Kitobni o'qish: «Сейчас. P.S. Во веки веков. Книга 1», sahifa 2

Глава 3

«Беда многих в том, что они недолюбленны…

Это такая   свистящая дыра в каждом сердце, для заполнения которой годится всё…»

Михаил Эпшнейн "Клейкие листочки"

Что такое одиночество? Интересно, когда человек впервые начинает испытывать это чувство? Такой холодный тугой узел в районе лопаток, от которого по плечам бегают мурашки. Когда ребенок начинает нуждаться в принятии и понимании? В год, в три года, в пятнадцать лет? У меня нет точного ответа ни на один из этих вопросов. Если вернуться в моё ощущение себя в детстве, то моей главной чертой, отличающей меня от других детей, было одиночество. Я была одинока. Саднящее душу чувство одиночества неразрывно связано со мной с самых ранних лет. Я была странной, не от мира сего. Одновременно я была достаточно бойкой, чтобы играть со сверстниками, и в то же время лучшей компанией для меня были книги и моё воображение. От меня ждали активных игр с другими детьми, проявления лидерских качеств, большого количества друзей. Таких детей все любят, им умиляется, ими хвастаются. Я была другая. Мне не нужны была друзья, я придумывала игры самостоятельно, и иногда совсем не хотела выходить на улицу. Я отличалась от сверстников, мой воображаемый мир был в разы интересней любой придуманной ими игры, они это чувствовали и не всегда охотно принимала меня в команду. К тому же в играх я старалась стать главной, мне хотелось, чтобы со мной считались и ко мне прислушивались. Из моего детства я вынесла одну истину. Если ты не от мира сего, значит надо создать свой мир. Который будет жить по твоим правилам.

Я была единственным ребенком в семье, где было не принято проявлять открыто свои чувства. Безусловно, родители меня любили, но не умели выражать свою любовь кроме как заботой – я была сыта, одета, обута и регулярно получала свою порцию детских развлечений. Но у нас дома не было принято обниматься, желать спокойной ночи и беседовать по душам перед сном. Моя потребность в нежности и ласке была огромна, мне хотелось внимания и объятий, все мои действия и поступки были продиктованы желанием нравиться, чтобы меня одобряли и принимали меня.

Однажды летом, мне тогда было лет шесть, гуляя по пустырю, заросшему полынью, я увидела улитку. Какое странное создание, подумала я, и начала пристально рассматривать её. Молчаливая, задумчивая, она была хоть и не самой быстрой, зато самой целеустремленной, на мой взгляд. Надо иметь силу воли и цель, чтобы передвигаться к ней с такой мизерной скоростью.

Подумав, что мне не помешает компания, которая не будет насаждать мне свои правила, которая просто будет рядом. И пусть она будет молчать, зато я могу ей рассказывать всё, что придумывает моя голова.

Тогда я насобирала улиток, посадила их в красную коробку из-под обуви, которую наполнила травой, и поставила на подоконник. Когда я читала, они ползали по оконному стеклу, оставляя за собой скользкий призрачный след.

Иногда я собирала трёх «подружек» вместе и рассказывала им, что я на этот раз выдумала. Я разговаривала с ними, показывала нарисованные мной сказки, делилась планами.  А они молча сидели на листьях и шевелили рожками. Однажды я пришла домой, и не застала их на обычном месте. Мама выпустила их на волю, потому что за окном был сентябрь и жизненный цикл этих созданий подходил к концу. Я была безутешна.

Когда в моей жизни появился Добрый мне больше не нужны были улитки. Мне вообще больше никто не был нужен.

Вся моя Вселенная была построена относительно большой горячей звезды, вокруг которой вращалась я и вся моя жизнь. Ни на минуту я не представляла себе, что должно произойти, чтобы я могла сойти со своей привычной оси и начать жить где-то вдали от него.

Я взрослела, моя внутренняя потребность в любви и симпатии не уменьшалась, и дыра в моем сердце росла вместе со мной. Но каждый год наша долгожданная встреча с Добрым закрывала её, помогала ей затягиваться, с ним я чувствовала себя целой, нужной и принятой. Благодаря этим встречам я могла прожить ещё один год и не страдать от одиночества, чувствовать себя нужной. За четыре года я познакомилась с большей частью его компании. Все они принимали меня как предложение «два по цене одного», я была неотъемлемой летней частью Димы или моего брата Алексея. Мне было позволено ходить за ними повсюду и быть, если не участником, то свидетелем многих событий, будь то драки или гонки на мопедах. Мне сложно судить, как воспринимали меня тогда старшие товарищи, кто-то говорил мне, что я «прикольная», кого-то веселили мои попытки копировать их «взрослую» манеру общения. Обычно я больше слушала, обо всём увиденном я молчала как партизан, но, надо отдать должное моим старшим товарищам, при мне они почти не сквернословили и не употребляли алкоголь. Я была маленьким рыжим хвостиком. Очень быстро меня стали называть просто «МалАя».

Мой двоюродный брат Алексей, он же Лёха Доктор, с пятого класса грезил о медицине, он был силен в химии и просто влюблен в анатомию, любой физиологический процесс человеческого организма в его повествовании приобретал черты приключенческого триллера, при этом в описательной части просто отсутствовала ненормативная лексика и жаргон. Это был его талант, использовать в описании только медицинские термины, но исключительно понятно и доступно.

Сашка Лютый, которого с начальной школы все звали Саня Злой, был хулиган, он был вспыльчив и часто дрался, но был надёжным как скала. Не было ни одного случая, чтобы он хоть раз кого-то подвёл, и, если Злой сказал, что он будет в 12:00, он будет на месте ровно в 11:55, даже если это будет драка, в которой ему достанется. Выбить из него какую-либо информацию было невозможно, как невозможно было заставить его сделать что-либо во вред «своим». Он не терпел попыток им манипулировать, предугадывал любую хитрость, у него была какая-то особая интуиция. Это был грубиян, жёсткий и резкий, но с невероятно большим сердцем. А ещё у него дома всегда долечивался какой-нибудь больной «бобик» с помойки до очередного устройства в добрые руки, его мать с этим просто смирилась. Саня Злой терпеть не мог дураков и насилие над слабым.

Андрей Корсак, которого все называли Шерхан, был из очень приличной состоятельной семьи, когда отца перевели по работе в Москву, ему оставалось ещё два года старшей школы. Он наотрез отказался переезжать, оставшись в итоге на попечении каких-то совсем далёких родственников. Он был единственным, из всей компании, кому достаток семьи позволял путешествовать, и к двадцати годам он побывал в большинстве развитых стран мира. Он был интеллектуал, с широким кругозором и огромным словарным запасом. Но это не помешало ему также, как и все ребята, увлечься сначала каратэ, затем боксом и бодибилдингом. Тем не менее, при разговоре с ним у меня всегда оставалось чувство, что он чего-то не договаривает. Иногда в нем проскальзывала тень превосходства, потому что он был умнее любого в компании. В шахматы я с ним не играла – стратег он был великолепный.

15 июля 1990 года

На территории региона бушевал тайфун «Робин», под воду ушли все городские низины, со склонов сопок смывало гаражи и прочие строения.

Тем временем я в резиновых сапогах в разгар непогоды бегу, шлёпая по лужам, к Доброму Димке, чтобы поздравить его с днем рождения. Пока я бежала до его дома, дождь резко усилился, и за пять минут я вымокла до трусов. Тётя Рая вытерла меня полотенцем, переодела в Димкину футболку и усадила за стол. У тёти Раисы были большие, всегда немного грустные глаза и тёплая улыбка, и она в совершенстве владела умением печь самый вкусный медовик, который я когда-либо пробовала в жизни. Тем самым фирменным медовиком меня угощали и в то день, а потом, прощаясь, я целовала Димкину щеку сладкими губами.

В тот год две недели в Звёздном я занималась тем, что имитировала турпоход и училась ставить палатку в огороде у тёти Жени. Когда мне это, наконец-то, удалось, я уговорила Лёху и Димку ночевать в палатке. Мы не спали всю ночь, и они рассказывали для меня страшные истории.

…Бегут, бегут по стенке

Зеленые Глаза

Сейчас девочку задушат,

Да-да-да….

В ту ночь ребята напугали меня до чёртиков своими рассказами из серии городских легенд, позже я нашла эти истории на страницах журнала «Пионер» за 1990 год¹. Парни, уже достаточно взрослые, наверное, здорово веселились, глядя на мою перепуганную мордаху в свете фонарика, но потом им пришлось по очереди провожать меня в туалет и разговаривать со мной, когда я уединялась.

Потом Лёха принёс из дома гитару, и они по очереди играли песни группы «Кино».

Когда я ненадолго провалилась в сон, уже светало. Эта ночь в одноместной палатке на троих была одной из лучших в моей жизни. Утром с разрешения взрослых, Дима развёл небольшой костер, чтобы пить чай с дымком с листьями смородины, когда я проснусь.

За несколько дней до моего отъезда в полдень мы с Лёхой встретились с ребятами у торгового центра.

– А, давай рванем на Хрустальный, – предложил Саня.

Все дружно поддержали инициативу, даже с учётом дороги мы могли провести на ручье три-четыре часа. С нами не смог поехать только Максим, ему надо было забрать сестру из детского сада, он боялся не успеть вернуться.

Нас собралось человек восемь, и мы дружно все вместе запрыгнули в автобус, который шёл за город по нужному маршруту. Пешком от автобусной остановки до водопадов на ручье Хрустальном идти было минут двадцать, и мы разбрелись по тропе. Лёха держал меня за руку, пока нас не перехватил Добрый, который предложил нести меня, и подставил спину. Я сидела у него на спине, стараясь не душить его руками, а он держал мои обхватившие его ноги. Я утыкалась носом Димкину шею и втягивала носом его запах, подбирая в голове ассоциации, чем пах мой товарищ. Через футболку я чувствовала, какой он горячий и мне хотелось греться о его спину вечно, положив голову ему на плечо.

Через листву пробивалось солнце, которое слепило меня, и я щурилась. Мне было хорошо, и я была счастлива.

Когда мы дошли до водопадов, я увидела завораживающую картину. С высоты около семи метров со скалистого резного серого уступа с шумом падала прозрачная серо-голубая вода, по пути местами разбиваясь об отдельные небольшие камни. Внизу, сталкиваясь с водной гладью, падающая вода образовывала белую пену и стрелы брызг, а чуть дальше от места падения образовалась относительно тихая заводь, глубина которой позволяла свободно плавать.

На берегу мы расстелили два покрывала, и парни, быстро раздевшись, побежали в воду.

Это был хороший день. Леха сделал мне бутерброд с консервированными шпротами, Илья собрался печь картошку в золе. Когда мы накупались, Шерхан сделал мне качели из найденных остатков веревки, привязав ее к иве на берегу. Надо было держаться руками за палку, разбегаться и лететь над водой, чтобы в конце полёта разжать руки и с визгом падать в воду.

Мы сидели на покрывале, Лёха что-то рассказывал и вдруг замолчал. Он недовольно поморщился:

– Добрый, полез нырять, – он кивнул в сторону уступа.

Я увидела Диму, который стоял на камне, где-то посередине водопада и собирался спрыгнуть вниз.

Он прыгнул вниз головой, вытянув руки, и с брызгами вошел в воду.

– Красава, – сказал Саня, а Лёха скривился и покачал головой.

А ещё через несколько секунд Шерхан напряженно глянул на Лёху, потом на Саню, выругался и кинулся в воду. За ним побежал Злой. Я поняла, что что-то пошло не так. Лёха нервно кусал ногти. Шерхан и Злой ныряли по очереди, и в итоге Шерхан вытянул на поверхность Диму, стараясь держать его голову над водой.

Ужас сковал меня, зрачки мои расширились, сердце пропустило пару ударов, и я поняла, что я потеряла его. Я зажала рот руками, чтобы не закричать, и вросла в песок. Мой мир медленно опускался на колени, разлетаясь на миллионы песчинок, когда происходило его столкновение с землей. Кровь пульсировала в висках, меня начала колотить мелкая дрожь, накатила тошнота, я готова была вывернуть желудок прямо здесь на месте и еле сдерживала спазмы. Это не был страх, что с ним случиться что-то страшное. Это был конец мира, потому что страшное уже случилось. Я по-прежнему стояла и не могла пошевелиться, пропал голос, я не могла издать ни звука.

Злой уже выносил Диму на берег, он был белый, с синими губами, а лицо заливало кровью из раны на голове. Он не дышал. Лёха быстро начал реанимацию, и через минуту Добрый начать кашлять и плеваться водой. Это была самая долгая минута в моей жизни. Я смотрела на Доброго потемневшими глазами, зарёванная, и давала себе обещание, что никогда не позволю ему оставить меня. Я не хочу быть без него. Когда Дима окончательно пришел в себя, сидя на покрывале и зажимая рану на голове футболкой, он увидел меня.

– Испугалась, да? Иди сюда, Малая, – я села рядом, он обнял меня, – Никому не рассказывай.

Я обняла его в ответ. С тех пор я постоянно испытывала страх потерять его навсегда.

Ещё в тот год я впервые стала свидетелем драки. И поняла, что есть в Добром и тёмная сторона.

Дима обладал поистине гигантским терпением. В самой сложной и запутанной ситуации он единственный мог сохранять спокойствие. Когда случалась какая-то передряга, и даже дипломатичный Шерхан сверкал яростью, выплёвывая оскорбления, у Доброго была холодная голова. Он потрясающе владел собой. Но была очень тонкая грань, когда терпение заканчивалось, и у руля становилась ярость.

Это были парни, и драки случались. Злой просто выходил из себя и бил, потому что по-другому сказать «идите к черту» он не умел. Шерхан лез в драку, потому что дрался Злой, а стоять в стороне он не мог, хотя иногда удавалось решить вопрос дипломатией. Добрый дрался в трёх случаях – он или защищал, или защищался, или его накрывала ярость, и он переставал владеть собой.

В тот вечер мы с Лёхой подошли к торговому центру позже остальных, поэтому начало конфликта мы пропустили. Достаточно было видеть, что там же находились парни из пятнадцатой школы. В целом, это были неплохие ребята, но постоянное соперничество между районами портило картину. Всё произошло очень быстро, слева началась какая-то возня, и, подойдя ближе, я увидела, что Добрый уже сцепился с Малышом, лидером соперников. Драка была жёсткая, но ни Шерхан, ни Злой, ни другие парни почему-то не вмешивались, только отсекали попытки противников присоединиться к лидеру. Я мигом протиснулась между кучей ходячего тестостерона, и бросилась разнимать дерущихся. Малыш поднял меня за шкирку, и оттолкнул в сторону со словами «Это что ещё за херня», я не удержалась на ногах и упала. Добрый изменился в лице, его накрыло. Как в замедленной съёмке, Дима, вытирая кровь с лица, резко поднял меня, толчком передал меня Шерхану, развернулся и двинул Малышу. С остервенелой яростью, придавшей ему сил, он сбил противника с ног, и продолжал наносить удары, не разбирая, куда он бьёт. Злой и Денис оттащили Доброго от Малыша, которого быстро увели его ребята.

Добрый отошёл подальше от парней, сел на бордюр и начал вытирать кровь с лица.

– Малая, иди сюда, – позвал он меня.

Я взяла у кого-то бутылку воды и подошла к нему.

– Так, слушай сюда. Никогда не лезь в мужские разборки. Это правило, которое не обсуждается.

– Почему?

– Это правило! Поняла меня? Пацаны всегда сами разберутся, мужчины – тем более. А тебе может неслабо достаться. Не по-детски. Поняла меня?

Я кивнула.

– Не слышу, поняла или нет?

– Поняла, – пробубнила я и протянула ему воду.

Спустя месяц новые ливни вызвал тайфун «Зола» и мой регион опять погрузился под воду.

В этом году осенью я впервые получила почтовую открытку со смешным мультяшным котёнком и всего двумя предложениями, написанными аккуратным почерком: «С днём рождения, Малая! С меня ромашки и клубника, и пусть тебе подарят собаку. Добрый». Эту открытку я храню до сих пор.

Июль 1991 года

Добрый приехал на каникулы всего на две недели, мы успели поговорить по душам только один раз, он в двух словах рассказал мне про свой первый курс и про учёбу ДВВИМУ. Рассказать ему, как дела у меня, я не успела – его ждала подружка. Да, у него появилась подружка.

Впервые я увидела Оксану у Димы дома, его родители уехали на дачу и вечером он позвал друзей. Как обычно я привязалась хвостом к Доктору и оказалась среди них.

Это была очень красивая девушка. Прекрасно в ней было всё – от кончиков длинных ресниц, до наманикюренных ухоженных пальчиков и аромата её парфюма. Оксана была стройной блондинкой с яркими голубыми глазами и кукольным личиком. Высокая аккуратная грудь, тонкая талия. А ещё у неё были самые длинный и красивые ноги, которые я когда-либо видела. Короткая юбка прекрасно это демонстрировала. То, что её дерзкая красота сбивает с ног, Оксана знала и пользовалась этим. Она медленно прошла через всю комнату, мило улыбаясь каждому и говоря «привет», подошла к Доброму, положила руки на его талию и прижалась к нему, он обнял её в ответ. Я отвернулась. Опустив взгляд, я шла искать самый дальний и незаметный уголок, чтобы спрятаться, мне не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать. Печаль от осознания моего несовершенства, моей худобы, моей нескладной подростковой фигуры и веснушчатого лица с большим ртом завладела мной без остатка. Громкий голос заставил меня вздрогнуть.

– Что она тут делает? – куколка посмотрела на меня сверху вниз как на таракана.

Шерхан наклонился и что-то сказал ей, на что она кивнула и залилась мелодичным заразительным смехом. Мне стало не по себе. Мои глаза нашли Доброго. Он внимательно смотрел на Оксану, и одна бровь у него была вопросительно изогнута. Меня он не замечал.

Волна холодной режущей боли родилась где-то внутри и начала терзать моё детское сердечко. Ну и пусть, решила я. Чёрт с ними со всеми. Когда-нибудь я вырасту и стану потрясающе красивой. Все будут меня любить, и никто больше не будет надо мной смеяться. Я тихонько выскользнула из квартиры. Уже сгустились сумерки и на улицах зажгли фонари. Глядя под ноги, я медленно побрела в сторону дома.

Моя дыра в сердце опять стала растягиваться, и чем больше ненужной и несчастной я себя чувствовала, тем больше она становилась.

На следующий день я уехала домой. Дождей не было.

А в ноябре я опять получила открытку: «С днём рождения, Малая! Не взрослей! Никогда не знай обид и разочарований, пусть в твоей жизни постоянно случается что-то интересное. Добрый».

15 июля 1992 года

Я захватила с собой в Звёздный рецепт печенья, которое мы готовили на уроке труда. Я впервые испекла Димке на день рождения песочное печенье в форме ёлочек, так как других формочек я у тёти Жени не нашла. Получилось такое новогоднее поздравление с днем рождения.

Тем летом мы нашли новый пляж на озере, ходили туда большой компанией целую неделю.

Дима с Оксаной каждый день скандалили, при этом не стеснялись в выражениях. Я никогда не видела его таким грубым и злым. Мне было тяжело на это смотреть, и я каждый раз старалась сбежать, когда они начинали выяснять отношения. Рядом с этой девушкой мой принц превращался в чудовище, в мерзкую заносчивую циничную тварь.

Оксана меня не любила. Я ей не нравилась, и она всем видом давала мне это понять. В силу моего юного возраста я ещё надеялась подружиться с человеком, который так много значит для моего лучшего друга, но она не принимала меня.

Возможно, это происходило из-за разницы в возрасте – я, действительно, была мала для подружки. А, возможно, она интуитивно чувствовала мою связь с Добрым и догадывалась о существовании невидимых нитей, которыми мы пришиты друг к другу. Но, так или иначе, моё присутствие её раздражало.

Парни это чувствовали и пытались разрядить обстановку, но, несмотря ни на что, напряжение витало так и витало в воздухе. Я старалась не попадаться Оксане на глаза, и, даже сильно скучая по нему, я наблюдала за Добрыми издалека.

Как-то вечером, когда Дима с Оксаной были у Лёхи Доктора в гостях, я по привычке, сложившейся за десять дней, постаралась спрятаться. В тот вечер я не придумала ничего лучше, чем забраться на черёмуху, которая росла возле дома. Сумерки, густая листва и толстые ветви скрывали меня от посторонних глаз. Доктор и Добрый с Оксаной вышли на улицу, расположились на крыльце и начали играть в карты.

Оксана достала сигарету и закурила.

– Не дыми здесь, Окси, – сказал Добрый.

– А что, не нравится?

– Не люблю, когда ты куришь.

– А что ты любишь? Себя, и то, только до обеда? – фыркнула она.

Намечался скандал. Я вжалась в черёмуху, и мысленно пожелала телепортироваться отсюда.

– Не начинай, – сказал Дима.

– Даже и не думала. Тебе не нравятся сигареты, моя короткая юбка, яркая помада. Просто интересно, к своей ручной крысе ты так же цепляешься? Хотя нет, забыла, она же маленькая ещё.

– Что ты сейчас сказала? – угрожающе спросил Добрый.

– Да, я о крысёныше, который таскается за тобой и в рот тебе заглядывает. Её же ты придирками не достаёшь, – она хохотнула.

– Эй, заткнись, она моя сестра, если что, – вмешался Доктор.

– Сейчас ты закроешь свой рот, и никогда, слышишь, никогда не посмеешь вякнуть в её сторону. Поняла? – агрессивно рыкнул Добрый.

– А что, попала, да? Твоя священная корова? Корова, ха-ха. Нет, не тянет на корову-то, даже сисек еще нет, – продолжила она, смеясь.

Я просто оцепенела и покрылась мурашками, я не понимала, что она делает, зачем она его так провоцирует. Я даже отсюда чувствовала волну раздражения и нарастающей ярости, исходящую от Доброго.

Мне было понятно, что речь шла обо мне, и для меня не имело никакого значения, что Оксана думала о моей персоне, но я очень переживала, что Добрый ответит на провокации и не сможет держать себя в руках. Если он ударит её, он упадёт в моих глазах, и я больше не смогу смотреть на него так, как делаю сейчас, я не смогу больше уважать его.

И тут я поняла. Это не Оксана глупая, а я. Она меня увидела, она знала, что я сижу на дереве, и она специально провоцировала Диму, чтобы я увидела его худшие стороны.

А о его худших сторонах я знала всё, что-то видела сама, где-то меня просветил Доктор. Когда терпение у Доброго заканчивалось, он выходил из себя и был в такой неконтролируемой ярости, что становилось страшно. Он мог потом бесконечно жалеть о случившемся, но это не меняло положения дел, был такой момент, когда он не мог контролировать свою ярость, всего несколько секунд, но этого хватало для пробуждения монстра.

Зачем она это делает? Я же всего лишь ребенок, она же не может ревновать его ко мне! Я могу по-детски безусловно любить этого синеглазого демона с испепеляющей улыбкой, но я же ей не соперница, и, если Диме хочет быть с ней, я сделаю всё, от меня зависящее, чтобы ему было хорошо.

– Ты дура, Окси. Вроде взрослая девочка, а ведёшь себя как пятилетка, – спокойно и холодно говорил Дима, – Тебе не хватает внимания? Ну, так ты же взрослая, скажи мне об этом. А не устраивай этот детский сад.

Он победил, он взял себя в руки и контролировал ситуацию. Я чувствовала разочарование Оксаны.

Она встала и пошла в дом. Её догнал Лёха, а затем и Дима ушёл следом за ними. Я просидела на черёмухе три с половиной часа.

Я видела, как Дима с Оксаной ушли, она обиженно шла чуть впереди, и сердитый Дима что-то тихо говорил ей, слов расслышать я не могла.

После их ухода мне пришлось кричать, чтобы привлечь внимание Доктора – слезть самостоятельно с дерева я не смогла.

Я так и не смогла понять причины их постоянных ссор, по мне они просто не подходили друг другу, и это была катастрофа. На следующий день я увидела Доброго с сигаретой. Расстроилась. Когда он поднял глаза и увидел меня, он сразу же швырнул сигарету в сторону, на лице его я прочитала стыд. Дыра в сердце расползалась дальше. Моё одиночество начинало граничить с физической болью.

Я дождалась, когда Дима останется с парнями один, отвела его в сторону подальше от чужих глаз.

– Я не буду больше мешать, обещаю. И никогда, слышишь, никогда не ругайся из-за меня с ней, – секунду подумав, я добавила, – Я не всегда буду маленькой, когда-нибудь я обязательно вырасту.

Я быстро обняла его, развернулась и убежала в сторону дома. Я не хотела, чтобы он видел, как я плачу.

Тёте Жене я сказала, что очень скучаю по маме. На следующий день я уехала домой.

Тем летом я впервые начала подолгу рассматривать себя в зеркале. Я не любила моё лицо. Меня раздражали мои большие пухлые губы, тонкая и прозрачная кожа, через которую просвечивались кровеносные сосуды, синяки под глазами, которые придавали мне больной и изнеможённый вид, а мои веснушки я просто ненавидела. Я считала себя некрасивой – ресницы недостаточно темные и пушистые, волосы непонятного цвета, когда очень хочется чёрные, торчащие ключицы и тощие руки, странные смешные уши. За всё свое детство я ни разу не слышала, чтобы хоть кто-нибудь сказал, что я привлекательна. До определенного возраста это меня не трогало, но всё изменилось этим летом. Осенью мне должно было исполниться двенадцать лет. Тропических ураганов в том году не было. Засуха стояла второй год подряд.