Kitobni o'qish: «Шпага императора»

Shrift:

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Пролог

Выпьем за то, чтобы нас всегда окружали хорошие люди! Говорят, что это был любимый тост фельдмаршала Паулюса. Анекдот, конечно…

Но конкретно мне в этом мире на хороших людей здорово повезло. И давно уже не хотелось в тот самый конец двадцатого века, где в России цвели и пахли «бандитские девяностые», где мне, для того чтобы набрать денег на лечение сына, пришлось пойти в гладиаторы. Да-да, именно в гладиаторы. Без всяких кавычек.

Я даже благодарен той неизвестной силе, что перенесла меня во время рыбалки в начало века девятнадцатого, всего за год до наполеоновского нашествия.

Да, и здесь тоже пришлось убивать, но не ради потехи толпы, а защищая себя и близких, защищая Родину.

А вот с самого момента «попадалова» везло просто катастрофически: помещик, семья которого приняла меня в качестве постояльца, оказался не троекуровым каким-нибудь, а честным и умным мужчиной, его очаровательная дочка Анастасия, ныне моя жена… Здесь вообще продолжать нечего – более чудесной женщины свет вообще не создавал. Все, кто в этом усомнится в моём присутствии, немедленно получат перчатку в физиономию и через некоторое время железо в организм. Всё-таки шпажная школа конца двадцатого века серьёзно превосходит оную начала девятнадцатого. Один мелкий помещик по фамилии Кнуров, посмевший оскорбительно отозваться о Насте, уже не владеет правой рукой – я ему на дуэли плечо поранил. Как вообще этого хмыря не убил тогда? Да нельзя было – не мог я в столицу въехать с трупом на плечах, слишком важную миссию на себя взгромоздил – внедрить в русскую армию Александра динамит, полевые кухни, санитарию и гигиену… Двинуть русскую науку…

Результаты оказались весьма неплохими: с помощью динамита и солдатской смекалки я устроил французам при переправе через Неман настоящее файер-шоу – пылали понтонные мосты, враги гибли в реке тысячами, а на противоположном берегу горели огненные буквы «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД!». (На французском, естественно.) Ох, как испортилось моими стараниями настроение у «двунадесяти языков», что припёрлись в Россию.

Полевая кухня в ротах теперь святыня, солдаты крестятся, проходя мимо, – в армии её иначе как «матушкой» не зовут. В бою под Островно французы как-то опрокинули боевые порядки и погнали было наших солдат… Но тут кто-то крикнул: «Матушку» забирают!» – и бойцы, не сговариваясь, развернулись и всыпали ворогам так, что только «полетели клочки по закоулочкам» у тех, кто уже собирался праздновать победу.

И опять всё благодаря хорошим людям, что попались на пути, не остались равнодушными, поверили, заинтересовались… Ничего бы не получилось без доброго доктора Бородкина, которого я увлёк исследованиями бактерий и методов их нейтрализации. Без генерала Бороздина, помогшего с внедрением «пули Минье», которая повысила как скорострельность, так и дальность стрельбы чуть ли не в разы.

Кроме диверсий на всех доступных переправах и снайперских засад, ставших возможными благодаря внедрению в армии взрывчатки и новой штуцерной пули, гордого корсиканца ждет еще немало сюрпризов. Я заранее помог подполковнику Засядько создать чуть ли не «катюши» своего времени… Уверен: эти боевые «орга́ны» ещё исполнят свою партию. Причём в самый подходящий момент исполнят. Ой, как кисло придётся наполеоновской армии…

Хотя…

В тактике я выиграл. А вот что в стратегии? Не придет ли в голову Барклаю дать генеральное сражение прямо под Витебском или под Смоленском?

Нет! Не может быть! Слишком разумен и опытен наш военный министр.

Измотаем императора! Сделаем его!!!

Хорошие русские люди его обязательно осилят…

И завтра мне с ребятами предстоит совершить очередной маленький шажок к этой цели…

Засада и спор

Вот ведь научил паразитов на свою голову: стоит перед вами хороший мост – обследуйте, убедитесь, что никаких подвохов не имеется, и дуйте своей дорогой…

Замедлители ведь минут через десять уже сработают, чего же вы там сомневаетесь?

И тем не менее даже после изучения моста французы на него не пошли, а стали наводить понтонную переправу метрах в двадцати ниже по течению.

Жутко обидно: ведь скоро долбанёт, и два десятка шашек пропадут без толку…

Только с десяток улан проскакали через стационарную переправу и направились в ближнюю разведку.

Ну, хоть эти…

Я сложил «подзорочку» и просигнализировал своей команде приготовиться…

– Гафар, – обратился я к башкиру, приданному моему «отряду специального назначения», – офицера – живьём.

Пиренье молча кивнул и стал готовить свою верёвку.

Дорога здесь пролегала между холмов, и в любом случае интервенты должны были проследовать через теснину.

Ну, разумеется: опоры моста рванули, когда на нём не было ни одного француза.

Впечатление, конечно, произвело, но обидно…

Хотя значения это уже не имело – у нас был конкретный объект для работы: уланы.

С десяток вражеских конников помножить на ноль – уже неплохо.

«Пациенты», разумеется, дёрнулись на взрыв за спиной и «попали».

Тумм… – у меня над ухом загудела тетива Спиридона – лесовика, взятого в ополчение по его просьбе и вопреки занудам от воинских канцелярий.

Хороший у меня отряд – егеря тоже поняли, что пора, и шмякнули выстрелами по рядовым кавалеристам.

Офицер барахтается на земле-матушке – значит, башку не свернул – уже хорошо.

Однако «помножить на ноль» не получилось, только на «ноль три»: четверых сняли выстрелами егеря, двоих уложил из лука Спиридон, ну и офицерика спеленали…

А трое вражеских кавалеристов, видя, что попали в засаду, дали шпоры своим лошадям и выскочили из зоны поражения, прежде чем были перезаряжены штуцеры.

И тем не менее у нас имеется минимум четверть часа, чтобы спокойно и без суеты подготовиться к отходу, – вряд ли французы посмеют послать вплавь через реку сразу эскадрон, дабы наказать дерзких аборигенов. Не случайно ведь они через мост не пошли – приучили мы «гостей, что хуже татарина» всюду ожидать сюрпризов.

Мои минёры и егеря пока ловили лошадей, оставшихся без хозяев, а Гафар привёл ко мне вражеского офицера. Тот был слегка оглоушен как внезапным нападением, так и ударом о землю, но вроде оставался вменяем.

Молодой мужчина лет двадцати пяти, с усами и бакенбардами, красный мундир с синей грудью, конфедератка, правда, слетела во время путешествия из седла на дорогу…

– Проше бардзо, пан! – поприветствовал я пленного.

Ответом был недоумённый взгляд и ответ по-французски.

За год я, конечно, этот язык как следует не освоил, но то, что собеседник меня совершенно не понял, просёк. Странно: всегда считал, что в наполеоновской армии все уланы были поляками.

На всякий случай поинтересовался на предмет «Ду ю спик инглиш?» и, к моей радости, получил утвердительный ответ. В дальнейшем общались на языке Шекспира:

– Кто вы?

– Лейтенант второго легкоконного полка императорской гвардии Ван Давль.

– Вы француз?

– Голландец. Как все те, кого вы сейчас убили. Убили недостойно. Из-за угла.

– Давайте не будем, лейтенант, – слегка начал злиться я, – это не я пришёл к вам в Голландию с оружием в руках, а вы пришли с войной в Россию. Зачем? Что вам тут нужно?

– Я солдат. И выполняю приказы своего начальства.

– Ну конечно. Очень достойный ответ для того, кто не хочет отвечать за свои поступки. У нас мало времени на подобные диспуты. Если не возражаете, побеседуем в пути. Лично для вас война закончилась. Я прошу дать слово офицера, что не попытаетесь сбежать по дороге.

– К сожалению, не могу удовлетворить вашу просьбу, – нахально усмехнулся голландец.

– Господин Ван Давль. – Я был уже предельно спокоен. – Мне просто не хочется связывать вам руки. И вводить в искушение. Вы в любом случае можете удрать только на тот свет. Видели, как стреляют мои люди? И вспомните, как попали в плен. Тот, кто несколько минут назад выдернул вас из седла, без труда сделает это ещё раз.

Ещё раз повторяю вопрос: предпочитаете ехать со связанными руками? Или может, вообще бежать за нашими лошадьми на верёвке? Десять секунд на размышление… Ну?

– Даю слово, – мрачно выдавил из себя лейтенант.

– Вот и ладушки! – это я уже по-русски. – Гафар! Возьмёшь повод коня, на котором поедет господин офицер.

Башкир молча кивнул.

– Так что, – обратился ко мне лейтенант, когда мы, устроившись в сёдлах, тронулись по дороге, – продолжим наш спор?

– Несколько позже, – внутренне улыбнулся я наивности пленника, – в ближайшее время предстоит передвигаться со скоростью, не способствующей спокойной беседе – ваши соотечественники наверняка попытаются догнать отряд, так что пока придётся подготовиться к разговору в седле.

– Подчиняюсь…

– Пошли! – махнул я рукой ребятам, и в ближайшие минут двадцать до нужной лесной тропы мы передвигались галопом.

Да уж: конные егеря, это ещё можно понять, к тому же скоро и в русской кавалерии появятся соответствующие полки, но минёры-кавалеристы… Сюр какой-то.

А что делать? Отряд должен быть мобильным: пришёл – увидел – навредил. И отошёл с максимальной скоростью. Чтобы дальше «строить козни».

После примерно километра продвижения по хоть и лесной, но всё-таки «человеческой» тропе, Спиридон свернул на звериную. Спешились и повели коней в поводу.

То ещё удовольствие: и паутина тебе регулярно на физиономию липнет, и мухота всякая старается за шиворот залезть со всевозможными вариантами пищания и жужжания. К тому же ветки так и норовят хлестнуть по тому месту, куда липнет паутина.

Но больше всего раздражают именно членистоногие. Как там было в анекдоте: «Чрезвычайно богат животный мир Западной Сибири, здесь обитает более десяти тысяч видов животных. Одних только комаров девять тысяч видов». В Сибири я не был, но впечатление такое, что в лесах под Смоленском всевозможного гнуса не меньше. И весь он собрался именно в этом месте исключительно для знакомства со мной. Надо было в своё время на предмет репеллентов подсуетиться. Но поздно переживать на эту тему.

Клеща бы не зацепить. Хотя в это время энцефалитных особенно много в Европе быть не должно, но всё равно – очень не хочется.

Наконец открылась подходящая полянка, на которой и стали устраиваться ночевать. Подумалось: не поставить ли на всякий случай растяжку на тропе – не стал – запросто какой-нибудь лось может вляпаться, а нам лишний шум ни к чему. Не посмеют французы лес прочёсывать – чревато. Да и следопытов у них нет, если, конечно, кто-нибудь из местных не скурвился. Но это вряд ли.

Палаток мы не имели, но вроде бы ночь обещала быть тёплой и ясной. Солдаты разошлись, кто за дровами, кто повёл на водопой лошадей к ручью, протекавшему неподалёку, а у нас с лейтенантом появилась возможность продолжить дискуссию.

– Ну что же, господин Ван Давль. – Я опустился на расстеленный плащ и пригласил лейтенанта пристроиться рядом. – Какие претензии вы имеете к манере ведения военных действий нашими войсками?

– Я уже говорил по этому поводу: вы воюете, как бандиты, из-за угла, не принимаете открытого сражения, – кажется, он всерьёз верил в то, что говорил. Ишь – ноздри растопырил и смотрит с вызовом.

– Сударь, – поспешил я поставить на место обнаглевшего пленника, – не забывайте о своём положении и потрудитесь воздержаться от оскорблений армии, в которой я имею честь служить. А по поводу «лицом к лицу» – смешно требовать этого от противника, имея чуть ли не пятикратное превосходство в силах. Не находите?

– Это не повод действовать так, как действуете вы.

– А по-моему – очень даже повод. Кстати, я участвовал в сражении под Островно, и если вы слышали об этом бое, то должны знать, что русские могут бить ваши соединённые полчища, даже уступая в количестве батальонов.

Судя по тому, как засопел собеседник, про тот арьергардный бой он слышал.

– Это не сражение – это именно арьергардный бой. Но остальные действия ваших войск, а конкретно подчинённого вам отряда…

– Непривычны? – улыбнулся я.

– Не просто непривычны – вопиющи! Так не воюют цивилизованные армии!

– Да что вы говорите! – Я уже конкретно веселился. – А скажите, когда ваши предки воевали за свободу своей страны с испанцами, по каким правилам они уничтожили дамбы и ввели свои корабли в затопленные города?

– Это другое, – несколько смутился оппонент.

– Почему? Значит, затопить города, в которых, между прочим, находятся женщины, дети и старики, для вас вполне приемлемый способ ведения боевых действий. Держать осаду городов, где от голода, жажды и болезней будет вымирать как сам гарнизон, так и мирное население – тоже, а взрывать мосты, по которым идут напавшие на вашу родину вооружённые захватчики, или расстреливать их из засады – недостойно воинской чести. Так вы считаете?

– Я не могу ответить, – набычился лейтенант, – я солдат, а не судейский. Но чувствую, что вы не правы, несмотря на убедительность того, что прозвучало.

– Я прав, сударь. Могли уже убедиться, что с вами обращаются так, как положено с военнопленным. Но любого вооружённого иностранца на нашей земле мы будем уничтожать любыми доступными способами. Вот когда русские войска придут во Францию и Голландию, можете не сомневаться – будем искать сражения в поле…

– Господин капитан, – вытаращился на меня голландец, – вы в самом деле считаете, что Россия сможет победить Императора?

– Более чем уверен в победе России. Так же, как и в том, что Наполеон скоро перестанет быть не только правителем Европы, но и французским монархом.

– Такого не может быть никогда, – снова задрал голову голландец, словно взнузданный.

– Поживём – увидим, – не стал я вступать в бесполезный в данной ситуации спор. Кое-какие сомнения в его череп заронить удалось – тоже неплохо.

Меж тем ребята уже развели на поляне практически бездымный костерок и стали прилаживать над ним котёл. Разносолов, конечно, на ужин не ожидалось, но кашки хотя бы похлебаем.

Уже забулькала греча, когда Спиридон, расстелив небольшую скатёрку, стал нарезать хлеб и сало на находящемся неподалёку пеньке.

Только сейчас я подумал, что нужна ложка для пленника – свою ему никто не даст, а дать ему вылизывать котелок, после того как поедят остальные, или предлагать черпать кашу горстью – как-то не очень…

Пришлось, чтобы не выглядеть после совсем по-дурацки, пойти поискать подходящую щепу и вырезать из неё некоторое подобие лопатки – с нормальной ложкой не сравнить, но хоть что-то…

– Лейтенант, – обратился я к Ван Давлю, – водку пьёте?

– Пью. А вы предлагаете?

– Предлагаю. Будете?

– Вы всем пленным такое обслуживание обеспечиваете?

– Не всем. – Я оставался спокойным, несмотря на явное нахальство голландца, – пленники, которые считают, что делают одолжение, принимая пищу и питьё из рук тех, кто взял их в плен, не получают ни того, ни другого.

– То есть если я не буду у вас просить еды, то и кормить меня не будут?

– Да перестаньте. Вас не будут кормить насильно и не дадут еды, если от неё откажетесь. Так есть будете?

– Благодарю.

Вот же зараза!

– «Благодарю, да» или «Благодарю, нет»?

– «Благодарю, да». Только чем и из чего? Вы ведь не поймали мою лошадь, а всё необходимое для еды осталось с ней.

– Из общего котелка. Вот этим, – протянул я лейтенанту свой «скородел».

Скривился, конечно, но выбирать особо не приходилось. Ничего – перебьётся. Не в ресторан всё-таки пришёл.

Перекусили. Потом, тщательно продраив котелок травой и ополоснув в ручье, заварили «лесной чаёк» из листьев земляники и черники – русскому человеку хоть без какого-то чая спать не лечь.

Дежурных на ночь распределил попарно – народу хватало, так что где-то по часу на пару пришлось.

Костёр пришлось потушить, но ночи пока ещё светлые и относительно тёплые.

Конечно, спать на практически голой земле – удовольствие сильно ниже среднего. Тот же лапник под плащом – неважная замена полиуретановому коврику и спальному мешку. Однако свои четыре часа я продрых за милую душу.

Когда открыл глаза, было где-то около четырёх, и скоро предстояло поднимать лагерь. Однако пришлось устроить побудку пораньше.

Последними дежурили два моих минёра: Кречетов и Малышко. Ребята толковые (а иначе в мою команду и не попали бы), но языками чесать любят!.. Даже когда я проснулся, и то не сразу внимание обратили. Вот чёрт! Появись французы – повязали бы нас за милую душу! Так что мой разнос разгильдяям послужил заодно «будильником» для остальных.

Пока разводили костёр для утреннего, так сказать, чая, сбегал к ручью слегка освежить «морду лица» – для меня эта процедура с утра самая важная. Могу и без завтрака, и без просто кипяточка с хоть какой-нибудь растительной заваркой, но если хотя бы глаза холодной водой не протереть – полутруп на весь оставшийся день.

Спиридон достаточно быстро вывел отряд хоть и не к дороге, но к вполне «человеческой» тропе, по которой можно было передвигаться уже верхом. Правда, цепочкой по одному.

Спор и засада

– Не боитесь встретиться здесь с нашей кавалерией, господин капитан? – возобновил общение голландец, когда мы выбрались на более-менее приемлемую дорогу.

– На войне как на войне, сударь, – вопрос меня нисколько не обеспокоил. – А встретить ваших соотечественников на этой дороге – шансы минимальные.

– А всё-таки? – лукаво улыбнулся пленник. – Ведь я вижу, что ваши солдаты не конники – против разъезда императорской кавалерии у вас шансов нет.

– Ну почему же? Рядом лес. Лошадей придётся бросить, конечно, но в русскую чащу за нами никакие французские драгуны последовать не посмеют. А если рискнут – упокой Господи их души!

Хотя если их будет очень много, что совсем уже невероятно – мы, скорее всего, погибнем, но заберём с собой минимум четырёх французов каждый. Размен будет не в вашу пользу.

– Не думал, что русские офицеры такие искусные риторы, – усмехнулся Ван Давль.

– А чего вы ожидали? Что русские – дикари необразованные? Так чего возмущаетесь, что «дикари» воюют с вами не по вашим правилам?

– Кстати, – поспешил уйти от скользкой темы лейтенант, – я подумал над вашими аргументами и теперь знаю, что сказать в ответ.

– Любопытно.

– Да всё просто: вы приводили примеры из достаточно далёкого прошлого. Тогда и в Европе зачастую воевали по-звериному. Вы бы ещё вспомнили гладиаторские бои в древнем Риме… Но ведь человечество развивается, и нельзя сравнивать мораль людей шестнадцатого века с моралью просвещённого девятнадцатого…

Меня передёрнуло просто физически: пример про гладиаторские бои в примитивном Риме и конец третьего тысячелетия, где цивилизованные твари организовывали то же самое…

– Господин лейтенант, – через силу я благожелательно посмотрел на своего собеседника, – почему-то императорская армия в просвещённом девятнадцатом веке не стесняется действовать методами людоеда-Валленштейна.

– Что вы имеете в виду? – вскинулся голландец.

– Реквизиции у местного населения.

– Простите! – казалось, возмущению моего собеседника нет предела. – Армия императора честно платит за провизию и фураж.

– Чем платит, позвольте полюбопытствовать? Французскими деньгами или русскими?

– Этого я не знаю. Не моё дело.

– Тогда ответьте, пожалуйста: если русскими, то откуда их столько у вашего императора?

А если французскими, то куда их девать крестьянам? В русских сёлах, как бы это ни было для вас удивительно, нет банков, где их можно обменять.

Однако дело даже не в этом. Может, я вас и удивлю, но русские такая дикая нация, что не едят денег. Даже золотых, не говоря уже про ассигнации. Понимаете? Если вы выгребаете у крестьян все запасы, то им просто негде купить еды, чтобы выжить. И чем ваши орды отличаются от ландскнехтов Валленштейна?

– Господин капитан, – посуровел лейтенант, – не так давно вы мне сделали замечание, когда я неуважительно отозвался о русской армии. Теперь позволяете себе то же самое в отношении войск Императора.

А ведь уел! Надо тщательней следить за речью.

– Вы правы, господин Ван Давль. Приношу свои извинения. Перефразирую: «Чем в этом плане действия вашей армии отличаются от действий орд Валленштейна?»

– Повторяю: мы платим за продовольствие и фураж.

Во упёртый!

– Тогда и я повторю: вашими деньгами крестьяне не могут кормить ни семью, ни скот. А им нужно пережить целый год до будущего урожая. Кстати: даже для этого самого будущего урожая необходимо иметь семена, которых вы тоже не оставляете. Ваша армия обрекает этих людей на голодную смерть. Не так?

– Во-первых, через месяц-два Россия падёт под ударами нашей армии, и тогда Император достаточно быстро урегулирует данный вопрос…

– А во-вторых, – перебил я собеседника, – вы случаем не обратили внимания, что я принёс извинения по поводу того, что неуважительно высказался в отношении вашей армии. Вы же до сих пор не соизволили сделать этого после вашего вчерашнего высказывания.

– Но я действительно так считаю, – слегка смутился голландец.

– Да? Я тоже искренне считаю, что ваши войска по отношению к мирному населению ведут себя как грабители и мародёры. – Я здорово разозлился и не стеснялся в выражениях. – Однако постарался не оскорблять ваши чувства. Итак?

– Вы ждёте от меня извинений?

– Вы чрезвычайно догадливы, – мрачно процедил я сквозь зубы, стараясь смотреть ему прямо в глаза.

Подскакивая в седле, это было не так просто сделать, но я постарался хотя бы обозначить данный взгляд.

– Хорошо, прошу прощения за свою несдержанность, – чувствовалось, что искренности в этих словах ноль целых хрен десятых, но «дожимать» голландца не стал.

– Принято.

Некоторое время ехали молча, потом Ван Давль не выдержал:

– Господин капитан, согласитесь, что солдат нужно кормить, лошадей тоже.

– Вполне разделяю ваше мнение, – весело посмотрел я на собеседника, догадываясь, о чём пойдёт речь дальше.

– В нашей армии около полумиллиона человек, они должны что-то есть…

– Господин лейтенант, вы в самом деле искренне считаете, что меня, да и любого русского, беспокоят проблемы наполеоновского войска? Думаете, что я хоть сколько-нибудь расстроюсь, узнав, что гренадёру Жану или гусару Пьеру не удалось сегодня поесть? Повторяю: любой вооружённый иностранец в России для меня не человек, а враг. И я буду стараться уничтожить его любым доступным способом.

– Почему же вы не убили меня?

– Не было необходимости – вы уже не представляли опасности для моей страны.

– А зачем я вам вообще нужен живым? Разве не проще было сделать лишний выстрел?

Во тупой!

– Понимаете, – терпеливо начал я, – ни мне, ни русским вообще не нужна конкретно ваша кровь, но у нас не имелось десяти человек, владеющих верёвкой так, как этот башкир. И не беспокойтесь – я не везу вас к своей армии, чтобы изуверскими пытками вытягивать какую-то страшную военную тайну…

– Кстати, насчёт этого дикаря… – перебил меня голландец.

– Господин Ван Давль! – пришлось резко прервать его реплику. – Гафар состоит в армии Российской Империи. Потрудитесь воздержаться от оскорбительных эпитетов.

– Но разве он в военной форме? – поднял брови лейтенант.

– Это форма его полка. Пусть она и отличается от общеармейской. У вас вроде тоже мамлюки одеты не так, как все остальные. А ведь – гвардия.

– Но ведь большинству представителей Великой Армии этот факт неизвестен, и к таким, как этот азиат, будут относиться, как к обычным бандитам.

– Кого это вы назвали бандитами?

– Да хотя бы тех крестьян, что нападали на наших фуражиров.

– Я вроде бы объяснил, что они просто боролись с теми, кто обрекал их семьи на смерть от голода.

– Да? А если наши войска, чтобы уберечься от удара в спину, начнут действительно просто уничтожать население и забирать весь провиант безо всякой оплаты?

– Думаю, что ни ваш император, ни его маршалы на такое никогда не пойдут: сразу же за такими действиями начнётся повальное бегство крестьян по всему планируемому маршруту вашего следования. Вместе с припасами. Вашей армии придётся наступать через «пустыню». А ваши фуражиры будут подвергаться гораздо большей опасности, чем солдаты в генеральном сражении. Начнётся дезертирство, причём в огромных масштабах: прошу не забывать, что всевозможным португальцам, швейцарцам, испанцам и пруссакам глубоко наплевать на амбиции вашего Бонапарта, да и вашим соотечественникам – голландцам, тоже. Вы его боготворите, пока он ведёт войска от победы к победе, а как только начнутся серьёзные проблемы – солдаты Великой Армии станут разбегаться.

– Вы не знаете наших солдат! – гордо вскинулся лейтенант.

– Я знаю людей, сударь. Если не покормить бойца день-два, то он наверняка начнёт задумываться: «А ради чего я терплю все эти лишения?»

– Может, русский солдат так и подумает, – не преминул «подкузьмить» меня голландец.

– Вот как раз русский так и не подумает. Тем более на своей земле, когда её топчут сапоги вооружённых иноземцев.

– Если угодно, то сапоги ваших солдат тоже топтали землю моей родины. Не так давно. Я помню.

– Было дело. Только потрудитесь вспомнить ещё и то, что воевали мои соотечественники в Голландии не с её народом, а всё с теми же французами. За независимость Нидерландов от Франции, кстати. За то, чтобы ваши шестеро подчинённых не погибли вчера на чужой и не нужной им земле.

– Мы несём России избавление от рабства! – «шлёпнул по столу последним козырем» оппонент.

– Да что вы говорите! – у меня в сознании пронёсся список иностранных доброхотов, страстно хотевших «избавить Россию от рабства». Доизбавляли, суки – вплоть до гладиаторских боёв в конце двадцатого века… Да и эпизоды из «Охоты на Пиранью», по поводу охоты на людей и возможности заниматься пытками в укромном уголке, после арены мне совершенно не казались вымыслом. – Вас кто-то об этом просил? Может, стоило сначала поинтересоваться: хочет ли русский народ вашей «благодати» на кончиках пик и штыков?

– Нам зачитывали бюллетень Императора, ему я верю.

– Очень интересно! Императору вы верите, а мне, тому, кого ваше вторжение касается непосредственно, – нет. Солдатам, которые встречают ваши войска огнём и штыками, – тоже…

– Вы офицер, они солдаты, – пожал плечами пленник, – обязаны выполнять приказ.

– Для начала: вон тот лучник, – указал я на Спиридона, – не был солдатом до начала войны, но пришёл сам и попросился в войска. Никто его не неволил. А кроме того, ваш покорный слуга тоже не профессиональный военный. Я учёный. Химик. Не из последних, прошу прощения за нескромность. В частности, почётный член Парижской Академии наук.

Если бы из чащи вышел на прогулку динозавр, вряд ли лицо моего собеседника выразило большее удивление.

– Вы учёный???

– Имею честь быть им. В прошлом году мне присвоено звание неординарного профессора Петербургской Академии. Но я временно ушёл из науки в армию, чтобы помочь России одолеть вас. Как вы думаете, почему я так поступил?

Голландцу требовалось время, чтобы переварить столь неожиданную информацию, а возможности как-то прокомментировать новость у него в ближайшее время не предвиделось: Спиридон спешился и пошёл в нашем направлении.

– Так что прощения просим, ваше благородие, скоро выйдем на дорогу поболее. Наверное, стоит разведать, что и как. Тем более что и лесок там пожиже будет.

– Понял. Спешиться! – это я уже всем. – Бери, Спиридон, Гаврилу и Гафара. Дуйте в разведку, и если чисто, то дайте знать. Ну, то есть в любом случае сообщите, можно ли выдвигаться к дороге.

В ожидании прошло около четверти часа. Наконец показался Гафар и приглашающе взмахнул рукой.

Мы быстро взлетели в сёдла и направились к «транспортной магистрали».

Однако на подъезде к «пересечению с главной» увидели минёра Гаврилу Ромова, отчаянно семафорящего руками. Ну, понятно – некая нежданочка нарисовалась.

– Обоз, ваше благородие! – вытаращив глаза, объяснял мой подчинённый. – Четыре подводы и человек двадцать кавалеристов при них.

– Точно французский?

– Не извольте сомневаться.

– На каком расстоянии отсюда?

– Так сейчас, пожалуй, около версты уже будет. Там, – пионер махнул рукой вправо по дороге, – лес скоро кончается. Ну я и разглядел… Вот – во весь опор обратно…

– Ладно, молодец, – необходимо было соображать очень быстро.

– Господин Ван Давль! Гафар! – взмахом руки я пригласил подойти обоих.

– Лейтенант, прошу вас сложить руки за спиной.

– В чём дело? – недоумённо посмотрел на меня пленный.

– Не до объяснений. Прошу выполнить мой приказ.

– Извольте, – с лёгким презрением бросил голландец.

Я кивнул башкиру, и тот, прекрасно поняв, что от него требуется, проворно спеленал запястья лейтенанта.

А дальше уже я развязал офицерский шарф у себя на поясе, соорудил нехитрый кляп из носового платка и обеспечил молчание фигуранта на длительное время.

– Прошу простить за временный дискомфорт, господин Ван Давль, но всё делается исключительно в ваших интересах – вы теперь не имеете возможности предупредить своих соотечественников и спасти их. Ваша совесть чиста.

А оказывается, глаза тоже умеют выражаться матом… Во всяком случае, мне так тогда показалось при взгляде на лицо пленного. Ну да ладно, рефлексировать некогда.

– В те кусты, – показал я Гафару, – и ноги свяжи.

Молчаливый кивок в ответ. Шикарные подчинённые эти азиаты!

Времени оставалось всего ничего, я быстро подозвал к себе отряд и поставил задачу за минуту. К сожалению, получилось не оптимально, но организовать сколь-нибудь грамотное развёртывание я категорически не успевал.

Впереди шли три пары кавалеристов. Судя по всему – драгуны: синие с жёлтым мундиры, каски, но почему-то с пиками. В упор не помню, чтобы этот вид конницы вооружался подобным образом. Но об этом после…

Авангард, согласно моим указаниям, пропустили с миром, так же, как телеги, гружённые мешками. А вот замыкающим досталось в первую очередь: сначала прочертили в воздухе свои дымные следы динамитные шашки (пять экземпляров), затем шарахнули из штуцеров егеря (минус четыре), а после этого стали исполнять «Похоронный марш» на своих тетивах Гафар со Спиридоном. К тому моменту, когда они успели снять ещё четверых, догорели, наконец, огнепроводные шнуры у динамита. Ох, и долбануло! Убило всего-то двоих французов, но остальные были контужены напрочь. Про лошадей и говорить нечего – просто взбесились. Поэтому мои пионеры из пистолетов сумели достать всего-то ещё одного, но лучники продолжали собирать свою кровавую жатву.

Шестеро «авангардистов» решили, разумеется, разобраться в случившемся. Зря. Егеря как раз успели перезарядить свои ружья…

Как ни странно, наиболее грамотно поступили не солдаты эскорта, а те, кто правил телегами: быстро спрыгнув с козел, они укрылись в кустах на противоположной стороне дороги, не забыв прихватить ружья.