Kitobni o'qish: «Голубая роза»

Двадцать лет спустя – вместо предисловия

Дорогие читатели!

Я никогда не читаю и не пишу предисловий.

Скорее всего, вы не любите их так же, как я, но это не предисловие – это оправдание и объяснительная записка.

Или последнее слово обвиняемого на суде – попробую себя и в этом жанре.

Друзья мои, я представляю на ваш суд свой самый странный и очень давно написанный роман.

Он появился на свет случайно и почти против моей воли: много лет назад я задумала детективную повесть, с наслаждением погрузилась в эту работу, и частью моего замысла была писательница – я придумала её, чтобы писать от её имени, спрятав саму себя, скучного автора учебных пособий, за её маской. Я придумала, что я просто переводчик, а она хочет стать турецкой Агатой Кристи, она филолог, специалист по английской литературе, она… и тут она принялась жить собственной жизнью, совершенно независимо от меня.

Детективный роман об убийстве в Кушадасы превращался во всё более толстую стопку бумаги, я вживалась в семейные проблемы моих персонажей, я пробовала на вкус варианты названия (что-нибудь про птиц? или про змей? или?..), а моя главная героиня, мой придуманный автор, диктовала мне свой взгляд на вещи – и в какой-то момент я, не найдя убийцу, вдруг отложила эту увлекательную работу и начала писать повесть “Голубая роза”. Твёрдо зная, что она будет называться именно так и что её последними словами будут… впрочем, это классика, а я не стану подсказывать вам последние слова детектива.

Итак, это мой первый литературный опыт – потом я, конечно, дописала “Приют перелётных птиц”, а после него сочинила несколько других, давно изданных и, может быть, знакомых вам романов: так вышло, что издавать серию из пяти книг издатели предпочли с конца. Время шло, и были изданы две книги, не входящие в неё, и я писала рассказы и либретто, а сейчас у вас в руках – мой самый первый, самый юный, самый неопытный текст. Я выросла и повзрослела, мои героини сейчас тоже были бы не такими, как двадцать лет назад, но я всё равно их люблю и надеюсь, что вы отнесётесь к ним снисходительно.

Спасибо всем, кто поддерживал меня, и тем, благодаря кому мои фантазии обрели обложки и превратились в настоящие книги.

Яна Темиз

Маленькая глава без номера. Пока не убийца

– Нет-нет, о том, чтобы вы приходили ко мне, и речи быть не может! Кто-нибудь обязательно узнает, тут всё у всех на виду, вам самой это ни к чему. Да, надо поговорить, конечно. Далеко от дома я отлучиться не смогу… давайте сделаем так: около нас строят еще один такой же дом – буквально в двух шагах… а, вы знаете? тем лучше. Так вот: заходите в подъезд и ждите меня. А что в этом особенного? Не можем же мы обсуждать наши проблемы на лавочке в сквере! Там нас кто угодно увидит, и меня потом замучают расспросами. А в тот дом постоянно ходят смотреть квартиры, и на этих посетителей никто внимания не обращает… что? нет, это вовсе не стройка – почти законченный дом, никакой грязи. И, между прочим, как я вас узнаю в людном месте? А там сразу будет понятно. Всё, решено: в половине второго – или нет, лучше в час. В этом недостроенном доме. У меня есть еще одна причина встретиться с вами там: я вам хочу кое-что показать… именно там, да. Кстати, можете подняться на второй этаж – там обе квартиры не заперты, и в одной из них деревянная скамейка в прихожей, вы увидите…

И это, скорее всего, будет последним, что ты, детка, увидишь в своей жизни! Не надо было тебе становиться у меня на дороге…

Глава 1. Математик

«Как все-таки удобно, что балкон у нас угловой», – думала Сибел, поворачивая за угол этого самого балкона. Отсюда ей была хорошо видна дорожка, ведущая от подъезда к стоянке, и почти вся стоянка. Минуты через полторы выйдет муж, и она с улыбкой помашет ему рукой. При этом второй рукой она крепко прижимала к себе десятимесячную и уже становящуюся тяжелой дочку.

Муж не выходил. Наверное, ждет лифта, вместо того чтобы взять и спуститься пешком… ленится. Сибел автоматически опустила глаза: когда надо мыть балкон – сегодня или можно оставить до завтра? Пожалуй, подождет еще денек.

Сквозь балконную дверь было слышно, что в квартире что-то кричала пятилетняя Газель. Через двадцать пять минут ее отправлять в школу. За это время надо ее покормить и переодеть. Чего она может требовать сейчас своим криком?

Малышка недовольно завозилась, захныкала, стала вертеться и вырываться. Сибел перехватила ее свободной рукой, ей стало удобней, и она успокоилась.

Муж наконец-то вышел из подъезда, просматривая на ходу какие-то бумажки. Значит, открывал почтовый ящик, доставал счета и поэтому задержался.

А мусор забыл-таки взять. Нехорошо.

Их дом формально входил в кооперативный городок «Арыкент», построенный лет десять назад даже не на окраине Измира, а за чертой города. Но время шло, строительство велось постоянно, центр и старые обжитые районы были застроены так, что жителям не только некуда стало ставить машины, но можно было здороваться за руку, находясь на балконах соседних домов. И город разрастался, взбираясь на окрестные горы или отвоевывая у моря заболоченное мелководье.

Их район давно уже считался частью Измира, более того, стал престижным местом жительства среднего класса: адвокатов, врачей, инженеров, учителей и состоятельных пенсионеров. Тихое, экологически чистое место, с видом на море – красота… Несколько лет назад выяснилось, что дома «Арыкента» построены слишком далеко друг от друга, а земля здесь теперь дорогая, и иметь баскетбольную площадку, несколько стоянок и теннисный корт кооперативу не по карману. Непозволительная роскошь, о чем только думал застройщик? Вдобавок началось затяжное судебное разбирательство по поводу нескольких участков на горе, которые бывший владелец якобы оставлял за собой, а кооператив использовал под скверы и детские площадки…

Словом, кооперативу пришлось уменьшить свои владения, а бывшие владельцы когда-то дешевых кусков горного склона построили на них еще два невысоких дома и достраивали третий. Но персонал, обслуживающий «Арыкент», отказывался выносить мусор и приносить покупки в эти дома, если им за это не платили дополнительно. Жильцы же, и Сибел в том числе, доплачивать отказывались.

А Мехмет опять забыл взять мусор, и теперь пакет простоит у двери до вечера.

А там много всякого… кости от вчерашней рыбы, например! Значит, если Фатош выпустит собаку или эта старая карга снизу – свою ненаглядную кошечку, их зверье опять раздерет пакет, всё разбросает, и придется убираться на лестничной клетке.

«Затащить пакет с мусором в квартиру», – раздраженно добавила Сибел еще один пункт к своему плану на ближайшие несколько часов.

На повороте дорожки муж остановился и помахал рукой. Улыбающаяся без малейшей тени раздражения жена уже махала ему, заранее переместив дочку на одну левую руку.

«Черт бы побрал этот Измир, – думала в это время Сибел, поеживаясь от прохладного ветра. – У нас в Анкаре хоть и холоднее бывает, но зато всегда знаешь, чего от погоды ждать. А тут… вроде совсем весна, а как подует с моря… удастся ли положить малышку спать на балконе?»

«Не забыть бы помахать ей еще раз от машины, – думал муж. – А то обидится. Черт возьми, как же мне все это надоело!»

Через несколько минут, проводив глазами удаляющуюся машину мужа, Сибел быстрым шагом вошла с балкона на кухню, взяла свободной рукой пустую молочную бутылку, стоявшую на раковине, запястьем нажала на смеситель, налила в бутылку воды и направилась к входной двери… да, она всегда думала о себе именно так: подробно фиксируя каждое действие. И как будто наблюдая за собой со стороны.

Сибел была математиком. И вот уже скоро десять лет, как ее математические способности оказались востребованными только дома. Кто бы мог подумать, что математик, да к тому же хороший, любящий свою профессию, будет лучше вести домашнее хозяйство, состоящее из четырехкомнатной квартиры, дачи, мужа и трех дочерей, чем обычная домохозяйка.

Между тем оказалось, что без математического мышления и логики жизнь стала бы для Сибел совсем невыносимой. Ее день был расписан с точностью до минуты. Если она собиралась сейчас выйти и занести обратно в квартиру мешок с мусором, что не входило ранее в ее планы, то по пути она вынесет и освободившуюся молочную бутылку, а заодно и польет из нее цветы на лестничной площадке.

Таким образом, незапланированные действия не отнимут у нее дополнительного времени. Всё четко и по плану, без промедления и лишних движений.

– Мама, я тебе кричала, кричала! – обиженно затараторила Газель, увидев мать, выходящую с бутылкой из кухни. – Ты мне никогда сразу не отвечаешь!

Газель была обидчива и склонна к обобщениям.

– А что ты хотела сказать? – на ходу спросила Сибел.

– Если хвостом вниз, то это «девять», а если хвостом вверх, то «шесть»? Да?

– Да. Неужели ты никак не можешь запомнить? – Сибел уже вышла из квартиры и быстро поливала цветы.

– А если две «тройки» перевернуть и сложить, то получится «девять» или все равно «шесть»?

– Что-что? Как перевернуть?

– Ну ты никогда не понимаешь! Вверх ногами перевернуть и сложить. Получится перевернутая «шесть» или нормальная?

– Ничего не получится. Не надо их переворачивать, и все. Из двух троек «девять» никогда не получится!

– Даже если перевернуть?

– Только если перемножить!

Сибел закончила поливку, поставила бутылку в угол у двери и внесла в прихожую черный пакет с мусором. Вынести самой? Или пусть все-таки муж вечером?

– Газель, у тебя осталось двадцать минут, даже меньше! Не говори глупостей и иди поешь.

Наверное, с детьми надо разговаривать не так.

Потерпеливее и поласковее. Но нет ни времени, ни сил. Разве могла она предположить десять лет назад, что она, умница Сибел, лучшая студентка лучшего университета страны превратится в образцовую домохозяйку и раздражительную мать трех дочерей?

По средам муж уходил на работу в двенадцать, до этого ездил на рынок и в супермаркет. И сейчас ей предстояло разобрать кучу пакетов, нагроможденных в коридоре. Разложить по местам все продукты, пересыпать в банки все, что пересыпается; уместить в холодильник все, что портится; унести в ванную все, что чистит и моет. Дальше: разгрузить посудомоечную машину, проводить среднюю дочь в школу, развесить белье (но это минут через тридцать, когда машина остановится), помыть шпинат, пропылесосить гостиную, погладить (обязательно сегодня! уже много белья накопилось!), положить спать малышку… Да, так класть ее на балконе или нет?

Сон на балконе был просто спасением для Сибел. Во-первых, ребенок там быстрее засыпал и спал дольше и спокойнее. Во-вторых, Сибел могла сэкономить время на прогулке: все равно ведь девочка кислородом дышит и на солнце лежит.

Идею укладывать малышку спать на балконе ей подала Катя – русская соседка, живущая в квартире под нею. Точнее, не живущая, а иногда приезжающая. Ее муж весьма преуспел в России, занимался то бизнесом, то строительством, женился на типичной русской красавице, но жить мечтал в родном Измире. Поэтому и купил эту квартиру, почти не глядя и не торгуясь, приехав в очередной отпуск. Потом они с Катей уехали загорать в Анталью, а в квартире начался жуткий ремонт с отбиванием кафеля, ломкой стен, заменой всей сантехники, дверей, окон, полов.

За месяц ремонта отсутствующих хозяев возненавидел весь дом. Грохот стоял невообразимый. И ничего нельзя было сделать – не остановишь же работы на середине. Но ремонт закончился, приехала вежливая и милая Катя, перезнакомилась со всеми соседями, за ремонт извинялась. Говорила она по-английски, вставляя смешные ломаные турецкие фразы, красоты своей фотомодельной словно не замечала, была любезна и улыбчива, а через полгода навезла всем матрешек, русских шалей, красивых шкатулок, часов… ее простили.

Сибел любила, когда Катя в свои редкие приезды приходила к ней. Во-первых, можно попрактиковаться в английском: Сибел не любила деградировать ни в какой области, а язык без практики тут же забывается. Во-вторых, Катя всегда сразу проходила на кухню.

– У нас в России все разговоры и посиделки только на кухне. И можешь не сидеть сложа руки из вежливости. У тебя куча дел, вот и делай их, а со мной болтай одновременно. А чай я себе сама сделаю – и не надо ничего заваривать, я возьму пакетик «Липтона».

За это Сибел, которой всегда было безумно жаль времени, потраченного на чаепития с соседками, готова была принимать Катю когда угодно… тем более что приезжала она нечасто.

В один из таких кухонных визитов Катя и сказала:

– А у нас почти все дети в любую погоду спят в колясках на балконе. Очень удобно. Не надо выходить, одеваться, краситься – а ребенок воздухом дышит.

Сибел тут же оценила все преимущества такой системы.

Она любила все рациональное.

За десять лет она научилась мгновенно характеризовать любое предстоящее ей дело по нескольким параметрам. Дело могло быть срочным: его надо сделать сегодня или, что хуже, оно осталось от вчера. Его можно отложить на завтра или сделать в любой день в течение недели. Дело могло быть таким, которое потребует личного внимания Сибел на долгое время. А могло быть таким, которое в основном делается само – как стирка и мойка посуды в машине. Значит, если есть дело первого типа – приготовление долмы, например, – то его надо совместить с делом второго типа: пусть в это же время что-нибудь стирается.

Дело могло быть таким, которое можно делать в присутствии ползающего ребенка. Или же ребенок должен быть надежно посажен на стул или в кроватку. А гладить вообще можно только когда малышка спит: иначе начинается охота за проводами и розетками.

Дело может касаться самой Сибел лично и не задевать остальных членов семьи (постричь ногти или принять душ). Оно может касаться всех (ужин) или одного мужа: подготовить ему одежду и обувь и просмотреть его лекцию.

Все сегодняшние дела Сибел уже мысленно разложила по полочкам, расклассифицировала и систематизировала. Если все пойдет по плану, останется около часа свободного времени до возвращения мужа и старшей дочери.

– А если лошадке очень нужно сказать что-нибудь кошечке, она сможет мяукнуть?

Это вне плана – и всегда неожиданно!

– Нет, не сможет. Лошади не мяукают.

– Но если ей очень-очень нужно?!

– Ну, я не знаю. В мультфильме сможет. Или в сказке. Доедай, пожалуйста, через десять минут придет твой автобус.

– А ты мне дашь чего-нибудь сладенького?

Надо, действительно, что-нибудь испечь. Жаль тратить заветный остающийся час, но что делать? Да, сегодня среда, можно вечером позвать Айше: если к ней, как всегда по средам, приедет Октай, то они могут зайти на чашку кофе. Придется печь. Или, наоборот, в присутствии Октая не стуит демонстрировать, какая она, Сибел, хорошая хозяйка? Айше-то точно ничего не испечет даже ради его прихода. А зря, между прочим. Так он на ней еще сто лет не женится.

– Убери, пожалуйста, тарелку… Хотя нет, я еще машину не освободила. Попробуй сама переодеть блузку. У меня малышка на руках.

– Ладно, я вижу.

Газель отправилась в детскую, недовольным тоном ворча: «Малышка, малышка!».

Она заранее предчувствовала, что сама эту блузку не наденет, ни за что не наденет, там такие противные пуговицы! – нет уж, придется мамочке посадить куда-нибудь сестренку и заняться ею, Газель. Ее маленькое сердечко разрывалось от ревности и обиды: раньше ее саму считали маленькой и беспомощной, а теперь только и слышишь: «Малышка, малышка!». Даже по имени ее никогда не зовут, а только так – ласково!

– Мам! Она не надевается! – капризно и требовательно закричала Газель, для правдоподобия развернув и смяв аккуратно сложенную блузку.

Сибел посадила младшую дочку в детский стул, сунула ей погремушку и, сопровождаемая ее недовольным плачем, пошла к Газель. Сейчас было важно отправить ее в школу без обычного скандала, а малышку все равно надо спать укладывать, пусть пять минут поплачет.

У Сибел всегда был наготове оптимальный план очередности действий. Друзья шутили, что она и жеста лишнего не сделает. А что смешного? Зачем ей лишние жесты и откуда время на них?

Застегивая кофточку Газель и говоря ей привычные слова о том, что она теперь большая, взрослая девочка, школьница, которой стыдно кричать и капризничать, Сибел вернулась к своим прерванным мыслям.

Нет, ничего печь она не будет.

Но с Айше поговорить не мешает. И прежде чем звать их с Октаем на вечер, надо бы выяснить кое-что об их отношениях. Во-первых, можно ненароком сказануть что-нибудь лишнее и испортить Айше ее собственные планы и расчеты.

Говорить ли, например, при ней Октаю о соседней даче, которую можно недорого приобрести? Если они поженятся, им все равно нужна будет дача, и деньги у Октая есть, но… обсуждают ли они планы на будущее? И общие ли у них планы?

Во-вторых, прервала сама себя Сибел, нехорошо, что по дому уже ходят сплетни: якобы он остается у нее ночевать, и кто-то видел, как он открывал дверь Айше своим ключом. Надо хотя бы сказать Айше, чтобы была поосторожнее. О чем она думает? Ведь неглупая женщина… сплетни, кто что ни говори о свободе, все-таки нехорошо.

Почему Октай до сих пор на ней не женился? Конечно, она разведена, а у него это был бы первый брак. Хотя Айше замужем-то была всего месяц, но почему-то для мужчин это так важно…

Айше была соседкой и лучшей подругой Сибел.

Когда они познакомились, обе страшно удивились, что не встретились раньше.

Оказалось, что они учились в одном университете – правда, с разницей в два года, Сибел была постарше. К тому же Айше занималась языками и литературой – какой-то ерундой, по мнению Сибел, училась в другом корпусе, и в одних и тех же компаниях они не бывали, хотя постепенно вспомнили и вычислили несколько общих знакомых.

Сибел жалела Айше: как же у нее всё неудачно сложилось!

Умница, красавица, ей, как и Сибел, сразу после окончания университета предложили место ассистента и аспирантуру, тогда же она и вышла замуж… А через месяц – развод, отказ от перспективного места, переезд в Измир. Конечно, для Айше это родной город, переселиться сюда для нее не трагедия, не то что для Сибел.

И что? Тридцать лет, ни мужа, ни детей; есть, правда, интересная работа – и в местном университете, и в частной школе; масса каких-то увлечений и хобби… нет, надо ее выдавать замуж, пока она всерьез не засела писать этот свой дурацкий роман!

Закрыв дверь за Газель, Сибел вернулась на кухню, взяла на руки орущую малышку, вытащила и разложила по местам несколько пакетов, купленных мужем, – и точно в тот момент, когда дочь вышла из подъезда, уже стояла на балконе и с дежурной улыбкой махала ей рукой.

Если бы Сибел спросили, как она умудряется рассчитать время, нужное дочке, чтобы спуститься с третьего этажа, она бы только пожала плечами. Газель иногда бегала по лестнице вприпрыжку, иногда еле шла, то разглядывая цветы, то повстречавшись с соседской кошкой, но Сибел никогда не опаздывала и не появлялась на балконе раньше времени. Это был ее дар, ее талант – использовать каждую отпущенную ей минуту.

Жаль, что никто этого не ценил.

Подруг у Сибел было мало. Визитов из вежливости она не признавала, и соседки быстро отучились приходить к ней просто так. Их отпугивала ее сосредоточенность, неумение расслабиться и просто болтать или пить чай, не делая при этом ничего дополнительно.

Газель вскарабкалась в школьный автобус. Теперь нужно уложить малышку – лучше все-таки на балконе, ветер вроде утих, и можно заняться делами. Среди неотложных была завтрашняя лекция Мехмета, Сибел точно знала, что у этой задачи есть еще как минимум два варианта решения, надо их ему показать. А учебник? Успеть бы написать хоть несколько страниц – мужу надо помогать, да и самой интересно.

С ребенком на руках Сибел прошла в спальню за одеялом, по пути отключила стиральную машину; проходя через кухню, одной рукой вытряхнула из пакета в раковину шпинат, закупорила ее пробкой и включила воду. Пусть отмокнет немного, потом будет проще мыть.

Не забыть бы спросить Октая, если они с Айше зайдут, про это новое лекарство. Наверняка Мехмет начал полнеть от него. И диету надо обсудить. А заводить разговор о даче и о совместном с Айше будущем, пожалуй, не стоит. Сами разберутся, не маленькие.

Октай Гюльолу был приобретением Сибел, и она им законно гордилась.

Во-первых, нашла мужу такого врача и друга; во-вторых, идеальный вариант для Айше.

Сибел отдавала себе отчет, что, будь она свободна, она сама не осталась бы равнодушной к Октаю. Это же мечта любой женщины: преуспевающий врач-окулист, высокий, красивый, черноглазый, прекрасно одевается, следит за собой, умеет себя вести… собственный дом в престижном районе коттеджей, прямо у моря, хорошая машина… а Айше хоть бы очки сняла, что ли! И уши бы проколола!

Укачивая малышку в коляске и размечтавшись об этой красивой (увы, чужой!) любви, Сибел на секунду отвлеклась от своих четких, реалистических мыслей и планов на день, от привычных «во-первых» и «во-вторых». И по странной ассоциации из глубины сознания всплыло обычно подавляемое: «Если бы в коляске был сын!».

Ее муж мечтал о сыне, и она сама давно привыкла хотеть мальчика. Когда родилась старшая дочь, ни Мехмет, ни Сибел особенно не огорчились… так, чуть-чуть. Все равно ведь хорошо иметь двух детей, вот второй и будет мальчик. Но вот уже третья попытка оканчивается неудачей.

Если бы в коляске был сын, Сибел могла бы спокойно спланировать не один день или ближайшую нуеделю, а свое будущее вообще. Насколько это возможно. Тогда было бы ясно: больше детей не рожать, через пять лет отдать мальчика в начальную школу, а может, и раньше в детский сад, и устроиться на работу, и самой написать заказанный мужу учебник тригонометрии, и привести себя в порядок, и выходить из дома без коляски, и общаться с коллегами, и говорить на профессиональные темы, и нанять домработницу…

Но малышка в коляске была девочкой.

Надо было принимать решение: или быстро заводить еще одного ребенка (а где гарантии, что это будет мальчик?!), или остановиться на трех дочерях. Второй путь открывал перед Сибел ту же перспективу: отделаться от ненавистного домашнего хозяйства, которое она так идеально вела, и сохранить себя как личность и профессионала. Но сохранить надо и мужа – а для этого предпочтительней рискнуть еще раз.

Не надо забывать, где он работает. Она, Сибел, пишет ему интересные лекции и придумывает оригинальные способы решения задач и доказательства теорем, и студенты его любят. Значит, и студентки тоже.

Наивно предполагать, что тридцатипятилетний, жизнерадостный, обаятельный мужчина будет хранить верносуть тридцатидвухлетней, часто беременной и отнюдь не хорошеющей жене. Особенно если он по долгу службы окружен двадцатилетними студентками и двадцатипятилетними аспирантками. Арифметика, а не высшая математика!

Это только Айше со своим идеализмом и максимализмом приходит в ужас от таких предположений. Сибел вспомнила свой недавний разговор с ней.

– И ты бы его простила? – в глазах Айше было не просто удивление, а что-то вроде отвращения.

Ничего, вот выйдет замуж не на месяц, а на подольше, да за такого красавца, как Октай, – заговорит по-другому! У того ведь тоже вокруг – медсестры, санитарки, практикантки, не говоря уж о благодарных восхищенных пациентках.

– А что мне прощать? – сказала она вслух. – Я же ничего конкретного не знаю. И знать не хочу! Считается, что он мне не изменяет, и хорошо.

– То есть ты в принципе отвергаешь возможность постоянства, любви, верности? Как же можно жить вместе, ложиться, прости за нескромность, в постель, рожать от него детей – и такое о нем думать?!

– Понимаешь, Ай, ты зарылась в свои книжки, и жизни не знаешь, а в ней всё не так однозначно, – уменьшительные имена прижились в их общении с легкой руки Октая.

«В Америке, – говорил он, – никто ни к кому не обращается, выговаривая все имя целиком. У каждого есть nickname. Очень удобно, не то что у нас!».

Он и прозвал Айше – Ай.

«Тебе не идет такое старинное имя! С именем «Айше» надо носить тюрбан или паранджу. Я буду звать тебя «Ай» – «Луна». Романтично и красиво!»

– Понимаешь, Ай, – сказала тогда Сибел, – жизнь не роман. И раз уж ты, идеалистка, сама заговорила о постели, так я тебе скажу кое-что. Мне и вторую и третью беременность врачи предписали вообще воздерживаться от секса. А что делать мужу?

– И он тебе изменял? – отвращение на лице Айше читалось так ясно… так неприятно читалось.

– Я не знаю, – честно сказала Сибел. – Но если и да, то для меня это не важно. Он же любит и ценит меня и детей, и семью как таковую. Если он что-то себе и позволит, или уже позволил, – поправилась она, – пусть. Это же ненадолго.

– А если ты себе «позволишь»? Он тоже так рассуждает?

– Ну что ты говоришь? Во-первых, я себе никогда не «позволю», как ты выражаешься. Мне просто физически некогда! Во-вторых, мужчины и женщины – это же разные вещи!

Айше почему-то засмеялась.

– Что ты смеешься? Конечно, ты феминистка, считаешь, небось, что мужчины и женщины одинаковы?

– Нет, я считаю, что женщины намного лучше! А смеюсь я потому, что это очень в твоем духе так сказать: я не изменяю мужу, потому что мне некогда! Ты только не обижайся, Си, но это очень забавно звучит!

Разговор тогда закончился сам собой: Мелисса пришла из школы, Сибел стала накрывать стол для ужина, но какой-то неприятный осадок остался. Вспомнился и обрывок другого разговора с Айше.

– Обязательно надо родить сына! – поделилась своей главной проблемой Сибел.

– Си, ты же гордишься своей логикой! Ну, подумай: если его три прелестные дочери, по-твоему, не удержат, то и рождение сына ни на что не повлияет.

– Нет, Ай, сын – это совсем другое! Это же аксиома!

«Если бы в коляске был сын», – снова всплыло в мыслях Сибел. Но тут она заметила, что малышка уже спит.

«Что же я стою, качаю коляску? Интересно, давно она заснула?» – и Сибел ринулась на кухню смотреть на часы. Слава богу, всего десять минут прошло. Всё! Ребенок спит, можно спокойно приниматься за дела.

Сибел делала все быстро, но никогда не спешила специально.

«Пойду гляну на задачу, и пока буду мыть шпинат, придумаю другой ход решения. Белье потом повешу…»

И в этот-то момент раздался резкий, неожиданный, не запланированный Сибел звонок в дверь.