Kitobni o'qish: «Охота на рэкетиров»

Моему сыну Сане за идею, которую мы вынашивали вместе,

За героев, которых ты придумал

За то, что верил в удачу гораздо больше меня

Глава 1
ПОГОНЯ

Выехать из Киева Атасову, Армейцу и Бандуре удалось лишь в девять вечера.

– В двадцать один ноль ноль, – поправил Атасов. – Куда это Протасов запропастился?

Протасов выбрался раньше их. Где-то около семи. Как и было изначально уговорено. Так, по крайней мере, заявил сам Валерий, позвонивший, прямо с милицейского КП на Обуховской трассе.

– Е-мое. Я уже на точке! – орал в мобильник Протасов. Вместе с громогласными раскатами его голоса из динамика прорывался характерный дорожный гул. – Вы где, пацаны? Бляха-муха?

– М-мы Г-римо потеряли, – развел руками оказавшийся у телефона Армеец. – А-атасов и А-андрюша битый ча-час по о-окрестным кустам ш-ш-шныряют. С-свистят, зо-зовут – бестолку в-все.

– Вот блин…

– С-саня, хо-хорошенько его выгулять со-собирался. Пе-перед поездкой.

– Вы что, на КПИ еще?… – взорвался от негодования Протасов. – Нихрена себе, е-мое, пацаны, вы стрелки ломаете.

* * *

Сам Протасов увалил с дачи Ледового значительно раньше остальных. Бегло осмотрел желтый «Мерседес» Атасова, побил ногой по колесам, проверил уровень масла и поклялся мамой, что Атасовский конь «добежит, в натуре, и до Южного полюса». А затем отпросился у Атасова по каким-то неотложным сердечным делам:

– Дело жизни и смерти, Атасов!.. Девушка, в натуре, почти что беременная! Не будь ты, е-мое, жмотом!

Атасов махнул рукой – едь, типа.

– Встречаемся ровно в 19.00. Сразу за КП на Обуховской трассе.

Протасов умчался, посоветовав напоследок Атасову и его команде не забывать доливать бензин в бак «Мерседеса».

– Без бензина хрена лысого далеко уедете. Проверенный факт.

* * *

– Ч-что тут м-можно сделать, – горестно задышал в трубку Армеец. – Вы-выше го-головы не прыгнешь. А-атасов го-говорит, у соседской су-сучки п-пит-буля – течка. Вот у Гримо крышу и сорвало.

– За такие дела, блин, кастрировать надо…

– Ж-ж-жалко, животное…

– Да не собаку, блин. Тебя, Атаса и Бандуру.

– Ты не во-волнуйся, В-валера…

– Я, блин, спокоен, как удав. Короче, Армеец – я попек… на Крым. Догоняйте, блин. Хотя, в Атасовской колымаге?.. – засомневался Протасов. – Хрена лысого. Может, я где похавать стану. Увидите джип на дороге… – голос Валерия потонул в вихре статических разрядов. Видимо Протасов покинул зону покрытия мобильной связи.

Армеец спустился во двор и подключился к Атасову и Бандуре. Поиски Гримо увенчались успехом только к восьми вечера. То ли псу надоело бегать, то ли проснулась совесть. Или он решил подкрепиться, как знать. Атасов, злой как черт, приволок Гримо к парадному. Тот висел в руке хозяина, безжизненный, будто чучело. «Лежачих не бьют», – молили глаза Гримо.

– Скотина безрогая, – Атасов швырнул собаку в машину. – Мерзавец…

Хотя по виду Атасова чувствовалось, что на самом деле он испытывает облегчение от того, что пес, в конце концов, нашелся.

– Да л-ладно, – примирительно сказал Армеец. – Давай его с собой возьмем. Он у тебя го-годами дома сидит. Атасов нерешительно глянул на Армейца.

– Ты, Эдик, просто не представляешь, что такое проехать с этим дебилом тысячу, типа, километров…

– Да пускай с нами покатается, – поддержал Эдика Андрей. – Он же много места не занимает. В ногах посидит…

Атасов ответил ему исключительно скептическим взглядом:

– Ты так думаешь, типа?

Еще в городе Атасов залил полный бак. Заехал на шиномонтаж, чтобы поставить камеры во все шины.

– Бескамерка новая хороша, типа. А побегавшая – лопнет на трассе – пиши, типа, пропало.

Уже на выезде из города Атасов, после минутного колебания, снова свернул к придорожной СТО.

– Эта машина, – проговорил Атасов, наблюдая за работой карбюраторщика, – жрет как танк. Пока до Крыма доберемся – без штанов останемся. Не говоря уже о том, что этих, типа, крымских гаишников мамы, похоже, вместе с приборами контроля СО рожают.

Только в девять вечера они прошли милицейское КП на Одесской трассе. Постовой милиционер уже задрал кверху палку, намереваясь, видимо, прверить документы, но, завидев бешено ощерившегося с переднего сидения Гримо, только отмахнулся: счастливой дороги.

Сразу за Киевом места сделались живописными. Трасса пересекала широкие поймы долин. То взбиралась на высокие холмы, то ныряла в глубокие лощины.

– Озер полно, – Андрей с восхищением оглядывал проплывающую мимо красоту. В низинах, над водой, клубился туман, берега укрывали заросли камыша. Кое-где на склонах долины горели огоньки электрических лампочек.

– Вита-Почтовая, – Армеец показал налево, – а дальше там – Круглик. Дачные у-участки сплошные. Я з-здесь па-пару домиков строил. Лет эдак семь назад. А речка называется Си-сиверкой.

Быстро стемнело. Машин на трассе пока хватало. Кто на дачи рвался, суббота все-таки, кто наоборот, на выходные – в столицу. Шли сплошным потоком. Как водится – встречные слепили. Попутные – мешали. Зато дорога была – что надо. По нашим, разумеется, меркам. В две полосы в одну сторону, а когда – и в три. Одна беда – деревень по пути попадалось многовато. Атасов между селами гнал, а в населенных пунктах существенно сбрасывал. Не до положенных шестидесяти, но снижал исправно и каждый раз.

– Все равно нарушаешь, – удивился Андрей. – Какая гаишникам разница, сто двадцать или сто?

– При чем здесь, типа, гаишники? – Атасов не отрывал глаз от дороги. – Чихал я на ментов. Ты что, Андрей, наших мужиков не знаешь? Да в такое время, в субботу тем более – половина на рогах. Из них еще половина – на велосипедах. От кумы, из гостей, к брату, к свату. Выскочит такой под колеса – и тю-тю… Пиши, типа, пропало…

По мере того, как росло расстояние от города, магнитола чахла и вскоре в «FM»-диапазоне не осталось ничего, кроме электрического треска и шипения. Какой-то голосистый исполнитель еще пытался пробиться сквозь помехи, но выходило у него не очень. Оба динамика как заткнули поролоном.

– Выключи ее! – рявкнул Атасов Армейцу.

– К-кассеты же не взяли, – огорчился Эдик.

– В бардачке посмотри, типа.

– Ни о-одной…

Справа во мгле проплыло скопление огней.

– Белая Церковь, типа. Как мимо проезжаю, так сразу вспоминаю, что резину пора менять.¹

– А внешне вроде ничего…

– Это, Андрюша, издалека ничего, а поближе глянешь – жуть, типа.

Минут через двадцать миновали тонувший во мраке щит, сообщавший любопытствующим водителям, что Киевская область осталась позади, а пошла – Кировоградская. Поток автомашин сразу иссяк.

– Т-теперь гаишников по-поменьше будет, – высказал предположение Армеец.

– Постучи, типа, по дереву.

– Мы когда пацанами были, – начал Андрей, открывая первую серию баек в пути, – в Дубечках еще – поздним вечером на трассу выбирались.

– Зачем, типа?

– Поперек дороги от дерева к дереву натягивали капроновую нитку. Белую. В свете фар – чистый трос получается. Или вообще, не поймешь что…

– Ху-хулиганство, – отозвался Армеец. – Злостное, я бы сказал.

– Водители, завидев эту штуку, такое вытворяли… – заулыбался Андрей.

– Я бы у-убил, – убежденно повторил Армеец. – У-убил и в поле закопал.

– Вот один мужик, дальнобойщик, тоже так решил. Видать, где-то уже наступал на такие грабли. Выскочил из своего «Лиаза»,² ухватился за монтировку и давай за нами по всему полю гоняться…

– До-догнал?

– Не догнал.

– Жаль, типа.

Бандура хмыкнул:

– Ничего себе, жаль. Я так бежал, думал, сердце не выдержит.

Во многих селах что-то жгли. Дым стелился над трассой. В свете собственных и встречных фар выходил такой театр теней, что и нарочно не придумаешь. Бандура и Армеец пялились вперед вместе с Атасовым, так что пространство перед капотом «Мерседеса» сканировалось сразу в шесть глаз. Один Гримо плевал на все эти сложности. Свернулся калачиком на переднем сидении и дрых без задних ног, демонстрируя абсолютное доверие к хозяину и полное презрение к опасностям.

– Видимость ноль, типа, – спокойно сказал Атасов.

– Как-то так египетские жрецы и ду-дурили людям головы. В храмах. Там благовония разные к-курились. Дым к сводам поднимался. Вот они с-с помощью диапроектора и п-проецировали на него, ка-как на э-экран, с-статуэтки разных богов.

– Представляю эффект, – протянул Бандура.

– П-о-по-трясающий. У з-зрителей – полные штаны были.

– «Летучий голландец»,³ типа, по тому же принципу?..

– Ну да, – продолжал с вдохновением Армеец. – П-при определенных по-погодных условиях изображение может быть ретранслировано на многие с-сотни ки-километров.

Атасов кивнул:

– В детстве я такие штуки обожал. Бермудский треугольник, типа. Море дьявола, SOS с «Титаника», который радисты до сих пор принимают. Колонисты американские, что по небу маршировали.

– Как это? – удивился Андрей.

– Ну, вроде бы, во время войны с индейцами, в прошлом веке еще, отряд американских солдат из форта вышел. А через пару дней в форте увидели, как солдаты маршируют по небу. Вверх ногами, между прочим.

– Ре-рефракция,⁴ – вставил Армеец.

– Поскольку впоследствии вышло так, что индейцы весь отряд перемочили, получилась страшноватая легенда.

– Я еще пацаном в ки-кинотеатре «Всадника без головы»⁵ по-посмотрел. С Олегом Видовым в главной роли. Э-экранизацию ро-романа Майн Рида. Жу-жуткий там момент был…

– Это когда всадник без головы над обрывом скачет? – Атасов вытаращил глаза, – типа, по облакам?..

– Ага…

– Точно!.. – кивнул Атасов. – Жутко вышло! Ужас, типа!

Немного помолчали. Каждый вспоминал картину кошмарного всадника, пробравшую обоих в юности. Бандура им не мешал.

– Мой дед «Вокруг света» выписывал… – Атасов поморщился, ослепленный фарами пронесшейся навстречу иномарки.

– Ослепил, Саня? – встревожился Армеец.

– Вот кретины, типа, – Атасов выругался, – навешают себе галогенок, а все остальные – по боку.

– Догнать бы и об голову разбить.

Атасов убрал пальцем слезу.

– Скотина… Так вот… «Вокруг света». Хороший был журнал. Лучшего я не знаю. Да сейчас таких и нет. Все больше – экзо-эротика и сексо-экзотика. Гламур. Бред для дебилов, короче. Кто с кем трахался, сколько раз и за «сколько денег»… Типа, так.

– Черные дыры… – мечтательно протянул Андрей. – Я еще помню, в «Очевидном и невероятном» профессор Капица⁶ о них рассказывал.

– Хорошая память, типа, – с уважением сказал Атасов.

– Я все боялся, – сознался Андрей, – вдруг к Земле такая подлетит, и все мы туда провалимся.

– Уже подлетела, – задумчиво обронил Атасов.

– Как это?!

– Черная дыра, типа, – это наша верхушка, Андрюша. Сколько ни берут, а все мало. Втягивают, что плохо лежит. И что хорошо, тоже. Сосали, сосут и будут сосать. До победного конца. Пока, типа, не лопнут…

– Не л-лопнут, – объявил Армеец. – Ты Атасов – идеалист. И не мечтай, Саша.

Вместо ответа Атасов наподдал. Мрак вокруг салона сгустился. Машин стало еще меньше. Села попадались все реже. Дорога сделалась – похуже и поуже. О лобовое стекло начали разбиваться первые капли надвигающегося ливня.

Глава 2
ТОВАРИЩ ПОРИШАЙЛО

– Сколько ты его на нарах продержать сможешь, г-м? – холодно поинтересовался Артем Павлович, откидываясь в высоком кожаном кресле. Огромные напольные часы с боем, по величине трехкамерного холодильника, показывали без пятнадцати шесть. Стоило только взглянуть на их вычурные формы, перевести взгляд на обитые красным деревом стены и потолок, оценить изысканную мебель, стилизованную в духе французского ренессанса, как в мозгу, подобно газовым пузырям со дна гнилого болота, сами по себе всплывали всевозможные импортные словечки: разные там Лувры, Тюильри, Пале Ройали, Тадж-Махалы и прочие названия, какие только отыскивались в голове.

Впрочем, сам хозяин кабинета к царящей вокруг роскоши привык относиться с прохладцей. Приелась она ему. А потому и воспинимал окружающие его изыски – как должное.

Не говоря уже о том, что согласно внутрисемейному разделению обязанностей, сложившемуся в клане Поришайло, и не его то была забота. Ремонтом и планировкой этой квартиры, окнами на оперный театр, как впрочем, и всех предыдущих (тоже окнами не на мусорники), ведала и заправляла достойная половина Артема Павловича – Елизавета Карповна Поришайло.

Будь то райкомовская дача или обкомовская пяти-комнатная квартира в Липках, 3-х этажный особняк в Конче Заспе, с мраморным причалом, позволявшим, при необходимости, и линейный крейсер пришвартовать, вопросы строительства в семье Поришайло являлись прерогативой супруги Артема Павловича. И следует признать, – покоились на ее хрупких плечиках, как на железобетонном перекрытии.

На протяжении долгого и многотрудного пути, проделанного Артемом Павловичем по служебной лестнице, Елизавета Карповна приобрела такой внушительный опыт в производстве строительных работ, что играючи затыкала за пояс бывалых прорабов, а плиточников, каменщиков и штукатуров размазывала носами по их творениям легче, чем иные домохозяйки теплое сливочное масло – на бутерброды намазывают. Один вид Елизаветы Карповны, в особенности, если ей случалось надменно поджать губы, повергал работяг в ужас, временами перероставший в панику.

– Так сколько продержишь, г-м?

Задав вопрос, Артем Павлович откинулся в кресле, вместо которого вполне бы мог приобрести пару не самых плохих иномарок. Несмотря на разгар субботнего вечера, Артем Павлович был одет в строгий деловой костюм и светло-голубую, застегнутую на все до единой пуговицы, рубашку. Дряблую шею господина Поришайло украшал темно-сиреневый галстук. В сочетании с бледным, одутловатым лицом, аккуратным седым ежиком на голове и сложенными на животе пухлыми холеными ручонками, Артем Павлович немного напоминал дорогого покойника, тщательно подготовленного в последний путь.

Установленный на столе многофункциональный телефон работал в режиме громкой связи. Селекторные совещания с обязательной раздачей слонов проштрафившимся начальникам рангом ниже вошли у Поришайло в привычку. По-другому он с подчиненными разговаривал редко, разве что в самых экстренных случаях.

– Так сколько, Сергей Михайлович? – повторил вопрос Поришайло.

Полковник Украинский многозначительного засопел из динамиков:

– До понедельника – сто процентов, Артем Павлович.

Голос у Сергея Михайловича был безрадостным, какой впрочем, и положено иметь чиновнику, у которого и погоны, и мундир, и милое сердцу кресло оказались поставленными на карту. Со всеми вытекающими последствиями.

– До понедельника… Они уже и артистов разных задействовали. И депутатов подпрягли… Вмешается кто посерьезнее – Ледового придется отпустить. – Украинский умышленно сделал ударение на последней фразе.

«Пора бы и вам, Артем Павлович, подключаться, – с тихой злобой думал полковник. – Мне целиком понятно ваше желание и дальше загребать жар чужыми руками, только, похоже, что сам я Ледового за глотку долго не удержу. Не та глотка…»

– Придется отпускать, – мрачно добавил Украинский и умолк.

– Г-м… – ответил Поришайло и прикрыл глаза. Как уже известно читателю, Артем Павлович предпочитал, чтобы в случае провала операции на боевом тотеме⁷ Виктора Ледового болтался скальп одного полковника Украинского. – Г-м…

Немного поиграли в молчанку.

– Хорошо, – наконец сказал Поришайло, хотя, на самом деле, ничего хорошего не видел. – Как там у тебя с камнями?

– Пока неизвестно, Артем Павлович. Сегодняшний обыск на квартире Ледового положительных результатов не дал. В головном офисе тоже глухо… Как в танке.

– Г-м… А что со шлюхой? – поинтересовался Артем Павлович, имея в виду Анну Ледовую.

– Ведем наблюдение, – бодро соврал Украинский.

* * *

На самом-же деле картина была несколько иной. Накануне, то есть в пятницу вечером, безымянный желторотый щенок увел Анну Ледовую, мерзавца Бонифацкого и их бесстыжую сводню – Кристину Бонасюк прямо из-под носа его людей. «Ловко, нагло и особо дерзко», – вертелось на языке Украинского. Но и это было не все. В ходе преследования беглецов одна из машин c людьми Украинского влетела под тяжелый «Камаз». После столкновения с грузовиком «Волга» годилась разве что в металлолом, а троих его бойцов довелось отвезти в больницу «Скорой помощи» на улице Петра Запорожца, с увечьями разной степени тяжести. Люди Сергея Михайловича с ног сбивались, разыскивая негодяев по всему городу, но четверка – как в воду канула. Разъяренный полковник вспомнил о несчастном Бонасюке:

– А ну-ка ко мне подлеца, живо!

Вась Вась опомниться не успел, как сидел на нарах. Следователь и Близнец вцепились в него пираньями:

– Кто он, твою мать?! Колись, сука! Где они могут прятаться? Говори, жирная сволочь!

Вась Вась буквально взвыл от страха и отчаяния. Он третий день сидел дома, приходя в себя после устроенной Следователем и Близнецом взбучки, так что знал не больше самого полковника.

– Я, поистине, все вашим товарищам доложил, – клялся Вась Вась, рыдая. – Как на духу… Мамой клянусь… И про Бонифацкого, и что он в Киев прилетает… Честное пречестное слово…

– Где твоя жена?! – напустился на Вась Вася Следователь.

– У кумы, – лепетал несчастный Вась Вась, – у Ани Ледовой.

Следователь с Беглецом переглянулись. Квартира Ледовых в центре города уже подверглась милицейскому налету, и оказалась пустой, как журавлиное гнездо в декабре.

– За нос нас решил поводить, да? – многообещающе зарычал Близнец.

– Поистине так! – взвизгнул Бонасюк. – Мамой клянусь! У кумы она! Аня звонила… – и Василий Васильевич сбивчиво, но точно пересказал свой недавний телефонный разговор с Анной Ледовой. – Аня сказала, – Кристя выпила лишнего, ну и отдохнуть прилегла… – жалобно добавил Бонасюк.

– Откуда Ледовая тебе звонила? – надвинулся на него Следователь.

– Из дому, поистине…

– Ну все, Бонасюк! – взревел Близнец, хватая Вась Вася за шиворот.

– Время звонка? – придержал Близнеца Украинский.

– По-честному не помню, – запищал Вась Вась. – Час назад. Или, поистине, полтора…

Украинский поманил Следователя пальцем:

– Давай живо на телефонный узел. Мне нужны все входящие звонки в его квартиру за сегодня.

– И исходящие тоже! – рявкнул Сергей Михайлович в спину заспешившего к двери Следователя.

Едва за тем захлопнулась дверь, полковник обернулся к Близнецу:

– А этого… В камеру, к чертовой бабушке.

Следователь оперативно управился с телефонами, но и тут Сергея Михайловича ждало разочарование, – Анна звонила с мобильного. Украинский присвистнул:

– Вот черт. Не прет так не прет. Навыдумывали техники разной, – никого толком за жопу не возьмешь.

Только утром в субботу метрах в четырехстах от ставшего фатальным для преследователей перекрестка обнаружились фрагменты пластикового бампера «БМВ». В руки Украинского угодил государственный номер золотистого коня Андрея Бандуры, но праздновать победу оказалось рано. Украинский созвонился с ГАИ, и вскоре стало известно, что «БМВ» зарегистрировано на имя некоего гражданина Помянского, уроженца Киева, владельца и директора колективного малого предприятия «Тинко», занятого сборкой и продажей персональных компьютеров.

Гражданин Помянский и чихнуть не успел, как сидел в кабинете Следователя, у которого откровенно чесались руки.

Из последовавшего допроса компьютерщика выяснилось, что свое золотистое «БМВ-325», 1979-го года выпуска он передал по генеральной доверенности некоему гражданину Протасову Валерию Викторовичу.

– Я его не знаю совсем, – божился перепуганный до смерти Помянский. И похоже было, не врал.

Временно пристроив Помянского в изолятор, Следователь с Близнецом заявились к оформлявшему сделку нотариусу. В результате этого визита (разговор с нотариусом вышел коротким, но содержательным и по душам), на стол полковника Украинского легли паспортные данные Протасова.

– Прописан в городе Припяти?!⁸ – застонал Сергей Михайлович и взялся за голову. – Ох и бардак, елки-палки.

Следователь с Близнецом – только таращили глаза.

– Ох и бардак…

Охваченный приступом ностальгии, Украинский припомнил дорогие сердцу советские времена, когда без прописочки киевской – ни на работу устроиться, ни угла снять. Не говоря уж о трудовой книжке, военном билете, справке из ЖЕКа по форме номер три, и прочих достижениях социализма, удерживавших граждан от чрезмерной самодеятельности посредством эдакой уродливой, но крепкой и надежной пуповины. Бери и дергай, кого захочешь, словно помидоры с грядки.

– Ох и бардак развели… Черт знает что… И как тут работать?

– А что такого, товарищ полковник? – не понял шефа Близнец.

– Забери от меня этого недоумка! – взревел Сергей Михайлович. Близнец отшатнулся к двери.

– Припяти?! – повторил Украинский в бешенстве. – Припяти, мать вашу за ногу!

– Товарищ полковник, – робко начал Следователь. – Этот Валерий Протасов – рэкетир, скорее всего. Я у задержанного Помянского по глазам видел – боится гаденыш – аж руки дрожат. Очень на то похоже, что машину Помянский за долги отдал. Или в счет штрафа… По понятиям ихним…

Украинский недоверчиво поглядел на Следователя:

– Да они все нас боятся, предприниматели эти хулевы. Любого прихлопнуть – проще мухи. Только копни – везде нарушения…

– Ну… – Следователь уставился в паркет.

Сергей Михайлович задумался. Не исключалось, что Следователь и дело говорил. По крайней мере, стоило проверить. Украинский связался с УБОП. Пока в «шестерке» готовили ответ, полковник выдернул из камеры Бонасюка и обрушился на него, как Минотавр на Тесея. Несчастный Бонасюк (язык Вась Вася к тому времени заплетался от страха, он почти ничего не соображал) сознался, что да, знает Валерия Протасова.

– Огромный такой, будто медведь, поистине. Только он на джипе катается…

– Что еще знаешь? – нависал над Вась Васем Следователь. – Живо колись!

– Ты Бонасюк доиграешься в молчанку! – вторил ему Близнец. – Я тебя, мать твою, в последний раз предупреждаю!

– Я, поистине… – стонал Вась Вась.

– Ты мне доупираешься! – грозил Следователь.

– Да я, по-честному…

– Адреса! Фамилии! Быстро давай! – сверкал глазами Близнец.

– Да я, мамой клянусь…

– Ну все, Бонасюк, сам напросился!..

В этот драмматический момент жизни Василия Васильевича на столе Следователя затрещал дисковый телефон. Следователь снял трубку:

– Капитан Журба слушает… Ага… Сергей Михайлович, Вас, – Следователь зажал ладонью микрофон, – супруга.

– Сережа?!

– Я.

– Ты еще на работе?!

– Ну да… – немного опешил Украинский.

– Ну как же так?! – взвилась Лида Украинская. – Ты же обещал?!

Сергей Михайлович всплеснул руками, потому что до него дошло.

– Ты же обещал?! Ну, как же так?!

Украинский хлопнул себя по лбу.

– Ты что, забыл?!

– Да не забыл я…

– Все уже за столом сидят. Мы тебя в дверь ждем, а ты на работе торчишь!..

Сергей Михайлович устало вздохнул. Конечно же, он не забыл, что у Светочки День Рождения. Как можно? И подарок доченьке лежал в машине. Просто столько всего навалилось.

– Зарапортовался я немного, Лида… – полковник потер виски, – запарка тут вышла…

– Ты когда будешь? – без особой надежды спросила Лида, за годы службы супруга в органах приученная буквально ко всему.

– Ох, не знаю…

– Хоть по телефону поздравь, – сказала Лида Украинская, сообразив, что полковнику домой не скоро. – Она с Игорем пришла. Только тебя и ждали…

Украинский снова вздохнул:

– Да, конечно. Передай трубочку.

Света полгода, как встречалась с Игорем. Парень учился в КПИ, и со Светкой Украинской познакомился совершенно случайно. «На каком-то там „сэйшене“, как у нынешних пионеров принято говорить…» Отношения у молодых людей потихоньку переросли в серьезные. Сергей Михайлович приглядывался к пареньку глазами любящего отца (крепко любящего), немного огорошенного тем обстоятельством, что ненаглядное чадо как-то совсем незаметно выросло из ползунков. «Как это все же быстро вышло…»

По мнению Украинского, Игорь вроде бы и ничего был парень. «Ничего-то ничего, но волосы эти. Что за волосы? Ну, никуда негодятся…» Волосы Игореши дочка ласково называла «хаером».

«Что за «хаер» такой?» – осуждающе бурчал Украинский. Ну, стиляга, и все…»

«Папочка, он неформал. Не-фор-мал», – поясняла полковнику Светлана.

«Что за неформалы такие, не пойму я? – спрашивал у дочки Украинский. Служба в КГБ осталась в прошлом, он отстал от жизни. – Они что, против парикмахерских?»

«Он компьютерщик, – просвещала отца Светлана, – на «АПРОДОСе» учится. У них половина факультета с такими волосами ходит».

«Что за «АПРОДОС» такой?» – для виду хмурился Украинский.

«Автоматическое проектирование объектов динамических систем, – озорно улыбалась Света Украинская, – ну, или что-то в этом же духе».

«А, – чесал затылок Сергей Михайлович, – динамических… Ну, это хорошо, что парень учится. Это правильно. Компьютерщик, да?»

Вообще-то, паренек пришелся полковнику по душе. В отличие от тех, что окружали доченьку в Академии. Те в большинстве были сытыми недоумками, беззаботными отпрысками обладателей тугих кошельков. И учеба до лампочки, не учеба, а времяпрепровождение, и дня не мыслят без бара или кегельбана какого. «Вот и хорошо, что технарь, – успокаивал себя Украинский. Технарям полковник симпатизировал. – Только волосы эти, – хоть постриг бы кто…»

– Алло, папочка?! – звонко выдохнула в трубку Светлана.

– Доця?! С Днем Рождения, доченька. Ты уж извини, что так вышло…

– Ну что ты, папочка…

Пока Украинский говорил в трубку, трое других участников сцены по эту сторону линии внимательно наблюдали за ним. Следователь с Близнецом – с показным умилением, а Вась Вась – со скрытой надеждой: «Авось, поистине, сердце полковника возьмет, да и растопится…»

Повесив трубку, Украинский опять вздохнул.

– Сергей Михайлович? Этого в камеру? – нарушил молчание Следователь.

– В камеру? – рассеянно переспросил Сергей Михайлович. – В камеру? – в голове полковника звонким колокольчиком еще звучал голосок доченьки.

– Ну да… – повторил Следователь.

Полковник Украинский задумчиво покосился на Вась Вася. Тот сидел, затаив дыхание.

– Да пожалуй, что нет, – негромко проговорил Украинский. – Этого мы отпускаем…

* * *

К началу седьмого, когда Украинскому пришло время звонить Артему Поришайло с докладом, стало совершенно очевидным, что Валерий Протасов, Александр Атасов, заика по кличке Армеец и младший член банды, которого подельники называли Андреем, – рэкетиры из группировки Виктора Ледового. Кроме того, этот самый Андрей, согласно описаниям «Глиняных голов» и Бонасюка, идеально подходил на роль негодяя, отличившегося в субботу после обеда в сауне.

– Всю малину мне обосрал, молодчик… – потрясал кулаками Сергей Михайлович. Беспардонная наглость, с какой молодой бандит обвел вокруг пальца его костоломов, похитив Анну Ледовую со товарищи, Украинскому, как это не парадоксально, даже подняла настроение:

– Погоди, – многообещающе нахмурился полковник, – погоди-погоди, пионер хулев!.. Попадешься в руки, пожалеешь, что мама не свет пустила…

Впрочем, докладывать Артему Павловичу о досадном проколе, случившемся у подчиненных, Сергей Михайлович не спешил.

«Ничего ничего. Пускай побегают. Где-нибудь, да засветятся, – куда они денутся…»

Поэтому он достаточно бодро отвечал патрону, что все под контролем, ведется наблюдение. Короче – злодеи под колпаком.

– Ведем наружное наблюдение, Артем Павлович…

– Смотри, г-м, не упусти их, Сергей Михайлович, – посоветовал полковнику Поришайло. – Не исключено, Анна нас прямо к камешкам приведет…

«Пустите воды напиться, а то так жрать охота, что переночевать негде, – мысленно ответил Украинский. – И партнера бывшего на нарах сгнои, и миллионы тебе на блюдечке подай… Аппетит приходит во время еды, да, Артем Павлович?..»

– Оперативных данных на это нет, – попробовал возразить полковник.

– Это у тебя нет, – оборвал полковника Поришайло. – При малейшем изменении обстановки – немедленно информируй.

«Спешу и падаю», – злобно огрызнулся Украинский.

– По моей информации, Артем Павлович, Ледовой с супругой – как кошка с собакой живут. Постоянные ссоры, скандалы, иногда – с мордобоем. Маловероятно, Артем Павлович, чтобы при таких натянутых, мягко говоря, отношениях, муж жене столь круглую сумму денег доверил…

– Я тебе не говорю – «доверил». Я говорю – «приведет». При чем одно к другому, г-м?… – процедил в микрофон Поришайло. – А авантюрист Бонифацкий, по-твоему, даром вокруг Анны Ледовой вращается?! Свет клином сошелся на шлюхе сорокалетней?!

Вместо ответа Украинский закусил губу.

– Ладно, Сергей, – холодно бросил Артем Павлович. – Держи меня в курсе. – Поришайло качнулся в кресле вперед и пальцем оборвал соединение.

* * *

Распрощавшись с Сергеем Михайловичем, Поришайло некоторое время сидел неподвижно, словно какое-то языческое изваяние. Затем встал и неторопливо направился к бару. Извлек хрустальный фужер, бутылку армянского коньяка, тарелку с нарезанным дольками лимоном и стограммовый пакет сыра ломтиками. Установил спиртное с закусками на поднос и напевая «Комсомольскую богиню» Булата Окуджавы вернулся к креслу. Плеснул коньяк в фужер, полюбовался на свет, отхлебнул немного, подержал во рту и только потом сделал первый глоток. Прикрыл глаза, наслаждаясь блаженной теплой волной, медленно распространившейся по телу. Потянулся за сыром с лимонами, слегка пересыпанными тусклыми кристаллами сахара. Откусил и скривился от сковавшей рот оскомы.

– Г-м. Г-гм.

Сделал второй глоток. Отчего-то, совершенно неожиданно для себя, вспомнил закадычного приятеля молодости Левку Филяшкина. С Левкой они в комсомоле начинали, еще, г-м, при Хрущеве. Поришайло усмехнулся одними уголками губ. Забавный был паренек. Шебутной. А лимоны с сыром под коньяк были коронным Левкиным блюдом. Без них ни одна комсомольская пьянка не обходилась, а пьянки тогда – частенько случались. Славные были времена.

Поришайло попридержал было руку, потом как бы отмахнулся от самого себя и снова наполнил фужер. Славное времечко, что ни говори. Молодость всегда в радужных красках вспоминается. Даже шахтерам, г-м. А тем более, если провел ее так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы. Как и учил матерый комсомолец Николай Островский, который еще и сталь обожал закалять.

– Славные, – вслух повторил Поришайло. Особенно, если не своды штольни или прокатный стан вспоминаются, а лето в комсомольских здравницах. Черноморское побережье Кавказа, либо Крым, на худой конец. Пирожки с вишнями – по пять копеек, вино молодое, шашлычок – вечером. Пляж отдельный, от прочего народа забором отгороженный. Море вроде и общее, а все равно – приятно. Женщины из прислуги понятливые. И без лишней скромности, г-м, чтобы долго уговаривать не приходилось. Незабываемое чувство торжества, когда к первому в жизни закрытому партийному распределителю прикрепили. Первый распределитель – как первая, г-м, любовь. Только слаще еще. Пускай для самого низового звена, для холуев, можно сказать. Ничего, г-м. Лиха беда – начало. Главное, что приобщился к касте избранных, хотя бы полноздри, но засунул в кормушку, из которой сильные мира сего хлебают. Хотя бы одной пяткой – но влез на первую ступеньку того самого паровоза, г-м, что вперед летит. Согласно известной революционной песне. Летит, как птица. Прямо по головам разного быдла внизу, радующегося зарплате в сто рублей, квартирам в хрущевках и поганой мокрой колбасе, добытой в результате трехчасового стояния в очереди.