Kitobni o'qish: «В цель! Канонир из будущего»
Глава 1
Мы с Наташей наслаждались отдыхом на круизном судне. Светило ласковое солнце, невдалеке проплывали гористые берега, покрытые сочной зеленью лесов, в борт ласково била изумрудная вода Средиземного моря. Рана на руке еще побаливала, но это не мешало нам сходить на берег в местах стоянок. Три дня мы стояли в Неаполе и пешком исходили старую, центральную часть города. Великолепные, старинной постройки здания в мавританском стиле заставляли надолго останавливаться, чтобы вдоволь насладиться зрелищем. Наталья без устали щелкала новеньким цифровым фотоаппаратом, то и дело восхищенно вскрикивая:
– Ты только посмотри на эту статую!
Вечером, порядком уставшие, мы возвращались в порт.
На одной из припортовых улиц расположился «блошиный» рынок. Продавали все – от старых кофемолок до поношенных плащей. Взгляд скользил по выставленным на продажу вещам, и я удивлялся: где и сколько времени могли они храниться – ну вот та, например, шарманка с обшарпанным корпусом. Ей же не меньше ста лет! Или вот это зеленое платье, в котором могла ходить дама еще в начале двадцатого века.
Стоп! Что-то зацепило взгляд, я обернулся. Старый антиквар продавал столь же старые вещи. Взгляд мой упал на старинное зеркало в бронзовой раме. Рама была в завитушках, хорошего литья, немного позеленевшая от времени. Я уже прошел было мимо, но что-то кольнуло в душе. Такое же зеркало висело у меня раньше – в далеком Средневековье, в него смотрелся я сам по утрам и разглядывали свои обновленные лица после операций пациенты.
Я вернулся, поторговался немного для приличия и купил зеркало. Тяжелое оно было – просто ужас, и пока я дотащил его до корабля, вспотел.
Наташа удивлялась и морщила носик:
– И зачем нам такая тяжесть? К тому же старое!
А для меня оно было как свидание с прошлым. Ведь не всегда мы ценим вещи только за их практичность, а храним старый фотоаппарат как память о деде или отцовскую зажигалку. Это не объяснить словами.
На трапе встретились отдыхающие из «новых русских». Дама брезгливо оглядела мою покупку, а господин в белоснежном костюме вдруг заинтересовался:
– Старина?
Я кивнул.
– И хорошо продается?
Но я уже не ответил – шел по коридору к нашей каюте.
Утром мы уже плыли в Афины, где за два дня стоянки успели осмотреть лишь малую часть достопримечательностей древнего города.
А вскоре круизный лайнер ошвартовался у пирса в Новороссийске. После теплого солнца и вежливо-предупредительного обслуживания в Европе сильный пыльный ветер в Новороссийске и хамоватый таксист сразу спустили нас с небес на грешную землю.
Мы поужинали в гостиничном ресторане и быстро ушли к себе в номер.
Музыка в ресторане громыхала так, что разговаривать за столиком было решительно невозможно. И почему музыканты считают, что оглушительно громко – это хорошо? После европейских ресторанов и кафе с негромкой, ненавязчивой музыкой наши заведения казались просто вертепом.
Наталья полночи щебетала в номере о том, как ей понравился круиз. Для бедной учительницы и поездка в Москву казалась путешествием, что уж говорить о заморском вояже?
А далее жизнь покатилась по накатанной колее – дом, работа, редкие вылазки в выходные дни на лоно природы – пожарить шашлыков с друзьями, просто подышать свежим воздухом.
Наталья работала в школе, хотя я и отговаривал ее как мог. На мой взгляд, в школе могли работать энтузиасты, потому как за такую зарплату работают или фанаты своего дела, или мазохисты. Ну не ценит наше государство людей умственного труда, и все тут. Хотя от учителя, как, впрочем, и от родителей, зависит, будет ли ребенок любить книги – источник знаний во все века, или ему отобьют интерес к учебе. Лихие девяностые, когда авторитет образования упал и когда жуликоватые и хитрые проныры могли делать состояния из воздуха, не обременяя себя заботами об образовании, уже канули в Лету.
Я тоже работал, однако только на полставки – денег хватало. Свободное время посвящал самообразованию и усовершенствованию. Уж очень меня заинтересовали возможности гипноза. Ранее, занятый операционной работой, я не интересовался данным направлением. В соседнем городе практиковал довольно опытный и сильный специалист, и я периодически ездил туда, осваивая этот необычный способ лечения. Гипноз – не тот, конечно, что показывают в цирке или на других шоу, – штука интересная. С его помощью можно эффективнее лечить многие заболевания – например, язву желудка. А уж про то, что им можно обезболивать пациента, и даже дистанционно, после сеансов Кашпировского знает каждый.
Приобретенное в Неаполе зеркало я повесил в прихожей. Приходя с работы, оглаживал рукой бронзовую раму, часто вспоминая Средние века, когда приходилось зарабатывать на жизнь не только скальпелем, но и саблей. А уж как доводилось палить из пушек! Нынешняя жизнь казалась просто пресной.
Однажды, вернувшись с работы, я перекусил и решил посмотреть, что там за знаки или руны на бронзовой раме зеркала. Давно собирался это сделать, только руки не доходили – то времени не было, то лень одолевала. Я взял тряпку, нашел на кухне упаковку с чистящим порошком, что купила для хозяйства Наташа, и не спеша стал оттирать старую бронзу.
Знаки начали проступать более отчетливо, причем были они только вверху рамы. И что это за алфавит такой? На латынь не похож – уж ее-то я знал, изучая в свое время в медицинском институте так же, как и греческий. Ведь оба эти языка для медиков – как международный эсперанто. На арабскую вязь тоже не похоже. Древние языки вроде финикийского или санскрита я отбросил сразу: тогда еще не умели делать стеклянные зеркала, модницы пользовались в качестве зеркала полированной бронзой.
Я сфотографировал знаки, распечатал изображение на цветном принтере. Долго разглядывал, переворачивал с ног на голову, но ничего путного на ум не приходило. Надо идти в библиотеку или, что быстрее приведет к результату, ехать в лингвистический университет.
И чем больше я размышлял, тем яснее мне становилось, что в библиотеке я убью уйму времени и могу не разобраться, на каком языке написано. И что мне вдруг втемяшилось в голову переводить текст? Это был именно текст – пусть и небольшой, в два коротких предложения. Слава богу, не иероглифы, японские или китайские.
На следующий день после работы я запрыгнул в машину и направился в университет. Побродив по коридорам, нашел на одной из дверей табличку «Профессор Марков И.В.», постучался. Получив разрешение войти, открыл дверь.
За столом сидел классического вида, как их иногда показывают в старых советских фильмах, профессор. Далеко за шестьдесят, лысоватый, с аккуратно подстриженной бородкой в стиле норвежских шкиперов, на носу – узкие очки в стиле «лектор», явно импортная оптика, судя по слегка фиолетовому отблеску линз.
– Присаживайтесь, чем могу быть полезен? На наших студентов вы не похожи.
– Да я и не студент, я врач, моя фамилия Кожин.
Профессор поднял глаза к потолку, пытаясь вспомнить, потом сказал:
– Ваша фамилия мне ни о чем не говорит. Так какое у вас ко мне дело?
Я вытащил из кармана цветной отпечаток принтера. Профессор взял в руки, внимательно всмотрелся.
– Где вы это взяли?
– Купил в Неаполе старинное зеркало в бронзовой раме. На ней и нашел эти буквы. Интересуюсь стариной, вот решил проконсультироваться.
– Занятно, занятно. Вот только непонятно с языком. Видите ли, я свободно владею восемью языками и почти с ходу, даже не зная языка, могу определить хотя бы, на каком языке говорит человек. С алфавитом сложнее. С таким начертанием букв я не сталкивался. А сколько зеркалу лет?
– Вот уж чего не знаю, того не знаю, но думаю, около трехсот, может, и меньше – само зеркало стеклянное, а рама бронзовая.
– Так, уже понятно, что ему не тысяча лет – тогда не делали стеклянных зеркал. Вы не могли бы оставить мне этот снимок? Я бы хотел проконсультироваться с другими специалистами. Если вас не затруднит, подъезжайте через недельку.
Профессор протянул мне свою визитку, и мы раскланялись.
За работой и рутинными заботами я как-то и подзабыл о посещении университета, а вспомнив, заявился через две недели после встречи с экспертом. Профессор сразу меня вспомнил, обрадованно пожал руку.
– Ну что же вы, голубчик, так задержались?
– Дела, профессор, вы уж меня простите великодушно.
– Садитесь. Задали вы нам загадку. Пришлось связываться по телефону с моим старым знакомым лингвистом из университета Патриса Лумумбы и по электронной почте посылать ему этот текст. Вам интересно, на каком языке это написано?
У меня от волнения перехватило дыхание.
– Да, конечно, иначе бы я к вам не пришел.
– На уйгурском, причем древнем уйгурском. Большая редкость. Вы хоть представляете, кто на нем писал?
– Догадываюсь. Коли язык уйгурский, то и писали на нем уйгуры.
– Отлично, в логике вам не откажешь, – улыбнулся профессор. – Так вот, у татаро-монголов не было своей письменности, да и читать и писать ханы не умели. А держали при себе в качестве писцов уйгуров. Это было тем более полезно, что никто, кроме малочисленной народности уйгуров, этого языка не знал, стало быть – попади пайцза или письмо в чужие руки, так и прочитать бы не смогли.
– Хм, круто. Ну а в тексте-то что написано?
– Да нечто непонятное – вроде «судьба решит, кому пройти». Это, конечно, вольный перевод, может, и не совсем точно – там пара букв не вполне разборчивыми оказались, кроме того, с тех далеких времен смысл некоторых слов изменился.
– Спасибо большое. И больше ничего?
Профессор развел руками.
– А в связи с чем такой интерес?
– Хобби у меня такое – изучаю историю.
– Похвально. Человек, не знающий прошлого, не имеет будущего. Желаю вам успехов, молодой человек.
Я вышел из университета, остановился на ступеньках в раздумье. Какая-то фраза странная. Ладно, что есть, то есть. Интересно, кому принадлежало это зеркало и сколько владельцев у него сменилось? А впрочем, какое мне до этого дело?
Я отправился домой, в одиночестве пообедал – Наталья задерживалась на работе.
Подошел к зеркалу, постоял, вглядываясь в буквы, провел по ним рукой. Непонятная надпись. А может быть, дело в двух полуразличимых буквах, оттого и перевод получился искаженным? Я разглядывал в зеркале свое лицо, дотронулся до стекла рукой и не ощутил привычной поверхности. Пальцы просто прошли сквозь стекло. Было нелепо видеть, как рука заканчивается у стекла.
Я вытащил кисть руки, оглядел ее. Нет, с рукой все в порядке. Вновь погрузил кисть в зеркало, прислушался к своим ощущениям – ничего необычного. Что за чертовщина? Может, у меня крыша потихонечку съезжает? Я сунул руку в зеркало по локоть. Ничего не изменилось. Просунул голову – темно. Мне стало интересно, и я прошел сквозь зеркало весь, целиком.
И оказался на улице…
Стоял такой же сентябрьский день, ветерок слегка шевелил листья деревьев, светило солнце. Я обернулся – зеркала не было. Чтобы убедиться, не обманывают ли меня мои глаза, поводил перед собой руками. Нет, передо мной ничего не было, руки не натыкались ни на какие предметы. А должно было быть зеркало – ведь я только что прошел сквозь него! А все мое неуемное любопытство. Какая сила заставила меня пройти через зеркало? Никто ведь не тянул насильно, жил бы себе да жил.
Надо определиться, где я оказался, да двигаться к дому.
Вокруг – никого. Я похлопал себя по карманам – сотового телефона не было. Ну да, ведь я выложил его на тумбочку. Даже ключей в карманах нет. И что самое смешное, а может быть, и нелепое – на ногах тапочки. В рубашке, брюках и домашних тапочках! Прямо-таки бомж, только одежда чистая и выбрит.
Куда идти? За спиной – реденький лесок, передо мной поле, заросшее травой. Нигде не видно дороги или линии электропередачи. Пойду наудачу вдоль опушки: ходят ведь люди в лес, ездят на машинах, чай не в Сибири, в непроходимой бескрайней тайге.
Решив так, я неспешным шагом направился вперед по опушке леса.
Через час ходьбы я начал ощущать некоторое беспокойство – никаких признаков жилья или дорог не было. А жил я в густонаселенной местности, где через пятнадцать минут хода по-любому наткнешься на дорогу, линию электропередачи или телефонную линию, ферму или село.
Странновато как-то… И вдруг меня обдало холодом – неужели снова перенос во времени? Нет, только не это, не хочу! Едва наладилась семейная жизнь, женщину любимую встретил, деньги завелись. И на тебе! Почему я? Хотя надо признать, что деньги у меня завелись благодаря переносу во времени, на свою зарплату врача я не поехал бы в морской круиз.
Такая злость и отчаяние накатили, что волком завыл бы. И чего меня потянуло к зеркалу? А все мое неумеренное любопытство и страсть к приключениям. Экспериментатор хренов, любитель древностей, познал значение уйгурской вязи на раме зеркала? – сокрушался я.
Поразмыслив немного о такой своей судьбе, о своем новом положении, я успокоился. Обратно ничего не вернешь.
Я пошарил по карманам. Из оружия – ничего, даже перочинного ножа нет, лишь несколько монеток позвякивало, и носовой платок. Гол как сокол. Интересно, в какое время попал? Если далеко от своего, то и одежда будет выглядеть странновато. Не голый, конечно, но… Да еще и тапочки без задника, типа «ни шагу назад». Идти в них еще можно, бежать – очень затруднительно, а уж ручеек вброд перейти…
Солнце стояло за спиной и перемещалось влево. Стало быть – иду на север. Хорошо хоть не в Арктике оказался, среди льдов и снега. Ха-ха-ха, да еще и в тапочках. Дались мне эти тапочки!
Что-то я подустал, да и перекусить было бы неплохо.
Я присел у дерева, опершись спиной на ствол. Куда идти? Где люди, где жилье? Какое время на дворе? Не знаючи всего этого, можно крупно вляпаться.
По местности и растительности похоже, что я – где-то в средней полосе России, ближе к югу, на уровне нынешнего Липецка или Ростова. Меня прошиб холодный пот. Если попал лет на пятьсот назад, как уже бывало со мной, то сейчас здесь – Дикое поле – земли татар. Вот уж будет им радость – приобрести без лишних усилий себе раба. Или на потеху голову срубить, для татар это развлечение.
Ну да хватит о татарах, помяни черта – и он тут как тут. Надо идти дальше, солнце уже перевалило за полдень, и тень моя стала удлиняться.
Шагать пришлось долго, я было уже начал сомневаться в правильности выбранного направления. Но Русь лежала на севере, и мне – туда.
Часа через четыре попалась небольшая вспаханная делянка, и я обрадовался. Значит, недалеко люди, и не татары – они сроду огородничеством не занимались, ели мясо и то, что можно собрать, не прикладывая особого труда – травы, коренья, фрукты с деревьев.
Теперь я шел и крутил головой по сторонам, боясь пропустить избы или людей, ведь жилье может оказаться далеко в стороне.
На мое счастье, прямо по курсу вдалеке показалась изба. Через полчаса, запыхавшийся, я уже подходил к ней. И тут меня постигло разочарование – изба оказалась пустой, даже можно сказать – брошенной. Дверь сорвана и валяется рядом, на крыльце – толстый слой пыли и никаких следов пребывания людей. Рядом с избой – сарайчик, но никакого звука живности: не кудахчут куры, не гогочут гуси, не хрюкают свиньи.
Я осторожно зашел в избу. Хозяева явно покинули ее не по своей воле. Стол и лавка перевернуты, матрац – на полу, сундук открыт и пуст. В холодной печи нет даже сковородок или чугунков. И к моему разочарованию, нигде никаких следов цивилизации в виде проводов, розеток, лампочек. Даже завалящей керосиновой лампы нет.
Я обшарил весь дом и не нашел ничего съестного и никакого оружия – хотя бы и плохонького ножа.
Зато во дворе был колодец. Я достал ведро воды и напился. Если уж не поем, то хотя бы напьюсь.
Что делать дальше? Идти вперед или ночевать здесь? Под крышей ночевать комфортнее, а если дождь пойдет – укрытие. Но! Изба видна издалека, и коли хозяева ее в спешке покинули или их заставили ее бросить, то какая гарантия, что кто-либо не нагрянет вновь?
Рассудив так, я решил переночевать в сарайчике. Укрытие от ветра и дождя есть, а если нагрянут непрошеные гости, то сначала они ринутся в избу, и у меня будет время незаметно скрыться.
После переноса во времени все мои старые, наработанные опытом прежней жизни навыки вернулись. Я стал осторожен, но, к сожалению, был безоружен. Любой свободный человек в то время имел право иметь оружие, и я этим правом пользовался. Не носили оружие только рабы и женщины. И поэтому я чувствовал себя без оружия беззащитным, и мне было довольно некомфортно.
Однако ночь прошла спокойно. Я перетащил из избы в сарайчик матрас и довольно неплохо выспался. Утром достал из колодца воды, напился и умылся. Неплохо бы теперь и поесть, да в ближайших окрестностях не видно точек общепита, хотя бы в виде харчевни при постоялом дворе или трактира. А если бы и были – карманы пусты, платить нечем.
И мало того что денег нет – так и работы нет, как и жилья. Если учитывать, что не знаю, где я и какой сейчас год, то получается… Полный кошмар получается.
Я тронулся в путь, навстречу неизвестности. Эх, хорошо бы хоть бутерброд с хорошим куском колбасы, а лучше – два. И сам засмеялся.
Вокруг простиралась покрытая небольшими холмами степь, и лишь кое-где – небольшие рощицы деревьев. Везде трава, местами уже пожелтевшая. Одно радовало – попадались ручейки, позволявшие хотя бы утолить жажду.
Скоро полдень. Я стал с беспокойством поглядывать на тапочки. Дешевый, но и ненадежный китайский или турецкий ширпотреб не внушал доверия, а оказаться на жесткой траве босым – просто катастрофа. Ступни-то изнежены городским асфальтом и удобной обувью.
Впереди показалась роща. «Дойду до нее и отдохну в тени», – решил я. Не скажу, что было жарко, но спину припекало.
Я бодро дошагал до деревьев и развалился в высокой траве, устремив взор в синее безоблачное небо. Незаметно подкралась дремота.
Неожиданно справа зашуршала трава, и не успел я открыть глаза, как меня толкнули в бок. Не сильно, но чувствительно. Метрах в трех-четырех стояли два воина в полном боевом облачении – кольчугах, со щитами. Один из них тупым концом копья толкал меня в бок.
– Вставай, немчура!
Русские! Повезло. Я поднялся.
– Это почему я немчура?
Ратники переглянулись, засмеялись.
– А ты на русском такую одежу видел? То-то!
– Русский я – вот крест.
Я вытащил из-под рубашки нательный крестик, показал.
– Гляди-ка, не врет. Ты как сюда попал?
– Пешком.
– Это понятно, что пешком – коня-то мы не видим. Откуда идешь?
Вот придурок – не учел я, что вопросы возникнут, думал лишь о том, как к жилью выйти.
– Из Киева, – брякнул я первое, что пришло в голову.
– Далече Киев-то – неужели пешком? Да и на казака ты не похож, у них чубы, да и штаны широченные.
– Я и вправду не казак – лекарь я, а пешком иду, потому как возок мой и коней татары отобрали, а может, и ногайцы – поди их различи. Сам еле спасся. В дне пути отсюда на полдень переночевал в брошенной избе.
