Kitobni o'qish: «Гелеон. Космический Оазис»

Предисловие

По оценкам аналитиков, коллапс на Земле приближался с каждым днем все ближе и этот процесс был уже необратим. Лишенным надежды людям оставалось только делать ставки, что именно станет причиной их вымирания. Окончательное оледенение из-за какой-нибудь техногенной катастрофы или очередная война корпораций за жалкие остатки ресурсов, что спрятаны глубоко в недрах Атлантической пустыни.

На этом депрессивном фоне даже такая безумная по своей сути авантюра, как побег на другую планету, воспринималась единственным возможным шагом для того, чтобы сбежать с этого истощенного, покрытого ледяной коркой куска неплодородной почвы, дрейфующего в безнадежно умирающей Солнечной системе. Но именно это понимание неотвратимости конца каким-то образом позволило сплотить огромные человеческие и природные ресурсы под общемировым проектом «Космический Оазис», единственной целью которого стало переселение на другую планету.

Романтизированная неизвестность, дополняемая пленяющими обещаниями о новой жизни, плотно засела в головах, делая желание стать участником космического путешествия не просто мечтой, а буквально смыслом жизни. Но и эта возможность бросить вызов судьбе выпадала далеко не всем…

Глава 1. Последствия

В кафетерии биологического отдела собралось рекордное количество людей. Впервые за все время полета в этом просторном помещении не осталось свободных столиков, а к перманентному тихому гулу корабля добавился еще один, нетипичный для этого места звук – шум разговоров. Ранее пассажиры редко заглядывали сюда, из-за необходимости постоянно выполнять свои рутинные, но жизненно необходимые для успеха проекта «Космический Оазис» обязанности. Однако сейчас все было иначе, ведь они готовились стать свидетелями наступления новой эры для человечества – жизни за пределами Земли.

Люди равномерно распределились по всей площади помещения, и только у самого большого в отделе иллюминатора, в действительности являющегося всего лишь огромным проекционным экраном, их количество резко сокращалось. Виной тому была пугающая пустота, передаваемая миллиардом пикселей, раскинутых на площади в пятьдесят квадратных метров. Десятки камер, закрепленных на внешней обшивке корабля и оснащенных специальными датчиками, транслировали на дисплей изображение с видом на окружающий космос в прямом эфире. А благодаря техническому оснащению картинку можно было сильно разнообразить, выводя ее не только в обычном, но и в альтернативных режимах, таких, что недоступны человеческому глазу. Но этим почти никто не пользовался, игнорируя возможность посмотреть на мир через призму восприятия тепловых сигнатур, электромагнитных волн или гравитационных вихрей.

Сам воздух в кафетерии, как и полагается, был насыщен терпким ароматом арабики. Несмотря на то что вид кофейного дерева, из которого получают зерна этого сорта, давно был признан вымершим, атмосфера, воссоздаваемая ароматизатором, в точности повторяла ту, что возникала и при приготовлении оригинального напитка. Уютная и непринужденная обстановка вызывала сильные утопические ощущения от первого и единственного за всю историю человечества переселения на другую планету.

Со стороны эту идиллию ничто не портило, но стоило присмотреться, как становилось ясно, что гнетущее ожидание неизбежного, а также судьбоносность предстоящих событий сильно мешали людям скрыть свои истинные эмоции. Все те, кто непринужденно болтал о жизни, прекрасно чувствовали это еле уловимое напряжение, вызванное страхом смерти. Подобно болезни, оно передавалось через искусственные улыбки, притворный смех и остекленевший взгляд, поражая всех собравшихся, одного за другим.

Чем ближе судно приближалось к червоточине, тем чаще повторялись легкие встряски. Но сейчас кафетерий пересекла неожиданно сильная вибрационная волна, так и норовившая вырвать у собравшихся поверхность из-под ног, несмотря на искусственную гравитацию, поддерживаемую генератором «МАСС». Вслед за ней воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая только звуками самого корабля. По прошествии нескольких секунд, когда основные животные инстинкты ослабли и наступило осознание безопасности, только что обезличенные оболочки, оцепеневшие от охватившего их ужаса, вновь наполнились эмоциями и уже в виде напуганных пассажиров стыдливо покинули кафетерий, чтобы заблаговременно занять специальные посадочные капсулы в своих каютах. Оставшиеся же в меньшинстве продолжили делать то, на чем остановились, не желая признавать испуга, нервно поглядывая на циферблат над барной стойкой, что отсчитывал время до сближения с кротовой норой.

За ближайшим к иллюминатору столом сидели две девушки. Брюнетка, что была вполоборота к экрану, рассеянным взглядом сопровождала проекцию третьего корабля, изображенную в виде маленького золотого треугольника, стремительно удаляющегося в сторону, где предположительно должна была находиться червоточина. Когда эта яркая группа пикселей стала практически неразличима среди сотни других песчинок звезд, разбросанных по черному полотну виртуального космоса, зеленые глаза девушки, не найдя ничего более интересного, сфокусировались на собственной ладони правой руки, лежащей на столе.

Легкая дрожь на кончиках пальцев вряд ли могла по-настоящему насторожить случайного свидетеля, но стоило ей оторвать кисть от поверхности стола, как тремор усиливался так, что только слепой бы не обратил на это внимания. А ведь еще пару недель назад девушка на любой вопрос о ее самочувствии могла легко выдать в качестве ответа одну из своих заготовленных заранее дежурных фраз. Тем более подобным образом проявлять себя могло действительно что угодно, например нехватка сахара в крови или сильное волнение. Последнее, к слову, особенно хорошо вписывалось в контекст предстоящих событий. В конце концов прохождение через червоточину было судьбоносным мигом, определяющим будущее всех пассажиров корабля. Но то, что происходило у нее с рукой сейчас, никак не подходило по симптоматике столь простым объяснениям.

Девушка пристально вглядывалась в свою ладонь, стараясь побороть недуг силой мысли, но даже всей ее концентрации на проблеме было явно недостаточно, чтобы усмирить непроизвольные дрожания. Подобного рода рефлексия уже давно перестала быть для нее чем-то необычным и являлась всего-навсего частью ежедневного ритуала самоконтроля.

– Стало еще хуже… – с нескрываемым отчаянием сказала она и, подняв глаза на свою собеседницу, спросила: – Ты же видишь это, Холи? Лечение больше не помогает, а значит, и твой прогноз… как бы это помягче сформулировать… полная хрень. Так что прошу тебя, скажи мне честно, что будет со мною дальше?

Блондинка с коротким каре, что сидела напротив, перестала нервно подергивать краешками своих красных губ, так сильно контрастирующих с бледной и гладкой как мрамор кожей, а ее синие, как сапфир, глаза, прежде неотрывно наблюдающие за рукой подруги, направили свой взор куда-то в сторону, словно стараясь избежать ответственности за предстоящие слова.

– Ну почему ты всегда так жестока к тем, кто искренне заботится о тебе? Ты же знаешь, что я делаю все возможное, чтобы помочь, но как можно предсказывать то, как будет прогрессировать заболевание, если его природа нам неизвестна… да и сейчас это не так уж важно…

– Мне важно! – перебила ее брюнетка и довольно настойчиво стала пояснять свою позицию в этом вопросе. – Нет ничего более тревожащего, чем неведение. Я хочу знать, чего мне ждать, пусть даже гипотетически, так я хотя бы смогу решить, что мне делать дальше… или уже смириться и не делать ничего… но даже это будет лучше, чем встретить конец, будучи ослепленной твоими бесполезными утешениями.

– Бесполезными?! Ладно, я тебя поняла… Судя по динамике развития твоей болезни, уже в ближайшие дни твой плохой сон перерастет в полноценную бессонницу, что приведет к повышенному беспокойству и агрессии. Резко повысится чувствительность к раздражителям, таким как яркий свет и громкие звуки. Скорее всего, появятся галлюцинации или даже бред, сопровождаемый неконтролируемыми приступами паники. И конечно же, постоянно усиливающийся тремор распространится по всему телу в виде судорог и быстро истощит организм до такой степени, что в конце концов приведет к наступлению паралича дыхательных мышц… с последующей смертью.

Если начала свой прогноз Холи слегка раздраженно и довольно-таки бойко, то чем ближе она приближалась к его кульминации, тем тяжелее давались ей слова, да так, что последние из них и вовсе можно было понять, лишь прочитав по движению губ.

– Черт… – слегка отрешенно и в то же время с облегчением от полученного знания обескураженно заключила брюнетка, не ожидавшая столь пессимистичного предсказания течения заболевания. Пугало девушку не то, что ее ждет, а то, что она уже сейчас чувствовала проявления всех упомянутых симптомов, пусть и в более легкой форме. – Но те таблетки, что ты давала мне, они же помогали! Может, нужно просто увеличить дозу? Кстати, те, что ты давала, уже кончились.

– Недельный запас за два дня?! – то ли удивленно, то ли возмущенно спросила Холи. – Это же не конфетки, нельзя жрать их горстями! Ты хоть знаешь побочные эффекты?

– А что мне было делать? – спросила она в ответ. – Симптомы стали возвращаться, а это хоть как-то убирало дрожь и…

– Судя по такому быстрому регрессу, они только усугубили твое положение… честно говоря, не думаю, что у нас теперь больше недели, так что продолжать пичкать тебя наркотиками – это точно не тот выход из ситуации, который стоило бы пробовать, – предельно откровенно сказала Холи, поддерживая зрительный контакт и кладя ладонь поверх руки подруги.

– Теперь так ты это называешь… наркотики… все понятно, – отдернув свою дрожащую кисть, возмутилась девушка и, сменив позу, полностью повернувшись к собеседнице, ехидно поинтересовалась: – Может, стоило сразу предупредить о возможных последствиях, прежде чем предлагать такую помощь?

– Перестань! – довольно эмоционально ответила блондинка, что явно было нетипичным для нее поведением, отчего она испытала еще больший дискомфорт. – Мы с тобой не знали и до сих пор не знаем, чем это можно лечить, кроме, конечно же, непенфа, но и его эффективность в оказании положительного действия на твой организм скорее гипотетическая, в конце концов это просто… А хотя знаешь что? Я согласна, что использование других нейролептиков было глупой затеей, нужно было сразу обратиться за помощью к специалистам, а не думать сейчас, когда уже…

– Когда уже что, Холи?! – снова перебила ее брюнетка, наклоняясь ближе. – Поздно? Это ты хотела сказать? Если у меня осталась всего неделя, то как ты предлагаешь мне провести свои последние дни? Хочешь, чтобы меня арестовали или… да я вообще без понятия, что со мной сделают, если узнают, что я нелегально на этом корабле. Я не хочу провести остаток дней в какой-нибудь камере… в одиночестве… постепенно теряя контроль над собственным телом…

– Ева, тебе не ну… – начала было отвечать Холи, но внезапно та же ладонь, что секунду назад была предметом переживаний, оторвалась от стола и, пролетев по дуге, соприкоснулась своей тыльной стороной со щекой девушки, резко прервав и без того незаконченную фразу.

С взрывной скоростью Холи отпрянула от стола, вскочив на ноги, и прижала ладонь к побагровевшему участку кожи, куда только что пришелся удар. Одновременно с этим Ева, уже успевшая убрать руку под стол, спрятав тем самым орудие преступления подальше от посторонних глаз, стала смотреть в сторону скопления людей, внимательно оглядывая лица всех, кто был вокруг, чтобы убедиться, что никто не заметил произошедшего. Смотря в ее расширившиеся зрачки, можно было буквально почувствовать, как обычные переживания перерастают во что-то большее. Чувство тревоги быстро разрасталось внутри сознания, захватывая все эмоциональное пространство девушки и наполняя вены адреналином. Только окончательно убедившись в том, что инцидент не вышел за пределы их обеденной зоны, она посмотрела на подругу.

– Прости, я… – начала оправдываться брюнетка, стараясь вернуть себе контроль то ли над ситуацией, то ли над собой.

– Все нормально, Айви, – холодно ответила Холи, демонстративно выделяя интонацией произнесенное имя, – я сама виновата.

Для Евы такое поведение, больше похожее на паранойю, было в новинку. Прежде она всегда была сдержанной и рассудительной, не склонной распыляться на необдуманные высказывания и уж тем более действия. Именно поэтому можно было с уверенностью утверждать, что подобное проявление эмоций – это либо симптомы развивающегося заболевания, либо психологическая деформация вследствие употребления большого количества наркотиков.

Несмотря на то что Холи знала все это, рациональный подход к пониманию сути проблемы не помогал ей игнорировать происходящее на эмоциональном уровне и не позволял смириться с тем, что только что произошло между ними. Убедившись, что приступ подруги был позади, она, пересилив собственную гордость, снова села за стол.

– Если кто-то узнает мое настоящее имя, то может узнать, и кто я и что на корабле… – снова постаралась объяснить свое поведение Ева.

– Я знаю, – на этот раз перехватывая инициативу, уже перебивала Холи. Ее ладонь, прикрывающая до этого красноту на щеке, смогла наконец лечь поверх руки подруги, и она со всей нежностью, на которую только была способна, произнесла следующие слова: – Поэтому и не держу зла… Ты дорога мне больше, чем кто бы то ни был на всем этом корабле, и именно поэтому я скажу тебе как есть: у тебя только один выход – это найти и принять непенф. Все остальное – это суррогаты, и они не дадут необходимого эффекта, а то и вовсе лишь усугубят твое положение… как те таблетки, что я тебе по глупости давала.

– Но единственный легальный способ использования непенфа, который есть, – это проект по криозаморозке, но, как ты знаешь, после аварии… – Ева сделала паузу, впервые после удара посмотрев в глаза подруге и виновато улыбаясь, сказала: – Его заморозили.

Какое-то время Холи сдерживалась, но уже через секунду лед скрываемой обиды в ее сердце начал таять и уголки губ пришли в движение, обнажив белоснежные зубы.

– Законы общества не законы бытия, уж ты-то должна это знать, так что не думаю, что на всем корабле не найдется сильнейшего нейролептика в мире, просто нужно знать, у кого спросить и где искать.

– И что ты предлагаешь, ходить по кораблю и искать среди ученых, приторговывающих непенфом? – уже гораздо серьезнее спросила Ева. – Да я же, собственно, уже занималась таким и весь отдел обошла, стараясь разузнать хоть что-то про этот цветок, но кроме косых взглядов в свою сторону не получила ничего… боюсь, на корабле его просто нет.

– Я уверена, что это не так, – постаралась подбодрить ее Холи. – Может, нам не стоит ограничиваться лишь одним отделом?

– Но как ты собираешься выйти за его пределы? – удивилась Ева.

– Мы найдем способ, даю тебе слово, только не унывай, тем более кто знает, как все изменится после прохода через червоточину, – сказав это, она улыбнулась подруге, но в этой улыбке была не только надежда, но и отпечаток грусти.

– Со всей этой хренью, что со мной происходит, я уже как-то и позабыла о том, что нас ждет… в смысле, всех нас, – стыдливо призналась Ева, отводя взгляд, после чего иронично добавила: – Может, и искать уже ничего не нужно будет…

– Не говори так, накаркаешь, – как-то аккуратно, почти шепотом попросила Холи.

– Накаркаешь? – удивилась Ева и с искренним весельем в голосе, снова посмотрев на подругу, поинтересовалась у нее: – С каких это пор ты стала суеверной?

– Не стала, просто хочу настроиться на благоприятный исход, – пояснила блондинка, а потом уже с улыбкой добавила: – Да и подкова должна приносить удачу независимо от того, веришь в это или нет.

– Да, точно! – поддержав ее, улыбнулась в ответ Ева. – Это же Эйнштейн сказал?

– На самом деле Нильс Бор, – поправила Холи и с легкой игривостью в голосе продолжила: – Слушай, может, пойдем к нам в каюту и дождемся сближения там, без посторонних глаз и всей этой суеты?

– До него же еще девять часов? – удивилась Ева, посмотрев на таймер над барной стойкой.

– Так давай проведем их вместе, может, это наши последние девять часов в жизни. – В ее словах прямо-таки читалась мольба, скорее всего вызванная страхом.

– Эй! – громко отреагировала Ева и строгим голосом, не лишенным при этом позитивных ноток, продолжила: – Кто мне тут только что запретил нагнетать атмосферу?

– Я… – с наигранной виноватостью ответила Холи.

– Ну вот! Так что давай без этой всей мрачности. Мне нужен позитив! – продолжила в той же веселой манере отчитывать подругу Ева. – Ты иди, а я выпью чего-нибудь сладенького и скоро приду.

– Буду ждать тебя, Айв. – На этот раз в ее речи не было и намека на страх или грусть, только доброе предвкушение встречи.

После этих слов Холи медленно встала из-за стола, отпустив руку подруги. Ее щека все еще полыхала от пощечины, о чем свидетельствовал багряный след на коже, но, когда глаза подруг встретились, стало окончательно понятно, что все обиды позади. Кивнув в знак прощания, она направилась к выходу из кафетерия, оставив Еву одну за столом.

«Черт, что я наделала… Холи – это единственный человек, с которым я могла быть честна, и, когда мне осталось всего ничего, я и ее рискую потерять… а вдруг наш корабль и правда разорвет в клочья и чего тогда стоят мои проявления слабости? Все это действительно не так уж важно… во всяком случае пока мы не переживем этот переход через кротовую нору. Но что потом? Если она права, то я очень скоро окончательно потеряю контроль над телом… сначала над рукой… а потом и над собой…» Сумбурные мысли Евы прервал звук, совмещающий в себе кашель и мычание. Таким образом обычно стараются привлечь к себе внимание, и в данном случае так и было.

Не представившись и не спросив разрешения, к ней подсел худощавый мужчина. Украдкой взглянув на него, Ева не смогла определить его реальный возраст даже приблизительно. Все указывало на то, что он был еще довольно молод, хотя его рассеченный глубокими морщинами лоб не давал сделать столь однозначный вывод.

– Так что в целом скажете о костюмах? – обратился он к девушке, как будто продолжил не законченный ранее разговор.

– Простите за прямоту, но вам следует получше проработать данный способ заводить новые знакомства, добавить в него чего-то интересного или хотя бы смешного, – язвительно подметила девушка, бросив свои попытки найти закономерность среди звезд на экране, за которую можно было бы зацепиться взглядом, и переведя свое внимание на мужчину, что сел рядом.

Его же взгляд хоть и был направлен прямо на нее, создавал полное ощущение того, что незнакомец смотрит куда-то вдаль, сквозь собеседницу, отчего Еве сразу стало не по себе, и она решила уйти.

– А теперь прошу меня простить, но мне уже пора.

– Да я и не знакомиться сел, – с каким-то пренебрежением в голосе пояснил он. – Тем более вы, Ева, для меня не такая уж и незнакомка.

Глава 2. Инсайд

Ева, уже успевшая привстать, тут же села обратно, а ее правая рука, намеренно убранная под стол, на мгновение прекратила свои хаотичные дрожания и крепко сжалась в кулак. В голове у девушки начался ураган из различных догадок и предположений, которые старались пролить свет на то, откуда этот неприятный мужчина мог знать про нее.

«Этот тип все же услышал Холи? А что, если нет… Вдруг он и правда меня знает!» – обдумывала она слова незнакомца, то смотря на него, то быстро оглядываясь по сторонам, чтобы оценить обстановку. Прокрутив в голове несколько возможных вариантов развития событий, Ева выбрала тот, что был наиболее тихим, а следовательно, и наименее рискованным.

– И что вам обо мне известно? – шепотом спросила она, но, даже несмотря на то что эти слова были произнесены почти бесшумно, в них чувствовались стальные нотки угрозы, как если бы от ответа на этот вопрос зависела чья-то жизнь.

– Уверен, и вам обо мне известно. Я Жак, Жак Меуччи, – помпезно произнес мужчина, после чего сделал драматичную паузу и устремил свой взгляд куда-то в сторону, демонстративно показывая свой профиль.

Орлиный нос, высокий лоб и острые скулы, видимо, должны были вызвать в девушке какую-то иную реакцию, помимо раздражения, но этого не произошло, и тогда она решила напомнить ему о заданном вопросе.

– Вы так и не ответили, мистер Меуччи, – настойчиво сказала Ева, но на этот раз те самые нотки угрозы в ее голосе уже могли не просто насторожить собеседника, а буквально напугать его, ведь произнесены слова были совсем не шепотом. – Что вы знаете обо мне?

– Вы очень эгоцентричны, вам говорили? – наконец посмотрев на девушку, спросил он.

– И не раз, но это не умаляет моего любопытства относительно информации, которой вы владеете, – холодно ответила Ева.

– Мне доступна вся информация, что хранится на серверах, о любом пассажире корабля, ведь я являюсь руководителем биотехнологического подразделения технического отдела и по совместительству главным инженером команды, разрабатывающей костюмы и комплекс интенсивного усиления для него, – без намека на испуг, как по бумажке, отчеканил фразу мужчина.

– Так… значит, мы незнакомы? – девушка впала в замешательство, не понимая, что этот человек в костюме из технического отдела здесь делает. – Почему тогда вы вообще ко мне обратились?

– Все члены экипажа проекта «Космический Оазис» облачены в результаты моего труда и носят на запястьях хэлс-бэнды, разработанные мной и моей командой в частности. Так что я в каком-то роде не просто интересуюсь конкретно вашим мнением, мне, если честно, оно не особо интересно, но я решил собрать некую статистику, или как это говорят… получить обратную связь от конченых пользователей.

– Может, конечных? – уточнила Ева, все еще не уверенная в том, что поняла причины возникновения этого странного диалога, но решив, что он начал развиваться совсем не в том направлении, в котором ей бы хотелось, резко спросила то, что ее интересовало в данный момент больше всего: – Хотя подождите. Я так и не услышала ответ на мой вопрос: почему вы обратились ко мне по имени Ева?

– А что вы удивляетесь? Каждый, кто носит биометрический модуль, а его, прошу заметить, носят абсолютно все, имеет свой уникальный идентификационный номер, привязанный к базе данных пассажиров. – Он протянул свое запястье к девушке, демонстрируя надпись, выведенную на его экранном модуле. – Я просто удаленно считал ваш номер, и…

– Тут написано: Айви Фрайдэй, – облегченно и в то же время раздраженно сказала девушка, прочитав выведенные на дисплее символы, образующие выдуманное имя и фамилию, под которыми она скрывалась на корабле.

– Что, простите? – переспросил ее Жак, не понимая предмета обсуждения. – Я уверен, что так и сказал.

«Как же этот придурок меня напугал! Я уже решила, что меня арестуют… нужно быть сдержаннее, мало ли идиотов вокруг, да и имя не то чтобы редкое… наверное, он все же обрывочно услышал Холи или… да плевать», – успокаивала она себя, постепенно отходя от испуга, вызванного мнимым разоблачением.

– Ладно, забудем, – сказала девушка, уже собираясь вставать. – Рада была бы пообщаться, но мне нужно идти.

– Да мне и не нужно с вами общаться, – раздраженно ответил мужчина, после чего, совладав с чем-то средним между гневом и отвращением, продолжил говорить: – Мной движет не примитивное желание к созданию копий собственных клеток, как вы, судя по всему, подумали, а вполне научный интерес в улучшении и без того обогнавшей свое время технологии.

– Ну тогда вы найдете здесь еще около… – Ева уже встала из-за стола и, посмотрев вглубь кафетерия, навскидку прикинула число пассажиров, находящихся в комнате, – восьмидесяти человек, использующих ваши суперкрутые технологии.

– И это все? – удивился Жак, одновременно поднимая брови вверх, из-за чего на его лбу появилось множество складок. – Вам посчастливилось высказать мнение, а возможно, даже пожелания, самому создателю невероятной по своей сути технологии, а вас заботит только то, как прочитали ваше имя?

«Так вот откуда такие морщины. Видимо, недоуменное выражение лица – это обычное состояние этого клоуна», – еще раз взглянув на Жака, подумала девушка, и эти мысли заставили ее улыбнуться, но уже через секунду Еву как током ударило. «Если он такая важная шишка, еще и из биотехнологического, то что он здесь делает и как вообще сюда попал?!»

Если бы Жак разбирался в мимике и психологии людей так же хорошо, как думал, то он заметил бы, что Ева резко поменялась в лице, а ее голос стал звучать совсем иначе, приобретя нежные и обволакивающие теплом интонации.

– Так бы сразу и сказали, – снова садясь рядом с мужчиной, ответила девушка, будто всю свою жизнь только и ждала, когда ей выпадет шанс пообщаться с Жаком. – У меня к вам столько вопросов.

– Вопросы – это не то, что мне было от вас нужно, но, если они касаются моих изобретений, я могу уделить ответам на них некоторое время, – словно обиженное дитя, наконец получившее требуемое к себе внимание, ответил Жак.

Несмотря на явную неприязнь, которой она успела напитаться по отношению к Жаку, девушка прекрасно прятала свои мысли за полностью контролируемой мимикой и хорошо продуманным сценарием предстоящего диалога со множеством ответвлений. Обдумывая все на два шага вперед, Ева избрала тактику легкого флирта, хоть надежды на то, что это сработает с явно асоциальным человеком, было немного.

– Не хочу вас обидеть, но мой вопрос не дает мне покоя с первого дня, как я надела костюм… и как бы это сказать… возможно, это прозвучит бестактно, но вам не кажется, что было опрометчиво делать их столь обтягивающими? Меня не покидает ощущение, что эта молния, – для пояснения своих слов Ева взялась за ползунок у самой шеи и потянула его вниз, так, что образовался глубокий вырез, частично обнажающий верхнюю часть ее груди, – вот-вот разойдется.

– Знаете, дизайнерские новшества не входят в мои обязанности, я занимаюсь куда более серьезными вещами, а именно технической стороной вопроса, – говорил он это беспристрастно, совершенно не выказывая какого-либо интереса к девушке, несмотря на то что его взгляд уже не был направлен куда-то вдаль, а сфокусировался на вполне конкретных частях тела Евы. – Но от себя замечу, что костюм вам действительно мал, возможно, процедура фиксации размера прошла неудачно, что является очень маловероятным допущением.

– Так это не вы придумали одеть человечество в эротические кэтсьюты, – как будто расстроившись, сказала Ева и застегнула молнию, вернув язычок механизма на изначальную высоту у самой шеи. – Я вот была уверена, что тот, кто придумывал их дизайн, искал вдохновение в каком-нибудь винтажном секс-музее.

– Где? Нет! – Он посмотрел куда-то вверх и сделал томный вздох, после чего продолжил разговор с девушкой. – Как вы сказали, кэтсьюты? Что за пошлость по отношению к такому высокотехнологичному устройству. То, что эта молния будет функционировать еще минимум сто лет, это я вам обещаю. Да и обтягивающим костюм сделан не просто так. В этом свойстве есть вполне конкретный смысл. Для правильной работы необходимо максимальное соприкосновение с кожей носителя. Именно поэтому он сделан из очень прочной, легкой и эластичной ткани, обработанной никель-титановым сплавом, изолированным от поверхности кожи во избежание аллергической реакции. И это, прошу заметить, была именно моя идея. Особенно что касается самой вязки, она выполнена в виде мельчайших катушек, которые вы не увидите глазом, но можете почувствовать.

«Вот тебе и примитивные желания… если делать копии клеток тебе неинтересно, то откуда такое маниакальное стремление доминировать, в мельчайших подробностях рассказывая, какой ты молодец?» – размышляла Ева, изучая поведение собеседника, но все эти мысли исчезли, когда она заметила кое-что необычное. Не перебивая Жака, она нежно провела рукой по его плечу, медленно спустившись к локтю, и слегка повернула его руку так, чтобы ей легче было рассмотреть надетый на нее экранный модуль. «Его браслет, у него определенно какая-то другая версия».

– Да, он действительно слегка шероховат, – сказала Ева, как бы оправдывая свои действия исключительно научным интересом.

– Да… шероховат… – произнес Жак и замолчал, просто продолжая смотреть на девушку, не зная, как стоит интерпретировать ее действия, но было очевидно, что подобные тактильные проявления со стороны собеседницы ему были неприятны. Не найдя веской причины прекращать вещать о себе, он просто продолжил рассказывать о своем вкладе в развитие технологии, и каждое его новое слово звучало помпезнее, чем предыдущее, словно он только начинал разгон по трассе тщеславия и даже не думал тормозить. – Но особенность использования катушек в том, что при прохождении электрического тока через них они начинают сжиматься, полностью обтягивая тело носителя, таким образом костюм и принимает форму владельца.

– Как это интересно, – старалась поддерживать настрой собеседника Ева.

Он говорил так напыщенно, как говорят актеры театральной постановки, уже в тысячный раз повторяющие одни и те же реплики. Внося разнообразие в заученные до дыр монологи и стараясь сделать их живее, они вкладывают в каждое слово какую-то сильную эмоцию. И хоть эта попытка привнести новые ощущения от роли, как правило, превращается в использование неуместных интонаций, а порыв чувств выглядит как унылое переигрывание, со сцены это все равно звучит уместно. Однако в реальной жизни чем дольше Ева вела беседу с Жаком, тем более странной казалась его экспрессивная манера речи.

– Конечно, интересно! При этом заряд электрического тока большой мощности необходим только для первичного задания формы, а для последующего поддержания достаточно и того, что вырабатывает ваш хэлс-бэнд, при условии, что вы, конечно, достаточно горячи.

– Горячи? – переспросила девушка, на этот раз действительно не уловив сути в словах ученого.

– Ну да! Костюм аккумулирует тепло вашего тела, чтобы преобразовать его в ток, и заряжает хэлс-бэнд, который в свою очередь заставляет его держать нужную форму. На самом деле он способен принять ее и без электричества, но для этого нужно, чтобы носитель выдавал градусов сто семьдесят по Цельсию. Но, к сожалению, в ходе наших экспериментов выяснилось, что люди умирают при достижении таких температур, – сказав это, Жак издал сдавленный, но тем не менее довольно громкий смешок, радуясь собственному остроумию.

«Ну ты и шутник! – саркастично подумала Ева, но на ее лице в этот момент появилась лишь очаровательная улыбка. – Хотя, зная, как работают в лабораториях, несильно удивилась бы, если бы он говорил серьезно».