Kitobni o'qish: «Мигрень»

Боль пульсировала, накатывала волнами. Она рождалась у кончиков волос и устремлялась к голове, электрическими разрядами пробегая от плеча по шее. Боль пробиралась все выше, медленно подчиняла себе окружающий мир, собирая кровь в маленькие озера, строила плотины в сосудах. Казалось, будто тем самым она замедляла течение времени, заставляла его двигаться в такт с биением сердца: удар, снова удар, еще один…

Стук колес, доносившийся откуда-то снизу, раздражал. Она проснулась от боли, от жары, от тусклого света фонаря под потолком, едва освещавшего вагон, но все же бившего ей в глаза. Струи ледяного воздуха из кондиционера достигали вспотевших рук и груди, но не приносили прохладу. Что-то внутри сознания давило, как водоворот притягивало, всасывало страдания. Словно сами собой ее тонкие руки раз за разом мяли маленькую подушку, – это орудие пытки, не позволявшее излишкам крови покинуть раскалывавшуюся голову. Даже багажная полка давила на нее, мешала найти удобное положение, лишала пространства. Она искала сон, жаждала его, как избавления, но ничего, кроме полудремы с настойчивым эхом боли, не находила.

Стыд, боязнь своей непрекращающейся суетой помешать окружающим, заставили ее открыть глаза, но на соседней полке никого не было. Одолжив соседскую подушку, девушка, полулежа села в узком пространстве второго яруса. Она осмотрела пустующие боковые полки, взглянула вниз, ожидая увидеть хотя бы кого-нибудь, однако заметила лишь ряд свернутых матрасов, аккуратно уложенных у столика. Осознание того, что мгновения ее слабости остались никем не замеченными, принесло то самое, долгожданное облегчение.

Боль развернулась, медленно, подобно желе, вытекающему из банки, начала спускаться вниз. Сон блуждал рядом, то подбирался, то уходил, будто боялся соседства с тем тягостным чувством, которое, казалось, пронизывало все вокруг. Она ждала, стук колес отсчитывал время, но ни боль, ни сон не прекращали свою позиционную войну, не выявляли победителя. Чувства требовали от нее другого решения, побуждали к действию, призывали стать арбитром в их споре. Ее сиюминутное облегчение утонуло в потоке множащихся эмоций, мыслей, в стремлении раз и навсегда покончить с этим гнетущим состоянием.

Она попыталась спуститься с полки, но резкая боль в шее, заставила ее вернуться. Вагон мягко покачало, послышался гудок, словно поезд не советовал ей покидать своего убежища. Фонарь поморгал и потух на несколько секунд, а где-то вдалеке послышался стук незапертой двери. Она помассировала лицо, отгоняя лишние мысли, но все же легла на место. Подушка оказалась неприятно влажной. Пот, мелкими капельками выступавший на плечах и руках, неожиданно обильно пропитал плотную серую майку, сделал ее черной у поясницы. Боль побуждала к апатии, в то время как жизнь требовала движения, бегства из становившегося все более неуютным убежища.