Kitobni o'qish: «Пещеры тысячи будд»

Глава 1

Весной 1026 года Чжао Синдэ¹ прибыл в Бяньлян,² восточную столицу империи Сун,³ из своей родной провинции Хунань, решившись принять участие в дворцовых экзаменах, которые открывали дорогу к власти. В ту пору правительственные чиновники обладали неслыханным могуществом – даже для контроля над армией на ответственные должности Сын Неба⁴ назначал гражданских лиц, и те занимали ведущие позиции в войсках. Мечтающие преуспеть подданные должны были упорно учиться, дабы выдержать особые испытания, проводившиеся каждые три года. Император Чжэнь-цзун⁵ сложил для своих придворных наставление в стихах о важности образования:

 
Зачем земли приобретать и множить богатства семьи,
Коли в книгах найдешь тысячу мер проса.
К чему строить дома и жить в них покойно,
Коли в книгах тебя ждут горы златые.
Не ропщи, что ты одинок, покидая пешим свой кров,
В книгах пасутся табуны лошадей.
Когда женишься, не оплакивай расставанье с красавицами
В книгах живут сонмы дев светлоликих.
Тот, кто знает, к чему стремиться,
Сядет у окна перечесть Шестикнижие.⁶
 

Если подданный сдавал дворцовые экзамены, впоследствии он мог дослужиться до должности министра или другого высокопоставленного столичного чиновника, к тому же из числа преуспевших выбирались управляющие провинций. В наставлении Чжэнь-цзуна недаром намекалось на то, что богатства, красивых женщин и почти всего на свете можно добиться благодаря знаниям.

Тридцать три тысячи восемьсот цзюйжэней⁷ из провинций съехались в Бяньлян. Из этого числа соискателей, среди которых были и стар и млад, надлежало отобрать всего пятьсот. Синдэ вместе со своим другом жил в столице с весны в доме близ Ворот Западного великолепия и к началу лета уже успел держать перед Советом судей экзамены по толкованию классической прозы, по истории и поэзии. Все три он сдал блестяще.

В один чудесный день, когда лучи летнего солнца просвечивали сквозь зелень вязов на главной улице города, Синдэ получил из дворцовой канцелярии уведомление о том, что ему предстоит пройти предпоследний экзамен – по каллиграфии и литературному слогу. Это испытание требовало физической выносливости и чувства прекрасного, способности точно и свободно выражать свои мысли, умения четко и красиво писать, изящно и логично выстраивать сочинение. Если Синдэ справится, то ему останется лишь один устный экзамен у самого государя – собеседование на тему политической ситуации. Самые даровитые цзюйжэни получали звания Первого, Второго и Третьего из соискателей ученой степени, и всех их ждало великое будущее.

Синдэ был уверен, что никто из соперников не превосходит его в знаниях. Он был родом из семьи ученых и с младых ногтей вплоть до своего тридцать второго дня рождения окружал себя книгами. Первые экзамены он сдал с легкостью. Тысячи претендентов отсеивались, но Синдэ ни на мгновение не усомнился в себе.

В решающий день он отправился в приемный покой. Все соискатели уже собрались во внутреннем дворе, от которого лучами расходились галереи дворца. Чиновник вызывал цзюйжэней одного за другим и провожал по длинному коридору к экзаменационному залу. В ожидании своей очереди люди отдыхали на скамьях, расставленных по двору, или прогуливались. В сухом горячем воздухе едва ощущалось слабое дуновение ветерка. Сначала Синдэ с нетерпением ждал, когда выкрикнут его имя, потом присел у корней огромного дерева хуай и, скрестив руки на груди, прислонился к стволу. Постепенно его стало клонить в сон, веки сомкнулись. Иногда до слуха Синдэ доносились имена других претендентов, но голос глашатая звучал все глуше.

Цзюйжэнь заснул, и ему приснился сон. Его, Синдэ, проводили в государевы покои. По обе стороны рядами стояли вельможи в церемониальных одеждах. В центре зала возвышалась скамья. Синдэ бесстрашно подошел к ней и сел. На некотором отдалении от него находился помост, загороженный тонким пологом. «Что ты думаешь о предложении Хо Ляна по поводу обеспечения безопасности границ?» – донесся из-за полога громовой голос. Тридцать лет назад, в годы Юней,⁸ военачальник Хо Лян командовал армией. В ту пору молодую сунскую империю потрясали набеги тангутов,⁹ бесчинствовавших на западном рубеже, и, когда Хо Лян, осмотрев приграничное поселение Линчжоу, предложил свой план обороны, положение уже было критическим. Чиновники из Высшего совета не вняли Хо Ляну, а другого решения так и не нашлось – угроза нападения со стороны Западного Ся¹⁰ существовала по-прежнему.

Западное Ся было маленьким государством в восточной части территории Улян. Задолго до описываемых событий его основали тангуты. Кроме тангутов, в тех краях проживало множество других варварских племен, таких как туфани и уйгуры.¹¹ Некоторые из них тоже создавали государственные образования, но только Западное Ся обрело могущество. Оно подчинило себе соседние племена и совершало опустошительные набеги на западные рубежи Поднебесной. Официально тангуты признавали власть сунских правителей, но в то же время вступали в тайные сношения с киданями,¹² давними врагами империи. Годами такое положение дел угнетало Сынов Неба. Уезд Линъу, граничивший с Уляном, ежегодно подвергался разбойным нападениям тангутской конницы, и ситуация стала настолько угрожающей, что за год до того, как Хо Лян внес свое предложение на рассмотрение в Шумиюань,¹³ многие военачальники высказывались за то, чтобы уйти из Линъу.

Прежде всего Хо Лян перечислил контрмеры, выдвинутые его предшественниками, резко раскритиковал их недостатки и решительно отверг за невыполнимостью. Среди этих контрмер были предложения вывести войска из Линъу, впустить туда тангутов и развязать партизанскую войну, а затем напасть на Западное Ся. Хо Лян же заявил, что, если Линъу перейдет в руки тангутов, они тем самым расширят свои границы и, возможно, объединятся с другими западными племенами. Кроме того, лошади, которых разводили в Уляне, уже не достанутся Поднебесной. Поспешное нападение на врага сопряжено со множеством трудностей: на границах недостаточно ратников, не хватает припасов. Если на помощь выслать маленькие отряды, вражеское полчище легко перекроет им путь. Если же отправить туда многочисленную армию, то на плечи гражданского населения ляжет тяжелейшая повинность по обеспечению войск продовольствием. Если поднять на борьбу с тангутами народное ополчение, появится надежда на подписание вечного мира, но, с другой стороны, Западное Ся с его неистребимой жаждой власти способно заключить союз с мелкими племенами, рассеянными по землям Уляна, и таким образом создать серьезную угрозу будущему Поднебесной. В общем, партизанская война неминуемо приведет империю Сун в ловушку, расставленную Западным Ся.

В конце доклада Хо Лян изложил собственные соображения по выходу из сложившейся ситуации: «Надобно построить крепость на плодородных равнинах рядом с тем местом, где тангуты могут разбить лагерь перед вторжением на наши западные земли. Дождаться появления их армии и лишь потом атаковать. До сего дня мы не сумели победить Западное Ся, потому что у нас не было возможности встретиться с их основной армией в открытом бою – тангуты вынуждали нас бросаться за ними вдогонку по пустыне, распыляя силы. Когда же враг выйдет с нами на битву, уничтожить его будет нетрудно. Коли тангуты не нападут, надобно построить вторую приграничную крепость и использовать наравне с первой в качестве форпоста с усиленным гарнизоном. Объединить обе эти крепости в монолитный оборонительный рубеж и управлять ими будет весьма сложно и накладно, однако что нам мешает прибегнуть к услугам обедневших местных жителей? Для защиты крепостей необходимо выбрать опытных военачальников, обучить простой люд ратному делу и в итоге победить врага». Таков был план Хо Ляна, предложенный тридцать лет назад.

Синдэ заговорил: «В те времена придворные советники и высокие чины из Шумиюань не послушали Хо Ляна – выбрали партизанскую войну. Из-за их недальновидности вопрос охраны границ по-прежнему остается без ответа. Глядя на то, что происходит ныне, я с сожалением понимаю, что все обернулось именно так, как предсказывал Хо Лян». Начав выступление в защиту плана старого полководца, Синдэ знал, что его голос дрожит от волнения. Он слышал, как опрокидывались скамеечки, топали ноги, раздавались сердитые возгласы, но был твердо настроен закончить свою речь. «Сейчас Западное Ся подчинило себе все местные варварские племена, тангутская империя набирает силу и скоро будет представлять огромную опасность для Поднебесной. По сей причине нашему государству приходится держать в боевой готовности огромную армию из восьмисот тысяч воинов, а это приносит казне великие убытки. Кроме того, пастбищные земли – места разведения лучших в мире лошадей – находятся в руках противника, и мы не в состоянии пополнять ряды нашей конницы…» Внезапно полог, закрывавший трон, качнулся. В следующее мгновение к Синдэ ринулись стражники. Он попытался встать, но ноги отказались служить ему. Бедняга оцепенел от ужаса, потерял равновесие и упал.

В этот миг Синдэ проснулся – он лежал, уткнувшись носом в землю. Цзюйжэнь поспешно вскочил и огляделся: слепящие лучи солнца озаряли пустынную площадку. Он отряхнул пыль с ладоней и расправил одежды. Внутренний дворик, который недавно был полон соискателей, теперь опустел. Остался лишь глашатай.

– А экзамен? – полушепотом спросил Синдэ.

Чиновник презрительно нахмурился и ничего не ответил. Синдэ понял, что упустил возможность стать цзиныни¹⁴ из-за того, что заснул. Наверное, его выкликали по имени, но он не услышал…

Незадачливый цзюйжэнь вышел за ворота на тихие безлюдные улицы и принялся бродить по округе в полузабытьи. Экзамен во дворце, пир с высокопоставленными чиновниками после сдачи, возможность облачиться в белые одеяния придворных вельмож, слышать, как к тебе обращаются «ваше превосходительство», – теперь ничего этого не будет, и все потому, что он имел глупость заснуть! На ум пришли строки Мэн Цзяо:¹⁵

 
Вдыхая весенний ветерок,
Мой конь ускоряет свой шаг.
Всего через один скоротечный день
Узрею я все пионы Чанъани.¹⁶
 

Он сочинил их в возрасте пятидесяти лет, в тот день, когда сдал наконец экзамен на степень цзиныни. Но для Синдэ не будет пионов – только безжалостное летнее солнце. Оно ослепило его, когда он стоял на улице, погруженный в отчаяние. Придется ждать еще три года…

Синдэ продолжил бесцельно идти вперед. Не успев опомниться, оказался на базаре за стенами города. С наступлением сумерек узкая дорога начала заполняться бедно одетыми людьми. По обочинам стояли лавки с едой – там продавали вареных и жареных цыплят и уток; в воздухе перемешивались тяжелые запахи сгоревшего масла, пота и пыли; под навесами покачивались куски копченой баранины и свинины. Синдэ понял, что проголодался, – он ничего не ел с самого утра. Пройдя несколько рядов, молодой человек наткнулся на толпу, перегородившую узкий проулок, подошел поближе и попытался разглядеть, что происходит. Он заметил голые ноги женщины, лежащей на толстой доске поверх деревянного ящика, и принялся пробираться сквозь толпу. Приподнявшись на цыпочки, рассмотрел саму женщину. Она была совершенно обнажена. Синдэ тут же отметил, что она не принадлежит к народу хань.¹⁷ Кожа у нее отличалась смуглостью, но было в женщине что-то чувственное, незнакомое. Синдэ увидел высокие скулы, заостренный подбородок и глубоко посаженные черные глаза. Он подошел еще ближе. Рядом с женщиной стоял голый по пояс свирепый мужчина с огромным ножом в руке и злобно косился на любопытствующих.

– Ну, какую часть вам отрезать? Продается! Продается! – Мужчина кровожадно ухмыльнулся.

Зеваки зашептались, не отводя глаз от странной сцены.

– Что это с вами? Никогда не встречал таких трусливых людишек! Неужто ни у кого не хватит смелости купить свежего мяса?

Никто не ответил. Тогда из толпы выступил Синдэ и спросил:

– В чем провинилась эта женщина? – Его охватило любопытство, он больше не мог сдерживаться.

Дикарь с ножом смерил Синдэ недобрым взглядом.

– Она из племени дансян.¹⁸ Эта развратная девка спала с мужчиной, а потом пыталась убить его жену. Я продам ведьму по частям. Если хочешь, отрежу тебе любую – ухо, нос, грудь, ляжку, все, что пожелаешь. Цена та же, что и на свинину.

Мужчина тоже не был ханьцем. Его глаза имели синеватый оттенок, а волосы на груди отливали золотом. На загорелых могучих плечах красовались причудливые узоры.

– Она признала свою вину и готова понести такое наказание?

На вопрос Синдэ ответила сама женщина:

– Да, готова. – Голос у нее был высокий и пронзительный. Когда она заговорила, по толпе пронесся ропот смятения.

Синдэ не мог понять: то ли тангутка смирилась со своей судьбой, то ли в ней просто пробудился дух противоречия.

– Эй вы, олухи! Долго еще будете стоять и глазеть? – рявкнул палач. – Если не можете выбрать, я вам помогу. Как насчет пальцев?

В следующую секунду в воздухе блеснул нож. Раздался глухой удар по дереву, и из груди тангутки вырвался странный звук, не похожий ни на крик, ни на стон. Увидев брызнувшую кровь, Синдэ подумал, что женщине отрубили руку. Но рука была цела – варвар отхватил ножом кончики двух пальцев на ее левой кисти.

Зрители ужаснулись и невольно отпрянули, расширив кольцо вокруг жертвы и палача.

– Хорошо, я куплю ее! – быстро выкрикнул Синдэ. – Куплю целиком!

– Да ну? – недоверчиво уставился на него варвар.

Пока они переговаривались, женщина села, опираясь на доску окровавленной рукой. Ее щеки пылали, когда она обратилась к Синдэ:

– Прости, но мы не продаемся целиком. Если хочешь купить меня, покупай по частям. – После этого она опять легла.

Сначала Синдэ не понял значения ее слов. Потом, сообразив, что тангутка неверно истолковала его намерения, смутился и поспешно проговорил:

– Я хотел сказать, что выкуплю тебя и ты сможешь пойти куда пожелаешь.

Он принялся торговаться с варваром. Поскольку других покупателей не было, они без труда сошлись в цене. Цзюйжэнь вытащил из-за пазухи нужную сумму и, бросив связку монет на землю, приказал освободить женщину. Жадно схватив деньги, варвар повернулся к тангутке и принялся осыпать ее оскорблениями на незнакомом языке. Она медленно поднялась на ноги. А Синдэ пошел восвояси сквозь толпу зевак, которые с изумлением таращились на него. Не успев далеко отойти, он услышал, как кто-то окликнул его, и обернулся. К нему бежала тангутка. На ней было грубое одеяние уроженцев северных земель, левая рука была забинтована. От потери крови лицо женщины побледнело.

– Я хочу отблагодарить тебя, незнакомец. Прошу, возьми вот это. Больше у меня ничего нет. – Она протянула спасителю небольшой кусочек ткани, сложенный вдвое.

Тряпица развернулась, и Синдэ увидел на ней странные символы, похожие на иероглифы, начертанные в три строки по десять знаков на каждой.

– Что это?

– Я не умею читать, но думаю, что там мое имя и место рождения. Нам нужно это, чтобы войти в Ургай. Мне грамотка больше не понадобится, так что отдаю ее тебе.

Что такое Ургай?

– Ты не слышал об Ургае? «Ургай» означает «Драгоценный город». Это столица Западного Ся. – Темные, глубоко посаженные глаза тангутки сверкнули.

– А откуда тот варвар? – полюбопытствовал Синдэ.

– Он уйгур. Из всех негодяев самый отвратительный. – Женщина вложила тряпицу в руку Синдэ и быстро растворилась в толпе.

Цзюйжэнь побрел дальше, чувствуя, что в нем произошла перемена. Он не мог понять, что именно изменилось, но какая-то часть его существа стала иной. Синдэ недоумевал, как он мог совсем недавно переживать из-за того, что проспал экзамен, – теперь его отчаяние, внушенное упущенной возможностью, выглядело нелепо. То, что произошло на рынке, не имело никакого отношения к знаниям и книгам. Малый жизненный опыт не позволял Синдэ осознать огромное значение случившегося, и все же то, что он только что увидел и услышал, потрясло его, перевернув ход мыслей и мировосприятие.

О чем думала эта молодая женщина из Западного Ся, лежа на доске? Неужели смерть была ей безразлична? Почему она не хотела, чтобы ее тело купили целиком? Из скромности? Синдэ не понимал варвара, который собирался продать человека по частям и мог безжалостно отрезать пальцы женщине. А она даже не дрогнула!.. Эти странные мысли будоражили воображение, и никак не удавалось от них избавиться. В ту ночь, вернувшись в свой дом, Синдэ вновь изучил подарок тангутки, приблизив его к свету. Всего несколько знаков из тридцати напоминали ханьские иероглифы, но в то же время и отличались от них. Он никогда прежде не видел подобных символов. Значит, это письменность Западного Ся, страны, породившей столь необыкновенную женщину… Раньше Синдэ не знал, что у тангутов есть своя грамота, служащая людям для общения друг с другом. Рассматривая кусок ткани, он вспомнил об одном седовласом чиновнике из Ведомства образования, который присутствовал в экзаменационном зале. Ему было около семидесяти, и молодому цзюйжэню тогда подумалось, что это очень мудрый человек, раз его избрали в экзаменационный совет. Да и судя по случайно подслушанным обрывкам разговоров, знания чиновника были весьма обширны. Синдэ много раз встречал его в зале и, хотя не был с ним знаком, решил, что сей ученый муж непременно сумеет расшифровать таинственные символы.

На следующий день Синдэ выяснил, что седовласый чиновник является главой Совета судей, и отправился к нему. Ужас от того, что он проспал экзамен, прошел. После третьей попытки пробиться в канцелярию цзюйжэню наконец позволили встретиться с мудрецом. Молодой человек показал старику тряпицу и попросил его прочитать написанное. Чиновник долго с хмурым видом разглядывал символы. Синдэ, не выдержав, объяснил, как этот кусочек ткани попал к нему. Тогда старик поднял глаза:

– Неудивительно, что я не сумел распознать эти письмена. Мне ведома грамота киданей и уйгуров, но я не слышал, что она есть у тангутов. Должно быть, ее придумали недавно. Как бы то ни было, эти знаки – всего лишь жалкое подражание ханьским иероглифам. Сами по себе они ничего не стоят.

Синдэ возразил:

– Но разве нельзя считать достижением уже то, что люди научились записывать слова и тем самым делиться знаниями, сохранять их для потомков? Если Западное Ся обретет могущество, то все книги с запада будут переводиться на язык тангутов, и культурные ценности, которые до сих пор проходили мимо них, станут оседать внутри границ империи.

Чиновник какое-то время молчал, потом сухо произнес:

– Не думаю, что нам стоит об этом беспокоиться. Вряд ли тангуты когда-либо обретут могущество.

– Но разве наличие письменности не доказывает, что они уже стали самостоятельным народом?

– Когда варвары начинают расширять границы своих владений, они тотчас принимаются подражать просвещенным людям и похваляться своими «достижениями». Тангуты – те же варвары. Их нельзя назвать народом, сравнимым с нами, подданными Сына Неба.

– Прошу прощения, но я не согласен с вами, почтенный господин. Уверен, тангуты станут великим народом. Как и предсказывал Хо Лян, когда-нибудь войска Западного Ся будут представлять большую угрозу для Поднебесной.

Синдэ не испытывал угрызений совести от того, что высказал свои дерзкие суждения вслух перед ученым мужем, проявив тем самым непочтительность. Сейчас его похвала Хо Ляну казалась ему весомее и важнее той, что прозвучала в недавнем сне. Даже простая женщина, увиденная им на рынке, обладала качеством, которое сделает тангутское государство великой империей. Это странное спокойствие перед лицом смерти не могло быть свойством лишь ее характера – подобно бездонным темным глазам, оно должно быть отличительной чертой всех ее соплеменников.

– В любом случае я сейчас занят, – холодно закончил аудиенцию чиновник.

Синдэ понял, что обидел его, и покинул дворец с уверенностью в том, что тангутская письменность не известна никому в Поднебесной.

Глава Совета судей не проявил внимания к грамоте Западного Ся, но у Синдэ не шли из памяти загадочные символы, попавшие к нему в руки. Во сне и наяву его преследовала их тайна. У молодого человека не было причин для дальнейшего пребывания в столице, но он никак не мог начать собираться домой. Его не смущало то, что он вернется бесславно, не сломила неудача. Стремление сдать экзамен через три года пропало – теперь у него появилась иная цель. Интерес к новой письменности возрастал, и Синдэ то и дело доставал тряпицу. Глядя на незнакомые символы, он мечтал прочесть их. Судя по словам тангутки, это был официальный документ в Западном Ся, служащий для удостоверения личности и для перемещений по тангутским владениям. Скорее всего, сами слова не имели большого значения, но для Синдэ они скрывали глубокий смысл, которого не было ни в одном из произведений ханьских мудрецов. И когда он сидел над книгами, в памяти то и дело всплывал образ дерзкой обнаженной женщины из племени тангутов.

О тангутах Синдэ почти ничего не знал. Наверное, в их северной стране властвует какая-то странная могучая сила, не поддающаяся определению, думал он. Ему захотелось поехать туда и увидеть все собственными глазами. Врожденная узость мышления ханьца чудесным образом, благодаря встрече с тангутской женщиной, превратилась в навязчивый интерес ко всему населению Западного Ся, и жизнь его перевернулась: Синдэ уже не мог избавиться от желания посмотреть на эту страну.