Kitobni o'qish: «Голова в бегах»

Я приклеилась ухом к трубке домашнего телефона и вяло кивала, вертя в руках памятку по безопасности жизни, невесть откуда взявшуюся на моем журнальном столике.

«Если вы попали под действие стихии, – гласил текст, – то лучшее, что можно придумать – это побыстрее укрыться в надежном сооружении. Желательно, в подвале или противорадиационном укрытии…».

Пока на том конце провода сестрица что-то тарахтела, прерываясь только на редкие выдохи, я с тоской озиралась по сторонам в поисках того самого укрытия. К сожалению, в двухкомнатной квартире, что мне досталась от бабушки, таковых не наблюдалось. Хотя вот кладовка…. Да что кладовка, даже ее надежно оккупировал мой наглый рыжий кот.

Укрытие я искала не зря: сестра моя Маруся по силе наносимого ущерба могла сравниться разве что с ураганом. Я вообще удивлена, что ураганы называют какими-то странными именами: Катрина, Ирма, Хавьер. Как по мне, все ураганы должны носить имя Мария.

Сестра она мне хоть и двоюродная, но, за неимением других, практически родная. По крайней мере, росли мы вместе, потому что моя тетка, Маруськина мать, в силу своей работы переводчиком, постоянно таскалась по заграничным командировкам, а дочь оставляла у нас. Конечно же, к нашей с сестрицей обоюдной радости.

Все наши детские проделки и приключения до сих пор на устах у всей родни, а моя мама всегда пьет валидол, вспоминая, как мы с Маней лазили на крышу десятиэтажного дома, ныряли в сугробы, ели землю на спор. Еще пару раз мы чуть не сгорели, прыгая через костер, не утонули в проруби и не замерзли, заблудившись в лесу. Но это так, по мелочи.

Короче, все, что связано с Марусей, обычно можно описать тремя словами: смешно, опасно и непредсказуемо. У нее редкий дар находить неприятности и притягивать проблемы. И вот сейчас эта самая Маруся радостно сообщала мне в трубку, что свой очередной отпуск она намеревается провести на родной земле. Припасть к корням, так сказать. К чему она там собралась припадать, я слабо представляла, но почему-то сразу же смекнула, что меня ждут суровые испытания.

Поселится Маруся, конечно же, у меня, подвергнув мою, привыкшую к спокойному укладу, жизнь угрозе. По справедливости, квартиру эту наша покойная бабка оставила нам с Маней, но так как та уехала жить за границу, то жилплощадь осталась в моем единоличном распоряжении.

Посему отказать сестрице в крове было бы неимоверным свинством. К слову, Маня жила во Франции, куда перебралась почти сразу после окончания колледжа культуры нашего родного города. О загранице сестрица мечтала давно, а тут как раз подвернулся заморский принц по переписке, позвавший ее замуж. Она и пошла, но правда жизни оказалась такова: принц нигде не работал, жил с мамой, ковырял в носу и специально громко чавкал, доводя сестрицу до безумия.

Маня, помыкавшись три года, скоренько с ним развелась (благо, гражданство уже было получено), и пустилась в автономное плавание. Занималась она, в основном, актерской деятельностью: ставила детские спектакли, вела какие-то мероприятия. Мечтала о мировой славе и даже создала собственную маленькую гастролирующую труппу, где была примой.

Но кормилась она, как это часто бывает, мелкими подработками: аниматор, няня на час, уроки русского для иностранцев. Словом, на что она припеваючи жила за кордоном, оставалось для меня тайной. Я, к примеру, чтобы заработать на хлеб с маслицем, ежедневно таскалась в редакцию своей дрянной газетенки, где числилась журналистом.

Каждое утро сломя голову неслась за автобусом, чтобы к 9 часам сидеть на планерке, злобно зыркая на нашего главного редактора по кличке Горыныч. Да пожевывать печенье «Шахматное», мечтая хотя бы о малой толике мировой известности. Думаю, всем сразу становится понятно, что от работы удовольствия я получала мало. Если слова работа и удовольствие вообще могут фигурировать вместе хоть в каком-то предложении.

А вот Маруся в 9 утра обычно еще сладко дрыхла, что мне доподлинно известно, потому что дозвониться ей в это время нет никакой возможности. Вот и где мировая справедливость? Понятно где: тоже дрыхнет. Хотя иронизирую я только когда мне охота поворчать: за Машку я была бы несказанно рада, если бы всерьез не беспокоилась за ее личную жизнь.

Девке уже 30 лет в этом году стукнет, а мужа хорошего все нет и нет. Да что там мужа, мужика дельного и то не наблюдается.

Точнее, наблюдается их, на мой пуританский взгляд, даже довольно много. Но все ни о чем. Какой-то поэт-неудачник, беглый воришка из Словении, картежник с долгами и грыжей, рок-музыкант с длинной косой и такой густой бородой, что в ней просто обязан проживать противный мучной жук. Список можно продолжать бесконечно, что я с удовольствием и сделала, попеняв Мане на ее беспорядочную половую жизнь. Благо, тема как раз зашла про дела сердечные.

– Отвянь, систер, ты зануда! И ничего я не распущенная, – по обыкновению ответила Маруся и назидательно добавила: – И вообще, мало ли куда может завести девушку судьба на пути активного интима? Кстати, а что мы все обо мне? Как у тебя-то? Небось, глухо, как в танке?

Это был хук под дых, очередной нечестный приемчик сестрицы – взять, да и перевести стрелки на меня. Надавить, так сказать, на больной мозоль. Следовало с позором признать: на личном фронте у меня наблюдается полный провал и тотальная капитуляция. Прежние воины разбежались, а новые поглядывали издалека, поправляя забрало и вяло пиная коня. Чтобы не развивать эту неприятную для меня тему, я быстро пошуршала в трубке пластиковым пакетом и прокричала:

– Помехи на связи! Маня, ничего не слышу, созвонимся позже.

– Короче, Анька, приезжаю я через три дня, поняла? Встречать не надо, вызову такси. Готовься морально: бери заслуженный отпуск, рванем на море. Хочу нашего колорита: пахлава, кукуруза, подвыпившие мужички с пивом. Надоела эта прилизанная заграница, мать ее так. Приключения нас ждут!

Я фыркнула, дала отбой и с тоской воззрилась на свой холодильник, увешанный магнитами. Насчет приключений я не сомневалась, с Маней их долго ждать не придется. Вот только я не была уверена, что очень их жажду. Конечно, сейчас лето, и сидеть дома одной не очень-то весело. Отпуск на работе мне, думаю, дадут без проблем.

Летняя пора в нашем крае редко примечательна для журналистов чем-то, кроме уборки урожая, но до него еще минимум месяц. Был еще, правда, песенный фестиваль для любителей бардовских бородатых завываний, но и он отгремел ровно неделю назад. Делать сейчас в редакции было совершенно нечего. Я писала искрометные репортажи про отравление хамсой в детском лагере «Колокольчик». И про осквернение центрального фонтана, на постаменте которого кто-то краской нарисовал мужской половой орган. Из которого, по задумке горе-художника, собственно, и извергались струи воды.

Мои унылые размышления прервал кот Санька, которого изначально я планировала называть на английский манер Sunny – солнечный. Однако его наглая рыжая морда как-то этому не поспособствовала, и дворовое имя закрепилось за ним навечно.

Отряхнувшись, он выбрался из кладовки и издал протяжный утробный возглас. Сей звук означал, что настал час кормежки. Санька был подобран мною на улице еще в детском возрасте, но голодную уличную жизнь не забыл, потому к еде всегда относился с особым уважением. Выдавая Саньке отварную хамсу, я все же принюхалась, но опасения мои оказались напрасны. Эта хамса не имела ничего общего с той, которая заставила отдыхающих детей «Колокольчика» оторваться от телефонов и припасть к унитазам.

По крайней мере, Санька ел ее охотно уже второй день и признаков болезни не подавал. Наблюдая, как мое чадо набивает свою утробушку, я принялась размышлять о предстоящем отпуске.

Манька последние три года в родные края приезжала не так уж и часто, но всегда жила у меня. Мамуля ее несколько лет назад выскочила замуж в третий раз и уехала жить в Норвегию. Первый муж, Манин отец, погиб, когда та была еще годовалой крошкой, поэтому с родней по той линии связи утеряны были давно. Второй муж тетки оказался альфонсом и чуть не продал золотые коронки предков, так что родниться с ним у Мани никакого желания не возникало. Другой близкой родни, кроме моей семьи, у сестрицы в нашем городе не было. Хотя друзей минувших лет, конечно, осталось предостаточно.

Обычно Маня в свой отпуск ездила к маме, но периодически заглядывала и ко мне: повидаться с бывшими одноклассниками и друзьями детства, полечить зубы у наших дешевых и качественных стоматологов, поучить меня уму-разуму, пользуясь тем, что она старше на целых два года. Обычно после ее приезда я брала еще часть отпуска – отдохнуть от отдыха.

Пытаясь отбиться от совместной поездки на море, я попробовала ныть и предложила сестрице альтернативу – родительскую дачу на берегу реки. Благо, выйдя на пенсию, мама проживала там круглый год, предпочтя городской жизни единение с природой. Папе, кстати, из-за этого пришлось полюбить единение с грядками и лопатами. Чему он, конечно, не мог слишком уж радоваться. О

н пытался возражать, что жить ему лучше в городской квартире, раз уж он еще не на пенсии и работает. Но мама быстро пресекла его порыв и даже сама взялась уладить этот вопрос. С ее легкой руки папа продолжил удаленно работать кроссвордистом и шаржистом в местных газетах, куда он раз в неделю отправлял свои творения по электронной почте. Словом, все были рады. Квартиру сдавали, родители огородничали, а я навещала их по выходным и праздникам. Особенно летом, когда этому способствовали банька, шашлычок и походы на местный пляж.

Обычно Маня, приезжая в гости, охотно ездила со мной к родителям, где была обласкана вниманием родни и местным солнышком. Белокожая и веснушчатая, на пляже она сгорала просто моментально. Поэтому постоянно ходила с облупившимся носом и ворчала на меня. Я же, хотя тоже была блондинкой, оттенок кожи имела смуглый, в отца. Загар на меня ложился ровно и радовал глаз до самой зимы, вызывая завистливые вздохи коллег и подружек, прозябавших в соляриях.

Короче говоря, когда в этот свой приезд Маня возжелала навестить берег морской, я малость струхнула. Конечно, до моря от меня ехать всего-ничего: часов пять на хорошей машине. Но с Маней отправляться туда – сущее безумие. Во-первых, на море она непременно обгорит и облезет, а виновата в этом буду я. Во-вторых, она обязательно найдет приключения на свою задницу, а разгребать все это придется, кончено же, мне. Если бы в момент этих размышлений я только могла представить, как близка я к истине, тотчас бы рванула на весь месяц в санаторий «Колокольчик», писать статьи про детские поносы.

С другой стороны, я, как всякий человек, живущий в относительной близости у моря, бывала там крайне редко. Последний раз года два назад, и то по рабочему вопросу. Молодой и привлекательной особе, коей я, по моему скромному убеждению, все-таки являлась, морской берег летом намного предпочтительнее душного города.

К тому же, последнюю неделю жарило так, что от асфальта прямо-таки шел пар. И даже дворовые собаки, примирившись с дворовыми же котами, пластами лежали в тени придомовых кустов, вывалив языки.

Так ничего и не решив окончательно, я отправилась в тот день на работу. Где и скоротала время у вентилятора за написанием поздравлений и некрологов. Последующие три дня тоже ничем новым не порадовали. Я потела и работала, на выходных съездила к родителям поплескаться в реке и затариться дарами сада и огорода. Сообщив им про приезд Мани, я вызвала у мамы бурю негодований.

– Это как это так к нам не приедете? А закатки кто будет делать? – сурово пророкотала мамуля, уперев руки в боки, – Сема, ты слышал?

Папа сидел в очках над очередным кроссвордом, отгонял мух левой рукой и всем своим видом демонстрировал покорность судьбе.

– Зина, девочки молодые, чего им дома сидеть? Сами все закатаем. Июль – почти что бархатный сезон. Пускай поедут, позагорают, искупаются. Глядишь, и женихов найдут. А то у нас тут из женихов только Лешка хромой и Михалыч, старый пень.

Тут папа хитро мне подмигнул, а я закатила глаза. Ну, все, мать сейчас пойдет в разнос.

– Кстати, про женихов. Твой малахольный Валера не хочет забрать свои удочки? – ехидно поддела меня она. – Мы с папой ездили в город за удобрениями, и я его на рынке с какой-то Мессалиной видела. Неужто канцер дал ремиссию?

Тут надо пояснить, что Валера как раз и был моим последним бойфрендом. Теперь уже с пометкой «экс». Продержался он не в пример другим – целых полгода. Когда я поняла, наконец, что он – герой не моего романа, Валера уже успел перевезти свои вещи в мою квартиру, поэтому я стала много работать и реже бывать дома. Трудился он следователем в местном отделении полиции и был приставуч и придирчив до крайности.

Если в его работе такие личные качества, возможно, и приветствовались, то в быту они делали его просто невыносимым занудой. Кстати, на его работе мы и познакомились, когда у Машки в один из ее приездов ко мне в гости украли телефон (говорю же, Маня – человек-косяк). Правда, потом выяснилось, что она просто забыла его в маршрутке, но дело уже успели завести.

Я проявила бдительность и сразу же обратилась в полицию. Повторяю, Валера был чрезвычайно въедливым типом. К тому времени, как водитель маршрутки обнаружил Машкин телефон под сидением и позвонил с намерением его вернуть, благородный рыцарь в погонах по Машкиной наводке уже вышел на злоумышленника. Точнее, на показавшуюся ей подозрительной бабку со стеклянным глазом, которая сидела рядом с нами всю дорогу. Короче, история вышла скверная, бабка грозилась проклясть меня, Машку и Валеру, но дело удалось замять, потому что на квартире у бабки обнаружились буйные заросли конопли.

За поимку злостной нарушительницы порядка Валера премировал меня походом в ресторан (Машка к тому времени уже уехала), после чего задержался в моей жизни на целых шесть месяцев. Телефоны в моей семье больше никто не терял, Валера мне надоел хуже горькой редьки, потому я прозрачно намекнула, что не худо бы и честь знать.

Мой сердечный друг обозвал меня жадной хищницей, которая хочет себе миллионера, потом заявил, что я развратница, раз меня не устраивает его средний, но достойный размер. А потом еще и пришел к выводу, что сама я не так уж и хороша. Напившись в тот вечер, он даже попытался всплакнуть и намекнул, что у него рак. И посему скоро он покинет сей бренный мир. Я была неумолима, поэтому Валере пришлось собрать вещички и вернуться к маме. Было это три года назад, после чего жизнь Валеры, насколько мне известно, была чрезвычайно насыщена женщинами всех мастей и возрастов.

То, что он жив-здоров до сих пор, не вызывало сомнения, раз уж мы с ним жили в одном районе и частенько виделись. Спустя год после расставания я даже поздравила его с прошедшим днем рождения. После этого мы снова стали приятельствовать и даже частенько пили вместе пиво. Оказалось, как друг Валера вполне себе ничего.

Конечно, иногда он занудничал и жаловался мне на всех женщин мира, но зато его веселые истории про жизнь замечательных людей нашего района (бомжей и алкашей) под пиво заходили просто на ура. Сейчас Валера проживал у какой-то очередной девицы с экзотическим именем Лаура. И то, что мамуля назвала ее Мессалиной, подтверждало мои худшие опасения. Не сегодня-завтра Лаура, в простонародье именуемая не иначе как Лариска, его бросит, и утешать его придется мне. Может, попытаться свести его с Маней? А что, это же благодаря ей мы познакомились. Может, Купидон просто слегка промазал, и на самом деле судьба Валерки сидела чуть левее… Хотя нет, сестрице такое счастье не упало. Да и с ее характером… Она же его просто в клочья порвет, а Валерка мне все-таки тоже не чужой. Пока я размышляла о судьбе несчастного Валерки, папа потрусил в спальню и принес оттуда ключи от машины.

– Вот, бери мою ласточку, дочь. В ней все детали поменяны, до моря долетите на всех парах.

– Папа, а как же вы? – растерялась я от таких щедрот. Папин «Фиат» был его любимым детищем, которое он никому не доверял. Даже маме, которой не доверить что-то было смерти подобно. И тут такой жест…

– Мы с мамой посидим на даче. А если припрет куда-то ехать, на автобусе отправимся. Вспомним молодость, – отрезал папа и надел очки, давая понять, что разговор окончен.

Мамуля неодобрительно взирала на него, помешивая борщ на плите, но перечить поему-то не решилась. Я воспользовалась временным затишьем, забрала ключи с документами и побрела поливать помидоры.

Утро понедельника продемонстрировало все свои худшие качества одновременно. Было как-то серо, сыро, пасмурно и даже немного прохладно. Не иначе, природа ощущала приближение урагана Мария. Прибытие инос

транных гостей в лице Машки и ее тараканов в голове ожидалось в первой половине дня, потому я заранее отпросилась на работе, чтобы придать своей маленькой двушке приличный вид.

Уборка никогда не была моим коньком, потому провозилась я часа два: путающийся под ногами Санька не только не помогал, но еще и активно линял в процессе, так что мы малость завозились. Звонок в дверь застал меня врасплох. Распахнув дверь, я тихо охнула от открывшегося мне великолепия: Марья в широкополой шляпе и умопомрачительном мини весело скалилась, подпирая гигантский чемодан на колесиках. Санька издал утробный вой и поспешил скрыться за диваном, а мы смачно расцеловались.

– Ну и видок у тебя, – хмыкнула сестрица, втаскивая в квартиру чемодан и свое бренное тело. Надо сказать, от этого габариты квартиры как бы сразу уменьшились наполовину. Росту сестры позавидовала бы любая модель, при этом телосложение ее было не то чтобы крепким, но пышущей здоровьем ее можно было назвать без колебаний.

– Нормальный видок, – обиделась я, стаскивая косынку и передник, заляпанный мукой. – Я, между прочим, к твоему приезду готовилась, ночей не спала, пироги пекла, пряжу пряла, баньку топила. Пошли, что ли, отметим явление тебя народу?

Сестрица радостно закивала, вытащила из сумки бутылку мартини и поспешила за мной. Пока я накрывала на стол, она успела принять душ и сейчас восседала за столом в моем махровом халате, поглаживая выуженного ею из-под дивана кота. Тот выглядел совершенно несчастным, и Маня загрустила:

– Вот все мужики так, чем больше их холишь, лелеешь, гладишь – тем они быстрее в кусты. А если и сидят рядом, то вид такой, что в любую минуту готовы дать драпака.

Тут она и вовсе опечалилась, хлопнула свой бокал мартини и дала Саньке легкий подзатыльник. На мой взгляд, он заслуживал леща потяжелее, потому что активно воровал колбасу с Маниного бутерброда, пока она толкала речь.

– Ладно, что это мы о грустном. Короче, чтобы ты не беспокоилась, у меня все ок. Я свободная, как ветер, и все еще очччень ничччего! – пропела она и принялась хохотать. В этом вся Маня: от слез до смеха всего ничего.

Я поняла, что на личном фронте у сестрицы тоже глухо, потому решила временно эту тему не развивать. Мы пили чай, болтали о пустяках, обменивались сувенирами, смотрели фотки и попутно обсуждали общих знакомых. Внезапно я словила себя на мысли, что мы с ней словно и не расставались вовсе. Все как в детстве. И даже кухня та же, бабушкина. И чашка, и Манино противное сербание, и эта ее дурацкая привычка болтать ногой. И как я могла не радоваться ее приезду и мечтать пролежать весь свой отпуск на диване? Тут я глянула на часы и ахнула:

– Систер, мне пора на работу. Я же только до обеда у Гарыныча отпросилась.

– Шел бы твой Гараныч к черту, к тебе сестра приехала, – заныла Маня, допивая остатки чая из чашки. – И вообще, я что-то не поняла, ты что, отпуск еще не оформила? Я же тебе строго-настрого…

– Ой, все! – перебила я ее, – не начинай свои нотации. Отпуск пока не взяла. Думала: вдруг ты передумаешь? А мне потом…

Маня сурово покачала головой и на всякий случай даже покрутила пальцем у меня перед носом.

– Не мечтай! Мы едем на море и точка. Искать приключения и хороших мужиков. У нас во Франции с этим глухо, там мужик не тот – все «сильвупле» да «бонжур». Тоска. А мне нужен такой, настоящий: могуч, вонюч и волосат! И вообще, должна же молодая красивая девушка летом побывать на море?

Я не стала уточнять, какую именно девушку она имеет в виду. И почему, мечтая о вонючем и волосатом, сидит во Франции, потому что разговор затянулся бы до вечера. А я нещадно опаздывала. Быстро натянув джинсы и рубашку, я схватила ключи от папиной машины и рванула на выход. Марья увязалась за мной с целью обозреть любимый город, заскочить на кладбище к родным и сделать необходимые покупки к поездке.

Отпуск, а также скудные отпускные на работе мне выдали без проблем. Благо, я заранее предупреждала кадровичку. Горыныч уточнил, куда я еду, и даже умудрился дать мне поручение. Оказывается, в курортном городе, куда мы собрались ехать, у него жила теща, и ей срочно нужно было передать какую-то справку для пенсионного фонда.

Остаток дня Маня протаскала меня по центру, заглянув во все мыслимые и немыслимые магазины. Зачем-то она зашла даже в Зоо-лавку, правда, ничего путного там не прикупив. Я же вспомнила о своем коте, которого собиралась завозить родителям, и приобрела его любимый корм с запасом. Также нами были куплены крема для загара, купальники, шлепанцы и прочая дребедень, без которой ни одна уважающая себя леди не отправится на курорт. Под конец, нагруженные пакетами, мы еще забрели в продуктовый. Опустошили там полки и прихватили бутылку коньяка на вечер. Приезд родни всегда отмечался с размахом.

– Ну что, кого позовем в этот раз? – обреченно пыхтела я, топая к машине. Обычно Марья звала в гости всех своих друзей, одноклассников и просто хороших людей, имевших несчастье проходить мимо.

– Не знаю, – задумчиво вздохнула она, залезая в машину. – Как-то настроения нет. Может, на пляже отметим? Заодно и мой приезд, и наш. На море.

– Чего это ты? – испугалась я, потому что такая меланхолия Мане была совсем не свойственна. – Часом не заболела?

Сестрица фыркнула, демонстрируя свое отношение к болезням, и изрекла:

– Устала я просто. Посидим тихо, по-семейному. Хочешь, позови этого своего Валеру. Я не против.

– Валера, хоть мне и друг, но к моей семье не имеет никакого отношения, – заволновалась я еще больше, потому что такая ее щедрость души меня напугала. Валеру она видела всего два раза в жизни: во время задержания бабки и на свадьбе тетки, куда я имела глупость отправиться вместе с ним. И теплыми их отношения я бы могла назвать лишь с большой натяжкой. И это я еще не желала напоминать Мане случай, при воспоминании о котором Валера всегда боязливо поджимал ногу.

На эту самую ногу моя систер умудрилась ему наступить на свадебном танцполе, что повлекло за собой перелом мизинца и стойкую нелюбовь к ней моего уже бывшего возлюбленного. Однако Валера был легок на помине. Он нарисовался сам, позвонив мне на сотовый, едва мы ввалились в квартиру.

– Ну что, приехала твоя боевая подруга? – ехидно осведомился он, что-то жуя в трубке. Как по мне, эти работники полиции всегда что-то жуют. Не удивительно, что преступность растет, как животы у доблестных сотрудников. Все это я и сообщила Валере в язвительной форме, но он не обиделся и деловито сообщил:

– Я зайду через час, только с одним наркошей закончу. Прикинь, таскался по городу с трехлитровой банкой сушеной конопли. Придурок.шгш

– Тащи ее сюда, – пророкотала в трубку сестра, приклеившая ухо в самом начале разговора. – Банку в смысле. И задницу свою тащи. Только по дороге купи пирожные. Я виски привезла из дьютика.

Валера застонал и отключился. Видно, мысли о дьютике придали ему ускорение, и к нам он заявился в рекордные сроки. Без конопли, но с тортом под мышкой. Маня критически его осмотрела и вынесла вердикт:

– Валерик, скоро тебя бросит и твоя Мессалина. Пузо начало расти, костюм помятый. Что за халатность?

Валерик заныл, стал жаловаться на непомерные труды и тяготы жизни, но под шумок вымыл руки и ужом проскользнул на кухню. Мы оставили его там сторожить накрытый стол от посягательств кота, и пошли складывать сумки.

Ехать мы собирались на неделю, потому решено было много вещей не брать. Сойдясь во мнении, что все забытое можно прикупить на месте, мы ограничились двумя небольшими чемоданами с ручкой, которые упаковали в рекордные сроки. Нам тоже хотелось поскорее приступить к трапезе и виски.

Чокнувшись за приезд, мы с удовольствием приступили к еде и неспешной болтовне. Валера, подобрев к Мане за ее щедроты, жаловался ей же на распоясавшихся наркоманов и их дилеров. Маня разглагольствовала о том, что все великие умы прошлого употребляли абсент и «кое-что даже тоже могли». И ничего, жили как-то. Я жевала лист салата и пялилась в окно, предвкушая отдых. Семь дней ничегонеделанья на морском песочке теперь представлялись мне прекрасной идеей.

– Может, и мне с вами поехать? – заканючил Валера. – Подождите денек, я попробую отпроситься. А то что вы одни, на самом деле?

– А Мессалина? В смысле – Лаура? – удивилась Маня и, видя недоуменное лицо Валерки, пояснила: – Анька трепло!

Я показала ей кулак, но тоже с интересом воззрилась на Валерика, а он только рукой махнул:

– Что Лариска? Ей вообще на меня пофиг. Говорит, если не повезу ее на Канары, бросит. А откуда у меня деньги на Канары? Я же честный полицейский. Так что, считай, она меня уже бросила. Ну, так как?

– Нет, Валерик, ты извини, но у нас с Анькой планы, – развела руками сестра, – Загорим, похорошеем, выполним план по сексуальным похождениям на год вперед. А то у нас с этим в последнее время что-то не очень, чтобы очень…Ты нам там как тот самовар, что с собой не возят.

Валерик обиженно скривился и приналег на выпивку, Маня не отставала, попутно поучая его, а я снова ушла в себя и мысленно стала перемерять весь свой летний гардероб. К тому времени как виски и коньяк закончились, вечер вовсе перестал быть томным и всем захотелось праздника. Я поставила на плиту чайник, а Марья с Валерой нашли в шкафу старый микрофон-караоке и затянули на два голоса «Мы пойдем с конем».

Через пару минут в дверь позвонили. Я чертыхнулась, решив, что это противная соседка Варвара Степановна, потому что кот выпучил глаза и, взревев, кинулся прятаться. Я шикнула на распоясавшихся гостей и побрела открывать, заранее репетируя извинительную речь.

Однако вечер не переставал радовать: на пороге стоял какой-то незнакомый мордастый парень в майке с совокупляющимися верблюдами, заправленной в шорты. Мое внимание сразу же привлекла толстая золотая цепочка на шее, а также дорогие на вид часы на запястье. Тапочки на ногах прозрачно намекали на то, что парень этот проживает где-то в нашем подъезде. Хотя лично я видела его впервые.

– Хозяйка, красавица, – весело начал он, а я поняла, что парень тоже изрядно навеселе, – давайте знакомиться. Я сосед ваш, с четвертого этажа. Вчера переехал, новоселье отметить надо бы. Слышу, у вас тут поют. Дай, думаю, загляну…

– Симоновы наконец квартиру продали? – удивилась я, пропуская гостя в квартиру и обратив внимание на бутылку коньяка в его руке. – Мы тут, собственно, уже закруглялись, сестра приехала в гости…

– Ничего не закруглялись, – бодро гаркнула Марья, выплывая из зала и зазывно улыбаясь гостю. – Анька зануда, ты ее не слушай. Проходи на кухню, сейчас закуски подрежем. Я Марья, а там вон Валерик сидит. Он ее друг, – поспешила добавить сестрица, активно мне подмигивая и давая понять, что мордастый – чуть ли не мужчина ее мечты. Сосед остолбенел от явившейся ему красоты, а Марья, довольная произведенным впечатлением, гордо прошествовала в сторону кухни.

Я закатила глаза и потопала следом. Мужчины пожали друг другу руки, Марья нарезала колбасы и врубила музыку, а я притащила из зала стул. Вечерника продолжилась в атмосфере дружбы народов и наций, а также активного братания. Словом, все были довольны друг другом и жизнью в целом. Соседа звали Коля, хотя через полчаса мы уже знали, что все друзья зовут его Кабан. С такой упитанной мордой это было и неудивительно.

Валера же и до прихода к нам соседа был изрядно пьян, а после бутылки коньяка его и вовсе понесло. Осоловевшим взглядом он уставился на бутылку, из которой я разливала коньяк, и вдруг испуганно икнул:

– Анька, ты че делаешь? На бутылке же написано – яд!

– Валерик, не боись, – посоветовала сестрица, – ты вот с Анькой жил, а ничегошеньки про наш род не узнал. Нам это бутылка еще от бабули осталась.

– Маня, Валерик практически не пил, а дома бывал редко, потому что много работал, – захихикала я, предвкушая нашу любимую историю про славный род Сысоевых.

– Ну и что? – удивился он. – Если бутылка от бабули, так можно людей травить? Думаете, помыли бутылку и все? Че творите?

Тут из туалета вынырнул Коля-Кабан, а Маня принялась вещать. История была стара как мир, но при этом не менее занимательна. Когда был еще жив наш дед, Самсон Сысоев, его основным и любимым занятием были алкогольные возлияния. Жили они с бабкой в этой самой квартире, полученной от завода. Точнее, жила бабка, а дед пил.

Пил он настолько беспробудно, что житья от него просто не было (это слова бабули), но она всячески пыталась бороться с пагубной страстью супруга, в чем не преуспела. Когда в прошлом остались шаманы, иглоукалывания и кодировки, бабка пошла на решительные меры. Так как дед выпивал все, что горит и хоть отдаленно напоминает по запаху алкоголь, бабка все имеющиеся в доме бутылки и банки подписывала словом «Яд». Подразумевалось, что, увидев такую наклейку на бутылке, в которой настаивается бабкин гриб-веселка для суставов, дед, опасаясь за свою жизнь, пить его не станет. Но не таков был наш дед, чтобы пасовать перед ерундой. Словом, красивая пузатая бутылка, из которой я сейчас разливала остатки коньяка, была жива еще со времен бабули, и никакого яда, конечно же, в ней никогда не было. В нее я перелила коньяк, оставшийся после последнего сабантуя коллег у меня дома. И вот сейчас он оказался очень кстати.

Валерик интересную историю так и не дослушал – он заснул за столом, и мы кое-как дотащили его до дивана, после чего выпили еще по одной. Тут Коля, активно участвующий в перетаскивании, икнул и внезапно предложил отправиться в ночной клуб. Я бурно воспротивилась этой затее, потому что очень хотела спать, но Марья рвалась в бой, а отпускать ее одну в таком состоянии было бы чистым безумием.

– Поехали, Анька! – зашептала она мне, когда мы обе оказались в ванной. – Колька этот парень непростой, явно при бабках. Говорит, там у него в клубе друзья отдыхают. Может, познакомимся с кем?