Kitobni o'qish: «Разведчики», sahifa 2

Может быть, поэтому Леонида уже тошнило от новостей. Из-за перебора информации по одной и той же теме.

Собственно, в исследовании оставался неясным только один момент. Как наши военные разведчики сумели захватить немецкий пусковой комплекс с готовой к старту ядерной ракетой ФАУ-2А10? Оборону объектов в Кенигсберге немцы выстроили такую, что прорваться было попросту невозможно. То есть совсем никак. Даже если бросить все силы двух фронтов на один участок. Для примера: чтобы сорвать высадку союзников в Нормандии, немцам потребовалось на порядок меньше совокупной военной мощи, чем было сосредоточено в системе фортов Кенигсберга, в так называемой его «ночной рубашке». А уж Форт-3, где находилась стартовая площадка, нацисты охраняли даже серьезнее, чем фюрера.

И все же наши сумели. Как?

Всего один вопрос, но для исследования очень важный. Ведь в доступных источниках ничего об этом не говорилось. «Блестящая операция, военная разведка, совершенно секретно»… вот и все комментарии.

«А ведь подвиг был беспрецедентный. Разве справедливо, что его замалчивают?»

Леонид взглянул на часы.

«Все, время высидел, можно двигаться».

Он свернул объемную экранную проекцию и вновь «уложил» компьютер «баиньки». Засыпая, «Вега» опять подозрительно скрипнула. Но теперь показалось, что с благодарностью…

Сегодня Леонид решил добираться общественным транспортом. Искать стоянку в центре – себе дороже. Проходя мимо скучающего черного «Орла», Леонид похлопал машину по капоту и проронил только им двоим понятное «завтра бахнем».

Автомобиль, вернее, его бортовой компьютер опознал владельца и подмигнул светодиодными фонарями. Почти сразу на личный телефон Леонида пришло сообщение в диалоговой программе «Разговорчики». Абонент по прозвищу Железный Орел прислал сообщение: «До Бахи³ дальше, чем до Пекина задним ходом, лучше нюрбургрингнем»⁴.

Леонид усмехнулся. Машина ему досталась разговорчивая. Искусственный интеллект «Орла» прогрессировал, как советская космонавтика, день ото дня. Продавцы в магазине утверждали, что это напрямую зависит от владельца. Если побольше разговаривать с машиной, она будет набираться опыта, можно даже сказать – умнеть. Ну и в Сеть ее надо иногда выгуливать. Не только чтобы изучить дорожную обстановку, а просто так, поездить виртуально по разным страницам, для общего развития.

Леонид, похоже, говорил с машиной даже больше, чем следовало. А доступ в Сеть он вообще не ограничивал. «Орел» всегда стоял в зоне действия домашнего раздатчика сигнала, платить лишние деньги за самообразование машинного компьютера не приходилось. Бонусом стала связь через тот же раздатчик с другими компьютерами Леонида: с домашним, с «Вегой» и с «Электроникой», которая только называлась личным телефоном, а по сути являлась именно компьютером. Только маленьким, с наручные часы.

Проходя через турникет метро, Леонид приложил «Электронику» к считывателю и, почти не сбавляя ход, двинулся к эскалатору. Да, пользоваться личным телефоном как электронным кошельком давно считалось пережитком прошлого, двадцатым веком, но на вживление микропроцессора Леонид все никак не решался. Он как бы застрял в промежутке между гражданами прогрессивными, на лету схватывающими все новые веяния в советской науке и технике, и теми, кто до сих пор таскал в кармане громоздкие телефоны вроде «Ермака», «Хазара» или импортного «Самсунга».

Впрочем, Леонид не беспокоился, что станет объектом насмешек. В Москве мало кто на кого обращал внимание. Сюда со всего мира съезжалось человечество самых разных уровней прогрессивности. Некоторые товарищи, а иногда и господа, вовсе не имели ничего электронного в кармане, на запястье или внутри него. Таким гостям столицы прямо на вокзалах или в аэропортах выдавались бесплатные примитивные «звонилки» с дополнительной функцией кредитных карточек.

Очутившись на эскалаторе, Леонид привычно скользнул взглядом по сводам тоннеля. Вдоль эскалатора по телестенам наклонного тоннеля вот уже который день вместо рекламы плыли красочные картинки: подборка плакатов за всю столетнюю историю Советского государства. Реклама тоже присутствовала, куда без нее, проклятой, но только бегущей строкой или всплывающими узкими окнами.

Это выглядело забавно. Плакат довоенных времен и под ним реклама «Пепси». Или же патриотическая картина из пятидесятых, с борцами за урожай на фоне собственно урожая, а внизу реклама дамских духов «Шанель».

Интересно, чем реально пахли целинные труженицы на поле урожайной битвы?

«Ешьте плоды фейхоа, они питательны и полезны». «Летайте самолетами Аэрофлота». «Отдыхайте в здравницах Крыма». «Занимайтесь физической культурой». Из этих призывов конца пятидесятых только первый имел хоть какое-то оправдание. Народу требовалось показать на рисунке и обосновать смысл употребления экзотического юго-восточного плода. Все остальное в те времена, за пару лет до внедрения Новейшей Экономической Модели, было безальтернативным и вожделенным по определению, а потому не требовало напоминаний или призывов.

«Фейхоа. – Леонид усмехнулся. – Сойдет за новое ругательство. Какого фейхоа?! По-моему, неплохо звучит».

Взгляд снова скользнул по рекламе и плакатам. Совпало только однажды. Плакат из семидесятых, посвященный покорению дальнего по тем временам космоса – Луны, сопровождала современная виртуальная растяжка по нижнему краю. «Объявлен очередной, 57-й набор в отряд гражданских космонавтов по Программе освоения Луны. Требования к соискателям – на странице Постоянной Лунной экспедиции. Море Спокойствия ждет!» И электронный адрес.

Про Четвертую Марсианскую экспедицию реклама умалчивала. Оно и понятно. Хотели подгадать к столетию образования СССР. Пока все шло по плану, но заранее об этом трубить не резон. Не из суеверий, что за вздор. Просто в советских СМИ так принято: сначала факт, потом резонанс, а не наоборот, как у буржуев. Там иногда шумиха поднимается и вовсе без факта, лишь бы чем-то развлечь обывателей.

Расчетное время прибытия на Марс – девятнадцатого декабря, значит, числа двадцать первого, незадолго до праздника, и объявят, если не будет сбоя, как в момент высадки Второй экспедиции. Тогда посадочный модуль сел на Красную планету жестко и в сотне километров от расчетной точки. Все выжили, но потребовалась почти неделя, чтобы перетащить грузы, а затем и сам поврежденный модуль в базовый лагерь.

Леонид покинул эскалатор и вошел в вагон. Едва слышно и все равно как-то хищно пшикнули двери, запах перрона сменился приятным ароматом кожаных сидений, нового пластика и чего-то еще… едва уловимого, но прямо-таки радующего.

«Чуть-чуть закиси азота?»

Леонид усмехнулся. Глупая мысль, конечно. Зачем исподтишка веселить газом тех, кто и так доволен жизнью? Эти ухищрения сейчас к месту на той стороне океана. Там снова кризис… который уже… третий с начала века или четвертый? Вот уж не позавидуешь и пожелаешь держаться, хоть они и буржуи… чисто по-человечески.

Внутри вагонов никакой рекламы не высвечивалось, но этого и не требовалось. Народ почти поголовно пялился в телефонные экраны. Исключение составили две категории: те, у кого телефоны слишком старые, и те, кто пытался выглядеть модным. Обе эти категории читали книги. Одни – электронные, на экранчиках своих примитивных устройств, а другие – в натуральном виде.

С некоторых пор это стало считаться высшим пилотажем: прийти куда-нибудь с настоящей бумажной книгой в кармане и демонстративно листать ее, пока все остальные залипают, словно мухи в сиропе, в электронной сети. В чем тут особый скрытый смысл, Леонид не понимал. Видимо, перерос этакие спектакли. В смысле – вырос из них.

Выйти из метро через нужный павильон всегда было для Леонида проблемой, но сегодня он угадал, вышел напротив памятника Достоевскому.

Даже с десяти метров огромный памятник не выглядел внушительным, поскольку терялся, как и вся прочая архитектурная мелочь, включая кремлевские стены и башни, на фоне захватывающего дух строения – Дворца Советов. Говорят, война внесла свои коррективы в смету строительства этого колосса, и вместо запланированных архитектором Иофаном четырех сотен метров в высоту его взметнули всего на триста пятьдесят, но и этого оказалось достаточно, чтобы каждый раз, поднимая взгляд на это грандиозное строение, человек ощущал, как у него замирает сердце и холодеют пятки. В сравнении с Дворцом Советов остальные двадцать «сталинских» высоток из Ожерелья Победы, как их называли в прессе, а также здание МГУ и даже современные свечки и спирали Москва-Центра выглядели игрушками.

Леонид коротко выдохнул и опустил взгляд к библиотечному парадному подъезду, над которым алел видеоплакат с золотыми буквами: «Ленинские чтения, посвященные образованию Советского государства. Создание СССР как окончательная победа Великой Октябрьской социалистической революции. С 1 августа ежедневно с 17.00 до 21.00. Вход свободный».

Леонид прикинул и понял, что начиная с 1 августа, то есть с завтрашнего дня, на самом деле свободный вход в библиотеку будет перекрыт аж до 30 декабря. Разве что в один из залов. А во все прочие будут запускать не как обычно, по читательским билетам, а строго по пропускам. А то и строже будет, все прочие залы вообще закроют от греха подальше. Кому очень надо, идите виртуально на официальную страницу. А с живыми книгами или документами поработаете после праздника. Не облезете.

Так называемые усиленные меры безопасности принимались всегда, везде и каждый раз, если намечался праздник или крупное мероприятие. Даже в небольших учреждениях. Что тут говорить о главной библиотеке страны, в которую на такое мероприятие, как Ленинские чтения, будут ежедневно приходить тысячи человек. И это считая только своих, а сколько будет туристов! Одних товарищей из Китая устанешь пересчитывать. У них идеологический туризм – любимое занятие.

Столь раннего посетителя в вестибюле библиотеки встретил сначала наряд милиции, а затем охранники в штатском и строгие тетеньки за турникетом. Направляйся Леонид в обычный зал или будь у него вживлен чип, процедура допуска в святая святых прошла бы намного быстрее. А так пришлось десять минут переминаться с ноги на ногу, ожидая, пока неторопливые служители печатных муз проверят все данные.

Наконец у бдительных церберов все сошлось, и одна из строгих тетенек проводила Леонида в спецзал. Она же выдала ему карточку посетителя и приготовленную стопку серых папок. И даже улыбнулась, пусть и дежурно:

– Успехов в работе, товарищ Зимин.

Леонид встретился с ней взглядом и вдруг отметил, что никакая она не «тетенька». Молодая и симпатичная брюнетка с голубыми глазами – очень эффектное сочетание.

Просто серая библиотечная униформа добавляла ей с десяток лет, это минимум.

– Разрешите вопрос… э-э… – Взгляд опустился к значку на лацкане форменного жакета. – Варвара Александровна…

– Слушаю вас. – Библиотекарь откинула прядь волос, почему-то выпавшую из строгой прически. Случайность или намеренное нарушение? Зачем? Чтобы не выглядеть совсем уж казенной куклой?

– Если мне понадобятся еще какие-то документы…

– Оцифрованные варианты вы сможете найти во внутренней сети библиотеки. Только не вздумайте их копировать. Вы можете использовать копии тех документов, которые вам выданы. Все остальное разрешается прочитать и запомнить, в крайнем случае законспектировать, не более того. Письменные принадлежности – в ящике стола.

– Если я изложу свою интерпретацию, не подкрепляя хотя бы ссылкой на документ…

– Пострадает достоверность. – Варвара Александровна кивнула. – Понимаю, но таковы правила.

– Я смогу взглянуть хотя бы на оригиналы, а не цифровые копии?

– Зачем? – Библиотекарь удивленно вскинула брови. – Впрочем, как пожелаете. Вам выделено рабочее место как раз напротив стеллажа, где хранятся нужные документы. Все папки датированы. Синяя тоже. Если возникнут еще вопросы, обращайтесь, я на сегодня ваш куратор.

Варвара Александровна указала на свой значок и еще раз улыбнулась. Леонид поднес «Электронику» к значку, и умный приборчик отсканировал объемный код, нанесенный чуть ниже имени служащей. Кроме плоского фото, фамилии, имени-отчества, года рождения, семейного положения и подтверждения очевидного – пола, на экране появилась строчка с должностью, званием по табели о рангах госслужащих и номером личного телефона.

Заинтересовали Зимина четыре цифры и два слова: год рождения и семейное положение «не замужем». Ну как заинтересовали… просто невольно принял к сведению. Без всякой задней мысли. Наверное.

– Спасибо. – Леонид свернул экранную проекцию и откланялся.

* * *

Устроиться за столом оказалось нетрудно. Библиотечное рабочее место мало чем отличалось от домашнего. Румынский стол, советский компьютер почти такой же модели, как дома, и удобное китайское кресло, похожее на домашнее даже веселенькой расцветкой – желтые и красные звездочки на лиловом фоне. В строгом интерьере государственной библиотеки кресло выглядело чужеродно, однако, как заметил Леонид, это не считалось исключением из правил. Почти все прочие кресла имели схожий вид. Наверное, в этом таился какой-то скрытый смысл. Может быть, яркие цвета психологически разгружали сотрудников, вынужденных целыми днями созерцать скучноватые однообразные интерьеры госучреждения и ряды унылых серых папок на стеллажах?

«Серых. – Леонид почему-то споткнулся на этой характеристике и обвел взглядом стеллажи. – На девяносто процентов. Кое-где стоят бежевые и несколько синих. Всего-то с десяток, не больше. Стоп. Почему Варвара Александровна отдельно упомянула синюю папку? Она сказала, что все папки пронумерованы. Потом взяла мизерную паузу и добавила, что синяя – тоже. Что это значит? Какой-то намек?»

Леонид переложил выданные ему папки с места на место – поочередно, неспешно, внимательно изучая титульные листы и сопроводительные записки. Все было не то! Девять из десяти папок содержали информацию, которую Зимин давно получил из открытых источников. Лишь в одной содержалось кое-что новое, но не по теме. Леонид полистал документы из чистого любопытства или для расширения кругозора, можно сказать и так, закрыл последнюю папку, разочарованно вздохнул и опять поднял взгляд к стеллажу.

«Можно читать, нельзя копировать, – нужный год и месяц отыскался без труда, – а выносить? Не запрещено, значит, разрешено? Или об этом она не сказала, потому что запрещено по умолчанию? Вон та полка… четвертая снизу. И на ней действительно стоят не только серые, но еще две бежевые и одна синяя папка. Воспользоваться подсказкой очаровательной Варвары Александровны? Надеюсь, это не провокация, не проверка на вшивость?»

Леонид отогнал крамольные мысли о выносе секретных документов и скрытой проверке, поднялся и подошел к стеллажу. Сразу брать синюю папку не стал. Выбрал для начала серую, датированную третьей неделей октября 1944 года, затем бежевую за первую неделю ноября и, наконец, вытянул синюю.

Основная датировка на ней выглядела обычно – как раз промежуток между первой и второй, конец октября 1944-го. А вот перечень содержащихся документов пестрил существенным разбросом датировок. Если верить этой описи, здесь хранились документы и за октябрь 1944-го, и за декабрь, и за февраль 1945-го. Это наводило на мысль, что документы объединены по другому признаку. По какому?

«Сейчас выясним. – Леонид вернулся за стол. – Будем читать и запоминать, как требуют правила. Жаль, не одарила природа фотографической памятью».

Первое знакомство с содержимым папки вызвало у Леонида смешанные чувства. Он понял, что наткнулся на нечто исключительное, но в чем конкретно заключается особая ценность документов, до него никак не доходило. Что-то постоянно ускользало, какое-то связующее звено между всеми этими странными рапортами, записями дневникового формата, справками, листами, вырванными из рукописных журналов, страницами машинописного текста без заголовков и газетными вырезками. Лишь когда Леонид обратил внимание на рукописные пометки на полях и сообразил, что в большинстве своем они сделаны одной рукой, в голове забрезжил намек на озарение.

Леонид вернулся к титульному листу и начал просматривать документы заново, вчитываясь во все, что было написано на полях, а иногда в буквальном смысле между строк. Очень скоро новый подход принес свои плоды – наметившееся озарение… скрылось в мутной дали! Как сегодняшний рассвет, который наступил, но где-то там, за пеленой утреннего тумана.

Нет, с газетными вырезками, журнальными листами и рапортами Леонид разобрался. Они как бы создавали фоновую картину героического времени. Но вот с машинописным текстом, обильно украшенным комментариями от руки, возникла серьезная проблема. Леонид взял один из листов, как наиболее красочный образец, и уставился на него, пытаясь осознать, что же конкретно видит.

Написанные от руки комментарии не только отказывались стыковаться с машинописным текстом, они не складывались в предложения и на полях. Да и машинописный текст больше походил на стенограмму заседания в сумасшедшем доме, исписанную каракулями невменяемого редактора. То есть оба текста казались полнейшим бредом.

Дополнительной сумасшедшинки опусу придавал тот факт, что «редактор» строчил свои комментарии разными карандашами. Местами он использовал простой, местами – химический, а кое-где синий. В глаза эта странность не бросалась, но была все-таки заметна. А умалишенная машинистка, набиравшая печатный текст, ставила не к месту точки и незакрытые скобки. Тоже непонятная деталь.

«И это хранится в специальном архиве? Скорее место этой папки в музее психиатрии, а не здесь. Или в отделе ребусов и кроссвордов».

Леонида вдруг окатило горячей волной. Озарение все-таки пробилось сквозь туман и оказалось жарким, как июльское солнце. И таким же ярким. Захотелось даже зажмуриться.

«Ребус! Как же я сразу-то… Ребус! Шифр! Вот в чем подвох! Здесь несколько групп слов. Надо выстроить их в определенном порядке, и текст обретет смысл. То есть нужно найти ключ».

Леонид взял из ящика стола чистую бумагу и ручку. Чтобы найти ключ к шифру, ему требовалось определить первое слово.

«Вернее, сначала надо понять, какую группу считать первой: машинопись, рукописный текст простым карандашом, химическим или синим, то есть цветным. Если по алфавиту, сначала идет буква «м», машинописный текст».

Леонид выстроил первую строчку по найденной формуле, но получился все тот же бред.

«Чего-то не учел? Чего? Почему, интересно, имеем три варианта карандашных групп, но только один машинописный? Стоп. А если взять слова с неуместными точками посередине и скобками в начале? Тогда первое слово будет машинописное, затем простой карандаш, слова со скобками, с точками, химический карандаш и цветной. Так? Нет?»

Леонид списал выбранные слова и удивленно уставился на бумагу.

«Сосновый лес удобен по всем статьям…»

Пожалуй, эта фраза выглядела вполне осмысленной!

«Дышится легко, видится далеко, слышится отчетливо…»

Леонид мысленно себе поаплодировал. Шифр оказался несложным, но ведь раньше заниматься расшифровкой Зимину не приходилось, никаких правил и хитростей этого дела он знать не знал. Да что там, даже ребусы не любил разгадывать. И вдруг все получилось практически с первой попытки. Новичкам везет? Леонид снова склонился над зашифрованным документом и выбрал кусок текста чуть ниже.

«Капитан Филин остановился, жестом приказал группе «замри» и прислушался. Где-то вдалеке, не понять на каком направлении, рокотали моторы. Большие моторы, тяжелые, мощные…»

Глава 2

Октябрь 1944 года, Восточная Пруссия, участок 3-го Белорусского фронта

Из журнала боевых действий 28-й армии:

«…ВЫВОДЫ:

1. Противник, опираясь на заранее подготовленные рубежи и усиленно совершенствуя их в инженерном отношении, обороняется на подступах к Гумбиннен. Не проявляя активности живой силой, противостоящие войскам армии части противника оказывают упорное сопротивление действиям наших отрядов, ведут методический артиллерийский и минометный огонь и огневые налеты по нашим позициям.

2. Армия обороняется на достигнутых рубежах, имея в первой линии два стрелковых корпуса, с задачей не допустить прорыва пехоты и танков противника, измотать и уничтожить атакующего противника в оборонительных боях на подготовленных рубежах, в готовности всеми силами перейти в решительное наступление.

Производя частичные перегруппировки сил, войска армии на отдельных участках ведут активные действия по улучшению своих позиций.

3. В соответствии с планом обороны армии войска выполняют оборонительные работы с целью создания глубоко-эшелонированной траншейной обороны.

ПРИЛОЖЕНИЕ: Отчетные карты действий войск 28-й армии за октябрь 1944 года…»

Сосновый лес удобен по всем статьям. Дышится легко, видится далеко, слышится отчетливо. Последний аргумент мог бы стать минусом, ведь хорошо слышишь не только ты, но и враг. Каждое слово, треск сучьев под ногами, даже шорох или отзвук шумного выдоха разносятся очень далеко. Но если молчать, дышать ровно и ступать по сосновым корням, удается идти почти бесшумно. И на мину при таком способе передвижения не нарвешься. Тоже, получается, не нашумишь без нужды.

Но главное преимущество соснового леса – сами сосны. В здешних местах они качественные: толстые, высокие, прямые – корабельные. Укрываться за такими деревьями надежно. Факт.

Капитан Филин остановился, жестом приказал группе «замри» и прислушался. Где-то вдалеке, не понять на каком направлении, рокотали моторы. Большие моторы, тяжелые, мощные. Филин улавливал даже не столько рокот, сколько колебания земли. Упругие колебания, солидные, такие, что бьют в пятки и отдаются где-то в глубине живота.

Танки? Филин незаметно кивнул, отвечая самому себе на мысленный вопрос. Они самые. Другой вопрос: из какого вражьего соединения эти танки? Точно напротив позиций дивизии, в которой служил Филин со товарищи, дислоцировалась 1-я танковая и 131-я пехотная дивизии противника. И где-то здесь же, по расчетам штаба, только чуть глубже, стоял в резерве танковый корпус СС «Герман Геринг». Запросто могли рокотать танки этого самого резерва. Запросто. Понятно, что, пока не увидишь глазом, сведения недостоверные, в рапорт не впишешь, но самому себе можно сказать.

Филин обернулся, взглядом отыскал старшину Бадмаева и жестом указал направление. Не совсем по намеченному маршруту, но и не слишком далеко в сторону. Приемлемо. Да и какой выбор? Если за лесом идет сосредоточение механизированных частей противника, а разведка это пропустит – грош ей цена.

Основные ориентиры капитан запомнил хорошо, но все-таки достал карту.

Итак. Прямо за лесом проходит железная дорога, а чуть правее располагается небольшая станция; ничего особенного, несколько заброшенных домов, пара запасных путей да водонапорная башня. Когда-то это был крупный разъезд, но после реконструкции «железки» в середине тридцатых основная ветка пролегла севернее, а эту оставили как вспомогательную. Казалось бы, расточительно, однако уже тогда практичные немцы знали, что пригодится дополнительный путь на восток. Одного не просчитали, что сгодится ветка и как путь на запад, когда Красная армия погонит захватчиков штыком и гранатой обратно в их логово.

Взгляд скользнул по карте и остановился на пунктирной линии. Ею была отмечена граница Восточной Пруссии, то есть Германии. И граница эта пролегала восточнее линии фронта. Не так чтобы намного, но все-таки.

«Три года топали. – Филин вздохнул и закрыл планшет. – Так и не сфотографировал меня Курочкин у пограничного столба. Жаль. Других-то особых примет, что тут Германия, не осталось, все вывески посбивали, а где фрицы пока – там Курочкина с его «лейкой» уже не будет. Шальная пуля не спросила, нашла лейтенанта в первый же день наступления. Судьба».

Старшина Бадмаев вдруг немного присел и поправил капюшон маскхалата, словно собираясь высвободить из-под завязки левое ухо. Капитан уловил движение подчиненного боковым зрением, но не стал оборачиваться. За линию фронта со старшиной он ходил не один десяток раз и выучил все повадки бурятского охотника. Если Бадмаев напрягся, значит, что-то учуял. Существенное что-то. Вот и достаточно. А что там конкретно уловил старшина, «выяснится самостоятельным образом», если выражаться на манер начальника разведки подполковника Васнецова. Мужика толкового, умного, только больно охочего до изящной словесности, как он сам это дело называл.

Филин все-таки покосился, но не на старшину, а на третьего члена группы, на ефрейтора Покровского. Боец тоже заметил, что Бадмаев сделал стойку, как собака, взявшая верховой след. Но озадачиваться Покровский не спешил, срисовывая поведение с командира.

Покровский в группе появился недавно и пока притирался, используя старый надежный метод «делай, как командир». Филина это устраивало. Да и по всем прочим статьям Покровский был нормальным бойцом, вполне годным для разведки. На фронте третий год, молодой, выносливый, котелок варит. Смущали пока лишь два обстоятельства: это вот упорное желание работать третьим номером и отдаленная родственная связь с упомянутым подполковником Васнецовым. Филин сразу сказал начальству, что нянчить племянничка, или кем он там доводится, не намерен, на что получил твердое указание «работать на результат, а не на продвижение по службе ценных для начальства кадров».

– Хотел бы его опекать – пристроил бы в штаб. – Взгляд у подполковника в тот момент был строгий, честный и даже без обычной ироничной искорки в глубине. – История долгая, семейная, поэтому поверь моим финальным умозаключениям. Алексею надо войти в жизнь трудным путем.

– Путь может и оборваться, – с обычной своей прямотой заметил Филин. – Разведка дело опасное.

– На фронте везде опасно, даже в медсанбате. – Васнецов как-то странно усмехнулся, с какой-то скрытой горечью. – А рядом с тобой, Никита, пусть и в разведке, может быть и безопаснее.

– Не перехвалите.

– Тебя перехвалить – проще лом перекусить. Так что забудь, кем ефрейтор Покровский мне приходится. Он парень подготовленный, надежный, исполнительный. На этом наборе аргументов и сойдемся.

На этом и сошлись. И что интересно, Филин получил ровно то, что пообещал ему подполковник Васнецов. Вот только забыть о родстве Лехи и начальства никак не получалось. Обычно все лишнее Филин выбрасывал из головы с завидной легкостью, а тут – никак. Может, потому, что имел особого рода подозрение?

Нет, не такое, что впору писать рапорт в Смерш. Просто у «племянничка» фамилия была не Васнецов, а Покровский. Как у начальника штаба фронта. И внешне Леха напоминал начштафра очень сильно. Куда как сильнее, чем Васнецова. Все эти родственные игры не касались Филина напрямую, да и косвенно не сильно трогали, но выкинуть интригу из головы он не мог.

Старшина Бадмаев чуть подался вперед, сделал пару бесшумных шажков, одновременно приседая еще ниже, опустился на четвереньки, затем и вовсе лег на живот и пополз в заросли. Вообще-то Филин не отдавал приказа «посмотреть, что там впереди», но тут выпал особый случай, капитан мог не сомневаться. Если пожилой, по меркам двадцатипятилетнего капитана, и коренастый охотник Ашир Бадмаев вдруг становился юрким, как змея, и уползал, не спрашивая разрешения, значит, дело того стоило. Чаще всего из таких вот пластунских рейдов старшина возвращался с «языком».

Филин жестом приказал Покровскому замереть на месте, а сам прошел чуть вперед, почти до точки, где исчез Бадмаев.

Тяжелое колебание воздуха и легкое сотрясение земли на новой позиции ощущались иначе. Это был не рокот танковых моторов, нет. Где-то за деревьями действительно двигалось нечто тяжелое и лязгающее металлом, но только не на гусеничном ходу.

На рельсовом! Филина вдруг словно осенило. Поначалу его обмануло отсутствие паровозного пыхтения и перестука колес на рельсовых стыках. И этот звук, похожий на гул тяжелых моторов, тоже сбил с толку. Кстати, странный моторный звук никуда не делся, но зато с железной составляющей гула Филин определился окончательно и бесповоротно. Вдоль леса по ту сторону поредевшего частокола деревьев очень медленно, а потому почти без перестука двигался тяжелый состав.

Бронепоезд? Они еще ходили где-то, Филин слышал такие байки, но своими глазами видел бронепоезд только в сорок первом, да и то это был наш, а не фрицевский. Вернее, то, что от него осталось после авианалета – обгоревший остов под откосом.

– Командир, – послышался шепот Бадмаева из зарослей. – Смотреть надо. Ползи давай иди.

С русским языком у Ашира сложились свои отношения, но Филин давно научился понимать словесные «заходы» Бадмаева. Капитан без лишних вопросов улегся на хвойную подстилку и пополз по едва заметному следу старшины.

Бадмаев выбрал единственно верный и предельно скрытный путь. Валежник и неведомая капитану трава зонтичного вида отлично маскировали сверху. Проползать под этими грудами веток и все еще зелеными, несмотря на зрелую осень, «лопухами», если максимально прижиматься к земле, получалось так, что ни один «лопух» не шевельнется. Качественная маскировка. Да, старшина выбрал, как всегда, лучший подход к цели.

Едва Филин поравнялся со старшиной, тот раздвинул траву впереди и кивком указал в просвет. Капитан увидел железную дорогу и поезд. Нет, не бронепоезд. Это оказался вроде бы обычный немецкий состав, разве что из пятнисто окрашенных цельнометаллических вагонов. Причем на крыше каждого торчали какие-то короткие трубы метрового диаметра, по две на каждую крышу, а между вагонами, кроме обычных сцепок, протянулись дополнительные провода и шланги.

Филин прислушался. Состав все еще двигался, но земля и воздух больше не сотрясались. Остался лишь гул непонятного тяжелого мотора. Хотя нет, вблизи стали слышны еще кое-какие «напевы». Что-то поскрипывало и не слишком басовито гудело, а еще посвистывали какие-то вентиляторы.

Взгляд капитана вновь поднялся к широким коротким трубам на крышах вагонов. Вентиляторы, если Никита правильно определил, крутились внутри этих труб. А гудело, как холодильная витрина в универсаме, что-то внутри вагонов.

Вагоны с охлаждением? Филин вырос в очень маленьком сибирском городке, единственным предприятием в котором была узловая станция, так что в железнодорожной технике капитан более-менее разбирался и о существовании вагонов-холодильников слышал. Не видел, но хотя бы слышал. И о таких чудесах, как локомотив на дизельной тяге, он тоже слышал. И вот теперь увидел. Это стало новым открытием – состав тянул именно такой локомотив. Сомнения улетучились, когда ветер донес запах дизельного выхлопа.