Kitobni o'qish: «Золотой день»

Моим турецким подругам – таким разным и замечательным! – с любовью и благодарностью

«…О вы, несчастные, следующие на Восток

и глядящие с тихого корабля на Запад!»

Орхан Памук «Чёрная книга»

Вместо предисловия

Я, как, скорее всего, и вы, не люблю предисловий: книга говорит сама за себя, зачем читателю мнение редакции или оправдания автора? Но если роман издан через много лет после написания, каких-то объяснений не избежать.

Я начала сочинять эту историю, когда прожила в Измире «уже» (давным-давно превратившееся даже не в «ещё», а в снисходительное «всего-навсего»!) года три-четыре, присмотрелась, вписалась в здешнюю жизнь, обрела круг общения, стала ходить в гости и получать приглашения на так называемые «золотые дни». Нет-нет, я не скажу вам, что такое «золотой день»: вы узнаете это из книги, которую держите в руках и которую я задумала, едва узнав об этой местной традиции. Пожалуй, это самый «турецкий» из моих романов: отчаявшись заинтересовать российских издателей не курортной и не восточно-орнаментальной Турцией, я решила обойтись без русских персонажей: их тогда действительно не было в моей жизни. Мне хотелось, чтобы этот роман был во всех отношениях «женским» и при этом не соответствовал расхожим представлениям о написанной дамами и для дам беллетристике. О женщинах, но не о молодых и красивых, без непременной любовной интриги, без идеальной и непобедимой главной героини… я смотрела на своих турецких приятельниц и писала – о них. И обо всех нас: разве в мире есть «они» и «мы»? Разве это не придуманные нами самими группы, наделённые нами же выдуманными смыслами? Жизнь в турецком Измире избавила меня от множества предубеждений и стереотипов и научила писать не о «турках» и «русских», не о «турецких домохозяйках», не о женщинах и мужчинах – а просто о разных людях, не приписывая им никаких мнимых, общих для неких мнимых групп свойств. А Турция для меня – не просто место действия моих романов, не декорация и пейзаж, а полноправное действующее лицо и даже в какой-то степени мой постоянный и верный соавтор.

Этот роман был закончен очень давно, он входит в серию из пяти детективов, продолжая «Голубую розу» и предшествуя «Призракам балета» и «Саду камней». С тех пор я выросла и повзрослела, Турция сильно изменилась, мои героини сейчас тоже были бы не такими, как двадцать лет назад, но я всё равно их люблю и надеюсь, что вы отнесётесь к ним снисходительно.

Спасибо всем, кто поддерживал меня, и тем, благодаря кому мои фантазии обрели обложки и превратились в настоящие книги.

С надеждой, что книга понравится.

Яна Темиз

Глава 1

1

– Айше!

Нет ответа… господи, где она?!

– Айше! Ты дома? – Кемаль поспешно захлопнул входную дверь и прошел в квартиру. На кухне и в комнате, которую они называли кабинетом, горел свет, пахло чем-то вкусным, и ему, много лет проработавшему в полиции, этих признаков должно было бы быть вполне достаточно, чтобы понять: жена дома – и не задавать глупых вопросов.

Но он всегда их задавал. Он был женат уже почти год, но до сих пор не мог и боялся поверить этому факту. Собственному счастью, как принято выражаться в романах. Ему казалось, что однажды все это кончится: он придет домой, а ее, единственной женщины, на которой ему захотелось жениться и которой почему-то вздумалось согласиться на это, – ее не окажется ни в одной из комнат его жизни.

Коллеги с удивлением замечали, что, женившись, Кемаль вовсе не изменил своей привычки допоздна засиживаться на работе и не спешил домой, как все семейные люди – особенно молодожены. А он не хотел и не мог себя заставить приходить в пустую квартиру. Его жена не была домохозяйкой, преподавала в университете и обычно возвращалась в то же время, что и муж. И Кемаль всегда старался подгадать так, чтобы, подходя к дому, видеть горящий в окнах свет, а прямо в прихожей улыбку и глаза жены.

Сегодня тоже горел свет, но…

– Айше! Где ты?! – он стремительно шагнул в коридор.

– О господи! Как ты меня напугал! Что ты кричишь? Что-нибудь случилось? – теперь, когда она была рядом, Кемаль мог снова стать самим собой и спокойно воспользоваться опытом детектива: в руках жены стопка чистого белья, значит, она была на балконе, поэтому и звонка в дверь не слышала. Она здесь.

– Ты здесь. Тогда все в порядке и ничего не случилось, – обняв ее вместе с ворохом полотенец, простынь и собственных рубашек, он с облегчением удивлялся своей глупости.

– Конечно, я здесь. Я же сегодня рано заканчиваю, забыл? Или ты, как обычно боишься, что я от тебя сбежала? – засмеялась Айше, знавшая тайные страхи мужа, как и все его остальные мысли. – Или у вас завелся маньяк, и ты предполагал, что обнаружишь мой хладный труп? Тебе вредно столько работать. Пусти, я белье отнесу.

Вот, пожалуйста. Откуда ей, спрашивается, знать, что маньяк вполне возможно… нет, второй случай – это еще не повод, чтобы говорить о серии, и по первому эпизоду у него был прекрасный подозреваемый, которого, кажется, придется выпускать, ведь столько деталей совпало. Но Айше-то этого знать не могла! И не надо ей знать, не будет он ее пугать маньяком, в которого еще и сам не поверил.

– Я, между прочим, не с работы, а от издателя, забыла? – повторил он ее интонацию.

– Конечно, забыла, это ты у нас все помнишь. И что они сказали? – голос Айше слышался откуда-то из спальни.

– То, что я и предполагал, – моя руки и чуть повысив голос, чтобы перекричать шум воды, ответил Кемаль. – Придется тебе все-таки заняться любовью. Не понимаю, почему ты не хочешь? Разве так трудно?..

Смех Айше прервал его возмущенные вопросы:

– Ты сам-то слышишь, что говоришь? Хорошо, я знаю, о чем речь, а то можно бог знает что подумать! Не буду я заниматься твоей любовью – во всяком случае, в этом смысле.

– Да уж, сказал я удачно, – тоже засмеялся Кемаль. – Но ты меня простишь. А издатель сказал, что если берешь женский псевдоним, то надо бы побольше любви. А у меня на это таланта не хватает. Да и неохота мне про любовь… Надо же, случайно написал детектив, так теперь с меня требуют, как с настоящего писателя. Кстати, мне и редактор их посоветовал с тобой поговорить. Пусть, мол, госпожа Айше напишет, она сумеет, все равно у вас псевдоним…

– «Она сумеет»! Лучше бы он мою собственную повесть издал, а не советы давал. Зачем ты связался с женским псевдонимом, не понимаю. Отдал бы под своим именем – и все. Иди лучше ужинать.

– Ты же знаешь, как это получилось. Из-за тебя. И никакое имя, кроме твоего, мне тогда в голову не приходило, – выходя на кухню, сказал Кемаль.

Айше знала, как это получилось. Цепочка случайностей, не более того. То, о чем обычно говорят: «Так не бывает».

Чуть больше года назад она, тридцатилетняя, разведенная и привлекательная преподавательница английской и французской литературы, доктор филологии и тайная поклонница Агаты Кристи, оказалась впутанной в историю, каких, как считается, не бывает. Она до сих пор была убеждена, что все это случилось с ней потому, что однажды ей привиделся детективный роман. Приснился наяву. Совершенно готовый – от первого до последнего слова. Нужно было только сесть и записать.

Что Айше и сделала.

Но этого, как утверждала она потом с мистицизмом профессионального литературоведа, нельзя делать безнаказанно. Она написала всего две или три главы, когда буквально в соседнем доме произошло убийство. Тогда же она познакомилась с Кемалем, хотя ее, как раз в то время размышлявшую, не выйти ли ей замуж за ее тогдашнего возлюбленного, это знакомство заинтересовало только в связи с расследованием.

Почему, спрашивается, раньше нигде поблизости не совершались убийства? Почему раньше она от силы два раза в жизни беседовала с полицейскими? Почему не была свидетельницей, лжесвидетельницей, подозреваемой, подозревающей, знакомой убийцы? Почему? Да все потому же: не надо сочинять детективы! Но и это соображение ее тогда не остановило, потому что ни рациональными, ни мистическими соображениями невозможно остановить ни графомана, ни настоящего писателя. Айше не задумывалась, к какому из этих двух разрядов она принадлежала. Вероятно, потому, что ни графоману, ни настоящему писателю не свойственно об этом задумываться. Они просто пишут. И Айше писала.

Потом обстоятельства сложились так, что неожиданно предложенная ей поездка в Англию пришлась как нельзя кстати. В тот момент ей казалось, что это не просто лестное приглашение солидного университета, не очередной шаг в ее и без того удачно складывающейся карьере, а возможность уехать от всего, связанного с тем убийством. И от всех в нем замешанных.

Она уехала. Договорилась с симпатичным и откровенно симпатизирующим ей полицейским, что он снимет освобождаемую ею квартиру, в которой позволит оставить некоторые вещи, принадлежащие Айше. В основном многочисленные и тяжелые книги, которые непросто перевозить с места на место и нельзя хранить на даче у брата из-за влажности приморского воздуха.

Она уехала, поняв, кто совершил убийство. Уехала, не поговорив с Кемалем, а лишь оставив ему кое-что объясняющую записку с просьбой ничего не предпринимать и если не простить убийцу, то хотя бы предоставить ей – ее бывшей подруге, господи! – возможность жить по-прежнему. Только ради ее детей.

Наверно, это было неправильно, и Айше, говоря теоретически, осознавала, что зло должно быть наказано. Но это зло было обнаружено ею, и никем другим, и она побоялась выступать орудием возмездия. На душе было смутно, понятия путались, с женихом она рассталась, подруга оказалась убийцей – словом, уехать, уехать от них всех, уехать подальше! Это казалось наилучшим выходом, и он был ей предоставлен благосклонной судьбой.

А озадаченный Кемаль, чтобы разобраться-таки в этом убийстве, на расследование которого начальство смотрело сквозь пальцы, стал записывать все мелочи и подробности происшедшего. Это было даже приятно: сидеть в бывшем кабинете Айше, видеть перед собой ее книги, смотреть на случайно забытую ею фотографию и заниматься тем же, чем любила она. Писать – он тогда не думал, что это будет: просто ли несколько страниц текста, связный отчет о расследовании, статья, книга?

Коллега, которого он, изменив все имена, попросил прочитать то, что получилось, предложил показать «это» знакомому журналисту, и вскоре Кемаль, к своему немалому удивлению, оказался втянутым в какие-то неожиданные отношения и переговоры. Он постоянно слышал и произносил прежде далекие от его жизни и работы слова: корректор, макет, тираж, гонорар. Тогда-то он, у которого, как он и сказал Айше, в голове не было иного имени, кроме ее, решил использовать его в качестве псевдонима. Потому что редактор уверял, что повесть под названием «Голубая роза» просто неприлично подписывать мужским именем, что бы там эта аллегория ни означала.

– Есть законы рынка и читательские ожидания. Ими нельзя пренебрегать. Если вы, конечно, хотите, чтобы вашу книгу прочитал кто-нибудь, кроме редактора и корректора. И любовную линию надо бы усилить… а то как-то у вас одни сухие факты.

– Ты же знаешь, я про любовь говорить-то не очень умею, да и не люблю я этого, – морщился Кемаль, все еще надеявшийся, что ему удастся уговорить жену что-либо написать за него.

– Да знаю, знаю. Стоит только вспомнить, как ты мне предложение делал. Другая на моем месте и слушать бы не стала.

– Поэтому никакая другая и не была на твоем месте.

Телефонный звонок прервал их разговор и незамысловатый ужин, приготовленный вечно занятой и не слишком хозяйственной Айше.

2

На ее месте действительно не могла оказаться никакая другая.

Кемаль прожил холостяком до тридцати пяти лет и, увидев Айше, сразу понял, какой представлял себе свою воображаемую жену. Хотя в ее внешности и манерах не было ничего, располагающего к любви с первого взгляда. Хотя сам Кемаль не верил в подобные романтические глупости. Хотя она вряд ли понравится его старшей сестре. Хотя она собиралась замуж за другого. Хотя… и тем не менее это должна была быть она.

После их недолгого знакомства она уехала в Англию, но Кемаля это не очень огорчило. А если бы она жила по соседству, что бы это изменило? Разве это означало бы, что она ближе к нему?

Книги внушали надежду. Они стояли на своих местах, обещая возвращение хозяйки. Несколько картин на стенах тоже принадлежали Айше, и Кемаль, глядя на них, любил думать о том, как она вернется, и что он ей скажет, и как они будут вместе пить кофе или пойдут куда-нибудь поужинать.

Ее приезд почему-то представлялся ему именно приездом: она позвонит в дверь, он откроет. Или, если его не окажется дома, она воспользуется своим ключом. Кемаль, вопреки здравому смыслу, не стал менять замки. Все в квартире напоминало ему об Айше, а работа не оставляла другого времени, чтобы думать и вспоминать о ней. Это был ее дом, и он ждал ее. И Кемаль ждал ее возвращения домой.

Поэтому ее голос в телефонной трубке в разгар рабочего дня оказался для него полной неожиданностью. Он даже не сразу узнал ее – настолько иначе мыслился ему ее приезд. Но она и не претендовала на узнавание: вежливо и почти официально назвала себя, вежливо поинтересовалась, есть ли у него время на разговор или лучше перезвонить попозже, вежливо сообщила, что вернулась на днях и, как только сможет, избавит его от своих книг и вещей. Это было так не похоже на то, чего он ожидал, что в первые минуты разочарование даже помешало ему вразумительно отвечать на вопросы.

– Где вы остановились? Уже нашли квартиру?

– Пока нет. Поживу немного у брата.

– Я хотел вам кое-что предложить… но… может быть, мы могли бы встретиться?

– Если вы собираетесь снова уступить мне мою квартиру, то это исключено. Вы же понимаете… туда я не вернусь. Даже к вам в гости не пойду. А книги…

– Да, да, я понимаю, конечно, – заспешил он. – Давайте встретимся где-нибудь… как говорится, на нейтральной территории. Где вам удобно.

– Давайте, – легко согласилась она. – За мной, кажется, долг?

– Долг? Что вы имеете в виду?

– Ужин. Вы же тогда не позволили мне заплатить за ужин. Теперь я вас приглашаю. Помните стоянку перед ректоратом? Приезжайте туда. В любой день на этой неделе. У меня там дела, я освобождаюсь в шесть.

– Договорились. Сегодня уже не получится, – с сожалением сказал Кемаль, – а завтра с удовольствием.

Завтра, которое, казалось, никогда не наступит, все-таки пришло и мучительно тянулось, а последние десять минут, проведенные им на университетской стоянке, явно решили дать понять, что они часть вечности.

Она подошла с другой стороны: двери ректората Кемаль держал под наблюдением. Почти не изменилась, только волосы стали короче и не были, как раньше, собраны в тугой пучок, а застегнуты как-то иначе. Тонкие изящные очки, классический светло-серый костюм с юбкой до колен, казавшейся то длинной, то короткой, маленькая сумочка и небольшой пакет в руках.

– Вы не из ректората? – первое, что пришло в голову, вместо «здравствуйте».

– Нет, я вас обманула. Иначе как бы я вас сюда заманила? Пойдемте. Здесь на крыше очень хороший ресторан. Закрытый. Только для работающих в университете. Я заказала столик.

– Значит, вторая часть нашего знакомства тоже начинается с обмана?

– Ну, я же потом обязательно во всем признаюсь. И довольно быстро. Долго лгать так утомительно. И вот… возьмите сразу… не люблю я этих сумок, пакетов…

– Я помню, – он действительно помнил о ней всё: все мелочи, которые успел подсмотреть год назад.

– Ах, да, у вас же память! – она тоже не забыла, это обнадеживало. Про знаменитую память Кемаля знали все его знакомые и беззастенчиво ею пользовались. Коллегам ничего не стоило позвонить ему поздней ночью или с утра пораньше и, назвав какую-нибудь весьма распространенную фамилию, спросить: «Ты случайно не помнишь, этот тип по какому делу проходил? Свидетелем, говоришь? А показания его помнишь?..»

– О вас я все запомнил бы и с самой обыкновенной памятью. А что это? – не дав ей никак отреагировать на его примитивный комплимент (вдруг бы ей не понравился подобный тон?), он перевел разговор на пакет.

– Английский сувенир, конечно. Куплен на самой Бейкер-стрит, можете поверить.

– Бейкер-стрит? Это, кажется…

– Ваша память, наверное, на литературу не распространяется? Там жил Шерлок Холмс. Это кружка. Будете из нее чай пить. Из большой кружки, как в Европе. И шарф. Типично сыщицкий шарф, по-моему. Будете в нем в засаде сидеть.

– Спасибо, – он был тронут. Значит, она вспоминала о нем. Значит ли это?.. Брось, ничего не значит! Но все равно приятно: оказывается, ему так давно не дарили подарков! – Знаете, по-моему, мне с детства не дарили подарков.

– Сколько мы не виделись? Больше года, да? Правильно, тогда была весна, – говорила она что-то незначительное, усаживаясь за столик. – Вид отсюда прекрасный, правда?

Они проговорили до позднего вечера, и это был единственный диалог в жизни Кемаля, который он потом, сколько ни пытался, не мог воспроизвести дословно. Вспоминались отдельные фрагменты, никак не желавшие складываться в логичное целое. Что соединяло их вместе – взгляды, улыбки, слова? Просто молчание? Закат и черный силуэт пальмы на быстро лиловевшем небе?

– …расскажите об Англии. Как ваши лекции? Имели успех? Я даже боялся, что вы не вернетесь.

– Не вернусь? Глупости какие! Почему?

– Ну, мало ли. Вдруг бы вам предложили продлить контракт… или… вышли бы замуж за какого-нибудь лорда, – правда прикидывалась шуткой, чтобы не слишком навязываться.

– Ну конечно! За овдовевшего принца Уэльского! Честно говоря, я не видела ни одного лорда. А лекции… Сначала действительно имели успех. Но потом я поняла его цену. Знаете, на меня специально приходили смотреть – не слушать, а именно смотреть. Как на обезьяну в цирке. Надо же, подумать только: турецкая женщина, которая говорит по-английски, что-то соображает, читает лекции, при этом не носит паранджу и нормально выглядит, – это было выше их понимания. Они думают, мы здесь все забитые домохозяйки, не умеющие двух слов связать.

– Да вы, по-моему, больше похожи на англичанку, чем настоящие англичанки! Эти ваши костюмы строгие…

– Нет, не похожа. Это, кстати, тоже было неприятно: всем сразу бросается в глаза, что я иностранка. Обязательно начинается: откуда? Наверно, из Италии? Нет? Из Испании? Из Франции? Ах, тоже нет? Когда запас стран с брюнетками кончается, сообщаю: из Турции. Ах, не может быть! Или: ах, как интересно! Почему, спрашиваю, не может? Или: а что же в этом интересного? Одни мнутся из вежливости, другие прямо говорят: вы такая образованная, современная, английский у вас прекрасный, – откуда в какой-то Турции такие женщины! И бесполезно доказывать, что у нас таких много.

– И голубые глаза вам не помогали?

– Нет. Все равно видно, что я не местная. Зато меня там почему-то считали красивой. Помните Катю – мою бывшую русскую соседку? Хотя что я говорю?! Она же теперь ваша соседка! Как она? Приезжает?

– Иногда. У нее сын родился. А почему вы про нее вспомнили?

– А когда ей говорили, какая она красавица, она всегда отвечала: это я у вас здесь красавица, потому что я другая. А дома в России я такая же, как все, даже хуже. Вот и я почти год была в роли восточной красавицы.

Надо было сказать комплимент, но их говорят обыкновенным женщинам, – разве ей можно? И беседа текла себе дальше. Без комплиментов.

– Здесь замечательно готовят кальмаров. Никогда не забуду, как приводила сюда Сибел и она всех замучила объяснениями, как правильно их готовить. До сих пор помню, что кальмаров, оказывается, положено предварительно вымачивать в лимонном соке с содой и сахаром. Нормальному человеку ни за что не додуматься! Особенно насчет соды.

«Сибел! Приводила Сибел. Видимо, с мужем. И она замучила «всех». Значит, были и другие действующие лица. Этот ее Октай. Интересно, она знает?..»

– Я напрасно вспомнила про Сибел, да? Вы ведь все поняли тогда?

– Наверное, Айше, – «госпожу» отбросим, почему не попробовать? – нам надо откровенно обсудить все это один раз и больше к этому не возвращаться. Да, я все понял. Сначала не поверил, доказательств-то никаких, но я подумал, что вы знаете что-то еще.

– Да. Знала. Я с ней разговаривала, и она сама призналась. Как мне показалось, даже с удовольствием призналась. Но вы правы: улик не было. Она же математик, все просчитала. Она?..

– Да, – понял с полуслова, хорошо! – С ней все в порядке. Родила четвертого ребенка, переехала в новую квартиру…

– В ту самую?..

– Представьте, да. Железная леди. А в ее бывшей квартире новые жильцы. И еще, Айше…

– Я уже знаю, – поняла с полуслова, прекрасно! – Можете не выбирать слова. Октай женился на красотке Дениз. Мне брат сказал, они же связаны каким-то бизнесом. А меня это как-то и не задело. Странно все-таки жизнь устроена! Если бы не эта история с убийством, я могла бы выйти за него замуж. И ведь он ни в чем не был виноват, если подумать, но почему-то меня его поведение тогда оттолкнуло. И вообще, все это прошло.

– Как ваш роман? – другой осколок разговора, и не вспомнить, где его место в мозаике? – Я вам сейчас скажу смешную вещь: я сам написал нечто, и это нечто вот-вот издадут, представляете? В приложении к газете, но издадут!

– Да что вы?! Это замечательно! Детектив, разумеется?

– Наверно, надо на вас обидеться. Ничего другого я, по-вашему, написать не в состоянии?

– Но я вовсе не имела в виду… А почему детектив – это плохо? Лично я их обожаю – хорошие, конечно.

– Англичане действительно постоянно говорят о погоде? – снова осколок, который непонятно куда приклеивать.

– Не больше, чем мы. У нас в Измире погода так же быстро меняется, как там, и мы, по-моему, тоже все время говорим о погоде. Вот сейчас, например, как похолодало, да?

Похолодало и стемнело. Силуэт пальмы стал почти неразличим на фоне темного неба. В чашках темнел кофе.

– А я прочитал все ваши книги.

– Какой ужас! И Джойса?

– И Джойса.

– И как вам?

– Ну, это долгий разговор, Айше.

– Да, правда, поздно уже. А что вы мне хотели предложить насчет квартиры?

– Я хотел вам предложить выйти за меня замуж. Только у меня есть несколько условий…

Айше засмеялась.

– Подождите, не смейтесь. Я абсолютно серьезно. А условия… Мы же взрослые люди и привыкли жить самостоятельно. Так вот, я не предлагаю вам менять ваш образ жизни. И не хотел бы менять свой. Поэтому вам не грозит превращение в домохозяйку, но вам придется смириться с моей сумасшедшей работой и с тем, что дома будут телевизор, и компьютер, и газеты. И с тем, что я никогда не могу сказать, во сколько вернусь домой и когда у меня выходной. И… Почему вы так смеетесь? Айше!

– Первый раз слышу такое предложение! Обычно начинают не со своих условий, а с обещаний выполнить все мои. И никогда их не выполняют.

– Вам делали так много предложений? – ревность не пожелала затаиться и вмешалась в беседу.

– Два, – чуть серьезнее посмотрела она. – Вы же знаете.

– Откуда? Хотя… да… понятно.

– Вы же сыщик, – кивнула она. – Я разведена, значит, хоть одно предложение мне делали. А про Октая вы знаете.

– Честно говоря, я думал, вам их делали чаще.

– Не говорите глупостей. Ни одной женщине не будут делать предложение, если она этого не хотела и никоим образом не провоцировала. Всегда можно избежать неловкой ситуации, если не хочешь отвечать отказом.

Он не сразу нашел, что сказать.

Она могла избежать этого ужина и его предложения, и если она этого не сделала, то… может быть? Да нет, не может этого быть. Просто он умудрился создать ту редкую и неожиданную для нее неловкую ситуацию, которую она не предвидела и не провоцировала. И все же… Она сама позвонила, и привезла подарки, и согласилась пойти в ресторан, и улыбалась, и…

– А какие еще у вас условия?

– Айше, не смейтесь, пожалуйста. Лично мне не до смеха. Я ждал почти год, чтобы задать вам этот вопрос. Может быть, вам лучше не отвечать мне сразу? Вы подумаете… мы могли бы пообщаться, поближе познакомиться, а условия – это все ерунда, я волновался и, видимо, не с того начал. Пожалуйста, обещайте подумать всерьез…

– Да что же тут думать? Все понятно, – непонятно улыбнулась она. – Или мое согласие не входило в ваши планы?

– Айше… вы… вы не шутите? – он не мог поверить, что его несуразное, почти невежливое предложение, в котором он ухитрился обойтись без единого слова о любви, могла, будучи в здравом уме, принять хоть одна женщина. Господи, надо было все сказать не так!

Но все было сказано именно так.

– Вот ты и опиши, как герой говорит героине: «Выходите за меня замуж, только не выкидывайте мой компьютер и не превращайтесь в домохозяйку». А когда она согласится, пусть он ее еще поотговаривает: мол, в своем ли вы уме? Да понимаете ли, на что идете? Правда, если у тебя хватит таланта описать, какими глазами герой на нее при этом смотрел, то читатели поймут, что она не сумасшедшая, – насмешничала Айше каждый раз, когда муж предлагал ей написать за него любовную сцену. Сколько раз отказывалась, а он опять за свое… кто может звонить на домашний так поздно?

– Я подойду, – встав из-за стола, сказала она. – Тебе обычно на мобильный звонят.

– Добрый вечер, – услышал Кемаль из гостиной, – спасибо, все в порядке, а у тебя как? Да-да, сейчас позову… А что у тебя голос такой? Ничего не случилось?.. Хорошо, сейчас.