Kitobni o'qish: «Основы психоаналитической теории (метапсихология)»

Shrift:

Под редакцией А.М. Боковикова

В оформлении обложки использован рисунок первого российского психоаналитика И.Д. Ермакова, любезно предоставленный его дочерью М.И. Давыдовой

Birkenwaldstrasse 44, 70191, Stuttgart, Germany

* * *

Предисловие к русскому изданию

Счастливое стечение многих обстоятельств позволило осуществить перевод работы Вольфганга Лоха «Основы психоаналитической теории (метапсихология)» на русский язык. Тесное сотрудничество отдела психоанализа, психотерапии и психосоматики Тюбингенского университета, психоаналитического объединения Штутгарт-Тюбинген (обучающего института немецкого психоаналитического объединения [DPV/IPA]) и переводчика Михаила Пустовойта, получающего психоаналитическое образование в Тюбингене, привело к идее осуществления данного перевода. Здесь я хотел бы выразить свою глубокую благодарность всем, кто принял участие в реализации данного проекта, но в первую очередь – Христофу Валькеру и переводчику.

В 1993 г. Вольфганг Лох обратился ко мне с предложением переработать главу «Основы психоаналитической теории (метапсихология)» учебника «Психоаналитическое учение о болезнях. Общая и специальная теория неврозов, психозов и психосоматических заболеваний у взрослых, детей и подростков». Мы вместе обсудили все возможные изменения и дополнения, и нам удалось интегрировать их в прежде существовавший текст. Результат проделанной нами работы и предоставляется вашему вниманию. А в июне 1994 г., незадолго до смерти Волфганга Лоха (07.02.1995), была начата работа над шестым, полностью переработанным и дополненным изданием учебника, где изменения и корректуры планировалось внести уже во все главы.

Книга вышла в свет в 1999 г. К тому времени единственным редактором издания остался я – Гельмут Хинц. Я безгранично рад, что основополагающая глава этого базисного учебника впервые становится доступной русскоязычному читателю.

В немецкоязычном пространстве эта работа считается классической, ибо профессору Лоху удалось представить психоаналитическую теорию во всей ее многогранности, глубине и всеохватывающей сложности.

Однако перед читателем стоит довольно непростая задача: Лох обладает особым талантом изображать человеческую психику в ее не редуцируемой и жизнеутверждающей комплексности. Ему удалось показать множественные истоки душевных феноменов, продемонстрировать взаимодействие эдипальных и преэдипальных конфликтов, описать, как один пласт души служит защитой от другого, более глубокого душевного пласта. Этот же талант побуждает его постоянно цитировать противоречивые мнения разных психоаналитических исследователей.

Исходя из вышесказанного, усвоение и переработка данного текста – задача сложная. Предполагается, что некоторые фрагменты необходимо перечитывать по несколько раз, подключая собственное мышление. К тому же, проникновение в любую науку неминуемо заставляет нас признать существование в ней того, что пока не доступно нашему пониманию или вообще не может быть понято. Это чувство сродни «дымке души», от которой не может отделаться биологически ориентированная медицина. Но, преодолев все сложности, вы приобретете качественно новый взгляд на психоанализ как на науку.

Тех, кто готов пуститься в это сложное и длительное путешествие мысли, в конце пути ждет щедрое вознаграждение. Наградой станет опыт свободного, гуманного соприкосновения с основополагающими взглядами на пересечение основных психоаналитических понятий, которые помогают охватить душевную жизнь в ее бессознательном, предсознательном и сознательном измерении.

Мне очень приятно, что господин издатель Виктор Белопольский предоставил возможность дополнить книгу вводной частью, содержащей обзор особенностей работ Вольфганга Лоха, и его кратким жизнеописанием. Для этой цели Йозеф Дантльграбер любезно позволил мне несколько сократить его текст, а Петер Вегнер предоставил свои размышления о жизни Вольфганга Лоха, которые были опубликованы в англоязычном издании книги Лоха «Искусство толкования. Деконструкция и новое начало в психоаналитическом процессе», и охотно разрешил использовать их в нашем вступлении. За это я выражаю глубокую благодарность им обоим.

Гельмут Хинц Тюбинген, июль 2006 г.
Йозеф Дантльграбер

Введение в понятийную систему Вольфганга Лоха¹

Работы Лоха сложны. Большинство авторов рассматривают аналитический процесс или патологические структуры с какой-либо одной определенной точкой зрения, Лох же старался представить «психоаналитическую теорию в целом» (Nedelmann, 1996). Он считал особенно важным рассматривать теорию Фрейда как открытую систему. Поэтому в данной вступительной статье мне хотелось бы осветить некоторые аспекты воззрений, присущих Лоху.

Контрперенос как основа психоаналитического метода

Слова либо поведение пациента в аналитической ситуации следует понимать как реакцию на проявления его первичных объектов в переносе. Таким образом, они отсылают нас к его прошлым объектным отношениям, которые нам пока неизвестны. Для того, чтобы понять пациента, аналитику нужно эмпатически воспринять первичные объекты, на которые реагирует пациент. Это значит, что контрперенос аналитика представляет собой попытку идентификации с изначальным переносом «значимого другого» на пациента. Другими словами, перенос пациента изначально является ответом на перенос его первичных объектов, а контрперенос аналитика – соответствует изначальному переносу лиц, с которыми пациент находился в тех или иных отношениях. Поэтому предварительным условием начала аналитического процесса является возникновение контрпереноса у аналитика, ибо если контрперенос не возникает, то анализировать нечего (Loch, 1965, S. 45). С возникновением контрпереноса «начало положено»: аналитик в состоянии отрефлектировать особый тип переносно-контрпереносных отношений и сделать их основой для интерпретации.

Этих предварительных замечаний должно быть достаточно, чтобы дать понять, что для Лоха контрперенос является необходимым предварительным условием всех процессов понимания и представляет собой решающий аналитический инструмент.

Конструктивистская позиция. Интерпретация и смысл истины

Для Лоха человек является интерпретирующим существом. Он исходит из положения Фрейда о том, что всякое вербальное или невербальное выражение, каждый психический феномен имеет свое значение, свой смысл (Freud, 1910, S.154). Для него «иметь смысл» – синоним «быть одушевленным». Однако смысл недоступен непосредственному чувственному познанию, он должен быть раскрыт, что осуществляется посредством интерпретации. Поэтому психоанализ – это наука интерпретации.

Аналитик рассматривает патологические душевные проявления пациента как его зашифрованные послания к интерпретатору. Задача аналитика – выявить скрытые защитой тайные мотивы паеиента, определяющие его поведение. Кроме того, важно установить и наполнить смыслом связь между скрытыми мотивами и патологическим ядром. Интерпретации представляют собой вербальные конструкции аналитика, которые вводятся в действие посредством осмысления и истолкования. Лох говорит об искусстве толкования (Loch, 1993, 2001) как об инновационном, творческом процессе, в котором связи не только раскрываются, но и создаются, представляя собой «обретение, конструирование смысла», а посему эти связи не могут быть чем-то «данным изначально» (Loch, 1988a, S. 58). Интерпретация не ставит перед собой целью воссоздание исторической правды, но является попыткой сконструировать истину, которая служила бы связыванию Самости в единое целое, столь необходимое субъекту как в настоящем, так и в будущем (Loch, 1976, S. 885).

Собственно говоря, интерпретации могут быть только конструкциями, поскольку то, что рассказывает аналитику пациент – само по себе конструкция. То, что пациент рассказывает о своем прошлом, никогда в точности не соответствует пережитому, но извлекается, а посему и интерпретируется, исходя из актуальной ситуации. И это ситуативное извлечение происходит еще до интерпретации аналитиком, после же интерпретации происходит новое конструирование с новой переменной – интерпретацией, и каждая новая интерпретация создает новую актуальную ситуацию. Если перенос и контрперенос представляют собой повторение в настоящем прежних образцов поведения, но с новым объектом, тогда интерпретативные конструкции имеют отношение к истине, происходящей из прошлого. Благодаря оживлению в аналитическом настоящем под действием стимулов актуальной ситуации прошлые истины претерпевают изменения. Возникающий в аналитической ситуации перенос как минимум является эскизом оригинального переноса, поэтому актуальная констелляция отношений в своей структуре в основном соответствует инфантильной. Здесь Лох ссылается на представление Фрейда об «историческом ядре истины» (Loch, 1988b, S. 67).

Психоаналитические интервенции в соединении с такой проработкой предлагают пациенту новую языковую игру в смысле Виттгенштайна – т. е. новую форму бытия. Психоанализ учит пациента методу аналитического мышления как определенной форме бытия в вышеназванном смысле. В рамках этой языковой игры пациент может отказаться от прежних, патогенно действующих объяснительных схем в отношении своих прежних опытов и травм и вместе с аналитиком создать новую смысловую связь, по сути своей экзистенциальную (Loch, 1988b, S. 71), и определяющую будущее.

Интерпретацию можно считать способствующей обновлению, если она принимается пациентом как истинная. Истина, о которой здесь идет речь, является договорным понятием. Психоанализ стремится найти прагматическое понятие истины, создаваемой посредством обоюдного согласия между аналитиком и пациентом (Loch, 1974, S. 445; также ср.: Eickhoff, 1996, S. 68). Таким образом, интерпретация создает разделяемую двоими реальность – реальность аналитического процесса.

Однако принятие пациентом интерпретации на словах еще ни о чем не говорит. Лишь когда пациент наполняет свои переживания иным смыслом и, соответственно, начинает иначе вести себя, можно сказать, что интерпретация является изменяющей (Strachey, 1934). Решающим моментом является то, будет ли интерпретация определять побудительный мотив, имеющий практические последствия для способа бытия – в таком случае интерпретация становится новым началом, новообретением (Loch, 1988b, S. 60).

Отношение к области «чувственного»

Но как возможно конструирование аналитиком смысла еще до возникновения аналитической ситуации? Фрейд заметил, что аналитические отношения основываются на коммуникации бессознательного пациента с бессознательным аналитика. Это приводит в движение совместную игру чувств аналитика и пациента.

Такое понимание аналитических отношений восходит к работам Ференчи и по сей день находит новые теоретические концептуализации. Вспомним некоторые из них: «готовность взять на себя роль» (Сандлер), «сценическая функция бессознательного» (Аргеландер), «действенный диалог» (Клювер), инэктмент (Якобс), а также вовлеченность (Филдман). Подразумевается, что аналитик настраивается на пациента, готов принять его проекции и делегированные им роли, допустить в себя проективную идентификацию. Лох придерживался такого мнения: события, имеющие место в аналитическом процессе, происходят из интеракции между аналитиком и пациентом. Такая интеракция порождает в партнерах психоаналитического диалога эмоциональные реакции и состояния, опосредующие чувство реальности. Это тем более важно, поскольку бессознательные фантазии, проекции или проективные идентификации несут в себе «действенный потенциал», или «интрузивный действенный потенциал» (Loch, 1975, 2001, S. 127), направленный на то, чтобы вынудить объект, партнера, аналитика вести себя в соответствии с бессознательными ожиданиями. На этом пути лежащие в основе интерпретаций психоаналитические элементы обретают у обоих партнеров доступ «к чувствам», вовлекая в процесс органы чувств. Тогда эмоции и аффекты могут быть поименованы, т. е. получить обозначения в актуальной ситуации. Это означает, что посредством эмоционального контакта между аналитиком и пациентом аналитический материал обретает очевидность.

Условия изменения самости

Для Лоха психоаналитический метод определяется тем, что перенос, в свою очередь, понимается как сопротивление. Если анализ продвигается вперед, происходит переключение от поверхностных слоев переноса к более исторически глубоким слоям, которые прежде скрывались под защитой поверхностных слоев. Последовательное разрешение поверхностных слоев переноса посредством интерпретации в конце концов приводит к высвобождению и активации первичного либидинозного объекта. Все защитные процессы Эго направлены на поддержание непрерывности Самости, что, собственно говоря, теснейшим образом связано с первичным либидинозным объектом. Пока защитные механизмы Суперэго, направленные на усмирение влечений, не проанализированы и не сняты, первичная Самость остается неизменной, а Эго продолжает служить поддержанию этой неизменности. Изменение Самости происходит лишь тогда, когда анализ достигает защитных формаций, призванных воспрепятствовать повторному переживанию тяжелой, связанной с первичным объектом и, как правило, кумулятивной травмы.

При этом следует помнить о том, что в прошлом вследствие травмы Эго испытало избыточное возбуждение, превышающее его интегративные возможности, вследствие чего попало в ситуацию беспомощности, характеризующуюся «безобъектностью» (утратой объекта). Локализации и ограничению страха перед травматическим «безобъектным» состоянием служит интенсивный катексис родительской фигуры. Если в процессе проработки переноса как сопротивления достигается этот слой переживаний и в фокусе оказывается базисная потребность в объекте, аналитик начинает катектироваться как первичный объект (Stone, 1961). Таким образом, интерпретация слоев защиты, призванных удерживать это отношение, приводит к устранению первичного объектного переноса. Вследствие этого происходит утрата объекта, которая создает рискованную или даже травматическую ситуацию в аналитическом процессе, поскольку ведет к упразднению объектных отношений, связывающих аналитика и пациента с помощью переноса и контрпереноса.

В качестве иллюстрации реактивации переживания ранней утраты объекта вследствие анализа переноса как сопротивления Лох приводит следующий пример (Loch, 1988c, S. 42).

Пациентка обратилась за психоаналитической терапией в связи с терзающими ее навязчивыми импульсами убить мужа и детей. Ее жизненная история характеризовалась чередой тяжелых травм. Решающая травма произошла на третьем году жизни, когда ее среди ночи забрала машина скорой помощи, после чего она шесть недель провела в клинике, где ей фиксировали руки и ноги. Эта тяжелая травматизация разрушила репрезентацию первичного объекта. В своем весьма длительном анализе пациентка инсценировала в основном садо-мазохистический перенос. Уже во взрослом возрасте пациентке снова потребовалась госпитализация, во время которой к ней также была применена фиксация. В ее сознании всплыла прежняя травма. Ужас и паника, связанные с принудительным обездвиживанием, актуализировались в переносе и были проработаны. Когда симптоматика навязчивостей заметно редуцировалась, она сказала: «Знаете ли, это конечно хорошо, что симптомы стали исчезать, но поверьте, то состояние, в котором я нахожусь сейчас, гораздо хуже, чем былые симптомы». Это было чувство небытия, пустоты, в которое она погружалась (там же). Теперь в аналитической ситуации стояла задача помочь пациентке заполнить эту пустоту небытия.

1.Сокращенный вариант пленарного доклада на Конгрессе IPA в Ницце 2001 года. Полный текст см.: Zeitschrift far psychoanalytische Theorie und Praxis, 17. Jg., 4, 2002, 420-431.