Kitobni o'qish: «Мы из Бреста. Штурмовой батальон»

Shrift:

* * *

Тамбовский волк, в ночи летящий
По непролазной, дикой чаще,
Куда стремишься, зверь лесной? —
Нет рядом никого с тобою.
Куда летишь ты, сна не зная?
Наверное, судьба такая —
Стремиться вдаль без остановок
В жару, и в дождь, и в лютый холод.
Бежать без устали и быстро,
Все догоняя свет лучистый
От заходящего светила, —
За что судьба нас невзлюбила?
Все дальше вдаль стремишься ты.
Бежишь в покрове темноты,
Могучий зверь с душою тонкой.
Не знаешь ты о славе звонкой,
Все дальше улетаешь ты
К обратной стороне Луны.
Все дальше от людей жестоких,
В лесах тенистых и далеких,
Скрываешься ты ночью, днем —
Нет рядом никого кругом.
Тамбовский волк, в ночи летящий,
Ты призрак или настоящий?
Алексей Анцифиров (г. Мичуринск)

Пролог

Аккуратно поправив на спящей Елене шинель и плащ-палатку, Горохов поднялся с земли. Предутренние сумерки окутывали сосновый лес. Тут и там, накрывшись шинелями и плащ-палатками, спали бойцы. Только часовые одиноко прохаживались около повозок и лошадей. Пора было будить поваров и ездовых. Скоро подъем, надо будет народ горячим накормить. Хорошо еще, что три дня назад удалось захватить у немцев пять грузовиков тыловой колонны, часть из них была с продовольствием, а то пришлось бы переходить на подножный корм. У большинства в сидорах только по неприкосновенному запасу и осталось. Его на сутки максимум можно было бы растянуть. Народ молодой, горячий. Привык на усиленном пайке сидеть. А где его в лесу найдешь? Только у немцев. Наши, отступая, многое оставили. Особенно оружия и боеприпасов, чуть ли не на каждой поляне находим – класть уже некуда. А вот продовольствие мирное население по домам растащило. Ладно бы просто растащило и употребило в дело, так нет же, угробило половину. Нет чтобы аккуратно и бережно взять мешок, отнести домой и там спрятать от греха подальше. Так ведь специально вскрывали мешок посередине, половину высыпали на землю и уже оставшееся несли домой. В Осиповичах и Бобруйске какие склады были с продовольствием!.. Как пленный немецкий тыловик их расписывал – слюнки текли. Так ведь наши же пейзане их растащили, а что не смогли унести, на землю рассыпали. И ведь не собрать у горожан то, что они утащили. Немцы на свои склады завезли совсем мало. Так, чуток. Разве этим тридцать тысяч доходяг накормишь. На один перекус! Но накормили. По чуть-чуть, понемногу. Чтоб животом не особо маялись. Кого бульончиком отпаивали, кого чем покрепче. Многих в лазарет пришлось укладывать. Одни кости да кожа! Какой им фронт и немцы, у врачей бы выжить. Наши-то вон какие орлы! Все откормленные да сытые. А что продуктов для парней было жалеть? Кому добавки хотелось, всем давали. Не то что в последние дни. Вроде и народа-то в строю осталось всего две сотни человек. И раненых еще с полсотни. Да вот накормить их стало проблемой. Запасы, собранные по разным аэродромам и разгромленным гарнизонам, остались далеко позади, а складов, набитых под завязку продовольствием, под боком нет. Только с колес, если разведка сможет у немцев отбить или где в селах найдет. Но с тем и с другим проблема. У крестьян брать нечего, да и командир запретил. Народу в оккупации тяжело будет жить. Ну а немцы в последнее время без большой охраны не ездят. Только колонной по пяток машин и более, в сопровождении бронетранспортеров с пехотой. Тут по лесам нашего народа хватает, и вояк, и гражданских. Не все они спокойно к линии фронта идут или прячутся от всех. Постреливают. Вчера вот нам засаду испортили.

Шла колонна груженых подвод. Ее с тыла ждали, а она со стороны фронта появилась. Решили пропустить, другую подождать. Охраны-то у колонны всего два десятка пентюхов. Мы бы ее по-тихому взяли. Так нет же. Левые ухари из леса ее обстреляли и вспугнули ездовых. Те и устроили шум и гам на весь лес. На шум слетелось воронье на мотоциклах с пулеметами. Пришлось помогать парням выпутываться из ловушки. Вступать в бой. Жечь патроны. А прибытка-то три пулемета – два из них «дегтяри», – два десятка карабинов, чуток патронов и гранат, ну и повозки, конечно. Лошади и повозки опять-таки наши. Трофейные. В повозках груз тоже трофейный – вещевка: шинели, бушлаты, плащи, форма и сапоги. Разведчики себе тоже кое-что подобрали – пару мотоциклов и немного бензина. Ухари, что первыми открыли стрельбу из леса, так и не появились. Может, просто испугались и сбежали. Пришлось и нам менять место засады, но больше в этот день так ничего и не удалось захватить. Танки, машины и пехота толпами к линии фронта пошли. Вот и пришлось с полупустыми руками в лагерь возвращаться. Командир по этому поводу ничего не сказал. Похвалил за трофеи. Он вообще в последние дни озабоченный ходит. И было от чего. Связь с командованием только настроили, так пришлось отдавать окруженцам в Слуцке. Им важнее. Радиостанцию во время боя уничтожили, а новой пока не нашли. Так что о связи с командованием и «Слуцкими сидельцами» можно только мечтать. Козлов с бронегруппой, артиллеристами и остальными в Бобруйске остался. Там же и госпиталь с большой частью тыловой колонны. Сашка Могилевич объявился и почти сразу же снова пропал. Командир его из Старых Дорог куда-то с новой группой бывших пленных отправил геройствовать. Хорошо еще, что основная часть отряда – разведчики, егеря, пограничники и «панцерники» – все старые с нами остались. Не все, конечно. Кого-то ранили, кто-то в боях погиб. Их места проявившие себя в боях штрафники заняли. Часть взводов численно выросла. Снайпера, например. Скоро ротой будут. Командир обещал. Трудно ему с нами. Всех желательно в целости и сохранности за линию фронта вывести, а это столько забот и тревог. Одни только немцы чего стоят. Благодаря Командиру мы под Бобруйском из ловушки вырвались. Правда, обратно к своим вернуться уже не смогли. Немцы вокруг были, куда ни сунься. Да и сейчас они неподалеку расположились. Ну да не беда. Не из таких передряг нас Командир выводил. На него вся надежда и вера. Он это знает и старается. Так что некогда ему отдыхать. За всем пригляд нужен. Вон опять со своим Никитиным по постам с проверкой собрался. Да и мне прохлаждаться некогда, пора людей поднимать…

Глава 1
2 августа 1941 года, Могилевская область

Черт, как же не хотелось вылезать из-под шинели. Погреться и понежиться бы еще, но, блин, дела не дают. Надо идти посты проверять. Моя очередь, я и так в последнее время от этого уклонялся, переложив это на командиров взводов и ротных. Петрович вон тоже проснулся. За Еленой ухаживает, потеплее шинель на ней запахивает. И правильно делает. Пусть девчонка поспит. Вымоталась с ранеными. Одна на кучу раненых мужиков. Хорошо еще, что Галина в Бобруйске осталась. Еле уговорил ее и остальных девушек там при госпитале для бывших военнопленных остаться. Чуйка была, что это так просто не закончится. Слишком уж мы засветились. Слишком громко о себе заявили, разгромив гарнизоны врага и освободив несколько десятков тысяч пленных. Слишком ярко мы светились на фоне других. Даже на фоне бригады десантников, не говоря уж о наспех созданных подразделениях из бывших пленных. Слишком долго мы были сильны, удачливы и смелы. Ну кто в трезвом уме и памяти будет штурмовать крупный немецкий гарнизон меньшими силами и без подготовки? Никто! Авантюра чистой воды! А мы вот взяли и сделали. И не однажды.

Признаюсь, сначала было страшно, но потом боязнь куда-то исчезла. Испарилась, что ли. Особенно после боев в Слуцке и Бобруйске, когда мы совершили практически невозможное, разгромив в несколько раз большие силы врага. Нас опознали и приняли соответствующие меры. Бой в Химах тому подтверждение. Не стали бы немцы просто так менять свой стиль и график ведения боевых действий, бросая на убой подразделения…

Жаль, что назад в Бобруйск не прорвались. Были у меня еще планы на этот город. Да и Минск покоя не давал – зря я, что ли, туда Могилевича отправил. После переправы через магистраль Бобруйск – Могилев еще была надежда прорваться в город. Но, увы, она быстро растаяла. Двое суток, пока мы скрывались в лесу, разведчики пытались найти проход через немецкие позиции к Березине. В принципе к ней можно было подойти сразу в нескольких местах, но вот с переправой была проблема. Отступая, наши успели взорвать все мосты, наведенные немцами. Теперь линия фронта проходила посередине реки. Советские части оборонялись на западном (правом) берегу, а немцы удерживали восточный (левый) берег и контролировали реку, дороги, тропинки через болота усиленными постами, дозорами и гарнизонами ДЗОТов. Сами переправляться на западный берег они не спешили, отгоняя наши подразделения от реки пулеметным и минометным огнем. Насколько я знаю, у Бобруйской группы войск сил для прорыва через реку в этом направлении не было. Бое припасов у артиллеристов откровенно мало, только те, что захватили на складах в Бобруйске. Так что рассчитывать на помощь с нашего берега не приходилось. Прорыв к реке и последующая переправа стоили бы отряду слишком больших потерь. Рисковать бойцами, оставшимися в строю, совершенно не хотелось.

На третьи сутки пришлось сниматься с места и уходить в глубь леса. Все чаще разведчикам стали встречаться немецкие цепи, прочесывающие лесные квадраты. Периодически в лесу происходили стычки немцев с казаками из кавгруппы Балицкого, пытавшимися выйти к своим. Оказать помощь нашим мы не успевали, на соединение с нами никто не вышел. Видно, шли другими тропами. Мои бойцы отдохнули, привели себя в порядок и были снова готовы идти в бой. Сидеть и ждать погоды не имело смысла. Рано или поздно кто-нибудь из немцев мог заинтересоваться, что за подразделение тут стоит, и тогда боя не миновать. Поэтому я решил двигаться к железнодорожной линии Осиповичи – Могилев и станции Елизово, хотелось навести там порядок, проведя пару диверсий. Место обещало быть прибыльным. Как-никак единственная железнодорожная магистраль снабжения 2-й танковой группы. Поезда так и шныряли туда-обратно. Но здесь нас ждал облом! Вообще немцы к охране ж.-д. линии отнеслись очень серьезно. Вся линия железной дороги усиленно охранялась, посты стояли через каждые 100–150 метров. Территория вдоль железной дороги метров на 200 была вычищена от деревьев и кустарников, через каждые 500–600 метров стояли пулеметные ДЗОТы. Все объекты были соединены между собой телефонной связью. Охрану несли чины вспомогательной полиции из белорусских добровольцев под руководством немецких солдат. Старательно и активно так несли. Чуть что – сразу стреляли в сторону леса, и практически тут же появлялся поезд охраны со своими зенитками. То же самое было и на разгрузочных площадках, не говоря уже о станции Елизово. Тут, кроме всего прочего, присутствовало несколько зенитных батарей среднего калибра. Насколько помню, к такому варианту охраны своих коммуникаций немцы пришли лишь в 1943 году, когда партизаны разгулялись на железной дороге. Высоко же оценил противник наши скромные деяния!

На линиях связи тоже особо погулять не дали. Связисты были пуганые, ходили толпой и с сопровождением из десятка злых и осторожных парней в камуфляже, с парой пулеметов в руках. Мы, конечно, не удержались и пару таких групп взяли, а потом сидели в болоте и ждали, когда их «камрады» освободят нам дорогу в лагерь. Слишком уж наследили мы! Дважды пришлось сбрасывать хвост, накручивать ножками лишние километры, устраивать минные ловушки и засады преследователям. Хорошо, что их было немного, а то приставучие – вцепились, хрен оторвешься! Зато запас патронов и гранат за счет трофеев пополнили, а то и не знаю, как бы дальше сражались. Несолоно хлебавши нам пришлось всей толпой пробираться лесной и болотной стороной дальше на Могилевщину, где народ вроде бы должен был быть немного поспокойнее и менее пуганым. Тут удалось слегка оторваться, уничтожив вставшую на отдых маршевую роту врага, да на трассе Бобруйск – Могилев удалось отбить пяток большегрузных автомашин снабжения и штабной автомобиль с охраной на паре байков. И вновь срочно пришлось уходить в леса! Злые тут все! Приставучие! Чуть пошумишь, сразу прилетают всякие с пулеметами – стреляют, не дают насладиться возможностью нормально поживиться трофеями. Но врага понять можно. Бои тут совсем недавно прошли. Некоторые сознательные личности в советской военной форме в группе и поодиночке продолжают к фронту прорываться и по дороге немцев гнобят, но нам от этого легче не становится. За них приходится отдуваться!

Вообще история основательно изменилась. Во всяком случае, на нашем участке фронта. В известной мне истории 26 июля после 16-дневной обороны Могилев был оставлен нашими войсками. К 1 августа немцы были в Рославле и, окружив группу Качалова, принялись ее добивать. Здесь все по-другому. Согласно найденным в «кюбеле» картам и показаниям пленного, Вермахт к Смоленску еще даже не приблизился. Могилев еще держится. Его защищают 61-й стрелковый, 20-й механизированный и 4-й воздушно-десантный корпуса 13-й армии. Немцы взяли Шклов и Чериков, подбираются к Чаусам, рвутся в Горки, к Кричеву и Орше. В наступлении участвуют 47-й и 46-й механизированные, 7-й, 8-й и 9-й армейские корпуса Вермахта. Им противостоят силы советских 20-й и 13-й армий, но под напором врага нашим приходится туго. На участке фронта от Жлобина до Кричева Вермахт, отражая удары 4-й и 21-й армий, перешел к обороне.

В районе Чаусы – Кричев 12-й и 13-й армейские корпуса немцев столкнулись с 28-й армией генерал-лейтенанта Качалова (104-я танковая, 145-я и 149-я стрелковые дивизии), нанесшей сильный удар и отбросившей врага на 30–50 км. «Гансы», пытаясь остановить удар, сейчас шлют туда резервы и технику. 24-й мехкорпус Вермахта, понеся большие потери в личном составе и технике, отведен на пополнение и отдых в район Быхова.

Была у меня мысль наведаться в Быхов, чтобы продолжить крушение Люфтваффе и немецких штабов. Там на аэродроме сейчас сконцентрированы 20 истребителей Ме-109, все, что осталось от 51-й истребительной эскадры, которую мы в Бобруйске прижали. А рядышком парочка крупных штабов и лагерь для военнопленных тысяч на пятнадцать расположены. Но после увиденных порядков по охране тыла 2-й танковой группы пришлось от нее отказаться. Я не самоубийца! Да и войск там, у немцев, куча собралась. Они, насколько помню, ударить на юг, в тыл обороняющимся на Украине, должны. Вот и собираются с силушкой. Светиться перед ними нам противопоказано. Была бы связь с Центром, тогда можно было бы рискнуть, авиацию вызвать, а так просто головы задарма сложим. По автомобильным дорогам тоже не позлодействуешь. Слишком много постов. Не дадут развернуться в полную мощь. Рано или поздно нас вычислят, как бы мы ни маскировались. И так сильно нашумели. Поэтому надо линять отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Нельзя сидеть в одном районе, а то прижмут к болотам и раскатают в тонкий блин. Не зря говорят, что волка ноги кормят. Нужно искать другие цели и маршруты движения. Я решил идти к Шклову, ближе к линии фронта, а там уже действовать по обстановке. На фоне передвигающихся в наступлении подразделений Вермахта мы вполне можем затеряться в их толпе. Так что через пару часов ждет нас долгая дорога на северо-восток. Там хороших дорог хватает, и мы не пешком пойдем, а на транспорте с ветерком прокатимся. Избаловались мы, гуляя по вражеским тылам, привыкли с комфортом налегке передвигаться. Нет чтобы как все нормальные окруженцы тихонечко, не торопясь, пешочком по лесам и болотам идти. Нам обязательно надо нарисоваться у всех на виду – вырезая посты и небольшие гарнизоны. Если все получится, то к ночи выйдем к намеченному району. А пока пусть народ до возвращения разведки отоспится, я же разомнусь и округу посмотрю.

№ 851 267-я пехотная дивизия 1.8.41 Развед. отдел В штаб 53-го армейского корпуса

В приложении прилагается планшет с содержимым, который был изъят со сбитого вчера после полудня самолета у вражеского летчика по фамилии Виноградов при взятии его в плен. Из записей на одной из найденных карт следует, что у летчика (младший лейтенант), очевидно, была задача установить связь с вражеским кавалерийским корпусом, ударившим с запада Глуска напротив шоссе. В имеющемся бортовом журнале (алюминиевая доска) также указан курс из Осиповичей.

К вышеупомянутому кавкорпусу, по-видимому, принадлежат 32-я, 43-я и 47-я кавалерийские дивизии. Это следует из прилагаемой записи кодирования наземных сигналов тканью. В синей тетради, кажется, находятся, кроме всего прочего, попытки дешифровки или кодирования.

Первый офицер штаба дивизии.

* * *

Вот чего командиру не спится? Нет чтобы проверку постов поручить другим командирам, так все сам. Как будто не доверяет им, а чего не доверять-то? Все свои, давно проверенные! Считай, вместе почти все от Бреста идем. О глупостях мирной жизни давно позабыли. Знают, что надо делать. Можно было бы и не проверять. Нет, конечно, есть отдельные индивидуумы, которые недавно к нам присоединились, но и они поводов не дают сомневаться в их сознательности. Что ж за жизнь такая! Нет, надо во взвод проситься! А то ни поспать, ни поесть как следует не получается! Все время на бегу. То того позвать, то другое проверить. Все вокруг спят, а ты тут бегай по лесу, росу сапогами собирай. Ладно бы только я, так еще парням из охраны командира тоже бегать приходится. Владимир Николаевич к тому, что в него уже трижды стреляли, отнесся удивительно спокойно. Только и сказал: «Война, бывает». Что самое обидное, так это то, что ему ведь в спину вроде бы как свои стреляли. Из бывших пленных. Если командир к возможности погибнуть отнесся равнодушно, то парни из старой гвардии к этому делу подошли по-другому. Сержанты собрались, обсудили, что к чему, и поручили Петрищеву по-тихому выделить пару пограничников в охрану командира, чтобы всегда рядом с командиром были и его прикрывали. И это правильно!

Первый раз в Комбата стреляли в Слуцке. Тех двоих, что покушались, при задержании убили. Серега Петрищев потом разбирался, как они рядом со штабом и Командиром оказались. Парни, что «фильтр» в лагере вели, этих почти сразу вспомнили. Они «фильтр» одними из первых проходили. У лагерных ворот стояли, вот и попали в самую первую партию. В городе все еще бой шел, была острая нужда в пополнении. В подразделениях, что казармы штурмовали, потери были большие, а эти покрепче остальных, бывших в плену, выглядели. Вроде как недавно у Рогачева в плен попали, на лагерных карточках отметок никаких не было. Их и включили в штрафную роту, что комендантскую службу в городе несла. Первый день они отходили нормально, не то что некоторые, сбежавшие из города ночью. Утра дождались и снова на маршрут патрулирования вышли. Старшего патруля мертвым в развалинах недалеко от Коммерческого училища нашли. Говорят, убили ударом ножа в спину. Эти, укрывшись в развалинах, из «винтарей» по Командиру, когда он у машины стоял, по паре раз отстреляться успели. Двух командиров убили, а в нашего лейтенанта так и не попали. Хотя там и расстояние-то было совсем чуть-чуть. Предателям бы бежать сразу надо было, да, видно, не все рассчитали. Как выстрелы раздались, патрули их в оборот и взяли. Недолго музыка играла, хоть и сопротивлялись они ожесточенно, все патроны сожгли. Еще двоих парней уложили. Пришлось их гранатами закидывать. На теле и в одежде у них ничего не нашли. Ни документов, ни хлебных крошек.

Второй раз стреляли в Бобруйске. Немецкий снайпер на крыше дома прятался. В штабной машине двух бойцов убил и одного из охранников тяжело ранил. Парни с бронетранспортера сопровождения вовремя сообразили и из крупнокалиберного пулемета позицию снайпера вскрыли. Он, раненный, скрыться пытался, да не успел. Пулю в шею получил.

Третий раз дело было в Химах. Желтоленточный штрафник из автомата по штабной группе стрелял. Радиста и двух связных убил, еще троих успел ранить. Но взяли «суслика». Живым, хоть и раненым. До того как немцы нас из деревни выбили, успели расспросить. Пленный особо в молчанку и не играл. Знал, что не выживет, вот и решил все рассказать. Из кулацких недобитков оказался. Обижен был на Советскую власть за то, что лишила их семью всего, хоть она его в школе выучила, в техникуме профессию механика дала. А он ей гадил, как мог! Особо у него хорошо получалось писать доносы в НКВД на активистов и радоваться их арестам. Даже нескольких сотрудников НКВД успел оклеветать. Да кто-то в НКВД разобрался, что к чему, и вычислил доносчика. Дали срок, загремел в лагеря. Хорошо устроился. По специальности. Сидел в лагере под Барановичами, на аэродроме полосу бетонировали. Как война началась, их пешком в тыл эвакуировать пытались. Немцы быстрее оказались. Под Тимковичами к ним в плен попал. На сборном пункте немцы предложили службу, он согласился. Его немного подучили, что и как делать, да и свой опыт был. Работал в лагерях военнопленных, выявлял политработников, командиров, активистов. Выступал в качестве организатора побегов, тех, кто покупался, сдавал лагерной администрации. Немцы за это ему дополнительный паек давали, а еще обещали денег, должность в оккупационной администрации и возврат имущества. Когда в Бобруйске мы освободили пленных, попал в желтый штрафбат. Хотел вернуться к немцам. А чтобы они его не тронули, слово знал, по которому его к сотруднику Абвера должны были проводить. В Химах выдался удачный момент. Пока все к отражению атаки готовились, окопы восстанавливали, можно было незаметно в лес смыться и там дождаться хозяев. В окопе трофейный автомат и гранаты нашел, а по соседству разместились штабная группа с Командиром во главе и радиостанция на автомобильном ходу. И все чекисты! Вот он и решил немцам помочь, перед уходом громко дверью хлопнуть – уничтожить рацию. Тут арт обстрел и атака немцев начались. Думал, что если что, то все на немцев спишут, а он чистым останется и успеет в лес уйти. Да обсчитался. Рацию-то он повредил. По дну окопа, пока обстрел шел, почти до машины добрался и забросал гранатами. Часовой-то у машины осколком мины, что в окоп попала, убит был. Вот все и удалось. За ним не гнались. Видно, на обстрел списали. Почуяв безнаказанность, решил и по штабной группе отработать. Успел магазин по спинам разрядить. Но тут охрана его скрутила. Добили его потом, чтобы не таскать. Слово для немцев у него все же выпытали.

Петрищев сказал, что Владимира Николаевича провидение хранит. А я вот думаю, чтобы там ни говорили, Бог его хранит, а не какое-то провидение. Хранит, да еще как! Я-то точно знаю…

* * *

2 августа 1941 года по линии НКВД был отдан приказ войскам НКВД о создании секторов обороны под Москвой. В нем указывалось, что для борьбы с авиадесантами противника в Москве и Московской области необходимо создать два боевых участка – Западный и Восточный. Граница первого – Ленинградское шоссе, по Хорошево – Мневники, река Москва до Звенигорода, Осташево, Новоалександровка. (Основные направления прикрывались войсками НКВД на Солнечногорск и Новопетровское.) Граница второго участка – левый сектор Черемушек, шоссе на Калугу, станция Серпухов и опорный пункт, создаваемый в 23 километрах южнее Малоярославца.