Kitobni o'qish: «Лесник для Флоры»

Пролог

– Я добропорядочная замужняя лисица! – напомнила Полина, размахивая пончиком. – У меня трое детей! Да, я высококвалифицированный эксперт по огнестрельному оружию. Но в эту командировку лучше отправить кого-то другого.

Снежка смотрела то на сахарную пудру, сыпавшуюся на пол, то на швабру с тряпкой – выжидала, пока Полина угомонится, чтобы навести порядок.

– Поля, – мирно сказал подполковник Розальский, доедавший творожную запеканку. – Кого другого? У нас четыре эксперта. Три волка и ты. Волка в Ирбисск не пустят. Придется тебе.

– Перекинь на смежников.

– Не могу.

Полина откусила треть пончика, уронив остатки пудры на стол. В заднюю дверь кафетерия вошла Ханна, огляделась по сторонам. Ёжи выскользнул из-за стойки, подвинул ей стул, молча предлагая присесть. Ханна опустилась на сиденье, поддерживая живот, спросила:

– Что-то случилось? Вы какие-то хмурые.

– Пришел запрос из Ирбисска, – объяснил Розальский, доевший запеканку. – В одного из директоров алмазной корпорации пальнули из обреза. Стрелявшая скрылась, обрез нашли в мусорном баке неподалеку от места происшествия. Пострадавший полежал в больнице, через неделю выписался и начал контролировать ход расследования. Не знаю, что ему там в работе полиции не понравилось, но пена поднялась такая, что всполошились аж в столице. Поспешно комплектуют сборную команду из приезжих специалистов. От нас требуется эксперт по огнестрельному оружию.

– Я не поеду, – напомнила Полина. – У меня трое детей. И муж. А если я застряну в этом Ирбисске на месяц? Муж с детьми не справится. Никак не справится. И вообще. Мужа надолго оставлять нельзя! А вдруг загуляет?

В кафетерии воцарилась тишина.

– Мне одному кажется, что с тремя детьми на руках загулять как минимум сложно? – поинтересовался Розальский, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Нет, – подал голос Ёжи. – Не одному.

– Нет, – присоединилась Снежка.

– Не одному, – подтвердила сидевшая в углу компания огнеборцев.

– Я думаю… – сдвинула брови Ханна. – Я думаю, теоретически это возможно. Ну… не справится, получит нервный срыв, убежит… и загуляет.

– С нервным срывом? – Розальский обдумал слова Ханны, неохотно согласился. – В принципе, да. В жизни чего только не бывает.

– Я… – размазывая пудру по столу, начала говорить Полина.

Ханна её перебила:

– А я бы поехала. Не загулять, а в Ирбисск. Пару дней назад передачу по телику видела. Представляете, у них свой календарь праздников и названия месяцев! Новый год начинается в день весеннего равноденствия, в конце марта. Это Месяц Переезда. Заканчивается сезон охоты на пушного зверя, охотники-ирбисы возвращаются в города из зимних поселений. Рыболовы используют последнюю возможность ставить неводы перед ледоходом – до апрельского Вороньего праздника. Не знаю, как было раньше, а уже несколько лет в Ирбисске проводится этнографический фестиваль, празднование Нового года на берегу Озера Мечты. Считается, что если дойти до острова посреди озера – по льду – загадать желание, а потом получить от шамана Ловец Мечты, то загаданное обязательно исполнится. Ирбисы жгут костры, ловят рыбу, тут же готовят и угощают друг друга. Показывали камлание – как шаман вызывает духов. Впечатляет! Сказали, что Ловец Мечты можно дарить, увозить куда угодно. Необязательно ходить на остров. Они красивые, похожи на Ловцы Снов, только больше. Если ты поедешь, привези мне, пожалуйста.

– И мне, – сказал Розальский.

– И нам, – присоединился Ёжи.

– И нам! – дружно рявкнули огнеборцы.

– Нам три, а лучше четыре, – дополнила Ханна.

– Бери мешок, – велел Розальский. – Привезешь, а мы уже сами поделим.

– Я не могу! – взвизгнула Полина. – Муж не любит и не умеет готовить! Он со всем справляется, кроме готовки. Дети не проживут на школьном и садиковском питании. И пригоревшее или пересоленное есть не будут.

– Не вижу проблемы, – отмахнулась Ханна. – Будут брать у нас готовую еду.

– Можем и специально что-то готовить, – сказала Снежка. – Я дома приготовлю и принесу. Мне не трудно.

– Компенсируем часть оплаты за питание из кассы взаимопомощи, – пообещал Розальский. – Напишешь заявление, бухгалтерия Ханне деньги перечислит. Только теплые вещи возьми обязательно. Раз они по льду ходят, значит, у них там в марте еще зима в полный рост. Никаких тебе цветов и почек на сирени.

– Можно у кумы пуховик попросить, – Полина тряхнула головой, спохватилась. – Я не могу! Муж меня не отпустит.

– Я ему приказ покажу.

– Мы его уговорим!

– Мы ему пообещаем, что если он тебя не отпустит, не будем приезжать на пожары на вашем районе.

– Ну, это уже слишком! – надулась Полина. – Он и без пожаров согласится. То есть, что я говорю? Не согласится он, даже с приказом.

– Поля, определись! – зарычал Розальский. – Или ты едешь за мешком Ловцов Мечты, или я впишу в твое личное дело строчку: «Конфликтная, игнорирует распоряжения начальства».

– Я сдаюсь перед обстоятельствами непреодолимой силы, – подумав, ответила Полина. – Я не могу испортить личное дело и обречь жилой район на выгорание из-за непотушенных пожаров. Вы меня вынудили. Я сейчас позвоню куме и попрошу ее занять мне пуховик.

– Хвала Камулу, – адресовал слова потолку Розальский. – Заявление в кассу взаимопомощи не забудь подать.

– Снежка, сделай кофе, – Полина оперлась локтями на столик, втирая сахарную пудру в форменную куртку. – Ханна, а что там еще продают? Расскажи, надо набросать список. По казенному билету багаж бесплатно, Ловцы Мечты – это не груз. Нужно всего побольше набрать.

Глава 1. Имре

У Имре было две беды: нарушители, пытающиеся проникнуть в закрытую зону заповедника, чтобы найти Лабиринт Силы, разрушенный гневом Кароя, и новогодний этнографический фестиваль на берегу Озера Мечты – пожаров на его участке, хвала Карою, ни разу не было. Десять лет назад, когда он закончил Ирбисскую государственную лесотехническую академию и получил распределение участковым инспектором по охране леса в Моховиковском лесничестве, никакой этнографией возле озера и не пахло. Имре работал под руководством старшего государственного инспектора, отбивал границы, ставил деляночные столбы, определял количественные и качественные параметры древостоя, контролировал ход лесозаготовительных работ, составлял акты, следил за соблюдением правил санитарной и пожарной безопасности.

Работа ему нравилась. Разумная вырубка и омолаживание свежими посадками делали тайгу чище и лучше. Оборотни заботились о своих лесах, лечили болезни, истребляли насекомых-вредителей. Арендаторы и заготовщики подчинялись строгим правилам, и, не желая платить огромные штрафы, не создавали Имре никаких проблем. А вот этнографический фестиваль – создавал. И штрафы не помогали. Гуляния происходили в марте, когда невозможно было определить количество оставленного мусора – клялись, что увозят, но часть все равно закапывали в снегу, и Имре в начале лета собирал валяющиеся на берегу пластиковые стаканы, тарелки и бутылки. И ладно бы на берегу! Гуляки пробирались по льду на остров в центре озера, бросая мусор по пути. После таяния льда пластик плавал по водной глади или шел на дно, нарушая экологический баланс и способствуя вымиранию ирбисского омуля – эндемика из семейства лососевых, запрещенного к промышленной ловле. Имре писал докладные и жалобы, требовал перенести фестиваль в городскую черту, но получал отказы, перемешанные с предложениями волонтерской помощи по уборке и квитанциями об уплате штрафов.

Организаторами фестиваля «В Новый год с мечтой» были сотрудники городского центра культуры «Ирба» при музее истории и этнографии. А финансировалось сие действо алмазной корпорацией «Ирбал», которой было начихать на штрафы. Организаторы рвались приехать летом и помочь в очистке озера – как будто мало их раз в год видеть! – совет директоров голосовал за увеличение бюджета фестиваля, и Имре всерьез подумывал о том, что нужно переводиться на другой участок. Не трепать себе нервы, не ждать марта с содроганием, не скрипеть зубами при появлении первых снегоходов на берегу озера. И не кривиться при виде городских шаманов – ленивых старцев, практически утративших силу, и соглашавшихся повеселить толпу камланием.

Коллеги сначала недоумевали – «тебе кошечек прямо под заимку привозят, хватайся за шанс познакомиться и пошалить!» – а потом начали ехидничать, обзывая Имре бобылем и угрюмцем. Не объяснять же, что на втором по счету фестивале и познакомился, и пошалил, правда, дальше необременительного романа дело не зашло – сотрудница этнографического центра не пожелала переезжать на заимку среди тайги, а Имре не захотел возвращаться в Ирбисск. Мог бы – и работу в городском управлении предлагали, и место в доме у родителей нашлось бы на первое время. Но этнографиня слишком сильно давила, руководствовалась только своим удобством, не спрашивая, что хочет Имре. На этом отношения и зачахли. А на третий фестиваль уже повалили сотрудники «Ирбала», желавшие не столько встретить новый год на природе, сколько угодить совету директоров, демонстрируя поддержку инициативы. Менеджеры среднего и высшего звена ухитрялись проваливаться под крепкий лед, пытаясь доехать к островку на снегоходах, терялись в трех пихтах, обмораживались, травились полусырым омулем, после чего устраивали истерики и вызывали санитарные вертолеты.

От года к году становилось всё хуже – дважды приезжал кто-то из директоров с неимоверным количеством охраны, а дорогу к озеру начали расчищать, чтобы привозить туристов автобусами. Уже сейчас, в начале марта, у Имре заранее начинала болеть голова – будет шум, музыка, фейерверки, вертолеты…

«Хватит. Переведусь, – сказал себе он. – В середине лета напишу заявление, чтобы присмотреться к новому участку осенью. Нужно умилостивить духов леса, пообещать им, что буду работать для того, чтобы тайга похорошела. За первую зиму станет ясно – приживусь или нет. Если не признают – выгонят».

Приняв решение, Имре повеселел. Прошел на кухню, проверил давление в газовом баллоне, зажег плитку. Под руку попалась чечевица из продовольственного пайка – прозрачные пластмассовые бутылочки, тускло-оранжевые полузернышки. Имре высыпал чечевицу в миску, помыл, выгреб мокрую массу в сковороду, долил воды и поставил будущую еду на огонь. Покопавшись в кладовке, он снял с полки большую банку говяжьей тушенки – лесохозяйственное управление баловало инспекторов разнообразием продуктов – и решил, что этого хватит для сытного ужина. Чечевица быстро закипела, забулькала под крышкой. Имре сел, подперев подбородок кулаком, и засмотрелся на голубые лепестки огня.

В памяти заворошилось глубоко спрятанное – холодный взгляд той, которая ему действительно понравилась. Голубые глаза выражали одновременно презрение и обиду, и было поздно оправдываться, и чем оправдаешься-то? Поспешил – оборотней насмешил.

Голубоглазую красавицу-барсу он приметил на первом фестивале. Пару раз подошел, перемолвился словом – Флора расспрашивала его о работе, интересовалась, не скучно ли ему одному в тайге зимой. Последний разговор соскользнул на неприятную тему – Флора сначала спросила, не гневаются ли лесные духи из-за вырубки деревьев, а потом заговорила о Лабиринте Силы. Имре сухо ответил, что зона, в которой располагается разрушенное шаманское святилище, запретна для посещений. И, предвосхищая возможную просьбу, сообщил, что не может сделать исключение и провести туда кого-нибудь по знакомству. И сам бывает там всего четыре раза в год, чтобы произвести фотосъемку для областного управления. Флора прищурилась, позволяя полюбоваться красивыми черными ресницами, осведомилась: «Там осталась хоть капля силы? Это должно чувствоваться. Или гнев Кароя разрушил скалы и выпил из них намоленную мощь?» Имре напомнил, что ученые давно выяснили, что «гнев Кароя» был некрупным метеоритом, а не проявлением божественной воли, прервал беседу и ушел, сославшись на дела. Больше они с Флорой не сталкивались, а на следующий год Имре поискал голубоглазую красавицу в толпе, не нашел, зато почти сразу же завел шуры-муры с этнографиней. Размяк, растаял в объятиях, позабыл обо всем, и вспомнил в последний день – Флора, стоявшая возле снегохода, пронаблюдала, как они с этнографиней трутся носами, фыркнула, одарила презрительным взглядом и была такова.

С тех пор они не виделись – или Флора умело избегала встреч. Гостей на фестивале с каждым годом становилось всё больше, раствориться в толпе – не проблема.

Чечевица перестала булькать. Имре спохватился, вскрыл банку, выложил тушенку в сковороду и тщательно перемешал. Почему-то именно сейчас его начал точить червячок сомнений. Может быть, Флора не нашла другой темы для светской беседы – лабиринт-то всем известен? И не хотела никаких исключений, не собиралась проникать в запретную зону? Нет, это было что-то большее, чем треп, Имре это почувствовал. А вот к просьбе ли шло – теперь не узнать.

«Я ее поищу, – пообещал себе он. – Если Карой расщедрится – подаст мне знак. Или устроит нам встречу и позволит поговорить, или как следует проморозит, советуя уходить на другой участок и не трепать себе нервы. Или – или. Еще две недели. А потом всё станет ясно».

Глава 2. Флора

Кофе безнадежно остыл. Флора пригубила еле теплую жидкость, задумалась – «заказать свежий или расплатиться и поехать домой?». Телефон полыхнул экраном, высвечивая имя брата: «Ференц».

– Слушаю.

– Флора, ты где?

– В «Сластоежке».

– Отлично! Закажи кофе и фирменные пирожные. Мы сейчас подойдем. Я пригласил на кофе добропорядочную лисицу, лучше будет, если мы посидим втроем – чтобы репутацию нашей гостьи не омрачило злословие. Ты – тоже дама, и это заставит прикусить языки любых ревностных поборников нравственности.

– Э?

Слова ошеломили и подарили пищу для размышлений, вышибая думы об остывшем кофе. Флора не знала, как правильно сформулировать вертевшиеся на языке вопросы, но братец продолжил речь, не слушая ее «эканье».

– Полина, вам латте макиато, капучино или меланж? Флора! Полине эспрессо! Мне как обычно. Мы уже рядом. Сворачиваем с бульвара в Когтистый переулок.

Флора подозвала официанта, сделала заказ, мысленно перебирая всех знакомых Полин – их насчиталось ровно четыре, и ни одна не была лисицей. Кого же это братец пригласил на кофе – будучи добропорядочным и счастливо женатым барсом с тремя горячо любимыми детьми?

Ответы на невысказанные вопросы Флора получила, когда братец с Полиной отогрелись в тепловой завесе возле двери, отдали верхнюю одежду гардеробщику и подошли к столику.

– Позвольте представить вам мою сестру-близнеца Флору, – церемонно проговорил Ференц, отодвигая стул, чтобы усадить рыжую лисицу с замерзшим красным носом. – Флора, это Полина, полицейский эксперт из Ключевых Вод, прибывшая для работы в сборной команде. Мы столкнулись в магазине у Лоренса, Полина присматривалась к чайным сервизам из кошачьей серии. Я отговорил ее покупать сервизы с наценкой, ей нужно не меньше двадцати, а это мелкий опт, мы закажем на заводе, коробки доставят прямо в гостиницу.

– Вы очень любезны, – сказала братцу Полина, одарив Флору кивком. – Как я понимаю, именно ваша сестра написала все те жалобы на сотрудников полиции и следственного комитета, пока вы лежали в больнице?

– Флора переволновалась! – с жаром сообщил Ференц. – Мы близнецы, понимаете? Всегда вместе – в детский сад, в школу, на дискотеку, в совет директоров «Ирбала».

– Ваша жена, почему-то, жалобы не писала, – отметила Полина, вытирая руки влажной салфеткой и подвигая к себе чашку с кофе.

– Не успела!

Братец актерствовал, обжигая Флору намекающим взглядом: «Подхватывай, это наш шанс хоть что-то узнать о расследовании!». Флора изобразила раскаяние, призналась:

– Я испугалась. Брат лежит в палате, а полицейские наседают на меня, спрашивают, есть ли у него любовница – я поняла, что выстрелившая в него кошка была беременной, это заподозрили, проанализировав записи с камер наблюдения. Нет, отвечала им я, нет! У Ферко нет любовницы! У него счастливая семья! Стрелявшая могла ошибиться, могла иметь другой мотив. Зачем все время задавать один и тот же вопрос? А когда я спросила, разослали ли они запросы в родовспомогательные консультации, то получила в ответ поток неприкрытого хамства. Да, я написала жалобы. Да, я подняла семейные связи. А что бы вы сделали на моем месте?

– Не знаю, – лисица Полина наконец-то посмотрела ей в лицо. – Вы действительно близнецы? Вы совсем не похожи.

Эти две фразы Флора слышала уже тридцать лет и три года. Ференц был высоким, крепким и рыжеволосым, она – хрупкой блондинкой. Временами, после замечания «совсем не похожи», хотелось рычать, но сейчас она не могла себе позволить огрызнуться – Полина была единственной полицейской, которая согласилась перемолвиться с ними словом. Остальные, после взбучки из столицы, хранили гробовое молчание. От Флоры отворачивались, с Ференцем сухо здоровались.

– Да, причуда судьбы, – рассмеялся Ференц. – Представьте себе, у меня куда больше внешнего сходства с директором по учету и аудиту. Сколько раз уже столичные проверяющие или эксперты нас путали – не счесть. А потом удивлялись и требовали от меня доказательств – вы, мол, меня разыгрываете, он, наверное, тоже ваш родственник.

Флора выждала, пока братец расскажет парочку семейных историй – как дядя убеждал матушку, что кого-то из детей подменили в роддоме, как однажды в Котенбурге сотрудник гостиницы, бегло посмотрев на документы с одинаковой фамилией, решил, что они молодожены, и попытался вселить их в ярко-розовый номер «люкс». Полина кивала, пила кофе мелкими глотками. Когда братец выдохся, Флора подхватила эстафету:

– Вы спросили, почему Маргарита, жена Ферко, не писала жалобы. Потому что, к счастью, вопросов о любовнице ей не задавали. Она узнала об отголосках скандала, когда Ферко выписали из больницы. Я не знала, как ей объяснить… в общем, мы немного опозорились и заврались. Теперь половина города считает меня склочной истеричкой – «мол, вот к чему приводит отсутствие мужа, был бы, он бы ей сразу мозги вправил». А другая половина города думает, что жалобы писал Ферко. И только сотрудники следственного комитета и полицейского управления уверены, что виноваты мы оба. Потому что Ферко знает, кто в него стрелял, и я почти наверняка знаю, но помалкиваю, потому что привыкла покрывать его грешки.

– Я не имею доступа к материалам следствия, – ответила Полина, выслушав ее речь. – Мне все равно, кто в кого стрелял, кто на кого писал, кто кому звонил. Мое дело – обрез. Я провела предварительную экспертизу, отправила материалы в Хвойно-Морозненск и Котенбург, чтобы получить два независимых ответа из разных лабораторий. Придут ответы, напишу заключение, погружу багаж в самолет и домой. А пока буду ждать ответы, куплю сувениры.

– Вот для разговора о сувенирах я вас и пригласил! – спохватился братец. – Кофе повторите, пожалуйста! Полина, вы сказали, что вам нужны Ловцы Мечты.

– Да, – подтвердила лисица. – Мешок. Не очень большой мешок. Но и не маленький.

– Флора вам поможет, – пообещал Ференц. – Она знает всех поставщиков сувенирной продукции – заключала договора для новогоднего фестиваля. Вы слышали о фестивале на берегу озера Мечты?

– Знакомая мне рассказывала, что видела передачу по телевизору.

– Это Флора организовала фестиваль, – гордо сказал Ференц. – Лет десять назад мы задумались о том, что средства, которые корпорация выделяет на городской центр культуры «Ирба» при музее истории и этнографии, расходуются, мягко говоря, неэффективно. Да, молодые ирбисы ходили к шаманам, чтобы получить обереги Кароя. Да, кошки перед свадьбой иногда заказывали Чашу Желания. Сейчас эта традиция почти утрачена: после того, как мы потеряли Лабиринт Силы, мало кто из шаманов берется за закрепление Чаши, и сразу предупреждает, что результат может разочаровать. Молодежь пересказывала друг другу страшилки, что Ловец Мечты, сплетенный с ошибкой, может разрушить жизнь – лишить надежд и чаяний. Всё это привело к тому, что городские ирбисы начали отгораживаться от собственной культуры. На концерты и выставки – в Котенбург, при желании закрепить брак и попросить Линшу о детности – в Хвойно-Морозненск, за вежей от рысей или дарсов. А дома – ни-ни. Что на других кивать? Наши родители – они, правда, завзятые театралы – переехали в Котенбург, чтобы жить рядом с драматическим театром и «Опереттой». Сказали, что Ирбисск – унылое болото.

Полина слушала с интересом. Флора помалкивала.

– Первые фестивали организовывали методом проб и ошибок. Сестра ездила туда, не афишируя свою принадлежность к «Ирбалу» и совету директоров. Изучила обстановку и реакцию гостей, придумала, как преодолеть укоренившиеся страхи и, заодно, облагодетельствовать стариков-шаманов, получающих крошечные пенсии и не желающих брать «подачки» от алмазной корпорации. Молодежь к таким старикам относится снисходительно, не боится, охотно смотрит на камлание – духи леса и озера любопытны и приходят на зов бубна. Ловцы Мечты продаются в ярких сувенирных упаковках, в каждую вкладывается приглашение на летний мастер-класс в городском центре культуры. Где мастер-класс – там и выставка. Почему бы не заглянуть в соседний зал? Флора проделала титаническую работу. Переломила отношение к традициям. Ирбисы выстраиваются в очередь за билетами на фестиваль, хвастаются фотографиями с островка посреди озера, носят собственноручно сплетенные Ловцы Мечты – и на зеркало в машине вешают, и к сумкам цепляют, и на ключи. К сожалению, мы не можем пригласить на фестиваль всех желающих.

– Почему? – подняла бровь Полина.

– У нас постоянные распри с государственной инспекцией по охране леса, – пожаловалась Флора, решившая, что пора поддержать беседу. – Инспектор пишет на нас жалобы – мусорим, нарушаем экологический баланс. В этом году мне пришлось подарить им сотню дронов, маленьких летательных аппаратов с видеокамерами, которые будут использоваться для наблюдения за труднодоступными районами тайги. Разумеется, не только возле озера – по всей Ирбисской области. Это позволило сохранить прошлогодний размер гостевой квоты – две тысячи оборотней и людей. Это максимум – большего я допроситься не могу. Подумываю об открытии второго фестиваля в пригороде. В плюс – доступность. В минус – отсутствие легенды места. Но, думаю, по накатанной дорожке легче пойдет.

– То есть, я на фестиваль не попаду? – спросила Полина. – Все билеты уже раскуплены, гостья из Ключевых Вод опоздала на праздник.

– Не вижу проблемы, – улыбнулась Флора. – Будете моей личной гостьей. Захотите – прокатимся на снегоходе, как все. А если пожелаете – отправимся на вертолете.

– Я даже не знаю, – заколебалась Полина. – Вы меня искушаете.