Три мира, две натуры и отрицание отрицания
С чего бы начать? Роман полифонический… Или многостилевой? «Да что за роман хоть?» — спросит нетерпеливый читатель. Прошу прощения великодушно. Речь о сочинении Константина Верова... Или он не Константин? Да, Константин же был в другом мире и не в наше время. На обложке — Ярослав Веров, «Двойники». Знаете, что мне подумалось? Каков роман, такова должна быть и рецензия.
Роман — полифоническое диво. Чего в нём только нету, и притом Сюжет его составлен прихотливо Разрезан и сплетён тугим жгутом.
Вообразите: выбрались вы в филармонический театр — развеяться, послушать пиеску, обсудить последние новости политического, сайнтического а также и мирского свойства, обменяться записками с дамой, наконец. И вот вы уже в партере. Что будут давать, вам неведомо, где ж было за недостатком времени афишку-то вьюировать? Поспели вы ровно к началу, но что-то маэстро не торопится начинать. Натурально, вы в ожидании действа принуждены праздно вертеть головою.
Из тьмы, из оркестровой ямы Доносятся нестройные шумы. Шуршат шелка, смеются дамы. А мы? Где в этом зале мы?
Вы осматриваетесь. Справа от вас некий студиуз демонической наружности, по виду — картёжник и нигилист, из таких бомбисты впоследствии получаются. Слева — вьюнош не от мира сего, ориенталист, если взять в рассуждение одежду его и длинный самурайский меч, каковую игрушку вьюнош норовит пристроить на коленях горизонтально, тыча ею в бок ваш.
Запад есть запад, Восток есть восток, И если сойдутся — Известен итог.
Позади, на галерее, шлёпают картами, грязно ругаются, позвякивают склянками и громко обсуждают дела городской управы. В ложах... Вы лорнируете дам и обнаруживаете вдруг в правой ложе господина англиканской наружности. Аристократическое лицо его представляется вам смутно знакомым, будто бы видели вы его в синема, или читали о нём в модном детективе. Вы понимаете, что быть этого не может, и мнится вам, что действо, с вами происходящее, — чей-то сон. Возможно, вот этого самого синематического господина со странным именем Глебуардус. И тут звучит гонг, на авансцену выбирается некто встрёпанный, в платье партикулярном, и сообщает лично вам:
Возьмите в рассужденье, зритель, Что в зале вас не может быть. Вы снитесь мне. Во сне — смотрите!— Чтоб лишнего чего не начудить.
И тут вы понимаете, что действо начато давно, все эти люди в зале — актёры. Из оркестровой ямы — нестройный шум. То звякнут тарелки, то потянет по струнам смычок, то мяукнет гобой, то сямисен тренькнет. Тут господин Глебуардус неторопливо выходит из ложи и спускается в оркестровую яму. Вы замечаете в руке его английский рожок. Глебуардус занимает место первой скрипки и даёт на своём рожке «ля». Оркестранты вторят ему. И вдруг безо всякого побудительного знака (дирижёра ещё нет) оркестр начинает играть «Оду к радости» Бетховена... Или это кантата Баха, где хор поёт радостно: «Den Tod niemand zwingen kunnt…»? Но почему партию первой скрипки исполняет на английском рожке наследный дюк Глебуардус? Конечно, это сон. Но чей? И о чём всё-таки роман? Как вы нетерпеливы, читатель. Ну, раз спросили прямо, отвечу. Но только сперва сделайте по совету автора вот что:
«…Отрешитесь от проблем и забот, от недоброжелателей и просто врагов, от жены (мужа) и свекрови (тёщи). Хорошо взять большой вместительный сосуд, лучше термос, лучше японский, и, поместив туда две-три чайные ложки состава, моментально залить крутым кипятком. Да! И не забудьте присовокупить добрую щепоть чёрного (котя) и зелёного (рекутя) чая соответсвенно. Это важно…»
Что за состав такой, и что следует делать после — не скажу, сведения эти ищите в тексте.
О чём же роман? О работе человеческого разума над косной материей. О попытках материи ввергнуть разум в первозданный хаос, обратить в ничто.
Основной конфликт можно обозначить так: «Душа против бездуховности». Действие развивается параллельно в «трёх мирах и двух натурах» Г. С. Сковороды. Две натуры (в романе — «двойники») суть — две стороны конфликта. Той самой «последней битвы», которая должна произойти... Когда? Прочтите, в тексте это есть. Как и в каждом полифоническом сочинении, в романе «Двойники» конфликт многогранен, это не просто описание порядков двух противоборствующих армий, построенных перед решающей битвой, есть и другие слои. Внимательный читатель заметит, что пары «двойников» дополняют друг друга, будто бы составляя одну личность, но в разных мирах. В этом смысловом слое основной конфликт выглядит так: «наблюдатель (автор) стремится познать мир, и тем самым упорядочивает его в своём сознании (переводит в духовную плоскость), а мир сопротивляется этому (стремится саморазрушиться и разрушить наблюдателя)». Вы должны понять — автору в духовном мире не на что опереться, кроме собственного «я», из коего и кроит он сущности, чтобы из мира духовного влиять на мир материальный. Читатель, искушённый в перипетиях окололитературной жизни, отыщет ещё один слой и узнает в некоторых персонажах... Нет уж, последнее дело — срывать с актёров маски. Отделаюсь цитатой из «Балаганчика» А. Блока, символиста:
Вот открыт балаганчик Для весёлых и славных детей. Смотрят девочка и мальчик На дам, королей и чертей. И звучит эта адская музыка, Завывает унылый смычок. Страшный чёрт ухватил карапузика, И стекает клюквенный сок.
Читатель дотошный наверняка спросит: какое отношение все эти придуманные автором двойниковые миры имеют к миру, данному нам в ощущениях, сиречь реальному. Отвечу опять же цитатой:
«…Сны о двадцатом веке прошу считать данностью и не строить гипотез. Что же до «последнего похода», то это сюжет из романа Верова. Но не этого, — Глебуардус кивнул на двухтомник, который Пимский уже оставил в покое, положив на стол, — а того, что живёт именно в двадцатом столетии, мире наших снов…»
Один из персонажей — режиссёр Разбой следует этому наставлению и однажды воображает театральную постановку, повторяющую вкратце век наш двадцатый, кровавый и людоедский. Заканчивается измышленное режиссёром представление крещендовски... Впрочем, это лирическое отступление, его можно пустить по разряду снов и фантазий вымышленных персонажей. Не было всех этих секретных служб, продажных учёных, членовозных пассажиров, шулеров, сыскарей, брошенных в ядерный котёл солдат... и людоедства тоже не было и не могло быть. Был один лишь смех. Смейтесь, ведь бог ваш смеётся!..
Абсурдный получился отзыв. Но этот абсурд сродни бунту Камю против абсурдности естества. Отрицайте отрицание, любезный читатель!
В. Ключко
«Двойники» kitobiga sharhlar