Kitobni o'qish: «Бой с тенью»
Апрель …7 года
«Человек вряд ли будет способен осознать момент вступления в Контакт, ведь Сущность нематериальна, а следовательно, недоступна нашему восприятию. Это равносильно попытке наладить отношения с тенью, которая существует, но в то же время является лишь игрой света, и мы не можем назвать ее материальным объектом. Тень, наползающая в данный момент на Землю, возможно, не столь призрачна, но чужда нашему разуму, а значит, в диалог с ней нам не вступить. Осознать, что она реальна, установить ее причастность к тем или иным событиям можно, стоит лишь набраться терпения и тщательно проанализировать факты, однако нельзя предпринять ответные действия. Ведь мы не имеем ни малейшего понятия о точке приложения силы. Сущность никак не стыкуется с земной концепцией мироздания. Мы, порождения материализовавшейся энергии, просто не так устроены, чтобы ей противостоять. Ее не понимают ни наука, ни все без исключения идеалистические течения или религии. Бороться с ней не способны ни люди, ни высшие силы, если таковые существуют. Это Нечто из другого мира, пространства, вселенной, и, чтобы понять его устремления, следует стать такой же Сущностью, а человеку или его богам этого не дано. Мы не знаем, с чем имеем дело, мы не знаем, в чем конечная цель этого Нечто, мы не знаем, как с ним бороться. Можно ли решить уравнение с таким количеством неизвестных? Можно ли победить в бою с тенью? И если нельзя победить, то как нам уклониться от этого боя?»
Призрак сделал глоток холодного кофе и отодвинулся от стола. Слова, застывшие ровными строчками на дисплее портативного компьютера, казались чужими. Они словно проходили по сквозному каналу сознания и формировали текст без участия автора. Он не считал себя сумасшедшим, ведь он не слышал «голосов» и не воспринимал изложенные мысли, как нашептывания извне. В то же время он понимал, что самооценка вполне может оказаться ошибочной. Многие ли душевнобольные осознают свою неадекватность? Скорее всего – нет. Отчасти это Призрака беспокоило, но убежденность в собственной правоте не позволяла ему списать происходящее на легкие расстройства психики в результате переутомления или частых стрессов. Он действительно верил, что Сущность или Тень, как он предпочитал называть необъяснимый феномен, реальна. Слишком многое свидетельствовало в пользу этой, на первый взгляд безумной, версии. По роду деятельности ему приходилось окунаться в гущу самых невероятных событий, и он считал, что имеет полное право на любые выводы. Тень существовала не только на страницах его дневника. Как это ни парадоксально, она была частью реальности. Той самой, в которой жил он и миллиарды прочих людей. Вот только осознать, что над миром нависла серьезная угроза, могли единицы. Что для этого требовалось: особо извращенный ум, богатый жизненный опыт или нестандартный подход к любым ситуациям? Призрак не знал ответа, поскольку обладал вышеперечисленными качествами в равной мере.
На сегодня он решил с дневником закончить. То ли остывший кофе сбил его с мысли, то ли ему просто нечего было добавить к написанному. Противник на горизонте вырисовывался достойный, но Призрак вовсе не собирался вступать в бой. Он пока не знал – как это сделать, но твердо решил покинуть ринг. Другого выхода он не видел. Осторожные и умные одиночки переживают катаклизмы лучше любых самых сплоченных коллективов. В этом он был убежден давно и прочно. Одиночкам нечего терять и легко уходить на дно. Если Тень придет конкретно за ним, он, конечно, был намерен сражаться, но до того момента Призрак не собирался шевелить и пальцем. По отношению к обществу такая позиция была эгоистичной, но его это не волновало. Эгоизм был в его понимании нормальным человеческим качеством. Впрочем, одна знакомая когда-то давно заметила, что он является скорее индивидуалистом, нежели эгоистом, и Призрак с ней согласился, хотя не совсем отчетливо понимал, в чем заключается разница. Да и есть ли она вообще. На самом деле он не так уж сильно любил себя. Занимался опасным бизнесом, причем не из-за тяги к приключениям, а исключительно ради денег, курил, употреблял предельно допустимые дозы алкоголя, правда, редко, и не чурался предосудительных знакомств. Изнурительные физические упражнения он уважал, но лишь потому, что хорошая форма – ключ к успеху в любой работе. Режим питания при этом он не соблюдал. Питался чем и как попало, строго придерживаясь разве что правила не переедать и всегда добавлять в рацион витамины. Одевался он просто, а в быту предпочитал минимализм – ничего лишнего, только самые необходимые вещи и предметы обстановки. Единственное, в чем он себе никогда не отказывал, была роскошь одиночества. Созерцательного или насыщенного размышлениями, не важно. Одиночество и тишина для Призрака были главными условиями существования. Они помогали ему находить единственно верные решения. Поэтому, постоянно балансируя на опасной грани, он никогда не ошибался.
Призрак закрыл текстовую программу и заглянул в почтовый ящик. Новых сообщений было несколько, но прежде всего он открыл то, что пришло последним. Отправитель обращался к Призраку редко и только по важным вопросам. Такое доверие и уважение было приятно, хотя Призрак и не знал своего постоянного партнера в лицо или по фамилии. Работодатель называл себя Оборотнем. Сочетание Призрак – Оборотень выглядело немного напыщенно, но дела в этой комбинации всегда проходили вполне успешно, и платил незнакомец щедро, словно не знал цену деньгам. Призрак закурил и внимательно прочел лаконичное предложение.
«Проследить, если возникнут осложнения – помочь, если это будет невыполнимо – убрать. Риск выше обычного. Оплата тоже. Подробности в случае предварительного согласия. Оборотень».
Получатель прочел сообщение дважды и тут же отстучал на клавиатуре ответ.
«Проследить – подстраховать?»
«Да. Тебя что-то беспокоит?»
«Подстраховать и помочь – стыкуется. Убрать – нет. – Призрак минуту подумал и добавил: – Двусмысленность задания делает меня козлом отпущения».
«Беспокоишься о репутации?»
«Да. Не хочу, чтобы потом говорили, будто я убрал человека потому, что испугался трудностей или решил без проблем сорвать куш».
«Я тебя понял. Уточняю. Приведешь его обратно живым – оплата возрастет на порядок, устранишь – если возникнет опасность, что его расшифруют, получишь полтора «стандарта». Алиби?»
«Согласен. Маршрут?»
«Пересеченная и лесистая местность, водные преграды, возможно, предгорья».
«Продолжительность?»
«До трех дней».
«Почему не я?»
«Ты же Призрак. Как с тобой потом побеседуешь?»
«По возвращении я мог бы предоставить подробный электронный доклад. Тебе не жалко своих людей?»
«Парень хорошо подготовлен».
«Самоуверенность – первый шаг к провалу».
«Я ценю твою заботу о незнакомых людях, но просто сделай то, о чем я прошу».
«Хорошо. Когда?»
«Завтра вечером. Начало в двадцать один час. Берег у сто первого километра. Займешь позицию заранее – без проблем разберешься, кого страховать и при каких условиях его следует убрать».
«Ты мне настолько доверяешь?»
«Не в первый раз».
«А если я ошибусь?»
«Шутишь? Я же сейчас перешлю тебе инструкцию и фото».
«Так бы сразу и говорил, юморист. Я буду на месте вовремя».
Изучив фотографии и инструкцию, Призрак закрыл программу и пробежал взглядом по сохраненному тексту беседы. Ничего необычного в нем не было, на связь выходил, несомненно, Оборотень. И все же Призрака что-то беспокоило. Словно и в таких простых вещах, как обычный диалог, тоже начинали проступать пятна Тени. Затушив сигарету, он поднялся из-за компьютерного столика и прошел в кухню. Сварив новую порцию кофе, он неторопливо выпил пару чашек ароматного напитка и вновь вернулся к машине. Причина беспокойства бросилась ему в глаза почти сразу. Пересеченная местность, лес и река поблизости от города имелись, а вот до предгорий от сто первого километра далековато. За три дня пройти туда и обратно было проблематично. Это означало лишь то, что Оборотень верит в успех операции не более чем на десять процентов. Скорее всего, враги должны были схватить его лазутчика не позже двадцати двух часов завтрашнего вечера.
Еще немного поразмыслив, он пришел к выводу, что Тень здесь ни при чем. Оборотень просто затеял очередную авантюру. Он, как и множество прочих дельцов, хорошо знал, что участие Призрака гарантирует успех любому безнадежному предприятию. Призрак был специалистом самого высокого класса.
Однако поход по горам, по долам стоял в расписании на завтрашний вечер, а на сегодня у Призрака было запланировано еще одно небольшое мероприятие. Он подошел к шкафчику, в котором хранил оружие, и нежно провел ладонью по его дверце. Натуральное дерево было теплым даже спустя годы после собственной гибели. Призрак не знал – почему, но его этот факт успокаивал. Никакого оружия Призрак не взял. Он выдвинул один из ящиков и осторожно, словно изделие из тончайшего стекла, вынул самую обыкновенную на первый взгляд кредитную карточку. Только специалист мог понять, что представляет собой предмет на самом деле. Тонкий кусочек пластика не был украшен никакими логотипами и выдавленными цифрами. Не было на его поверхности и магнитной полоски. Только несколько едва заметных сквозных отверстий и овальное углубление, по размеру вполне подходящее подушечке большого пальца. Призрак неторопливо оделся, положил карточку во внутренний карман куртки и вышел из квартиры…
Часть 1
ВОРОТА НА ДИШИ
Сентябрь – ноябрь …6 года
– Понимаешь, Боб, ты состоялся на все сто, – Андрей тщательно затушил окурок в блестящей железной пепельнице и проследил, как порыв ветра перебрасывает пепел на соседний столик.
В летнем кафе было малолюдно. Погода не располагала к посиделкам на свежем воздухе. Ближе к низкому ограждению, почти у выхода, двое каких-то помятых типов, закусывая одним бутербродом, приканчивали бутылку водки, а чуть левее уставший от бесцельного шатания по чужому городу солдат, озираясь, потягивал пиво. Вот и все посетители. На таком фоне двое прилично одетых мужчин выглядели наиболее предпочтительно, и взгляды продрогших на прохладном сентябрьском ветру официанток были прикованы только к ним. Едва Андрей оставил в покое затушенный окурок, пепельница словно сама собой сменилась. Соловьева сервис порадовал. Он приложился к высокому бокалу с пивом и мысленно поклялся не забыть про чаевые.
– А ты? – Борис откинулся на подозрительно хлипкую спинку пластикового стула. – Ты же актер от бога! Я тебе сколько раз предлагал пойти к нам. Ведь интересная же работа, ты сам говорил.
– Не лежит у меня к ней душа, – Андрей отрицательно покачал головой. – Тебе, Боб, она идет, как галстук менеджеру, «а мой удел – катиться дальше вниз». Я, когда командуют, перестаю себя контролировать. Хочется сделать все наоборот, хоть тресни! Ну, ты же помнишь? И вообще, для меня все ваши жизненные установки – зло по определению.
– Ну, ты совсем, – Борис усмехнулся. – Радеть за безопасность граждан – зло? За твою, между прочим, безопасность, Соловей.
– Да каких граждан? – Андрей поднял на друга тоскливый взгляд. – Государство вы защищаете, а не граждан. В нашей стране эти понятия несовместимые. Две крупных разницы, понимаешь?
– Я-то понимаю, – Борис взглянул на соседний столик, по которому все еще перекатывался невесомый цилиндрик сигаретного пепла, – а вот ты, вижу, не очень. Изменилась наша страна, очень даже изменилась. А ты не хочешь этого замечать, потому что стоять в позе обиженного интеллектуала гораздо удобнее, чем заниматься делом. Почему ты до сих пор никуда не устроился? Любой театр тебя примет без вопросов, или, хочешь, я поговорю с людьми на киностудии…
– Обман все это, – Андрей нахмурился. – В том смысле, что не хочу я лицедействовать. Я хочу жить. Сам по себе, понимаешь? Не по сценарию, а своей жизнью.
– Жить – это я понимаю, – Борис кивнул, – а работать? Ты, по-моему, путаешь жизнь и работу. Ну, отыграл ты вечером свое «кушать подано», а потом живи, как нравится. Так все делают, и не важно – в театре или на заводе. Или, например, в моей конторе. Что ты думаешь, когда я возвращаюсь домой, кто-то смотрит на меня как на суперагента? Галка иногда как закатит сцену, так вообще забываешь о своей героической профессии. Словно я и не майор безопасности, а шкодливый восьмиклассник в кабинете директора.
– Это она может. – Андрей рассмеялся. – Построит в две шеренги кого угодно. Нет, Боб, все равно я с тобой не согласен. Талант надо применять по прямому назначению. А у меня он не актерский. Не знаю, какой, так за тридцать пять лет и не разобрался, но не актерский. И служить Мельпомене – для меня все равно что для художника расписывать рекламой трамваи. Не тот уровень.
– Ну, свой театр организуй, авангардный, – Борис пожал плечами. – Не понимаю я, Соловей, чего ты хочешь, а потому и помочь тебе не смогу, наверное, никогда. В смысле – советом. Вляпаешься – вытащу, а вот советом…
– Ты меня хотя бы слушаешь, – Андрей в очередной раз вздохнул, – это уже помощь.
– Не могу же я плюнуть на двадцать пять лет дружбы, – Борис бесхитростно улыбнулся. – Надо бы тебя, нытика, послать подальше, да не получается.
Он похлопал Соловьева по плечу и рассмеялся.
– Да… – плечо Андрея слегка прогнулось под тяжелой ладонью товарища, и на лицо Соловьева вернулась кислая улыбка.
– Встряска тебе нужна, – заявил Борис. – Как тогда, помнишь, в горах? Ну, когда бородатые нас в ущелье зажали… Сколько ты меня на себе пер? Километров пять?
– А потом мне ротный чуть весь мозг не высосал за то, что я еще и автомат твой не прихватил, – Андрей оживился. – Вот тогда мой талант и проснулся в первый раз. Я ему выложил такие факты из его биографии, что он до самого дембеля меня Андрей Васильевичем называл и по всем рапортам-приказам проводил лучшим бойцом. Ты этот момент пропустил.
– Да, я тогда в госпитале валялся…
Воспоминания о страшных днях жестокой войны уже немного поистерлись, сгладились, но не ушли. Соловьев часто встречал людей с похожими воспоминаниями, но никогда не заговаривал с ними о прошлом. Только с Бобом. Другом детства, юности, горячей молодости, да и всей последующей жизни. Так уж распорядилась судьба, что даже в армии им пришлось служить бок о бок. И выжить в той мясорубке на дне каменного мешка посчастливилось только им двоим из взвода. После этого по жизни они двинулись разными дорогами, но не выпускали друг друга из поля зрения даже на день. На нынешнем отрезке пути Борис прочно стоял на ногах, вернее – сидел в солидном кабинете, а Соловьева судьба по-прежнему бросала в разные стороны. Талант, о котором толковали приятели, упорно не давал Андрею найти свое место в жизни.
– Понимаешь, – ухватив душевно близкую тему, Соловьев разволновался, – вот вчера, например, еду в метро… час пик, давка, короче, как всегда… Вдруг прижимает меня толпа к дверям, а там двое парней стоят. Молодые совсем, но уже не сопляки. И я случайно заглядываю одному в глаза. Вот как раз с того дня, когда мы из ущелья выползли, со мной такого и не бывало… Смотрю я и словно вижу сон наяву. Люди, вагон, плакаты, телевизоры с рекламой, все на месте, только между мной, этим парнем и всем миром как будто прозрачный экран развернут, а на нем кино идет. Все, как там у нас было. Горы, жара, враги бородатые… Только форма у ребят немного другая и не в таких банданах щеголяют. И «броники» другие, и не «калаши» с подствольниками, а что-то другое, внешне похожее, но у нас таких не было, «абаканы», наверное… Я сначала подумал, что свои воспоминания на его поколение примеряю, а потом вдруг опустил взгляд на уровень груди – у пацана из-под куртки кожаной пятнистая выглядывает и краешек боевого креста… Тут я понял, что сначала южный загар мое внимание привлек, а уже потом я в глаза ему посмотрел…
– Бывает, – Борис кивнул. – Сейчас как раз осенние дембеля начинают в город подтягиваться.
– Нет, не то, – Соловьев отчаянно помотал головой. – Не так ты меня понял! Или это я такой рассказчик хреновый… Я не представил себе, как воевал этот парень, а стал им. На секунду или две. Понимаешь, Боб, я теперь знаю, как его зовут, кто его друзья, о чем он мечтает, что ему довелось пережить… Все! Словно перевоплотился в него!
– Я же говорю, ты актер от бога… – начал было Борис, но Соловьев его перебил:
– Нет, не в этом плане перевоплотился! Мне ничего не пришлось домысливать! Я стал этим человеком, просто посмотрев ему в глаза!
– Ты, может, в писатели подашься? – Борис иронично прищурился. – Сочинишь произведение о том, как сходят с ума герои локальных войн, а я тебе помогу его опубликовать. Есть у меня контакт в паре издательств.
– Вот и ты, Брут, – Андрей огорченно хмыкнул. – Я же тебе душу, можно сказать, изливаю…
– Ну, допустим, что так и было, – Борис примирительно поднял руки, – но почему сейчас? Раньше-то почему тебя не озаряло?
– Не знаю. Хотя ты же помнишь, я кого угодно мог спародировать без всякой подготовки…
– Одно дело пародии, а другое – такие вот… перевоплощения. Может, тебя нашим спецам показать? Может, ты феномен?
– Только без твоей конторы! – категорично заявил Андрей. – Я в застенки пока не хочу.
– Какие застенки?! – возмутился Борис. – Никто тебя не упрячет, просто пройдешь курс обследования. Я не доктор, но слышал о случаях, когда люди начинают потихоньку трогаться, а никто не поймет отчего.
– Спасибо тебе, друг! – обиженно отчеканил Соловьев. – Вот ты меня уже и в шизики записал!
– Возраст подходящий, – Борис сделал скорбное лицо, но тут же рассмеялся. – Нет, серьезно, Соловей. Ну не шиза тебя посетила, но может быть доброкачественная опухоль, от них тоже видения бывают… Что тебе, жить надоело?
– Да не дам я в своей башке ковыряться! – отрезал Андрей.
– А скрутит тебя недуг – будет поздно, – строго предупредил Борис. – Соглашайся, пока я добрый.
Соловьев помотал головой и чуть приподнял пустой бокал. Посиневшая от зябкого ветра и бездействия официантка тут же принесла полный. Словно бы вместе с пивом освежилась и тема беседы. О странных проявлениях Андреева таланта друзья больше не говорили…
* * *
*Не касались они этой темы на протяжении целого месяца. До тех пор, пока Соловьев не ввалился в кабинет Бориса прямо посреди рабочего дня.
– Ты очень точно угадал мое сегодняшнее обеденное время, – Борис протянул товарищу руку. – График скользящий, иногда в двенадцать удается перекусить, а иногда в два… – Боб, я поплыл, – заявил Андрей, плюхнувшись в кресло.
– В смысле? – спокойно поинтересовался Борис, разливая по чашкам кофе.
– Помнишь, я тебе историю про дембеля в метро рассказывал?
– Ну, – Борис кивнул. – Еще что-нибудь пригрезилось?
– Совсем беда, начальник, – Соловьев подался вперед и положил ладони на стол. – Посмотри на меня. Только внимательно посмотри.
Борис поднял на друга ироничный взгляд, но спустя пару секунд от иронии в его глазах не осталось и следа. Он отставил в сторону пузатый кофейник и приказал:
– А ну встань…
Андрей подчинился и, поднявшись с кресла, замер в пародии на строевую стойку.
– Видишь?
– Та-ак… – озадаченно протянул Борис. – Картина Репина «Ты ли это, друг сердечный?».
– Нет у него такой картины! – нервно возразил Соловьев.
– Сам знаю, что нет. Доперевоплощался, что ли?
– Разве такое возможно?
– Сам знаю, что невозможно, – Борис был весьма озадачен. – Странно как-то. Вроде бы ты, а вроде и нет. Может быть, укололся чем противозаконным?
– Ты же знаешь! – Андрей снова сел в кресло и всплеснул руками.
– Но от пива-то так не расплющит, – продолжая внимательно изучать товарища, заметил Борис.
– Может быть, в меня бес вселился? – предположил Андрей срывающимся голосом.
– Или, наоборот – съехал, – Борис решительно встал. – Идем-ка, друг мой гуттаперчевый, в одно интимное местечко. Там тебе в момент диагноз поставят.
– Только без инструментальных методов! – предупредил Андрей.
– А это уж как эскулапы определят, – Борис подтолкнул друга к дверям. – Поиздеваются, конечно, но в разумных пределах. Специалисты у нас – будь здоров! Изучат тебя от макушки до пяток. Ничего не пропустят. Рентген, анализ крови, электроды на голову… Ну, потом пару иголок под ногти, зонд туда – зонд сюда… А у доктора-проктолога, мы его Плейшнером зовем, есть замечательный такой аппарат «для чтения задних мыслей», ректоскоп называется. Тебе понравится…
– Ты кого из меня сделать вознамерился, голубого кролика для опытов?! – слегка упираясь, возмутился Соловьев.
– Не бойся, – Борис усмехнулся. – Инструмент есть инструмент. Формально останешься девицей.
– Боб, но я же не за этим к тебе пришел! – прошептал Соловьев, хватая друга за рукав. – Главное ведь не в том, что на меня без смеха сквозь слезы смотреть невозможно! Главное – в башке!
– С нее доктора и начнут, – Борис уверенно продвигался по коридору в нужную сторону.
– Боря! – Андрей встал посреди коридора как вкопанный. – Выслушай меня, или я никуда не пойду!
– Ну, – Борис встал напротив.
– Я начал читать мысли! – трагическим тоном изрек Соловьев. – Всех подряд! Вот ты сейчас думаешь, что я окончательно сдвинулся…
– Для этого ничего читать не нужно…
– Я заглядываю человеку в глаза и словно подключаюсь к его мозгам, – продолжил Андрей торопливым шепотом. – Вся биография и то, о чем он думает в текущий момент! Все как на ладони! Представляешь?!
– А температуру?
– Да вроде бы все здоровые попадались…
– Свою температуру, – уточнил товарищ, – давно измерял?
– Да не болен я! Что ты упираешься?
– Я в сказки не верю, – Борис упрямо покачал головой. – Такими фокусами у нас в конторе специальный человек занимается, психиатр по специальности.
– Не псих я! – Андрей выкрикнул это так громко, что проходящие по коридору люди на секунду обернулись. – Хочешь, докажу?! Позови кого-нибудь! Любого из тех, кого я не могу знать.
– Кроме меня, тут все такие, – пробормотал Борис с оттенком сомнения.
Он еще несколько секунд постоял в раздумье, но потом усмехнулся и подозвал какого-то парня.
– Меня Павел Евгеньевич послал… – начал было сопротивляться сотрудник, но Борис прервал его реплику повелительным жестом.
– Шесть секунд, и ты свободен. Просто посмотри на этого субчика…
– «Шпиен»? – парень ухмыльнулся и внимательно взглянул на Соловьева. – В сводках такого интерфейса не было вроде бы… Но пялится нагло…
– Свободен, – Борис махнул рукой. – Кстати, напомни Семенову, что в три совещание.
– Обязательно.
Уже сворачивая за угол длинного коридора, сотрудник на мгновение остановился и бросил на Соловьева еще один взгляд. На этот раз не снисходительный, а растерянный.
– Ну? – требовательно произнес Борис, когда парень исчез из виду.
– Феликс Алексеевич Сошников. Недавно у вас трудится, но уже на хорошем счету, хотя слабоват в плане баб. По молодости это ему прощается, тем более что не женат пока. Меня смутил только один нюанс, он что, беженец? Я думал, вы на работу только наших берете, граждан с пропиской.
– Ну, ты даешь, – со сдержанным восхищением выдохнул Борис. – Или ты его знаешь?
– В первый раз вижу, то есть видел, – честно ответил Соловьев. – Убедился, что я не псих?
– Все равно – сначала эскулапы. Если не найдут в тебе никаких болячек, отведу к Иван Палычу.
– Это кто?
– А вот по таким, как ты, феноменам специалист, – Борис ухмыльнулся. – Если прикидываешься, он тебя вмиг расшифрует.
– Какой мне смысл прикидываться да еще тебя при этом разыгрывать?! – возмутился Соловьев.
– Никакого. Но это тебе. А вот бесу, в тебя вселившемуся, может, и есть смысл.
– Борис Сергеич, привет, – вмешался в их беседу спокойный, уверенный голос.
– А, Иван Палыч, только что о вас вспоминал. – Борис пожал руку невысокому, лысому, как бильярдный шар, человечку. – Сколько до дембеля осталось?
– Меньше недели уже, Боря, – Иван Павлович улыбнулся. – Только я не сильно спешу. Что мне на пенсии-то делать? Автостоянки охранять? Не тот кураж… Ты-то кого изловил?
– Да вот, пришелец приземлился. Сейчас его люди в белых халатах попользуют, а после вам его скормлю. Не возражаете?
– «После» может и не быть, – окидывая Соловьева, видимо, принятым в Конторе, цепким взглядом, изрек лысый. – Они такие, врачеватели наши. Но, если не справятся – веди… До встречи, товарищ пришелец…
– До свидания, гражданин Сноровский, – реплика вырвалась у Андрея непроизвольно.
Иван Павлович, попрощавшийся уже, на ходу вдруг споткнулся и замер.
– Что? – он медленно повернулся к Соловьеву всем корпусом. – Что вы сказали?
– Попрощался, – Андрей пожал плечами. – Не расширят ваш отдел, Иван Павлович, так и будете в одиночку за необъяснимыми явлениями гоняться. Или все-таки на пенсию придется выйти. К начальнику можете даже не ходить.
– Борис Сергеевич, ты где его откопал? – изумленно спросил лысый.
– Рекомендуете закопать обратно? – Борис снова ухмыльнулся.
– Нет, – Сноровский заложил руки за спину и медленно обошел Андрея по кругу. – После медиков мне его в обязательном порядке сдай. Такой кадр!
Борис кивнул и, взяв Соловьева за рукав, уже собрался продолжить свой путь, но из-за поворота вылетел красный от возбуждения Феликс Сошников.
– Вот удачно! – выпалил он, тормозя перед собеседниками. – Борис Сергеевич, Иван Палыч, вас обоих Константинов вызывает! Срочно! Там, в Юго-Западном, что-то случилось, говорят, по вашей части.
– По чьей конкретно? – спросил Борис.
– Не знаю, – Феликс пожал плечами. – Но шеф приказал вас обоих мобилизовать.
– Тарелка упала? – предположил лысый.
– С ложкой и вилкой, – Борис вздохнул с притворным сожалением. – Никак опять Призрак кого-то завалил?
– Ну, не знаю я! – Феликс на секунду клятвенно прижал руки к груди и помчался дальше по коридору.
– Извини, Соловей, – Борис обернулся к Андрею. – Давай завтра? Прямо к девяти подходи. Даже если меня не будет, я предупрежу докторов…
– Нет, – Соловьев покачал головой. – Ты лучше позвони, когда авралы закончатся, и я приеду.
– Да они никогда не закончатся, – с досадой произнес Борис. – На то они и авралы… Слушай, братишка, а может, тебя подбросить? Как раз по пути.
– А это по правилам? – Андрей усмехнулся. – Посторонний человек в оперативной машине…
– Ты думаешь, о тебе никто не знает? Тоже мне, посторонний. Ты в моем личном деле трижды упоминаешься. Да и собственное имеешь, сам о том не подозревая. Иначе кто бы тебя сюда так свободно впускал, а главное – выпускал?
– Век живи, век удивляйся, – Соловьев покачал головой. – Ладно, поехали. На «Волге» под мигалкой, наверное, побыстрее будет, чем на троллейбусе…
– Мой перекресток проскочили, – с сожалением оглядываясь назад, пробормотал Андрей.
– Извини, Соловей, – пряча в карман мобильный телефон, отозвался Борис, – путевка горит. Если вовремя сориентируемся, есть шанс накрыть этого гада медным тазом! Раз и навсегда!
– Все-таки Призрак? – поинтересовался Иван Павлович. – А меня зачем с места сорвали?
– Федот, да не тот. Что-то у него то ли с вооружением не в порядке – чуть ли не лазерное, то ли заклепки на ботинках из метеоритного железа.
– Ну да, – ехидно произнес Феликс, успевший подсесть к ним за секунду до того, как машина сорвалась с места, – гуманоид. Только зачем этому гуманоиду крошить в мелкую соломку земных мафиози? Межзвездный Робин Гуд объявился?
– Так или иначе, Белянин давно напрашивался на летальный исход. Все логично. Сначала Мордехай, теперь Белянин, следующим, по идее, должен быть…
– Слепцов, – неожиданно подсказал Андрей. – А после – Юшкин, Асланов и Березняк…
– Не понял, – Борис в два приема развернулся на переднем сиденье так, чтобы видеть Соловьева. – Ты откуда это выудил, птаха?
– Я боюсь, Боб, – Андрей обхватил себя за плечи руками и наклонил голову.
– Эй, знаток, ты только не зависай, – Борис потормошил друга за плечо. – Серьезно, откуда ты знаешь эти фамилии?
– Фамилии как фамилии, – отмахнулся Соловьев.
– Но только не через запятую. Или опять пригрезилось?
– Не пригрезилось, – Андрей поднял на него тоскливый взгляд. – В чьем-то… сознании, что ли… прочел. Прямо вот так, списком. А еще – как эти люди выглядят, где бывают, с кем общаются, привычки, маршруты передвижений… И сроки. Юшкин на октябрь запланирован, Асланову тоже до первого ноября отмерено, Березняку до пятого, а Слепцов не больше двух суток протянет, если со вчерашнего вечера считать…
– Ты хочешь сказать… – Борис запнулся и перевел изумленный взгляд на Ивана Павловича. – Ты хочешь сказать, что вчера вечером случайно столкнулся с… Призраком?
– Я за вчерашний вечер как минимум столкнулся с сотней человек, – устало ответил Соловьев. – И с половиной из них нос к носу.
– А скольких вы успели… э-э, просканировать? – заинтересовался Сноровский.
– Не знаю, – Андрей пожал плечами.
– Хорошо, что мы тебя не высадили, – констатировал Борис. – Сейчас бросим взгляд на место преступления и назад, в контору. Будем с тобой… вспоминать, феномен…
На месте преступления все оказалось обыденным и скучным. Так, во всяком случае, заявил бравирующий принадлежностью к высшей касте Феликс. Он вразвалочку покинул тесный от государевых людей дворик и приблизился к оставшимся у машины Ивану Павловичу и Соловьеву.
– Зря вас отвлекли, – сочувственно сказал он Сноровскому. – Никакого лазера. Нормальный «винторез». Откуда он его взял – вопрос, но уже не из области необъяснимого. Почерк Призрака – без вариантов, но на то он и Призрак, чтобы не попадаться. Остыло все. И место, и тело, и следы. Теперь вся надежда на вас, гражданин Соловьев. Борис Сергеевич велел глаз с вас не спускать, а при попытке к бегству – стрелять на поражение. Товарищ майор, конечно, шутил, но задержаться просил непременно.
– Я и не ухожу, – Андрей закурил и смерил Феликса любопытным взглядом. – И давно этот Призрак вас донимает?
– Нас-то он как раз и не донимает, – тоже доставая сигареты, ответил Сошников. – А вот авторитетам организованных преступных сообществ от него сплошные неприятности. Ни его, ни заказчика не могут вычислить, а они тем временем одного за другим кладут в сырую землю.
– Авторитетов? – Соловьев задумался. – Разве Березняк – бандит?
– Это как посмотреть, – Феликс развел руками. – Формально – нет. Партийный деятель, депутат, но если копнуть…
– Это дело следственных органов и суда, – появляясь у машины, заявил Борис. – Вердикты выносить не нам.
– Вот я и говорю, – торопливо согласился Феликс.
– Больно ты говорливый, Сошников. Ладно, товарищи чекисты и сочувствующие, едем обратно. Потеоретизируем немного в спокойной обстановке…
* * *
*Феликса к теоретизированию не допустили. Он некоторое время огорченно топтался у дверей, но Борис был непреклонен. Иван Павлович занял место у окна, и его гладкое темя отбросило на противоположную стену пару бликов.
