Kitobni o'qish: «Долина туманов»
Пролог
В какой-то момент Вере показалось, что она актриса и занята в съемках шекспировской драмы, поставленной в современных интерьерах. За окном вечерело, хлестал дождь, и небо растрескивалось от молний, как перезрелый арбуз. Раскаты грома свидетельствовали о гневе богов. На душе было тревожно.
Они вдвоем – Вера и Вовус – сидели в холле их загородного дома, опустошая запасы спиртного в баре. А повод выпить у них имелся, и не один: Вовус оплакивал смерть жены и брата, а Вера – мужа и сестры. Это было их единственное занятие на ближайшее время – из-за небывалого в истории области ливня выбраться из Дома не представлялось никакой возможности. По сути, это был не просто ливень, а половодье с горными обвалами и оползнями. Область ливня начиналась высоко в горах, она охватила ледники и вытопила целые тонны воды. Талые и дождевые потоки наполнили горные реки, и те вышли из берегов, подмыли почвы, нанесли обломки скал на горные участки федеральной трассы. В низинах гектарами проседала земля, из-за чего разрушились строения в маленьких предгорных поселках и дороги, их соединяющие.
Новостные телеканалы оповестили о выходе из строя нескольких мостов через горные речки, в том числе и через ближайшую, Овечку. Это означало, что теперь от горы Змейка, на которой стоял дом отшельников поневоле, уехать будет еще сложнее – только через окрестные заброшенные дороги, но стоило ли это делать?..
Ливень не прекращался – холодный и бездушный.
На столике между креслами, в которых сидели обитатели Дома, громоздились пустые бутылки и грязная посуда. Сегодня Вера и Вовус пили с самого утра. Пили и ссорились.
Вера, в обыденной жизни напоминавшая ведьму, сейчас ею и являлась. Она куталась в огромный черно-белый плед, похожий на ведьминский балахон. Черные длинные волосы, обычно гладкие, были взлохмачены, женщина поминутно отбрасывала прядь, падавшую на лицо, нервной рукой. Под глазами Веры залегли синяки, бледные губы были искусаны. И взгляд ее серых глаз был по-настоящему безумным.
Небритое двое суток лицо Вовуса выдавало смертельную усталость и озлобленность. Его украшали набрякшие веки и краснота, разлившаяся вокруг носа и на щеках. Нижняя губа Вовки брезгливо отвисла. Одежда была измятой, кое-где красовались пятна от кетчупа, ибо руки Вовуса заметно дрожали.
Он настороженно наблюдал за Верой, так как не был уверен, что его план сработает. А тем не менее пришло время начинать.
– Вера, мне нужны эти деньги, ты понимаешь? – с фальшивыми интонациями плохого актера, растерявшегося перед камерой, сказал он. – У меня море планов, – продолжил он гораздо увереннее. – Я не могу отдать тебе половину только потому, что ты хочешь спустить деньги на чушь. Тебе придется отдать мне все, ясно?!
Вера с удивлением поняла – в его последних словах звучала нескрываемая злоба. Это как-то отрезвляло.
– Что ты чушь порешь? – поинтересовалась она с сарказмом, который всегда раздражал ее деверя. – Какое у тебя море планов? У тебя в голове совершенно пусто. А мне деньги нужны, чтобы осуществить планы мужа. Я должна поднять его бизнес!
Она налила себе в стакан остатки коньяка и поставила опустевшую бутылку на пол. Вовка презрительно прищурился, наблюдая за ней.
– Кто чушь порет, мать твою, дуреха?! – переспросил он, запинаясь на согласных звуках. – Ты думай своей головой, алкоголичка! Ты же ума этим деньгам не дашь! Сама не понимаешь?
– А ты? На себя посмотри! – Вера говорила тоном торговки гнилой рыбой. – Я алкоголичка? Ну а ты – неудачник! Свой бизнес в унитаз спустил! Тебе раз пригрозили, и ты – лапки кверху! Какого черта мне тебя слушать? Ты ничего ни разу не сумел организовать, никогда ничего не придумал. Все идеи Алеша тебе дал, а ты только портил каждую! Он был гений, а ты… трус и неудачник.
Она попыталась высокомерно усмехнуться, но ее губы только злобно скривились. Эта ухмылка была настолько отвратительной, что Вовка не удержался: перегнулся через стеклянный журнальный столик и схватил Веру за плечо.
– Думай, что говоришь! – прикрикнул он. – Думай, твою мать, коза тупая!..
– Идиот! – Вера отпрянула от него, вырвавшись из его пальцев. – Отцепись от меня…
– Какая же ты стерва! Жуткая стерва!
– А ты – тряпка! – парировала она. – Обожал свою маменьку, а она об тебя ноги вытирала! Обожал свою жену, а она…
– Заткнись, дура! Я убью тебя! – Вовус вскочил на ноги. Было заметно, как сильно он пьян: от резкого движения его качнуло в сторону, он потерял под ногами опору и врезался коленом в стеклянную столешницу. Бутылки – около десятка, не меньше! – повалились на пол со страшным грохотом. Стеклянная столешница издала страдающий звук, видимо, где-то пошла трещина. За окном снова блеснула молния, и бряцание бутылок слилось с раскатом грома.
Попытавшись подняться из кресла, Вера и сама потеряла равновесие, но устояла на ногах, испугавшись, что упадет в гору стекла.
– Придурок… – прошипела она.
Наклонилась, подняла пустую бутылку из-под текилы, отчаянно размахнувшись, запустила ею в Вовку. Он не успел уклониться, и снаряд врезался в его плечо. Вскрикнув от боли, выругавшись, он бросился на Веру. Вера была готова – она встретила деверя звонкой и ловкой пощечиной. Родственники сцепились, как два бешеных кота, Вовка снова оступился и, падая, потащил на пол и Веру. Она дико закричала, он снова прохрипел ругательства. Некоторое время борьба продолжалась на полу: он душил ее, она – вырывалась, царапалась и пыталась врезать Вовке коленом в пах.
Выстрел прозвучал неожиданно, когда канонада громовых раскатов за окнами на несколько минут стихла. Вера почти не могла дышать – обмякшее тело Вовуса давило на грудь и живот. Болели затылок и шея. Вере потребовалось несколько минут, после чего она нашла в себе силы пошевелиться. Набрав в легкие воздуха, собралась с силами и столкнула Вовуса на пол.
Поднимаясь на ноги, Вера не могла оторвать взгляд от убитого человека. Она тяжело дышала и откашливалась, потирая грудь. Из раны на лбу Веры выступила кровь, кровь тонкой струйкой потекла по щеке. Женщина стерла кровь с лица и отступила назад, сжимая в правой руке черный тяжелый пистолет.
Всполох молнии высветлил комнату – и бутылки, и мертвеца, и саму Веру. В этот миг выражение лица Веры изменилось невероятным образом. Если бы кто-то видел ее сейчас со стороны, то он бы решил, что она уже не безумная ведьма, а испуганная до полусмерти пьяная сумасшедшая.
– Ася? – сказала она, вдруг сосредоточив взгляд на одной, видимой лишь ей точке. – Это ты?.. Ася, я не хотела! Он набросился на меня… я бы никогда!.. Прости меня, прошу, прости! Я знаю, что ты сердишься, я знаю, что ты любишь его!
Из глаз Веры брызнули слезы, они смешались с кровью, потекли по лицу, закапали на серую майку, превратившись в черные разводы. Повторяя «Прости, прости, прости…», Вера опустилась на пол рядом с телом Вовуса, не отводя взгляда от видимого только ею лица покойной сестры.
Потом подняла пистолет, приставила к своему лбу и выстрелила.
За окном продолжал шуметь ливень…
Часть первая Кофе с плюшками
Это утро обещало Пушниным очень много хорошего. Во-первых, была пятница, а они еще вчера закончили все свои дела. Во-вторых, им предстояло целых три дня отдыха, причем в любимом месте – в Доме, а в-третьих, погоды стояли просто чудесные. Чудесные особенно потому, что на дворе стояла середина ноября – самого противного месяца для этих широт. В ноябре положено мерзнуть, мокнуть, киснуть в депрессии и тосковать по солнцу. Однако этот ноябрь подарил тепло – температура не опускалась ниже плюс пятнадцати, синеву небес, не испорченных ни единым облачком, и безветрие, благодаря которому на деревьях желтела листва. Обычно такие деньки выпадают в конце сентября – начале октября, и наслаждаться ими можно до тех пор, пока не подуют с горных ледников ледяные ветры и небо не затянется сизыми тучами. И тогда чуть ли не за пару часов золотая осень превратится в сплошной мокрый кошмар.
Сегодня утром, созваниваясь с сестрой, Вера сказала, что предчувствует наступление дождей, на что Ася только фыркнула. Зачем заранее циклиться на плохом, если оно еще не пришло? Вере было тридцать пять, Асе – двадцать девять, возможно, в этом было все дело.
Сейчас сестры сидели на заднем сиденье «фольксвагена» Вовки Пушнина, Асиного мужа. Вчера Пушнины собирались ехать на выходные двумя машинами, но Лексус попросил Вовку взять с собой Веру, потому что сам Алексей планировал задержаться и присоединиться к семейству уже в Доме.
Вера поддразнивала младшую сестру, опрометчиво поделившуюся с ней своими проблемами:
– Итак, ты купила самые дорогие в Гродине сапоги и только дома увидела, что ты купила не сапоги, а… один сапог на левую ногу, но в двух экземплярах!
– Да нет же, я мерила два сапога, на правую и на левую ногу. – Асе и самой было смешно, но признавать этого она не собиралась. – Я ушла на кассу расплачиваться, продавщица принесла мне пакет с коробкой. А дома я увидела, что она, тупица, выдала мне два левых сапога…
– А два правых оставила себе, – давилась смехом Вера. – Ты хоть видела ее ноги? Может, у нее обе ноги – правые?
Ася, видимо вообразив себе продавщицу обувного магазина с двумя правыми ногами, не выдержала и хихикнула. Вера ущипнула сестру за упругое бедро, обтянутое легинсами, и рассмеялась еще звонче. Ася отпихнула злые пальцы Веры, ее смех звонкой волной коснулся ушей Вовуса.
«Ехать бы так всю свою жизнь! – думал он, по давней привычке потирая кончик носа ладонью левой руки. – Ехать, и ехать, и ехать. И никогда не приезжать в Дом».
Он равнодушно глянул в зеркало заднего вида. Его жена, хрупкая красавица блондинка, закатывалась от смеха. Старшая сестра Аси, худая бледная чернобровая женщина, смеялась вместе с ней, продолжая щипать сестру за бок. Обе раскраснелись, а их волосы, еще утром вымытые и уложенные, торчали в разные стороны.
Некогда, в прежние счастливые времена, когда все они – Вовус, его младший брат Лексус, Вера и Ася – были счастливы до безобразия, Вовку умиляло девчачество сестер. И даже сейчас он улыбнулся в сторону.
А в то же самое время Вера вдруг подумала: счастлива так, как сейчас, она давно не бывала.
Ее сестра снова залилась смехом – уже просто так, не в силах остановиться. Она с самого детства была такая: начинала плакать и плакала до икоты, начинала смеяться и смеялась до хрипоты.
– Ася, хватит ржать! – произнес Вовус тихо. Его глубокий сильный голос, диссонировавший с некоторой субтильностью телосложения, рокотал не хуже двигателя «фольксвагена». – Позвони Лексусу, спроси, где его черти носят?
Ася честно попыталась исполнить просьбу мужа, но смех вырывался из нее серебристыми звонкими искрами, как бы крепко она ни пыталась закрыть рот ладонями. Наконец Ася успокоилась и, приняв ханжески серьезный вид, стала поправлять на себе легкую курточку из серебристой ткани, держа мобильный телефон в левой руке.
– Блин, холодно у тебя в машине, – пожаловалась она, застегивая молнию. – Почему ты всегда морозильник разводишь? Боишься постареть?
– Передвижной семейный вытрезвитель, – отозвалась ее старшая сестра, хрюкнув от смеха.
Ася снова закрыла ладонью рот, и с ней случился второй приступ неукротимого хохота.
Вера заглянула в зеркало заднего вида. Вовус посматривал на жену своими холодными темно-серыми глазами, словно наблюдая за ней с какой-то научной целью. Вере показалось, что сейчас он скажет что-то резкое. Однако прошло мгновение, Вовус перехватил взгляд Веры и неожиданно улыбнулся.
– Да, кстати, где мой муж? – весело возмутилась Вера. – Щас я его наберу! Что за командировка такая, в выходные дни?! Чест слово, не понимаю!
Некоторое время с заднего сиденья доносилось шебуршание, а потом Вовкина жена насмешливо объявила:
– Она забыла мобильный! Слушай, Вов, у этой женщины мозги совсем набекрень! Давай ей купим винпоцетин!
– Я не забыла мобильный, – возразила Вера, – он где-то тут!
– Нету! – прокомментировала ее родная сестра, хлопнув в ладоши. – Нету, и все!
Она снова начала хохотать, а Вера только пробормотала:
– Иди ты…
– Возьми мой мобильник, – предложила Ася. – Тебе секретарша нужна, чтоб все напоминала.
Дозвониться до Алексея не удалось.
Вера передала Вовке большое желтое яблоко. Думая о брате, он забыл поблагодарить сноху, машинально откусил сразу четверть и поперхнулся сладким яблочным соком.
Тут трасса вывела фолькс на пригорок, и Вовка позабыл о брате, потому что прямо перед ним, под огромным синим небом, появилась Долина туманов.
Сестры тоже примолкли. Пушнины считали Долину туманов красивейшим местом на планете Земля. Вдали уже виднелись и настоящие горы – белые вершины, острые скалы, на их фоне Долина туманов казалась Хоббитанией: уютной и ласковой, особенно этим ноябрем. Долину окружали три маленьких, поросших лесом горы: Баран, Ардын-гора и Ящерица. На Змейке стоял их дом, на Ардын-горе – старинный христианский монастырь, уже лет сто как абсолютно заброшенный. А Баран был бесхозный.
Что же касается самих туманов, якобы давших долине имя, то никто из Пушниных их тут не наблюдал.
– Красиво, – сказала Ася тихо. – Сколько раз сюда приезжаю и всегда удивляюсь.
Ее прекрасное лицо с точеным носиком, высоким лбом, огромными глазами, капризно очерченными губами, сейчас казалось особенно одухотворенным. Оно было отлично видно Вовке в окне заднего вида. Он закусил губу и перевел взгляд с жены на дорогу. «Фольксваген» въезжал на мост через давно пересохший ручей.
Тем временем Вера глядела на Долину туманов, на долю мгновения позабыв, что не одна.
– Тут и умереть не жалко, – ляпнула она некстати.
– Дурочка, – ответила ей Ася. – Умереть всегда жалко.
После моста дорога шла серпантином через лес, потом огибала небольшой выступ скалы с прилепившимися к нему в самых неперспективных для жизни местах кустами, и прямо за выступом Пушнины увидели свой Дом. На самом деле до него было еще минут пять езды, но виден он был как на ладони: красная кирпичная коробка с окнами за красивым кованым забором.
Главная фишка Дома заключалась вовсе не во внешнем виде. Наоборот, лаконичные, как говорил архитектор, адаптировавший проект к условиям местности, формы составляли контраст сложной инженерной начинке здания. Никто из Пушниных, кроме Алексея, конечно, ничего в той инженерии не понимал, но это не мешало им наслаждаться комфортом, который дарила вся эта сложная электроника.
Между тем устройство Дома действительно вызывало восхищение. Это было абсолютно автономное строение, снабженное генератором электроэнергии, который в ясные дни подменяла солнечная батарея. Продуманная и отлаженная система водостоков собирала дождевую воду, очищала ее и направляла на разные технические потребности – на кухню и в туалет. Питьевую воду приходилось привозить из Гродина.
Каждый из семьи любил Дом по-своему. Ася – за запахи и атмосферу уютного обжитого пространства. За ухоженность, неявный шик, высокий класс. Ни у кого из ее знакомых не было такого Дома. Люди покупали недвижимость в Европе – на Кипре или в Испании, но денег у них хватало всего лишь на обычные дома, где временами не было электричества или воды. Дом был не таким. Он жил своей собственной жизнью, но жил только для них, для своих владельцев.
Словом, Асе больше всего нравился сам Дом. Приезжая сюда, она любила обходить все комнаты, подолгу стоять на балконе, вдыхая влажный прохладный горный воздух, глядя вдаль, на белые вершины Кавказского хребта. Ей было хорошо тут. Пусть все родственники и считали ее завзятой тусовщицей, она радовалась каждому мгновению, проведенному в уединении, на горе Змейка. Тут мечталось, как никогда и нигде…
Ее муж не столько любил сам Дом, сколько любил в нем безделье. Если удавалось вырваться сюда, то работа оставалась за кадром. Случалось, что названивали сотрудники, ломалось у них что-то или не сходились балансы, но Вовус, то есть Владимир Иванович, не сдерживая раздражения, объяснял им, что его нет и работать придется самим. Сами-сами! Пошли-по-шли! А он в это время разваливался на диване в гостиной и лениво перебирал ТВ-программы из пятисот, предлагаемых его спутниковой антенной. Или лежал в кровати с ноутбуком, искал в Интернете новые игрушки, музыку или всякие интересности. В общем, балдел.
Алексей, создатель и творец Дома, любил в нем все. Каждую микросхемку в компьютере, управлявшем работой этого чуда, каждый метр дубового паркета, и двор, мощенный плиткой, и даже гараж, набитый разным инструментарием. В любой свой приезд он специально заглядывал в каждый потаенный уголок Дома, проверяя счетчики, системы, проводки и разводки. Он страшно гордился, что за три года Дом ни разу их не подвел.
А Вера любила уединенность Дома. На работе – сотрудники, поставщики, покупатели. Потом надо ехать в школу, где встречаешь учителей, знакомых родителей, детей. И так каждый день. И только здесь можно было выйти утром за порог и заблудиться в лесной тишине.
В Дом Пушнины ввалились со смехом. Всем срочно понадобился туалет, и никто не хотел бежать аж на второй этаж, а на первом этаже унитаз имелся только в единственном экземпляре. Семья у них была крепкая, но уступить горшок никто не соглашался. На этот раз маленькая, но сильная Аська протаранила входную дверь первой, лидируя, проскочила половину холла, пока ее не обогнал Вовус. Теряя победу, Ася вцепилась пальцами в его вязаный свитер, они оба завозились и потеряли скорость. И тогда в туалет первой заскочила Верка.
– Змеюка! – завопила Ася.
– Выходи, подлый трус! – поддакнул Вовка, неожиданно развеселившись.
Аська хихикнула, но, сделав большие глаза, рванула по лестнице вверх. Пожалуй, ее приперло и терпеть дальше было некуда.
Проводив взглядом стройную фигурку жены, Вовус сердито поцарапался в дверь туалета.
Через минуту Вера вышла из комнаты уединения нарочито медленно и спокойно.
– И что вы так нервничаете, молодой человек? – спросила она, приподняв в издевательском изумлении широкие черные брови над наглыми ясными глазами.
Вовка только и успел покачать головой с выражением самого глубокого осуждения и спешно нырнул внутрь.
Как только за ним закрылась дверь, Вера потушила в туалете свет.
– Верка! Ты свет выключила? – крикнул Вовка из туалета.
– Нет, это у тебя глаза лопнули! – ввернула домашнюю заготовку его сноха.
– Ну ты и зараза!
Давясь смехом, Вера убежала на второй этаж.
Через десять минут Вера, Вовка и Ася уже пили кофе с плюшками и говорили о пустяках. Они уютно разместились за большим обеденным столом в гостиной.
Вера, лакомясь шоколадными конфетами, рассказала, что у Аленки новая учительница по рисованию. Молодая женщина, очень симпатичная, но сильно заикается. Ученики прозвали ее Татата. Ее имя – Татьяна Николаевна, а когда она представляется, то всегда говорит: «Здравствуйте, меня зовут Та-та-та-татьяна Николаевна!». Заикается на своем имени! Некрасиво смеяться, но и удержаться трудно.
Ася рассказала сплетню об их заведующей складом, которая влюбилась в молоденького охранника. Она совсем с ума сошла, потому что любовь у них случается в подсобке, а это же чистая антисанитария.
Сестры хохотали, но Вовус серьезно пообещал:
– Уволю обоих, если все это правда…
О работе он думать не хотел и тему развивать не стал. Вместо этого Вовка принялся за свежайшую выпечку. Заметив, как четвертая плюшка исчезает во вместительной пасти Вовуса, Ася послала ему взгляд полный ненависти. Вовус самодовольно ухмыльнулся и взял из вазы пончик номер пять. Кофепитие ему портило только отсутствие брата.
Заметив, что чашки уже опустели, Вера отправилась в кухню. Совсем недавно Лешка купил в Дом настоящую кофемашину, приспособленную к бытовым условиям, и теперь можно было баловаться настоящим эспрессо сколько угодно. Честно говоря, некоторые, а именно сама Вера, пару раз добаловались до полной бессонницы. Но это их (Веру) ничему не научило.
В холле она услышала, как к дому подъезжает машина. Можно было не сомневаться, что наконец-то приехал Лексус.
– Ну, где же ты был?! – спросила она с веселым возмущением, открывая мужу дверь. – Все заждались, Вовус шипит и плюется!
– Я тут! – ответил ей Алексей своим густым, сочным голосом. И громко крикнул на весь дом и на пол-леса в округе: – Я тут!
Вера схватилась за голову и рассмеялась, а из гостиной выскочил Вовус:
– Черт тебя возьми, Лексус! Почему ты телефон отключил?
– Вот он, – предъявил ему брат свой сверкающий яркими красками айфон. – Р-работа-ет как зверь!
– О, прибарахлился! – заметила Ася, появившаяся на пороге следом за мужем. – В Гродине еще и не продаются эти штуки, а он уже прикупил! Фраер ты, Лешка, вот что!
Лексус дружески приобнял ее и подмигнул:
– Попроси как следует мужа, он и тебе такую штуку купит!
Ася отпихнула его чуть менее ласково, чем следовало бы.
Запихнув дорогую игрушку обратно в карман, Леха ткнул брата кулаком в живот, тот сыграл боксера в нокауте. Братья рассмеялись, ловко встретились в воздухе ладонями. Раздался звонкий хлопок.
Они были очень разными, эти братья Пушнины. Младший, Лексус, был высоким и светловолосым, как и мать. Черты лица у него были правильными, симметричными. Он походил на военного в штатском – стрижка короткая, осанка прямая, движения точные, взгляд внимательный. Лексус Пушнин имел заслуженную репутацию харизматичного типа с амбициями. Впрочем, обаятельного харизматичного типа с амбициями, позитивного, инициативного и решительного. Каким-то образом он всегда оказывался в центре событий, в самой воронке, а события и люди крутились вокруг Лексуса с нарастающей центростремительной силой.
Вовус был совсем другим. Внешне он больше напоминал отца, умершего несколько лет назад: темноволосый невысокий мужчина с грубовато вылепленным лицом, ничем особо не примечательный и не выделяющийся из общей толпы. Из всех ролей на сцене жизни Вовус предпочитал роль серого кардинала, но парадокс заключался в том, что, как бы он ни старался оставаться в стороне, все равно оказывался втянутым в самую гущу событий.
Свои обязанности они с братом делили примерно так: Лексус взбирался на броневик, чтобы вести за собой народ, а Вовус тот броневик раздобывал, заправлял, пригонял и собирал на перроне толпу.
За четвертой чашкой кофе Пушнины, до того перебивавшие друг друга каждую секунду, примолкли. Вера загляделась в окно, откуда был виден осенний лес и немного неба, затянутого неизвестно откуда взявшейся сизой тучей. Ветки деревьев склонились в одну сторону, значит, тучу пригнал ветер. Из этого следовало, что предчувствия Веры подтверждались – погода портилась.
Проследив за взглядом снохи, Вовка догадался о ее мыслях.
– Сегодня в городе Ангелину встретил, – прервал паузу Лексус.
– Ангелину? – переспросила Вера, оборачиваясь к нему.
Вовка глянул на Асю. Его красавица жена явно страдала, борясь с желанием съесть восхитительную плюшку. Выражение лица Аси было обиженным, как у ребенка, которому мама запретила есть конфеты. Слышала она, в какую сторону свернул разговор за столом, или нет, было неясно.
Алексей, подтвердил:
– Да, Ангелину Метелкину.
– Как Вася? – спросил Вовус, продолжая смотреть на страдалицу.
Словно зомбированная, та протянула руку к хрустальной вазе и задержала ее над пышной маленькой булочкой с лимонной начинкой. Теперь вид у Аси был по-настоящему мученический. Объективно, зрелище было комичное, но Вовка даже не улыбнулся.
– Умер, – услышал он слова брата. – Год лечился в Германии, ну, вы знаете, я вам говорил. И вот умер.
– Как жаль его, – вздохнула Вера. – А Ангелину еще больше жаль. Она, наверное, подавлена?
– Да, – кивнул ее муж, откусывая значительный кусок от пончика с шоколадом. Прожевал и добавил: – Мы говорили с ней минут пять, наверное. Она осунулась, седая вся. Руки трясутся. Сколько ей лет? Тридцать?..
– Бедная Геля, – сказала Вера.
Склонив голову к плечу, Ася погладила сжатую в кулак руку сестры.
– Верочка, давай не будем об этом. – Она улыбнулась сестре. – У Ангелины сын остался, она переживет. Давай-ка я кружки помою?
– Ой, я сама!
Инстинкт хозяйки в Вере был невероятно силен. Она подскочила с табуретки и взялась убирать со стола. Ася допила кофе, Вовус сыто потянулся, Леша достал телефон.
– Ты вообще где был-то? – спросил старший брат младшего.
– Сломался. То есть сломался я еще вчера, а сегодня заехал на СТО, к Авдею, и оказалось, что быстро починиться не получится. Там у меня какие-то трубки дурацкие в аккумуляторе свистят. Даже разбираться не стал. Заплатил три тысячи за эти трубки… А, нет, – поправил он себя, поймав недоумевающий взгляд брата, – не только за трубки. Еще они мне масло сменили, тачку помыли, внутри пропылесосили. В общем, за заботу и уход.
– А чего сразу не сказал? – продолжал докучать Вовус. Он был занудой, что не лечилось. – Ты сказал мне – забери Веру, я потом буду, – мог бы и объяснить, что к чему!
– Некогда было объяснять! – хмыкнул Лексус весело и достал свой айфон. – Позвонил позже, а связи нет. О, смотри, а сейчас – есть!
Составив посуду в раковину, Вера вернулась к столу.
– Леша, покажи нам ту запись, что Аленушка сделала! – попросила она мужа и пояснила остальным: – Помните, она ко всем приставала со странными вопросами?..
– Да, кстати, – оживилась Ася, все же устоявшая перед гастрономическим искусом. – Я так и не видела, что получилось!
Тот послушно стал рыться в памяти телефона.
– Вот оно!
Ася и Вовус потянулись к экранчику айфона. Алексей запустил видео, и Пушнины увидели лицо Аленки, восьмилетней дочери Веры и Лексуса. Она снимала сама себя в директорском кабинете отца и дяди, в центральном супермаркете КУБ (Качественно. Удобно. Быстро). Девочка была очень похожа на Асю, но полностью всей красоты своей тетки она не унаследовала. Тем не менее в ней чувствовалась врожденная женственность, и она явно унаследовала от отца его обаяние.
«– Я передачу видела, – заговорила Аленка, глядя в камеру. Девочка явно подражала журналистам «в телевизоре», но речь ее звучала неестественно и напряженно. – Там говорили, что если погаснет солнце, то солнечный свет будет светить на Землю еще восемь минут, потом Земля потеряет ось и улетит в холодный космос. И атмосфера пропадет куда-то, и нам будет нечем дышать, и без солнца мы замерзнем. А до этого будет восемь минут, ну или чуть больше. Ася, что бы ты делала в эти восемь минут?
Аленка перевела камеру на свою тетю.
– Я бы… – Улыбка Аси была задумчивой, она понимала, что момент – воспитательный, и хотела найти правильные слова. – Я бы постаралась вспомнить все лучшее в моей жизни. Попрощалась бы со всеми…
– А потом съела бы целый торт со сгущенкой! – влез в ее откровения Вовус, появившийся, как черт из табакерки, из-за плеча жены.
– Вовка! – закричала Ася возмущенно и рассмеялась.
– Вов, а ты? – Аленка нашла новую жертву для провокаций.
– А я бы запретил маленьким девчонкам задавать глупые вопросы!..»
Тут картинка закрутилась, потому что Вовус схватил племянницу под мышки и завертел по кабинету. Басистый хриплый смех Вовуса, истошный визг Аленки и Асины псевдосердитые окрики «Да отпусти ты ребенка, дурак!» звучали еще почти минуту, после чего картинка замерла.
Лексус тут же нажал пальцем на следующий файл, и последовало продолжение сюжета.
«– Мам, а ты? Что бы делала в те восемь минут после того, как солнце бы погасло?
(На экране айфона появилась Вера в оцифрованном варианте. Вера из плоти и крови прошептала: «Какая же я страшная!» – «Ты не страшная, а глупая!» – так же тихо ответила ей сестра.)
– Я бы тоже съела торт, – ответила Аленке мать абсолютно серьезно. – Зачем ты такие вопросы задаешь?
– Просто интересно. А ты, пап?
Лексус выглядел умно и иронично. Пока он выдерживал мхатовскую паузу, его брат высказался о наболевшем:
– А я бы морду набил тем уродам из налоговой, которые… Хотя, – засомневался он, – вряд ли успел бы. Если солнце погаснет, то лучше всего…
– Застрелиться, – закончил за него Лексус. – Солнышко, – обратился он к дочери, – вопрос ты придумала хороший, но не тем людям его задаешь. Поискала бы кого поумнее!
Тут в камере все снова завертелось – на этот раз ребенка подхватил на руки отец.
– Леша, я чай налила…»
На словах Веры запись кончилась. Зрители одобрительно, хоть и немного натужно рассмеялись.
