Kitobni o'qish: «Яблоко глубины»

И во глубинах морских обитает мера вещей.

Из рукописи, выдаваемой за дневник Христофора Колумба

* * *

Сергей забыл про неудобный загубник трубки, питающей из баллона воздухом. Про восемнадцатиметровую толщу морской воды, отделившую от поверхности. Нечто звало его. Притягивало с неодолимой силой. И вовлекало его в какой-то невероятный танец сознания . Оно – это немыслимое существо – предмет? – виднеющееся в глубине.

Оно переливалось и пело . И песнь его заполняла тоскующие пространства души Сергея. Она пришла и стояла в них аки длящийся, неумолкающий удар колокола…

Инстинкт самосохранения испарился. Сознание Кузнецова вдруг стало пустым и чистым, словно у новорожденного. На безграничных просторах его осталась лишь одна мысль – сияющая: Я ДОЛЖЕН ПРИКОСНУТЬСЯ К ТЕБЕ, СОКРОВИЩЕ ГЛУБИНЫ.

Куда пропал этот белый? – монотонно думал Ахмат, инструктор по подводному плаванью, вдыхая и выдыхая ритмично-медленно, всматриваясь в подводный сумрак. – Все жаждущие услуг Подводного Сфинкса делятся на два сорта. Опасливые агути, которые хотят лишь отметиться, что будто бы они дайверы. Дабы похвастаться перед женщинами. Такие клиенты умеют лишь цепляться за тебя под водой и не чают выбраться на поверхность. Другой же сорт – выспренние павлины. Бахвалящиеся своей смелостью. Такие вот еще хуже. Ведут себя на глубине так, как будто им и здесь все позволено. Едва не дергают за хвосты мурен, а потом отвечай за них!

– Как много в море сюрпризов! – говорил худощавый профессор со странным блеском в глазах, локтями тяжело опершись о бортики темного дерева и готических очертаний кафедры.

– Четыре минуты под водой могут вместить приключений столько, что не бывает на суше и за четыре дня! Внимательнее слушают о неприятных сюрпризах. Ладно, рекомендую.

Профессор делает реверанс экрану, и яркое цветное изображение вспыхивает на нем.

– Перед вами pterois volitans. То есть рыбка, которую именуют на языке профанов «крылатка-зебра». Любуйтесь, как она разлеглась на ветвях кораллов, полосатая и хохлатая, раскинув плавники-крылья! Не правда ли, у нее весьма экзотичный вид… и слегка печальный. О чем же она печалится? О несчастных, которые, привлекаемые необычайной внешностью, дотронутся до нее… Вы знаете, даже и чемпионы среди сухопутных змей – младенцы по сравнению с этой рыбкой. Любое перышко из ее плавников подписывает вам смертный приговор всего полторы-две секунды после прикосновения.

Профессор сделал подобающую случаю паузу и продолжил:

– Но pterois представляет собой не самый большой сюрприз. Не доводилось ли кому-то из вас, уважаемые дамы и господа, слышать о solenostomus paradoxus, то есть о рыбе-призраке?

И вдруг ученый муж помрачнел и поднял резким и коротким движением правую ладонь, словно бы ограждаясь ею. Готическая кафедра скрипнула. Океанограф почему-то стремительно поменял тему.

– Давайте лучше поговорим о более известных обитателях умеренной глубины. Об осьминогах и крабах. Об электрических скатах и муренах… Они растут . И в этом ничего удивительного, ибо рост свойственен, вообще, формам жизни. Да только эти формы растут всю жизнь. И можете ли представить, каких они достигают подчас размеров? Конечно, лишь те немногие, которым выпадает удача жить долгий век.

Экран за спиной профессора подмигнул и сменил картинку.

– Вы видите средневековое изображение каравеллы, – продолжил океанограф, кивнув ему. – Вы замечаете, что она накренена на корму и на борт. От вашего внимания не ускользает, конечно же, и причина крена. Чудовищные щупальца увлекают корабль в пучину! Изображения подобного рода не редкость на средневековых гравюрах и морских картах. Они – не такой уж бред!

– Незаурядная телесная масса весьма способствует выживанию, – задумчиво продолжал профессор. – Ведь у левиафанов отсутствуют естественные враги. Но возникают и некоторые проблемы. С питанием, например. Внушительные размеры мешают преследованию юркой пищи, которая норовит улизнуть в бесчисленные казематы подводной крепости – коралловых рифов. И как же отвечают гиганты на этот вызов? Наука еще не знает, но я открою вам эту тайну. Они осваивают гипноз . Не доводилось ли вам слышать рассказы подводников про «холодные, безжалостные глаза спрута»? Поверьте, это не россказни! Имею честь вам свидетельствовать: под взглядом головоногого переростка дайвер впадает в оцепенение, а потом – конечно, если повезет ему выжить – годами просыпается по ночам от собственного крика и в холодном поту.

Профессор вдруг замолчал. И взгляд, пронзительный и горящий только что, казался расфокусированным, отсутствующим. В безмолвии пролетело несколько секунд, и океанолог продолжил чтение лекции, осматривая аудиторию как бы с каким-то недоумением.

– Определенно… Да… В океане возникают нередко странные ситуации. Сколь уважаемые специалисты могли бы рассказать вам, что на глубине они исполняют, подчас… чью-то чужую волю. Какое-то неодолимое влияние… воздействие… И его оказывают, как это ни удивительно, не только существа глубины. Имеются и предметы … Скажите мне, знакомо ли кому-нибудь из присутствующих название СИЯЮЩИЙ ШАР? О, я бы определил его как Летучий Голландец бездны…

Дальнейшие слова ученого мужа не достигли сознания Кузнецова, присутствовавшего на лекции. К Сергею тогда подсел филадельфийский коллега и заговорил приглушенным голосом:

– Не слушай старого дурака! Когда-то он и впрямь был толковым океанографом. Но ныне предпочитает, по слухам, «погружения» с помощью Абсолюта и Экстези. За это не поручусь, правда, но точно факт, что безумие у него в крови. Какая-то из его прабабок, русская герцогиня, за половину своего состояния, представляешь, купила дневник Колумба . Ну, то есть рукопись, которую неизвестный никому проходимец выдавал за его дневник. Безумие! Да неужели стал бы вести дневник муж, который открыл Америку? Ведь это – развлечение неудачников.