого она знала, нет более огромного, угрюмого и мрачного человека, молчаливого и холодно-жестокого, но умеющего, как говорят о нем рыцари, взрываться серией сокрушающих ударов, когда он приходит в бешенство. Но при дворце герцога Тельрамунд всегда медлительно расчетлив в словах, жестах и поступках. Она часто ловила на себе его тяжелый взгляд, но здесь он не подходит к ней, лишь изредка поворачивает огромную, как артельный котел для рабочих, голову с грубо-черными волосами, и она чувствует, как ее обдает смертельным холодом.
Он появился в красном бархатном камзоле, красных штанах и такого же пурпурного цвета сапогах, приблизился, похожий на раскаленную в недрах ада скалу, навис над ними, как крепостная башня.
Голос его прогрохотал, как гром:
– Насколько он плох?
– Пора лекаря сменить на священника, – ответил сэр Перигейл коротко. – А то не успеем.
Тельрамунд кивнул, хмурый и сосредоточенный, пробормотал тем же грохочущим голосом:
– Ну что ж… с Божьей помощью укрепимся.
На Эльзу он не смотрел, а она, собрав все мужество, первой толкнула дверь и вошла, предоставив рассерженному гиганту идти следом.
Он на мгновение заполнил собой весь дверной проем, а чтобы войти в спальню, пришлось наклониться.
Эльзе показалось, что каменный пол прогибается под его тяжестью, хотя Тельрамунд на этот раз не в стальных доспехах, которые редко когда снимал.
Он приблизился к постели герцога и почтительно опустился на одно колено. Рука герцога приподнялась, бледные пальцы коснулись лба рыцаря и бессильно упали на одеяло.
– Фридрих фон Тельрамунд…
– Я здесь, – пророкотал он негромко, – ваша светлость.
– Тельрамунд, – прошептал герцог, – ты всегда был самым верным вассалом… Я всегда опирался на тебя. Я доверял тебе больше всех, и ты меня никогда не подводил. Ты был и остаешься самым испытанным защитником герцогства Брабант, ты его щит и меч…
Тельрамунд сказал так же негромко:
– Вы слишком лестно обо мне, ваша светлость…
– Нет, – сказал герцог, – я редко тебе такое говорил, но сейчас скажу: даже в управлении землями я всегда полагался на твои разумные и житейски правильные советы.
– Ваша светлость…
– Не перебивай, – попросил герцог совсем слабым голосом. – Сейчас я позвал тебя, чтобы попрощаться.
– Ваша светлость, – прогрохотал Тельрамунд тяжелым голосом, – не говорите так!
– Увы, черный монах уже приходил ко мне.
– Гоните наглеца…
– Этого не прогнать. Тельрамунд, у меня к тебе только один очень важный вопрос…
Тельрамунд поднял голову и посмотрел прямо в лицо герцогу.
– Ваша светлость, – сказал он громко и с жаром. – Вы не должны задавать вопросы. Вы должны приказывать! Я все исполню.
– Тельрамунд, – проговорил герцог, – я рад твоим словам… Ты знаешь, что именно меня тревожит больше всего. Ты видишь Эльзу, что остается одна без моей могучей защиты. Было время, ты когда-то сватался к ней…
Тельрамунд ответил твердо:
– Ваша светлость, ваша дочь мне отказала. Я женился на графине Ортруде, дочери фризского герцога, браком доволен.
– Рад за тебя…
– К вашей Эльзе, – продолжал Тельрамунд тем же ровным тоном, – питаю всяческое уважение и почтение.
– Я рад, – прошептал герцог, – я рад…
– Что мне сказать еще? – произнес Тельрамунд почти свирепо. – Если вас забирает Господь, хотя я просил бы Его не торопиться, если бы Он прислушивался к моим советам, то можете идти спокойно. Герцогство вы держали крепко, крестьяне богатели, купцы торговали, разбойники исчезли. Кого бы вы ни назвали преемником, я клянусь в неизменной преданности и верности этому человеку. И буду ему таким же щитом, как был для вас, ваша светлость. Там, на небесах, вы должны знать, что в герцогстве будут покой и порядок!
Герцог вздохнул, опустил красные воспаленные веки и лежал так долго в неподвижности, что Эльза снова залилась слезами. Тельрамунд хмуро и раздраженно посапывал, но оставался коленопреклоненным у постели своего сюзерена.
Наконец веки герцога медленно поднялись, а синие бескровные губы шевельнулись.
– Благодарю тебя, Тельрамунд, – произнес он едва слышно. – Ты – достойный рыцарь, я верю, что твое рыцарское слово нерушимо. Я оставляю трон своей дочери Эльзе…
Он умолк на некоторое время, переводя дыхание, Тельрамунд молча поклонился.
– Да, ваша светлость.
– А тебе, – договорил с трудом герцог, каждое слово ему давалось так, словно нес тяжелый камень на гору, – поручаю заботиться о землях герцогства, продолжая так же верой и правдой служить трону, как ты служил все эти годы.
Тельрамунд прогрохотал тяжелым, как надвигающаяся туча, и грозным голосом:
– Ваша светлость, вы можете на меня положиться.
Герцог дышал все тяжелее, его рука сделала знак Тельрамунду подняться. По лицу Эльзы потоком бежали слезы, но теперь плакала молча, стараясь как можно меньше волновать отца.
– Оставь нас, доблестный Тельрамунд, – сказал едва слышно герцог. – Я дам последние наставления дочери…
Глава 2
Тельрамунд поклонился и вышел, снова пригибая голову в дверях, и Эльза в который раз подумала со страхом, до чего же он огромен. Едва за ним закрылась дверь, она с плачем бросилась к отцу, упала на колени и начала покрывать горячими поцелуями его высохшие руки.
– Не оставляете меня, отец!.. Не оставляйте! Я не смогу без вас! Я слабая, я не смогу…
Он поднял руку, она послушно замолчала, только слезы бежали и бежали по смертельно бледному лицу.
– Защита тебе будет, дочь моя. Все вассалы поддержат тебя. А граф Тельрамунд поклялся в верности, хотя я и раньше не сомневался в его рыцарской чести.
– Отец, мне страшно!
Бледные, почти прозрачные, исхудавшие пальцы ласково коснулись склоненной головы, скользнули по золоту роскошных волос.
– Не бойся. Кроме всего, есть еще король Генрих. Он силен, мудр и справедлив. Он всегда относился ко мне с уважением. И ты в случае необходимости в любой момент можешь прибегнуть к его защите и покровительству.
– Отец, мне все равно страшно! Не оставляй меня. Пожалуйста, ну пожалуйста, не оставляй меня одну!
– Дочь моя… все в твоих руках…
– Отец…
Он сказал тихо:
– В тебе больше силы, чем ты думаешь… Только не сдавайся… не сдавайся… Ничему не сдавайся…
Голос его оборвался, веки опустились. Эльза вскрикнула в ужасе, но герцог всего лишь впал в глубокий сон, обессилев от долгого разговора.
Пришел лекарь, но вскоре уступил свое место священнику, а сам сидел в уголке, наблюдая за впавшим в забытье герцогом. Иногда он приходил в себя, и они беседовали со священником, но тихо-тихо, никто не слышал их слов. Священник сообщил Эльзе, что ее отец уже исповедался и получил полное отпущение грехов, так что пусть благочестивая дочь не беспокоится. Хотя земная жизнь герцога оборвется вскоре, но начнется вечная жизнь в Царстве Небесном…
Эльза плакала, слушая слабое утешение. Никогда не чувствовала себя такой беспомощной, потому что с нею был младший брат Готфрид, пусть еще и почти ребенок, а еще всегда рядом могучий и властный отец, перед которым все трепетали, и всегда везде множество слуг, что опрометью бросаются выполнять каждое ее желание. Но брат исчез, отец умирает… а будут ли слушаться ее подданные?
Прошло еще два дня, священник передал через слугу, что герцог умирает и желает увидеть своих вассалов. По залам загрохотали тяжелые сапоги, рыцари спешили предстать перед угасающими очами своего повелителя, с которым одержали много славных побед.
Эльза сидела, опухшая от слез, когда священник сообщил, что ее отец сейчас уже у Небесного Престола, его земная жизнь кончилась, началась жизнь вечная, а следом зашел сэр Перигейл, тяжело вздохнул и развел руками.
– Милая леди, – проговорил он с глубоким сочувствием, – вам нужно собраться с силами… Трон не может быть пуст. Вы должны созвать вассалов герцога, они должны принести клятву верности вам.
Она вскрикнула:
– А если они не захотят?
– Что, – не понял сэр Перигейл, – принести присягу покорности?
– Да.
Он криво ухмыльнулся.
– Леди Эльза… скажу по секрету, все мы гораздо охотнее покоряемся женщине, чем мужчине. Преклонить колено перед мужчиной – это признать себя слабее, а нам это всегда больно делать, а вот преклонять перед женщиной легко, потому что покоряемся ее красоте и целомудрию…
– Ох, – прошептала она, – все равно меня это все ужасает…
– Поздно, – сказал он с сочувствием. – Я уже послал гонцов от вашего имени. Железо нужно ковать, пока горячо. Рыцари сегодня же соберутся в главном зале.
– Ох…
– Надо, – сказал он твердо, – пока не все еще опомнились. Некоторые начали прикидывать разные варианты, как только герцог заболел!.. С теми придется повозиться отдельно… А сейчас идите к себе и подготовьтесь. Сотрите с лица эту растерянность! Отныне – вы герцогиня!
Она простонала:
– Но кто меня будет слушаться?..
Он потемнел лицом, пожал плечами.
– Если Тельрамунд будет гарантом, кто посмеет его ослушаться?..
– Он меня пугает больше тех мятежных вассалов!
– Эльза, – произнес он почти ласково, она никак не ждала услышать от него такой голос, – мир… не совсем дружелюбен. Раньше отец защищал вас от его грубости, а сейчас… гм… вам нужно укрепиться духом. Все, идите и хорошо подготовьтесь!
Она так и эдак примеряла перед зеркалом золотую корону отца, пальцы дрожат, а усеянный рубинами обруч кажется тяжелее мельничного жернова.
Алели, ее ближайшая и самая доверенная служанка, вертится вокруг и расправляет складки на платье. Ее глаза полны слез, она всегда чувствует боль и страх своей госпожи.
– Все будет хорошо, – повторяла она убеждающе, – все будет хорошо, только не выказывайте страха…
– Я все равно боюсь!
– Бойтесь, – согласилась Алели, – но страха не выказывайте.
– Ах, Алели, мое сердце чует беду!
– Госпожа, какая беда может быть у такой красивой и замечательной госпожи? Которую боготворят все рыцари?
– Не знаю…
– Вот и не будет никакой беды!
– Как не будет, когда я чую ее холодное дыхание…
Обе вздрогнули, внезапно ударил колокол, густой звук потек через узкие окна, наполняя помещение тяжелым медным гулом.
Эльза побледнела.
– Это сигнал сбора в коронном зале!
– Госпожа, – вскрикнула Алели, – так это ж вы их собираете! Рыцари сейчас отовсюду направятся в замок, чтобы предстать перед вами и принести присягу…
Эльза прерывисто вздохнула, она все еще ломала в отчаянии руки, но заставила себя гордо выпрямиться, окинула придирчивым взглядом свое отражение в зеркале. Бледная, с исхудавшим лицом, но все еще прекрасная, ни у одной женщины нет таких роскошных золотых волос, нет таких ярких синих глаз, а о ее безукоризненном лице барды слагали песни…
– Все, – сказала она и прислушалась к своему голосу, – надо идти. Я должна сесть на трон, пока никто не вошел… чтобы не увидели, как я дрожу.
– Госпожа, – сказала Алели убеждающе, – вам нечего бояться…
Эльза бросила в ее сторону быстрый взгляд, холодок прошел по внутренностям. Служанка утешает, но сама смотрит с такой тревогой, словно ее госпожа идет не принимать присягу от верных вассалов, а на смерть.
У дверей в коронный зал пусто, хотя совсем недавно стояли закованные в железо рослые часовые. Не потому, что герцог опасался за свою жизнь, а так принято. Как, к примеру, на троне нужно сидеть, выпрямив спину и положив руки на широкие подлокотники. Голова дракона, что напротив двери, недвижима, плотные кожистые веки закрывают огромные выпуклые глаза рептилии, но на морде застыла злобная сардоническая ухмылка.
Эльза зябко передернула плечами, ноги стали ватными. Она с трудом открыла тяжелую дверь, толстую и окованную железом, украшенную множеством львиных и кабаньих голов. Из огромного зала пахнуло могильным холодом и ужасающей пустотой. До этого как-то не замечала, что зал мрачен, плохо освещен, свод слишком низок, а поддерживающие его колонны чудовищно толстые. Неприятно синеватый свет падает из узких зарешеченных окон, и от этого мертвенного, как губы мертвеца, света зал кажется еще холоднее и неуютнее.
Трон находится на возвышении под дальней стеной, что правильно: герцог видит, как открываются двери, впуская гостей, а те успевают сориентироваться, как идти между рядами придворных вельмож, кому поклониться, кому кивнуть, кому просто слегка улыбнуться, а у трона где остановиться, чтобы не слишком далеко и не слишком близко, все должно быть строго выверено, все-таки знать, не простолюдины какие, здесь каждое движение и каждый жест исполнены смысла и не бывают случайными.
Она торопливо взошла к трону, он на небольшом возвышении, ибо властелин, даже сидя, должен видеть поверх стоящих перед ним придворных. Да и вообще герцог в торжественных случаях и чисто символически должен быть выше всех, таким мелочам придается большое значение, и все замечают малейшие изменения в ритуале.
Трон, холодный и неживой, словно каменный, принял ее безучастно. Эльза откинулась на высокую спинку, корона чуть звякнула, коснувшись черного орла с угрожающе растопыренными крыльями, эмблемы герцогства Брабант. Эльза вскинула руки, проверила, ровно ли сидит на ее золотых волосах корона. В раскрытых дверях показались люди, и она поспешно отдернула пальцы, теперь руки нужно положить на подлокотники и не снимать, только так поза выглядит величественной и королевской.
Первым вошел Перигейл как глава дворцовой стражи. Эльза с облегчением смотрела на его рослую фигуру, закованную в легкие доспехи, поверх них тонкий кафтан, штаны и чулки-шоссы тоже неброские по цвету, это единственный рыцарь, что не стремится выделиться ни покроем одежды, ни яркостью красок. За ним же ввалилось море красного, зеленого, синего, желтого – никаких полутонов, все предельно яркое, контрастное, в глазах зарябило, и Эльза заставила себя смотреть только на лица входивших.
Зал постепенно заполнялся крупным, могучего сложения народом. На Эльзу пахнуло силой и жестокостью, лица у всех суровые, у многих испещрены шрамами, но почти все смотрят с сочувствием. Никто не скажет слова утешения, сейчас не место и не время, но она ясно читала в глазах рыцарей готовность прийти на помощь и впервые за много дней тихонечко, чтоб никто не заметил, перевела дыхание с облегчением.
Один за другим подходили рыцари, опускались на одно колено и, склонив голову, произносили слова присяги и верности трону. Эльза благосклонно кивала, принимая клятву, рыцарь поднимался и отступал, давая место другому. Те, кто еще не принес присягу, и те, кто уже присягнул, стоят вместе, перемешавшись, но Эльза видела, что никто не колеблется, и как только присягнувший поднимается, сразу двое-трое делают движение занять его место.
И только Тельрамунд стоит неподвижно, как каменная башня среди низкорослых деревьев, лицо его непроницаемо, а глаза полузакрыты. Страх рос в сердце Эльзы, а когда присягали последние, холодок в сердце превратился в ощутимый ледяной ком.
Она собралась с силами и произнесла ясным и контролируемым голосом:
– Всем спасибо! Отдыхайте, а сейчас в большом зале накроют столы для большого пира.
Рыцари начали выходить из зала, Тельрамунд повернулся к двери тоже, Эльза сказала негромко:
– А вас, граф, я прошу задержаться.
И хотя Тельрамунд был не единственным графом, но понял правильно, даже явно понял почему, остановился и вперил в нее мрачный взгляд.
Выждав, когда за дверью скрылся последний рыцарь, Эльза напомнила:
– Граф, я не видела вас среди приносивших присягу.
Тельрамунд смотрел свысока, как на тявкающего щенка, каменные губы чуть дрогнули в недоброй усмешке.
– Правда?
– Да, граф.
Тельрамунд сказал, глядя в ее бледное лицо:
– А вы в самом деле ожидали, что я стану перед вами на колено?
– Граф, таков порядок…
Он нахмурился, голос стал резче и злее:
– Порядки устанавливают сильные для слабых. Недавно был самым сильным герцог. Теперь во всем герцогстве нет никого сильнее меня. Вы хорошо поняли меня, Эльза?
Он прошептала:
– Нет.
– В самом деле?
– Объяснитесь, граф…
Он прогрохотал, уже не приглушая голоса:
– Вы сделали большую ошибку, Эльза, в тот роковой день, когда отвергли меня, лучшего из лучших, как претендента на вашу руку! Сейчас я бы стал герцогом, а вы были бы герцогиней. А так я стану герцогом… объявив, что трон герцог Готвальд передал мне, а вы станете… гм… роль старшей над служанками вас устроит? А я иногда буду великодушно заходить в вашу каморку, чтобы снизойти до ваших прелестей.
Эльза смертельно побледнела.
– Граф… вы понимаете, что вы говорите?
Он прорычал зло:
– А вы понимаете, что должны разговаривать со мной иначе уже сейчас? Я могу поставить вас и младшей служанкой.
– Что? Что вы сказали?
Он сказал, повышая голос:
– Будете стелить мне постель, а когда я решу, что вы надоели мне, будете жить в коровнике!.. Так что советую быть со мной… поласковее, мотылек. Я умею обрывать крылышки.
Она прошептала, сдерживая слезы:
– Как отец ошибся в вас! Он считал вас верным и преданным вассалом!
Тельрамунд зло ухмыльнулся.
– Я и был им, пока был молод и глуп. Теперь я владетельный граф, я занимаюсь торговлей, у меня ремесла, ростовщики, золотокузнецы. Я умею усмирять мечом, но еще надежнее усмирять золотом! И здесь моя власть уже выше, чем у герцога!
Она собралась с силами, вымолвила дрожащим голосом:
– Позор вассалу, что нарушает клятву! Позор тому, кто бьет в спину. Позор мужчине, который пользуется тем, что женщина не может поднять тяжелый меч и защитить свою честь…
Он захохотал, широко раскрывая огромный рот. Зубы блеснули крупные, желтые.
– Нет никакого позора! – прорычал он густым голосом. – Это все выдумки. Я все чаще имею дело с торговцами и уже знаю, что стыд глаза не выест. Главное – прибыль. А я знаю, что получу. Так что сдавайтесь, мотылек. Я могу быть и милостив… ха-ха!
Она прошептала:
– Мои вассалы не позволят вам захватить трон!
Он ухмыльнулся.
– Да?
– Я им все расскажу…
– А я расскажу свое. И кому они захотят поверить?
Она замерла, Тельрамунд употребил очень точное слово «захотят». Ее слово против его слова, но она слабая женщина, а Тельрамунд – прославленный воин, одержал победы больше чем в ста пятидесяти сражениях, он несметно богат, через Ортруду у него связи с многими знатными родами, а графство его самое крупное в герцогстве. И вассалы, поставленные перед выбором, могут предпочесть на троне Тельрамунда.
Она прошептала:
– Уходите! Уходите немедленно.
Он не сдвинулся с места, нагло захохотал, глядя на ее мертвенно бледное лицо, перевел взгляд на глаза дочери герцога, что быстро наполняются слезами, снова гулко хохотнул и двинулся к двери неспешно и небрежно, каждым движением выказывая, что уходит сам, по своей воле, и что в этом громадном замке он либо уже хозяин, либо будет им очень скоро.
