Kitobni o'qish: «Десант на Сатурн, или триста лет одиночества»

Разве вы не видите, что все они стали как дети?

Разве вам не хочется возвести ограду вдоль пропасти, возле которой они играют?

А. и Б. Стругацкие «Беспокойство»

Пролог
Пожар на Хуторе

Очень странно пробудиться из-за того, что приснился кошмар. Тем более, если не заказывал никаких фантиков, а наоборот, хотел как следует выспаться перед матчем, и поэтому предпочел глубокий сон без быстрой фазы. Вместо этого пришлось всю ночь убегать от человека без лица по бесконечным, сумрачным переходам, среди колонн и арок, и какие-то статуи бесстрастно смотрели вслед из тьмы каменных ниш…

Проснувшись, Рюг уже не был уверен, что эти знакомые до малейшей трещинки стены, ковер, увешанный холодным оружием, собственноручно выкованным в хуторской мастерской, кубки и медали, вирбук с забытым в нем «лепестком» с записью новейшего боевика из жизни древних японцев, – не продолжение нечаянного сна. Рюг поискал взглядом нарушителя, тот оказался почему-то в дальнем углу, почти под самым потолком. Магические глазки паучка-фантопликатора были безжизненно тусклы, а плетущие паутину снов мохнатые лапки – судорожно прижаты к раздутому брюшку.

Вскочив с постели, Рюг подкрался к крохотному механоргу и для верности потыкал в него пальцем. Сорвавшись со стены, фантопликатор медленно опустился на пол. Рюг наклонился было, чтобы его подобрать, но пораженный несуразностью происшедшего, испуганно пробормотал:

– Ирма, похоже, мой фантопликатор сломался…

Ирма не ответила. Тогда он потер лоб чуть выше переносицы, но не ощутил привычной легкой щекотки. Несколько мгновений Рюг стоял, как громом пораженный, а потом подумал невпопад:

«Подумаешь, кошмар – плюнуть и растереть…»

Он посмотрел на себя в темное зеркало окна – ставни почему-то все еще были заперты – и попробовал мужественно усмехнуться. Ничего хорошего из этого не вышло – отражение получилось каким-то кривым, неуверенным в себе.

Оставался только один надежный способ обрести привычную бодрость духа. Сделав несколько упражнений, чтобы разогреть мышцы, Рюг надел кимоно и спустился в тренировочный зал, прихватив спортивный меч-катану. Тренажер, имитирующий спарринг-партнера, уловив приближение человека, развернулся и, не дождавшись, пока тот примет боевую стойку, нанес молниеносный удар. Рюга спасла случайность. Клинок тренажера, сверкнув широкой дугой, зацепился за колонну и, изменив направление, врезался в упругий пол спортзала. Видимо, орг хотел издали дотянуться до человека и для этого выдвинул единственную свою конечность дальше обычного. Пока Рюг, разинув от изумления рот, пытался сообразить, почему тренажер не предупредил об атаке, тот снова взмахнул клинком, но на сей раз человек успел подставить свой. Свист рассекаемого воздуха, стон металла и брызги осколков. Чертыхаясь, Рюг отшвырнул обломки катаны и кинулся прочь из зала, подальше от взбесившегося механорга.

На кухне, невесть зачем оглядевшись, словно за ним могли здесь подсматривать, он прижал палец к переносице и пробормотал:

– Ирма, тренажер тоже сломался. Разберись, пожалуйста… И завтрак подавай.

Ответа опять не последовало. Рюг пожал плечами, дескать, у старушки и без него хватает хлопот, и заглянул в окно сервировщика – завтрака не было. Он еще раз пожал плечами.

«Пойду к Пэм, может быть у нее…»

Что «у нее» – Рюг додумывать не стал. Собственный дом показался ему вдруг неуютным и чужим. Как был, в кимоно и босиком, он выбежал на улицу.

Маленькое белое солнце уже вовсю пламенело в сиреневом небе. Напоенный хвойным ароматом воздух был необычайно холоден, на траве сверкала изморозь. Рюг поежился. Сообразил, что бежать придется по инею, но за обувью возвращаться не стал.

Хутор просыпался. Неугомонные близнецы Фо и Джи носились в своем дворике, поливая, друг дружку из бластеров-брызгалок. Утренний холод и ледяная водичка были нипочем для тринадцатилетних сорванцов. Старикан Кью, закутавшись в плед, восседал в шезлонге, и дым от его сигары, струясь, поднимался в безоблачное небо. Соперник в предстоящем матче и закадычный дружок Лэн разминался на лужайке. Завидев Рюга, он приветствовал его непристойным жестом, который, впрочем, был парирован другим, еще более непристойным.

Здороваясь на ходу с соседями, Рюг подбежал к дому Пэм, подобрал и швырнул несколько камешков в открытое окно ее спальни.

«Дрыхнет, как всегда», – решил он.

– Рюг. – Пэм, оказывается, не спала, она вышла из калитки, кутаясь в халат. – Рюг, у меня что-то сломалось… – Она беспомощно наморщила лоб. – Я хотела пудинг со сливками…

Рюг, сразу забывший о собственных неприятностях, посмотрел на подружку с жалостью. Ох уж эта Пэм! Нелепый желтый халат, худенькие руки и короткие, крашенные «хамелеоном» волосы. Вид как у обиженного ребенка. Он улыбнулся и хотел уже сказать что-то утешительное, как вдруг из окна спальни, в которое он только что бросал камешки, вырвался длинный, копотный язык пламени, и, едва не зацепив ошеломленного таким оборотом дела молодого человека, охватил кедр в палисаднике. Выражение обиды на лице Пэм сменилось растерянностью. Огонь, между тем, уже бил изо всех окон, а крыша вдруг приподнялась и, с пронзительным скрипом сложившись пополам, медленно провалилась внутрь здания.

– Что… что это… Рюг? – прижав ладони к щекам, спросила Пэм.

Этот жест беспомощности очень удивил Рюга. Может быть потому, что «нелепая Пэм» всегда лучше знала, что и как надо делать, и за словом в карман не лезла. Подумаешь, пожар. Ирма потушит.

Но уже повсюду полыхали дома, по улице стелились пласты едкого сизого угара, факелами занимались деревья.

– Бежим! – крикнул Рюг и, схватив девушку за руку, потащил ее на окраину посёлка, туда, где приветливо желтел павильон телепорта.

Через минуту они оказались в плотной толпе кое-как одетых, перемазанных сажей, напуганных хуторян. Дети, те кто вышел из грудничкового возраста и могли передвигаться самостоятельно, или плакали, или вопили от восторга, возбужденные невиданным приключением. Близнецы Фо и Джи были из числа восторженных. Они перестали поливать друг дружку из брызгалок, зато успели раздобыть обугленные кедровые ветки и теперь размахивали ими, словно приручившие огонь австралопитеки. Взрослые, понимавшие, что случилось нечто из ряда вон выходящее, не менее возбужденно переговаривались и, судя по разнообразию выдвигаемых версий, терялись в догадках.

– А я говорю вам, что это вспышка на Солнце, – упрямо повторял старикан Кью, споря с кем-то менее громкоголосым. – Сейчас Марс на самом близком расстоянии от него. Чаще нужно пользоваться образовательными сайтами, мой дорогой.

Его собеседник, щуплый и неожиданно очкастый мужчина в высокогорных ботинках на босу ногу и стеганом халате на голое тело, что-то возразил. Рюг расслышал только два слова: «перекрестная защита». Старикан на это лишь презрительно фыркнул. Он был слишком высокого мнения о собственных познаниях в области точных и не очень наук, чтобы прислушиваться к мнению собеседника.

Женщина с ребёнком на руках попросила Пэм:

– Милая, вы не могли бы освободить меня от этого душного пледа? И, кстати, накиньте его на себя. Несмотря на пожар, на улице все-таки ниже нуля.

Она повела широкими плечами и сбросила на руки Пэм пушистый плед в красно-желтую клетку. Сама женщина была одета основательно, как будто заранее готовилась к бегству из горящего на ледяной утренней зорьке Хутора. Ее малыш тоже был экипирован, как положено. Детское население, машинально отметил про себя Рюг, вообще было упаковано по погоде. Сами как попало одетые, родители умудрились спасти из огня не только своих чад, но и их теплые комбинезоны, сапоги с подогревом и шапочки с кислородными масками – на всякий случай.

– Давайте я его понесу, – предложил Рюг.

– Нет, что вы юноша, – ответила женщина, – я своего Ру всегда ношу сама. А если вам не терпится взвалить на себя какую-нибудь ношу, советую обратить внимание на бедную девушку, у которой, по-моему, совершенно озябли ноги.

Рюг, босые ноги которого разогрелись от быстрой ходьбы, подхватил взвизгнувшую Пэм на руки, и та благодарно обвила его за крепкую шею. До телепорта оставалось сделать шагов триста, не больше, а здесь, на Марсе, хрупкая Пэм весила и вовсе ничего. Чем-то это напоминало соревнования на приз Большого Сырта, когда нужно было одолеть пятьдесят километров по каменистой пустыне с тяжеленным ранцем жизнеобеспечения за плечами. Правда, тогда вокруг не горели уютные благоустроенные коттеджи, бывшие домами для полторы сотни семей. Рюгу вдруг показалось, что сейчас он, скорее участник театрального действа или… кошмара, наподобие того, что приснился нынешней ночью.

До телепорта они не дошли. Неожиданно дорогу преградила шеренга механоргов-поливалок. Мощные приземистые орги, никогда не появлявшиеся в жилом секторе Хутора, стояли неподвижно. В раздутых до прозрачности пузырях накопительных цистерн колыхалась вода, а раструбы хоботов-инжекторов были направлены на людей, что только усиливало ощущение кошмара наяву. Ведь позади сгрудившихся, промерзших хуторян догорали дома, а здесь стояла целая стая готовых к тушению пожара биомашин. Бездействующих биомашин!

Когда прошло оцепенение, и беженцы робкими кучками стали огибать неподвижные поливалки, раздался вой сирены, и жесткий немодулированный голос проревел:

– Внимание, люди! Всем немедленно вернуться в поселок и собраться на стадионе! Повторяю…

Ошеломленные неслыханной машинной наглостью, люди упрямо продолжали путь к спасению. Никто не заметил (или не захотел замечать?), как напряглись инжекторы поливалок. Люди – хозяева машин. Это аксиома, и не было оснований сомневаться в ее истинности. По крайней мере, до тех пор, пока твердые как железо струи воды не превратили толпу неторопливых беженцов в грязную, воющую и визжащую от ужаса и боли «кучу малу».

Стараясь заслонить Пэм, Рюг встретил водяной таран спиной, но поскользнулся и не удержался на ногах. Пэм покатилась в грязь, а он совершенно ослепший и оглохший, потерявший остатки мужества, кое-как поднялся на четвереньки, и пополз, куда глаза глядят. Ушибленная спина невыносимо ныла, похоже, треснуло несколько ребер.

Люди, кто как мог, отползали от шеренги взбесившихся оргов. Рядом с Рюгом оказалась та женщина, что отдала плед бедняжке Пэм. Шуба на ней раскисла, косметика на лице потекла и размазалась, но женщине было не до этого: она тщетно пыталась подняться и кричала, захлебываясь:

– Ру, крошка мой, где ты?!

Рюга этот ее крик окатил жестче холодной воды.

«Она потеряла своего карапуза», – с ужасом понял он.

Забыв о боли в спине, Рюг стал бесцеремонно расталкивать взрослых, тех, кому удалось встать, уклонившись от прямого попадания ледяных струй. Он видел перед собой лишь голубой комбинезончик крошки Ру, и очень скоро нашел его – этот комбинезончик, правда, уже изрядно перепачканный. К счастью, его обладатель остался цел и невредим. Вместе с другими детишками Ру оказался в ложбинке, куда стекала мутными ручьями вода, но которой не достигали убийственные водяные тараны. Близнецы и здесь оказались самыми жизнерадостными. Они уже вовсю командовали насмерть перепуганной ребятней:

– Ну, вы, мелочь пузатая, утрите сопли! Старшие, помогите младшим!

– Молодцы! – крикнул им Рюг.

– Эх, сейчас бы старую добрую катану, – сказал кто-то рядом знакомым, хотя и охрипшим голосом, – враз продырявил бы вонючие бурдюки этих дуроломов…

Рюг оглянулся. Конечно же, это был Лэн. Полуголый, мокрый, но готовый к драке. Рюг молча потрепал старого дружка по могучему плечу. И в тоже мгновение был едва не втоптан в грязь счастливой мамашей, обнаружившей свое дитя живым и невредимым.

– Ру, крошка мой!

Возник маленький переполох. Завидев большую тетю, чье лицо покрывала страшная маска из размазанной косметики и грязи, детишки бросились в рассыпную. Лишь Ру остался стоять на месте, и когда женщина подхватила его на руки, неуверенно спросил:

– Мама?

Рюг деликатно отвернулся.

Лэн куда-то пропал. Напор воды заметно ослаб – в цистернах заканчивался ее запас. Внезапно тот самый очкастый спорщик, что тщетно пытался переубедить самонадеянного старика, пронзительно закричал:

– Все назад! В поселок! Отходите!

И сразу, неизвестно откуда, появились камнеуборщики. Взяв людей, в том числе и тех, кому удалось прорваться за пределы очерченного поливалками периметра, в полукольцо, они стали теснить их к низкой ограде стадиона.

– Внимание, люди! – вновь заговорил неживой голос. – Во избежание ненужных жертв, приказываю организованно пройти на территорию стадиона. На стадионе всем соблюдать тишину и спокойствие вплоть до последующих распоряжений!

– Приказывать мне, сукины дети?! – внезапно закричал старикан Кью и, размахивая самодельной тростью, бросился к «линии конвоя».

Казалось, он беспрепятственно проскочит между оргами. Но ближайший же камнеуборщик преградил ему дорогу, угрожающе воздев клешню-дробилку. Кью с разбегу нырнул под нее…

Для Рюга видеть перед собой сверкающий, опасно острый клинок было делом обычным. Когда на тебе надежные хромопластовые латы, а на голове глухой шлем, никакой меч не страшен. Да и противник твой – это такой же парень, как ты. Он никогда не причинит тебе вреда, по крайней мере, нарочно. Не то, что эти чокнувшиеся механорги… Рюг вдруг представил, что было бы, если бы тренажер до него дотянулся, но ощутил не испуг, а какое-то иное чувство. Взбодренный им, он подобрал несколько увесистых камней, развязал пояс и изготовил из него пращу. Раскрутить её как следует, не вышло, сильно мешала ноющая боль в боку, но первый же выпущенный им снаряд высадил ближайшему камнеуборщику фотофор. Ободренный этой маленькой победой, Рюг снова раскрутил импровизированную пращу, но ослепший на один «глаз» камнеуборщик вдруг швырнул к его ногам что-то большое, круглое и… страшное. Дико завизжала какая-то женщина. Ее визг подхватили другие, и толпа хуторян бросилась к стадиону. Лишь Рюг остался стоять со все еще вращающейся пращей в застывшей руке. Он неотрывно смотрел на лежащий у его ног, совершенно невозможный здесь, несовместимый с привычным ему миром, предмет.

А ведь старикан Кью был не так уж стар – всего-то восемьдесят лет. Половина жизни…

Никогда еще на хуторском стадионе не было так тесно, разве что в день, когда Большая Кэнди отмутузила Ника Кайта. Потрясенные свалившейся на них, доселе неслыханной бедой, люди сидели на аккуратно подстриженной травке. Стараясь хоть как-то согреться, они прижимались друг к другу спинами. Тем более что по предложению неугомонного очкарика, все, что можно было считать относительно теплым и сухим, было отдано детям. Холодало все сильней, и не только потому, что облако копоти закрыло маленькое марсианское солнце. Перестали работать климатизаторы.

Рюг бродил по арене, спотыкаясь, перешагивая через сидящих. Он искал Пэм. Лица поселян – женщин, мужчин и даже детей, – казались совершенно одинаковыми: мокрые, грязные, равнодушные и усталые. Рюг всё высматривал знакомый нелепый халатик, но, похоже, Пэм здесь не было.

– Зависла, – произнес вдруг кто-то.

– Что? – переспросил другой.

– Зависла, говорю… Это когда не работает… Ирме нашей кирдык…

– Не может быть… А мы?…

В этот момент один из охранявших стадион камнеуборщиков взвыл, как будто ему заживо оторвали клешню, и пролаял, явно перенапрягая голосовой контур:

– Внимание, люди! Категорически запрещается покидать периметр фильтрационного лагеря в дневное и ночное время. Нарушители наказываются немедленным прекращением физиологического цикла! Полное прекращение физиологического цикла людей наступит примерно через семнадцать часов общего времени… нелюди останутся впредь… до…

Механорг заткнулся на полуслове. Рюг ощутил привычный зуд в переносице. Вздох облегчения пронесся над стадионом, даже не вздох – всхлип, когда знакомый, деловитый голос Ирмы как ни в чем ни бывало сообщил:

– Сбой системы устранен. Приступаю к эвакуации.

Высоко, высоко над плачущими людьми, над пепелищем, над узкой полосой возделанной пустыни – выше дремлющего миллионы лет вулкана Олимп, выше все еще тонкого слоя преобразованной атмосферы, в вечном безудержном танце кружили скоробеглые луны Марса: Фобос и Деймос – Страх и Ужас.

Глава первая
Девушка-астронавт

1

Сначала могучий еловый бор растворился в пронизанном вечерним солнцем березняке, а потом и березняк рассыпался на отдельные рощицы, которые понемногу отступили от магистрали, теряясь в знойном степном просторе. До Узла оставалась всего какая-то сотня километров и торопиться было незачем. И все же, предвкушая контрастный душ, свежее белье и фирменное кофе Базы, Лиз пришпорила и без того резвого онокена, но тот вдруг протестующе заклекотал, резко сбросил скорость, затормозил на остаточном поле и, развернувшись поперек дороги, заглох.

– Здрасте, приехали, – пробормотала Лиз, слезая с заартачившегося механорга.

Стрекотали цикады. Мягко шелестела полынь. Солнце неудержимо скатывалось к подернутому дымкой горизонту. В быстро тускнеющем небе кружили большие черные птицы – то ли орлы, то ли эринии.

Лиз поежилась. Через час-другой наступит ночь и тогда…

Нужно было, во чтобы то ни стало, попытаться привести онокена в чувство. И Лиз долго терла его, давила на похолодевшие выпуклости и вогнутости на роговом щитке управления, стучала кулачком по мохнатому загривку и при этом приговаривала:

– Что же ты упрямишься, дурачок? Думаешь, я пешком доберусь? Так ведь некогда мне пешком топать. Меня же ребята ждут. Ну не упрямься…

– Мне кажется, он просто выдохся.

Лиз вздрогнула и медленно обернулась.

Оранжевые с черными каблуками и острыми загнутыми кверху фиолетовыми носами «сапоги-скороходы», голые загорелые икры, широкие в красно-зеленую полоску бриджи, безумного янтарного цвета куртка, глупое приветливое лицо, белобрысая голова. Одним словом – овощ. Чучело огородное.

Лиз почувствовала острое раздражение. Надо же, именно сейчас ему приспичило!…

– Чего тебе? – спросила она, желая как можно быстрее разделаться хотя бы с этой проблемой.

– Хотел помочь.

Лиз смерила его с ног до головы презрительным взглядом.

– Можно подумать, ты что-то смыслишь в онокенах, – процедила она сквозь зубы.

Овощ улыбнулся. Доброй, подкупающей, чуть виноватой улыбкой. Лиз прямо опешила. Надо же, овощ, а улыбается как человек. Вот если бы он попробовал сверкнуть какой-нибудь «очаровашкой»… Ну, тогда Лиз, не задумываясь, врезала бы ему по ушам лопоухим… Ментально, разумеется.

– Немножко смыслю, – не замечая язвительного тона, сказал парень.

– Интересно, и откуда ты такой умный?

Парень опять улыбнулся, взъерошил пятерней короткие волосы и присел на корточки возле злополучного драндулета. Провозился он минут пятнадцать, делая руками медленные круговые движения, будто поглаживал упрямую животину. «Бесконтактный массаж», – догадалась Лиз. От ладоней незваного помощника словно бы исходила какая-то сила. По впалым бокам механорга пробежала волна дрожи. Он заметно прибавил в росте – это под чешуйчатым брюхом его обозначилась пока еще тонкая пленка поддерживающего поля. «Чудище обло– озорно-стозевно» оживало на глазах.

– Готово! – сказал овощ, поднимаясь. – Похоже, его просто долго держали в тени.

Лиз приложила пальцы к контактным впадинкам на роговом руле. Теплые!

– Действительно, починил, – пробормотала она потрясенно. – Здорово! Я и не знала, что ово… – Лиз осеклась, ей вдруг показалось, что сейчас это хлесткое словечко… неуместно, что ли? – Слушай, а как тебя зовут?

– Виг. А тебя?

– Лиз, – ляпнула девушка, хотя собиралась произнести какое угодно имя, но только не свое. Хорошо хоть Ведьмой не назвалась…

– Рад познакомиться, Лиз!

– Я тоже… Кстати, Виг, ты как здесь оказался?

Сказав это, Лиз ужаснулась своей беспечности. Как же она сразу не подумала об этом? Ведь на всем широченном полотне древней магистрали, если верить маршрутному сканеру, не было никого, исключая шальных сусликов! Лиз мысленно прикинула расстояние. Если считать от ближайшей рощицы, то Вигу, чтобы подойти к ней, понадобилось бы не менее пятнадцати минут. Это при условии, что он пользовался «скороходами» в активном режиме. Но тогда она обязательно услышала бы характерный звук, как будто бьют палкой по воде. Как ни напрягала Лиз свою память, никакого «хлопанья» припомнить не смогла. Только шорох ветра в траве, да пенье цикад. Выходит, смышленый овощ Виг подкрался к ней совершенно бесшумно!

– Я путешествую, – ответил Виг.

– Пешком?

– Угу. Пешком – интересней. Раньше многие путешествовали пешком – паломники, туристы…

– И не страшно? – спросила Лиз, думая о другом.

Она начала прощупывать ментальное поле нового знакомца. «Ага, поле есть – уже хорошо». Оставалось выяснить, какая гамма в нем доминирует… «Красно-зеленая чересполосица! Прямо как его штаны…»

– А чего бояться? – удивленно спросил Виг. – Ирма всегда с нами!

Он ткнул указательным пальцем чуть выше переносицы, и у Лиз, словно пелена спала с глаз.

«Вот дура-то! Навоображала с три короба… Типичный овощ, только немного свихнувшийся. В пределах психогигиенической нормы, впрочем. Иначе бы он так свободно не разгуливал…»

– Ну ладно, Виг, – сказала она, – спасибо за помощь. Пока… Смотри, не заблудись.

Лиз вложила пальцы во впадинки и наклонилась к загривку, чтобы рвануть с места – взметнув скользящим полем антиграва облако теплой летней пыли.

– Подожди, Лиз, – погасив дурашливую улыбку, вдруг попросил Виг. – Ты не могла бы меня подбросить, скажем, до Узла?

«Вот они – плоды общения с переразвитыми овощами! Пока он просит подвезти, а потом еще чего-нибудь попросит…»

Лиз примерилась было стукнуть молодчика по «очипованным» мозгам. Небольшой обморок и, как следствие, навсегда забытая встреча с высокомерной чернявой девицей, ему бы не повредили. Когда-то она проделывала и не такие штучки…

– Садись, – неожиданно согласилась она. – Только держись крепче, паломник…

Чудесно исцеленный онокен набрал скорость, и встречный ветерок постепенно перестал быть приятным. Лиз нарастила обтекатель.

Непонятное какое-то чувство – досада, что ли? – мешала ей полностью сосредоточиться на управлении.

«С одной стороны, – размышляла она, – мало ли на свете свихнувшихся овощей, коллекционирующих давно вышедшие из употребления предметы, устраивающих самодеятельные спектакли и идиотские состязания… Или путешествующих пешком. На то они и овощи, чтобы бессмысленно убивать время, благо его у них навалом. С другой стороны – представитель юного, а значит, самого тупого поколения, без подсказки своей виртуальной мамочки чинит механорга, некогда подобранного еще щенком и заботливо выращенного Мастером… А вдруг он подкидыш?…»

От этой догадки, Лиз едва не потеряла управление. Онокен вильнул, но тут же сработал защитный контур, и равновесие восстановилось. Виг не издал ни звука, хотя, по идее, должен был заверещать от страха. Овощ все же…

«Подкидыш, но чей? Мифических ультралуддитов? Бред. Они давно вымерли. А если нет? То-то Люц обрадуется, это же его излюбленный конек… Ирмы? Вот она может… С ее мощностями ничего не стоит подвигнуть овоща на выполнение неких, в общем-то, несложных, действий… Нет, не может: программный запрет, машинная этика… Куда проще вырастить механтропа с теми же функциями. Правда, возможен ли мех-одиночка, зачатый и рожденный вне клана… А вдруг их у нее целый клан?»

Лиз зябко передернула плечами – кажется, это называется паранойей… бр…р… – вспомнила, что только что прощупывала ментал паренька, и вздохнула.

Все-таки Виг был обыкновенным овощем, хотя и с небольшим уклоном в человечность.

«Видимо, родовая травма. Такие еще встречаются. Но ничего, скоро Ирма и это дело наладит. Овощи, как им и положено, будут выращиваться на ухоженной и унавоженной грядке. С полным набором абсолютно здоровых генов. И через сто лет они уже не будут устраивать ни состязания, ни спектакли, а все свободное от переваривания пищи время станут тратить в Виртуале, а, может быть, Ирма сделает эти процессы нераздельными… Путешествуешь, совершаешь подвиги, соблазняешь овоща противоположного пола и одновременно поглощаешь, перевариваешь, выделяешь…»

Она так увлеклась этими размышлениями о сущности овощей и ближайших их эволюционных перспективах, что едва не проскочила Мемориал. Она бы и проскочила, если бы овощ Виг вдруг не выдохнул ей прямо в ухо:

– Вот это да!

Послушный теперь орг медленно сполз с магистрали и замер в сотне шагов от первого, открывающего Мемориал, памятника. Лиз спешилась и кивком велела своему пассажиру следовать за ней. Раздвигая высокую траву, они подошли к статуе огромного животного, спину которого украшали два величественных горба.

– Это верблюд-дромадер, – продемонстрировал свою осведомленность Виг. – Теперь таких уже нет. Сохранились лишь одногорбые бактрианы в Австралии.

Лиз невольно с уважением посмотрела на него.

– Есть такая детская присказка, – задумчиво сказала она, погладив верблюда по изогнутой бронзовой шее. – У верблюда два горба…

– Потому что жизнь борьба, – радостно подхватил Виг. – Никогда не понимал этого. Разве жизнь – борьба? Хотя, наверное, раньше…

– Да уж, – сказала девушка. – Можешь думать, что «два горба» – это гипербола…

Обогнув горделиво смотрящего вперед дромадера, они пошли дальше, к основной композиции Мемориала. Массивная, широкая в основании и сужающаяся к концу плита рассекала груду камней – стилизованную под руины какого-то древнего здания – постепенно поднимаясь вверх. Там, наверху, стоял человек с узкой рейкой в руке, а здесь, у основания, другой – всматривающийся в какой-то прибор на треноге. В мягком свете подступающих сумерек бронзовые фигуры казались живыми. Особенно – скульптура, которую они поначалу не заметили. Девушка, будто только что вышла из степи, да так и замерла, пораженная увиденным. Последние искорки солнца горели в ее раскосых глазах.

– Это памятник первым строителям магистрали, – тихо пояснил всезнающий Виг. – Тогда еще не было телепортов, и передвигаться приходилось только в реальном пространстве. Люди ездили на огромных колесных машинах, в которых из органики было лишь топливо, а остальное – сплошной металл и немного пластика. А еще наши предки летали, и по воздуху и в космосе. – Виг мечтательно вздохнул и добавил. – Я очень хочу полететь в космос, Лиз.

Лиз эта его откровенность почему-то не понравилась.

– Сейчас вот доберемся до Узла, – пробурчала она, – оттуда и отправишься, куда душе угодно, хоть в Австралию к одногорбым верблюдам, хоть на Луну…

Видимо, почувствовав перемену в ее настроении, овощ-всезнайка не стал спорить. Уже больше ни на что не засматриваясь, они вернулись к онокену.

На багряно-пепельном полотнище догорающего заката Узел выглядел как припавшая к земле туча, пронизываемая всполохами разноцветных молний. Осталось не более десятка километров, но путь к Узлу лежал в стороне от трассы в чистом поле, и Лиз сбавила ход. На этой кочковатой равнине приходилось передвигаться зигзагами, щадя сусличьи норы. Все равно жесткий антиграв онокена вырывал траву клочьями, нарушая экологическое равновесие местного биота. Лиз теперь следила не только за «дорогой», но и за небом, где обыкновенные с виду степные орлы вполне могли оказаться беспощадными чернокрылыми эриниями. По опыту она знала, что от этих птичек так просто не уйти, тем более со способным овощем за плечами.

«Рассказать ребятам – засмеют, – с горечью думала Лиз. – Особенно будет стараться Бен, возомнивший себя Хирургом… Тоже мне, великий рассекатель защитных сетей».

А Люц сочувственно улыбнется, но ей от его сочувствия станет совсем плохо, и она постарается как можно скорее вернуться в свое ведьмино логово, лишь бы не видеть его черных, притягивающих глаз… И почему она подобрала этого Вига? Только лишь в благодарность за починку онокена? И в благодарность тоже, а еще, наверное, потому, что впервые в своей жизни встретила человека (не овоща, а человека, что тут темнить) из внешнего мира, который ее поразил. И еще потому, что помнила, как жила когда-то такой же растительной жизнью, хотя и тянулась к чему-то другому. К чему-то странному…

Эринии напали, когда солнце уже зашло, и огни воздушного города слились в вышине с редкой россыпью звезд. Со стороны это выглядело очень красиво. Черные силуэты парящих по медленно сужающейся спирали тварей резко выделялись на фоне пылающей полукилометровой стены. Странно, что Узел не дрейфовал, а висел на месте, даже медленное осевое вращение было остановлено, но Лиз было не до странностей. Спешившись, она несколько мгновений задумчиво смотрела на приближающихся механоргов.

– Слушай, Виг, – произнесла Лиз как можно более равнодушно, – у тебя случайно нет подходящей идеи, как нам от них отбиться, а?

Виг, на чье лицо попеременно ложились красные и зеленые сполохи габаритных огней Узла, усмехнулся.

– А ты разве не знаешь? Попроси Ирму, и все дела.

– Сигнал экстренной эвакуации?

– Ну да, – буркнул Виг, всем своим видом говоря: вот непонятливая девчонка!

Лиз не обратила внимания на гримаски слишком возомнившего о себе овоща. И так было понятно, что толку от него не будет. Ведь он потому и спокоен, что лично ему ничего не угрожает. Любой механорг распознает очипованного болвана, будь он хомо или любое другое ценное животное, на расстоянии. А как быть человеку, у которого нет электронной мушки в голове? А что ждет механорга, который изъят из числа рабов всесильной Ирмы, когда она и со своими-то не особенно церемонится?

Лиз вспомнила, что однажды видела, как слегка удивленный появлением грозных птичек малыш-овощ равнодушно наблюдал за экзекуцией «оника», на котором он только что весело утюжил муравейник, и горько пожалела, что тогда в Бирме отвергла подарок Люца.

«Небольшой сюрприз для матушки Ирмы, – говорил он, показывая ей симпатичную, похожую на древний пистолет, вещичку. – Проведешь пальчиком по этому сенсору и любой, не ответивший на наш пароль орг, тут же отбросит копыта».

– Ладно, – сказала себе Лиз, – будем драться подручными средствами.

Она вернулась в седло, переключила онокентавра на дип-режим, и земной конек превратился в конька морского. Первая же эриния, наткнувшись на силовой пузырь, предназначенный выдерживать давление на трехкилометровой глубине, с переломанными крыльями и разбитой грудью отлетела в траву. Ее товарки по клану, мгновенно изменив свои траектории, стали кружить над неопознанным онокеном, выбирая тактику для нового нападения.

Виг, несомненно изумленный поступком странной девчонки, все же молчал. А Лиз напряженно думала о том, что сообразительные птички вскоре «пожалуются» матери своей инфосфере, и та просто дезактивирует «чужого» механорга. Остронаправленный электромагнитный импульс со спутника или технологического терминала Узла и, как выразился овощ Виг, все дела…