«Путь Проклятого» kitobidan iqtiboslar
«Здесь все началось, здесь все и окончится, подумал Филипп спокойно. Когда-нибудь я тоже приеду сюда, отец. Приеду, как ты – почувствовав, что пришла пора заканчивать земные дела. Приеду один, спрятавшись от всех, словно кот, который, учуяв скорую смерть, уходит умирать подальше от глаз, и лягу в землю неподалеку от этой могилы. И если у тебя хватит терпения меня дождаться, мы о многом поговорим, наставник. Мы так мало говорили друг с другом при жизни…»
– Что стоит твоя вера, старик, если ради нее ты не способен на жертву? На настоящую жертву!
– Ты сегодня пожертвовал не тысячью человек, Элезар. Ты убил сотни колен израилевых, которым теперь не суждено родиться. Если бы ты оставил в живых только этих троих, если бы им удалось спрятаться и выжить, то сколько бы мудрецов и героев вышло из их чресл и чресл их потомков?
– Это ни к чему, – сказал Иегуда, и, посмотрев Бен Яиру в глаза, улыбнулся. – Можешь не тратить слова и время. Жребий не нужен, Элезар. Я бы многое отдал за возможность перерезать тебе горло, а тут она сама идет мне в руки!
– Иногда, старик – просипел вождь в ответ, ответив на оскал оскалом, – иметь верного врага лучше, чем иметь хорошего друга.
Наброски на обрывках пергамента, сделанные тушью из каракатицы – рисунки в несколько линий, похожие на эскизы к фрескам в греческом стиле.
Профиль кудрявого мальчишки с курносым вздернутым носом…
Мальчишка в анфас – широко расставленные глаза, вихры, спадающие на лоб, щербатая улыбка…
Девушка, волосами которой играет ветер…
Галера под парусом…
Незаконченный силуэт девушки – той самой, чей профиль был на первом эскизе – Филипп мог за это поручиться…
Гребень волны и висящая над ним в восходящем потоке чайка…
Скупые линии. Едва заметная штриховка, нервный пунктир, лишь обозначенная тень… Странно, но эти небрежные рисунки были настолько живыми, что Филипп немедля пересмотрел их еще раз.
Рисунков оказалось немало: некоторые совсем истрепались, некоторые явно были сделаны совсем недавно, но все они, несомненно, вышли из-под одной руки.
Лица. Фрагменты пейзажей. Узкая кошачья морда. Ворон. Оскалившийся пес. Щенок, гонящийся за хвостом. Дельфины, взмывшие над волной. Рыбачьи лодки на воде в бухте. Опять курносый мальчишка…
С куска пергамента на Филиппа смотрел Спирос. Он сам смотрел на себя через сорок прошедших лет, истончивших края рисунка, расчертивших морщинами и шрамами кожу Легата, покрывших его душу коркой, толстой, как кожа боевого слона.
Кудрявый мальчишка.
Скуластый юноша, по-монашески остриженный «под горшок».
Молодой мужчина, упрямо склонивший голову.
Девушку Филипп не знал. Никогда не видел, он мог бы вспомнить почти каждого из тех, с кем сталкивался за последние двадцать лет, а ее не помнил.
Если сам он на рисунках взрослел, то она оставалась молодой. Ираклий повторял ее профиль десятки раз, словно пытался запомнить, потом рисовал полупрофиль, потом силуэт… Менялись сюжеты, пейзаж вокруг, но девушка оставалась юной и красивой. И волосами ее все время играл ветер.
