Kitobni o'qish: «Спецназ Великого князя»

Shrift:

Глава 1
Боевой холоп

Отца своего Федька не помнил, мать воспитывала его и младшего брата. Впроголодь жили в полуземлянке-полуизбушке. Мальчишка трудолюбивым рос, сметливым, сообразительным, но с характером. За что не раз бит был сельским старостой. Евграф Ильич, верный слуга боярина, вечно злой, всем недовольный. После работ в поле да скудного ужина Федька к дьячку бегал, в церковь. В небольшой церкви спокойно, ладаном пахнет и восковыми свечами. А главное – дьячок не обижал никогда, разговаривал ласково. Как подрос Федька, грамоте учить стал. Подросток к учению жаден, знания впитывал как губка. За две седмицы весь алфавит выучил. Дьячок рукописную книгу давал читать – «Жития святых». Читал Федька при свете свечи, в небольшом приделе храма. Со временем ладно получаться стало. Дьячок Афанасий учеником доволен. Счёту обучать стал, хвалил.

– Есть у тебя способности, Фёдор. Учись писать, со временем писарем станешь, уважаемым человеком. Всё лучше, чем спину в поле гнуть.

На бумагу и чернила денег не было, да Афанасий совет дельный дал.

– Сделай табличку. Коли бортники знакомые есть, так из воска. Либо сам, из глины. Палочку заостри, ею пиши.

О, как не просто поначалу писать получалось! Буквицы кривые получались, как пьяные. И строка то вниз сползала, то вверх. Но премудрость со временем освоил, поскольку каждый день упражнялся, не отлынивал. Зимой, когда работы мало было, писал, читал при лучине. Мать тягу к учёбе одобряла.

– Правильно делаешь, сынок. Ты Афанасия не забывай, он худому не научит. Глядишь, со временем писарем станешь.

Писарь в деревне второй человек после старосты. Подати за каждым холопом записывал, челобитные и прошения писал, письма.

Жизнь Федьки изменилась в один день. Репу с барского огорода убирал, к полудню чёрные тучи нашли, дождь начался, перешедший в ливень. Фёдор работу бросил. Вымок весь, да из земли, превратившуюся в месиво, репу не вытащишь. Только за ивовую большую корзину взялся, почти полную, в амбар отнести, староста появился на подводе, с объездом.

– Ты что, лентяй, работу бросил?

Сам на подводе сидит, рогожей прикрылся.

– Так дождь же.

Староста слез с подводы, взял кнут, которым лошадь погонял, да принялся Фёдора стегать.

– Вот тебе, лентяй, вот!

Удары сильные, Фёдор уворачивался, лицо руками прикрывал, чтобы кнутом в глаз не попал староста. Как с одним глазом жить? Как всадники подъехали, за шумом дождя оба не услышали. Удары кнутом вдруг прекратились, староста вскрикнул. Это его один из всадников сапогом в бочину пнул.

– За что парня мордуешь?

Всадников трое. Двое ратников, судя по доспехам – в кольчугах, на головах шлемы-шишаки, при мечах. А один в плаще, а на голове шлем. Из-под плаща края шёлковых штанов видны, заправленные в короткие мягкие сапожки. Видно – не простой витязь.

Староста сначала вскинулся. Кто это ударить его посмел? А как разглядел всадников, шапку скинул, в пояс поклонился.

– Прости, князь!

Князь усмехается презрительно, а ратник рядом снова спрашивает:

– В чём вина парня?

– Репу убирать не хочет.

– Так ведь дождь идёт, мокрая репа в амбаре погниёт. Так-то ты за урожай радеешь?

И ещё раз старосту пнул. Не столько от боли, сколько от унижения, да на глазах парня, завопил староста. Ратник, вроде и не вопил истошно староста, с коня склонился:

– Ты чей холоп будешь?

– Охлопкова.

– А вёсен тебе сколько?

На Руси новый год исчисляли с первого марта.

– Пятнадцать.

– А на вид больше, стало быть, не хворый. В младшую дружину пойдёшь?

В младшую дружину при князе брали юношей, оружному бою учили. Как овладевал новик вверенным оружием, в боевые походы брали, но не в первую линию, а в последних шеренгах. Постепенно до опытного вояки растили. В дружинах постоянно убыль была. Кто по смерти в бою выбывал, кто по ранению, а были, хоть и редко, по возрасту. Такие при воинской избе оставались шорниками, конюхами.

Стать княжеским дружинником – мечта молодого юноши. На всём готовом – крыша над головой, еда, одежда добротная. И подчиняются только воеводе и князю. Конечно, дело рискованное, можно живот потерять. Но это дело случая. При татарских набегах, которые случались, и в полон брали, из которого никто ещё не вернулся, и убивали. Когда на потеху, а сопротивлявшихся – всегда. Аркан волосяной на шею и ну за лошадью таскать, пока кожа и мясо до кости не сотрутся.

– Пойду, – сразу согласился Федька, поклон отбил.

– К отцу-матери беги, проси благословения, – усмехнулся князь.

В согласии родителей князь не сомневался, но положено так по традициям.

– Власий, заберёшь парня. К вечеру чтобы в воинской избе были.

– Повинуюсь, княже.

Князь с воином с места сорвались. Остался Власий.

– Беги домой. Звать-то тебя как?

– Федькой.

Фёдор растерялся. Брать корзину с репой или оставить? В нерешительности взялся за ручку, а Власий головой мотает:

– Это уже не твоя забота.

Помчался Фёдор к избе, Власий не спеша за ним едет. Ворвался Фёдор в избу, запыхавшись, мать испугалась.

– Случилось что?

– Меня в младшую дружину сам князь позвал. Благословишь ли?

И на колени перед матерью рухнул. Что женщине оставалось? С уходом Фёдора в дружину на всё готовое одним ртом в семье меньше. А ещё надежда. Вырастет Фёдор, станет гриднем, поможет копейкой.

Сняла мать икону с красного угла, благословила.

– Когда отбываешь?

– Гридь Власий ждёт уже.

– Да что же ты человека в избу не пригласил, мокнуть под дождём оставил?

Собираться не надо, даже смены белья нет. Поднялся с колен Фёдор, мать крепко обнял, брата меньшого.

– Будет возможность, навещу.

– Не забывай своих корней, сынок! – напутствовала мать.

Фёдор на улицу выскочил. Гридь удивился.

– А узелок с барахлом где же?

– Всё на мне.

– Понятно. За мной на лошадь садись, едем.

Коней Фёдор любил, особенно когда в ночное гонял с парнями. Конь – животина умная. Ты к нему с добром, угостишь морковкой, и он не подведёт. Ратник коня шагом пустил. Грязь непролазная, на рыси или галопе коню не можно идти, оскользнётся, да и тяжесть двоих нести. Фёдор по сторонам поглядывал. Видит ли кто из селян, что с дружинником он едет? Как назло, никого нет, всех дождь в избы загнал.

Через время в большое село въехали, Борисово, недалеко от Серпухова, что на Оке стояло. Гридь Власий сразу к дружинной избе. Коня в конюшню завёл, расседлал.

– Сеном-то коня оботри, – указал гридь.

Это верно, негоже коню сырым стоять. У лошадей лёгкие слабые, простудиться может. Гридь рукой махнул, за собой приглашая. Воинская изба длинная, дружинников в ней много. Кто меч точит, кто в кости играет. Власий провёл его в дальний конец, представил седовласому воину. Видимо, не в одной сече дружинник участвовал, на лице шрамы, на правой руке мизинца не хватает.

– Прохор, принимай новика, князь присмотрел. Обуй, одень, учить будешь.

– Исполню. Как звать-то тебя, отрок?

– Фёдор.

– Твоё место будет, – показал на топчан Прохор. – Пока ужин не поспел, одёжу подберём. Пошли.

В избе закуток небольшой. Быстро подобрали подростку рубаху льняную, портки. Да всё новое, сухое. А уж как сапоги примерили да с подошвой из толстой свиной кожи, радости Фёдора конца не было. Всю свою недолгую жизнь босиком ходил или в лаптях. Из деревенских только у старосты сапоги были.

Напоследок пояс Прохор вручил.

– Можешь меня дядькой звать. Я над младшей дружиной наставник.

Некоторые топчаны уже заняты были такими же подростками. Князь пестовал смену и пополнение для старшей дружины. За мелкими хлопотами время ужина пришло. Все в трапезную направились. Сухо, чисто, пахнет вкусно. Длинные столы и лавки обочь. Помолившись на иконы, уселись. Еда вкусной оказалась и сытной – каша с убоиной, хлеба бери сколько хочешь, а потом сладкое сыто. Дома у мамки мясо ели редко, на праздники. После ужина у дружинников свободное время. Федька за день продрог под дождём, устал. Сколько впечатлений новых! На топчан улёгся. Здорово-то как! Топчан широкий, под крепкого мужика сделан. А в избе материной на узких полатях спал. Поневоле сравнение в голову шло. Незаметно уснул. Утром проснулся рано, как привык. За маленькими оконцами, затянутыми слюдяными пластинами, ещё темно, в воинской избе храп густой. Ещё бы – полторы сотни дюжих мужиков и два десятка новиков, у всех сон крепкий.

После подъёма молебен в домовой церкви, потом занятия начались. Новикам войлочные поддоспешники дали, на головы – бумажные шапки, из ваты, похожие на толстые тафьи. Для Фёдора непонятно. Осознал, для чего, когда во дворе раздали новикам крепкие прямые палки заместо мечей. Прохор-наставник учить стал, как оружие в руках держать, как наносить удары, как защищаться. А потом наставник новиков на пары разбил.

– Сражайтесь!

Никому неохота побеждённым быть, бились всерьёз. Стук палок во дворе стоит, вскрики. Со стороны посмотреть – потеха, парни палками дерутся. Но ни один из гридей старшей дружины не улыбнулся, все через учение прошли. Войлочный поддоспешник от ударов защищал, но всё же рёбрам доставалось, а больше всего – пальцам, кистям рук. Кожа на пальцах уже ободрана, подкравливают ссадины, болят. Федька зубы стиснул. Ни за что противнику не уступает. Периодически Прохор к каждой паре подходит, на ошибки указывает, иной раз сам палку в руку берёт, медленно движения показывает.

– Понял ли?

Упражнения до полудня продолжались. Все вспотели, подустали. Для Федьки физические нагрузки привычные, сельский труд тяжёл, на поле неженкам не место. В полдень на обед пошли. Лапша куриная, пареная репа, хлеба вдосталь, узвар из груши-дички. О! Каждый бы день так!

После обеда небольшой передых. Один из новиков Прохора спросил:

– А когда нам шлемы и броню выдадут?

Улыбнулся Прохор:

– Не торопись, всему своё время.

Молодые, они нетерпеливые. За первые полгода службы в младшей дружине отсев был. Кого-то из-за неспособности к обучению и нагрузкам отчисляли, несколько сами ушли. Учёба, она лёгкой никогда не бывает. Только когда полгода учения пролетело, новикам дали куяки. Вроде безрукавки из плотной ткани, на которую приклёпаны железные пластины.

Фёдор спросил у Прохора, а почему не кольчуги или байданы? Куяк – броневая защита воинов небогатых.

– Э, неужели сам не догадался?

К разговору все новики прислушивались, всем интересно.

– Вы ещё отроки, растёте. Кольчуга по меркам каждого ратника делается, поскольку не рубаха, не растягивается. Стоит дорого, куётся долго, месяца три. Потому куяк. А вот шлемы вскорости получите, как и щиты.

Щиты получили, но лёгкие. У старшей дружины они деревянные, круглые, кожей обтянуты, а по краям железной полосой окованы, дабы от ударов клинков не раскололись. Шлемы подобрали по размерам, под шлемы войлочные подшлемники. Шлемы стальные, русские, шишаки, с бармицами сзади. Прикреплённая сзади к шлему кольчужка защищала шею. Вот теперь новики стали похожи на воинов из старшей дружины. Фёдору, часто вспоминавшему мать и младшего брата Ивана, захотелось покрасоваться перед роднёй, давно он их не видел, соскучился. Однако без разрешения Прохора уходить к семье побаивался. Новики меж собой говорили, что отпустят их на побывку не скоро.

После обучения мечному бою пришла пора учиться конному, владению копьём. Начинали с улицы, короткого, в рост человека, метательного копья. Когда освоили, пришёл черёд настоящего копья. Только получили учебные, без рожна, с тупым концом. Новикам коней молодых дали, двухлеток, к седлу и всаднику уже приучены. А вот держаться в строю, в колонне, разворачиваться в боевой порядок уже учились и новики, и кони. Сложно, коням и людям друг к другу привыкнуть надо, а ещё слаженность в десятке отрабатывать. В учебных боях десяток новиков с другим десятком сражался. Уже сколько синяков, шишек, ссадин в таких стычках получено – не сосчитать. Однако не роптал никто, понимали – для дела. Прохор, по вечерам делая примочки из лечебных трав на травмы, приговаривал:

– Взялся за гуж, не говори, что не дюж.

Постепенно сдружились, чувство товарищества появилось, выручали друг друга. Прохор ухмылялся в усы. Из деревенских парней выковывались ратники. Боевого опыта не было, так это дело наживное. Старшая дружина в боевых походах участвовала, стычки постоянно с порубежниками были. Да и как им не быть, ежели все соседи на земли Великого княжества Московского посягали. С юго-востока жадная и жестокая Большая Орда, с востока Казанское ханство, с запада поляки и Литва, да и в псковских землях разбойничал Ливонский орден.

Магистр фон дер Борх уже многие земли под себя подмял. Мало того, в Великом Новгороде заговор зрел, под Литву и Польшу откачнуться хотели. Во главе заговора новгородский Архи-епископ Феофил. И в самом Великом княжестве не всё спокойно. С приходом на престол Ивана III Васильевича братья его, удельные князья Андрей Большой и Борис Волоцкий, требуют увеличения наделов, де несправедливо старший брат земли наделил. Великий князь Иван земли собирать хотел, а не дробить. В 1464 году к Москве присоединилось Ярославское княжество, в 1474 – Ростовское. В 1472-м Иван III отправил войска на Пермь, и повод был, обидели пермяки московских торговых гостей. Рать пермская разбита была, и пермские земли подпали под великокняжескую руку.

На южных границах Московского государства была создана засечная черта, именованная «Окским береговым разрядом», тянувшаяся по реке Оке, её левому берегу. Южнее черты земли Рязанского княжества, подчинившиеся Москве в 1456 году. На границе Рязанского княжества и Дикого поля своя засечная черта есть, с заставами.

Золотая Орда после большой «замятни» развалилась на части – Астраханскую, Казанскую, Крымскую, Ногайскую, Сибирскую и Большую. Во главе Большой ярый враг москвитян, хан Ахмат. А у Ивана, Великого князя Московского, союзник только один, да и тот слабый, – крымский хан Менгли-Гирей. После развала Золотой Орды ханы Большой Орды неоднократно пытались ходить походами на Крым, подмять его под себя. Войско у Менгли-Гирея невелико, и он тоже стал искать для себя союзников, действуя по принципу: враг моего врага – мой друг.

Только через год обучения многим ратным премудростям новики влились в большую дружину. Клялись в верности на Библии князю Даниле Патрикееву, а в его лице и Великому князю Московскому Ивану III Васильевичу. После присяги торжественный молебен и обед. А уж затем Прохор распустил всех бывших новиков на свидание с семьями, дав сроку три дня. О, как ждал этого момента Фёдор! О конь, да в куяке и шлеме, оружно заявился домой. Хоть плохонько жили, голодно, да семья – это опора для любого человека, а дом – самое желанное место, как бы хорошо в других землях ни было.

Застоявшийся конь легко нёс свежеиспечённого гридя к деревне. Родная изба показалась маленькой, покосившейся. На стук копыт выскочил на крылечко брат Иван. Тоже вырос, в плечах раздался, ещё годик и тоже можно в новики определять. Обнялись братья, да так и стояли несколько минут недвижно.

– Мамка где?

– Где ей быть, у печи. Немного ржаной муки удалось купить, хлеб печёт, слышишь, как духовито пахнет?

Из приоткрытой двери в самом деле пахло хлебным духом. Посожалел Фёдор, что не удалось никаких подарков привезти, да на что? По паре медяков выдали, их и вручить хотел. Ворвался в дом, мать с испуга едва деревянную лопату не выронила, которой тесто в печь сажала. Обхватил её крепко Фёдор, мать заплакала.

– Уехал и как пропал. Ни весточки не послал с оказией – жив ли? Дай на тебя погляжу.

Отстранилась, оглядела.

– Вырос-то как! И одёжа справная! Здоров ли?

– Здоров, матушка! А оказии, весточку передать не случилось. Ноне не новик я, гридь в старшей дружине князя.

– Дай-то Бог, служи верно.

– А ты здорова ли? Не обижает староста?

– Бить не бьёт ни меня, ни брата твоего, видимо, опасается. А по мелочи пакостит. То недоимку запишет, то на дальний огород пошлёт, куда идти полдня.

– Я поговорю с ним.

– Ох, не надо! Пожалуется Охлопкову, быть беде.

Но староста сам напросился. К вечеру Фёдор прогуляться по деревне пошёл. Пусть девки посмотрят, позавидуют. А никого и не видно. На околице староста встретился. Хихикнул мерзко:

– Ишь, вырядился, ровно скоморох! Голь перекатная!

Вскипел Фёдор, старые обиды вспомнил. Кулачному бою уже обучен. Ударил кулаком под дых, согнулся староста от боли, дыхание перехватило. Фёдор его за воротник схватил, потащил от деревни. Неподалёку овраг был, селяне мусор туда выбрасывали, натуральная помойка. По дороге оглянулся, не видит ли кто? Староста в себя пришёл, понял – не совладать с Фёдором, окреп в гриднях, мышцы силой налились, испугался за жизнь свою.

– Феденька, ты что делать со мной хочешь?

– В мусоре али в навозе утоплю. Воздух в деревне чище будет.

– Ох, не бери грех на душу!

– А сам-то, когда селян обижаешь, о грехе думаешь?

Вот уже и край оврага, глубок он, внизу ручей течёт. По крутым склонам выбраться не просто, да ещё как бы и шею не свернуть при падении.

– Читай молитву, паскудник! – сказал Фёдор.

В глазах старосты отчаяние, страх. Гридь под княжеской рукой. Если побьёт, а видаков нет, жаловаться бесполезно.

– Помилуй, Феденька! – взмолился староста.

Хотел Фёдор удавить старосту, даже писка никто не услышал бы. Да опасался. Составит боярский сын Охлопков два события – приезд Фёдора и убийство старосты, поймёт, чьих рук дело. Доказать сложно будет, но разбирательство последует. И не за себя боялся, за мать и меньшого брата. Староста на колени рухнул.