Kitobni o'qish: «Собранный», sahifa 2
Уже лежавший под одеялом Герберт, не открывая глаз уточнил – Я имел ввиду, что поздний час для лекций, профессор.
Роттенхаус согласился с напарником и тоже улегся ко сну.
Разбудил профессора отчаянный крик аспиранта посреди ночи. Кромешная тьма, лампа не загоралась, но у исследователя был с собой запасной керосин. После того как была зажжена лампа учёный в секунду огляделся: палатка была приоткрыта, но из открывшегося прохода ничего не было видно. Рэдмонд осторожно выбрался наружу, не видя напарника он продвинулся в сторону раскопок, но вдруг споткнулся. Упавший Роттенхаус огляделся, оказывается он споткнулся об ещё живое тело Герберта. Ничего не оставалось, кроме как наблюдать за последними секундами жизни Харланда, который держался за окровавленный таз двумя руками, отхаркивая красную жижу себе на бороду он шептал:
– Я вытащил…хрк. Артефакт, а потом он в секунду ужался…поблек и высох, а из могилы…кхр кха… – после этих слов Герберт Харланд сделал глубокий вдох, закрыл глаза и расслабив тело замолчал навечно.
Ошеломленный Роттенхаус уложил тело мужчины спиной на землю и забегал глазами в поисках ответов, на ещё не сформулированные вопросы. Причина смерти была ясна – половина тазовой кости бедняги была вырвана вместе со всем, что её прикрывало. В темноте невозможно было определить, какой зверь мог сотворить такое. Побледневший оставшийся в живых ученый чувствовал нутром, что опасность, убившая аспиранта ещё рядом, но не знал, куда от неё деться.
Откуда-то раздался треск и Рэдмонд вскочил. Какое-то неизвестное чувство в сочетании со страхом повело его медленными в сторону могилы. Некоторые ограждающие колышки были вырваны, рядом лежал золотой крест, что раньше был в теле таинственного Хосе, той же формой и с теми же узорами, но даже в темноте было видно, что он выглядит иначе. Если бы металлический посох мог бы мумифицироваться, как человеческое тело, то именно так бы и было описано его состояние: крест стал значительно худее, покрылся какой-то коррозией и потемнел, многовековой артефакт будто прибавил тысячу лет к своему виду.
Профессор Роттенхаус не стал брать этот артефакт, а решил взглянуть в могилу. То, что произошло дальше он так и не осознал в полной мере, но картина этого действа отпечаталась в разуме мужчины на всю оставшуюся жизнь.
Взглянув вниз мужчина увидел бездну, из неё донесся резкий визг, скрежет и треск. Рэдмонд инстинктивно зажмурился и заткнул себе уши. В тот же миг его кто-то схватил за кисти и потянул руки вниз. Прикосновения неизвестного были ледяными настолько, что обжигали. Открывший от боли глаза даже в темноте отчетливо увидел перед собой жуткую фигуру, которая сжимала ему руки, держа свои же руки крестом. Это был полупрозрачный человеческий скелет, которого окутывала какая-то энергия, напоминающая синее пламя. Исследователь мог бы с уверенностью сказать, что сейчас он находится лицом к лицу к восставшему уже третий раз Хосе Федерико Рамос. Но у Рамоса не было лица, а седеющий за секунды Рэдмонд не мог говорить, он лишь вопил во всё горло.
Пальцы обоих начали слетаться вместе как путина, восставший мертвец начал напирать на ещё живого учёного, тот же в свою очередь пытался вырваться из хватки существа. Холодное пламя, окутавшее скелета, было отчетливо видно в темноте, но де освещала ничего вокруг, Роттенхаус не отводил глаз от пустых глазниц. Приложив большие усилия правая рука мужчины с жуткой болью освободилась, самообладание вернулось к профессору. Попытка отбежать от могилы к палатке не удалась, левая ладонь всё ещё была будто пришита к призрачному еретику. Чувствовалось, что скоро ему оторвет пальцы с мясом.
Профессор достал зажигалку из кармана, и поднес язык рыжего пламени к своей левой руке, которую в замке держит левая рука Хосе Рамоса. Пальцы начали отлипать один за одним, от мезинца до указательного. Большой же палец руки намертво примагнитился к полупрозрачной неизвестной материи, внутри которой по идее должен быть большой палец скелета.
Не чувствующий от адреналина адскую боль Рэдмонд хриплым голосом произнес:
– Я знаю, чего ты хочешь, но ещё я знаю, чего ты боишься!
После чего снял с пояса бутылек с керосином и метко бросил его в лампу, чья верхушка была видна в открытой палатке. После звона стекла ночлег экспедиции озарил округу желтой вспышкой, а затем превратился в большой костер. Призрак отступил назад, а профессор не оглядываясь побежал в сторону, откуда от прибыл в это гиблое место. Не смотря не молодой возраст Роттенхаус пробежал несколько километров, прежде чем выдохнувшись упасть на землю и взвыть от боли.
Взяв себя в руки, профессор использовал весь свой карманный набор медикаментов: Перевязал частично ладони бинтом и проглотил две таблетки аспирина, из-за которых чуть не подавился, поскольку флагу с водой потерял при бегстве. Каким-то чудом, боясь каждой ящерицы под ногами, учёный добрался до цивилизации. Поскольку вся экспедиция была не вполне законной, то он не стал делиться подробностями с кем-либо в Мурсии. Поделиться всеми жуткими мыслями, что хранил разум Рэдмонда, нужно было сначала с проверенным человеком, который может быть лишь на Британских Островах.
Через несколько недель на пороге дома в британском Ноттингеме загорелый и перебинтованный врачом старик с седыми усами, в котором еле узнавался профессор теологии Рэдмон Роттенхаус разговаривал с гладковыбритым мужчиной средних лет. Мужчина слушал путника с выпученными глазами и всё сильнее сжимал крестик в руке. Рэдмонд пересказал всё, что происходило в Испании и закончил упрёком к своему собеседнику:
– Мэтью Хант! Если бы ты не исчез прямо перед началом экспедиции, наш успех в подтверждении истории Хосе Федерико Рамоса не омрачился бы смертью идиота Герберта Харланда!
– Не нудно так орать. Я никуда не пропадал, в тот день на этот самый порог пришел Герберт и заявил, что экспедиция переносится. – спокойно парировал обвинения Хант – И почему это он идиот? Не будьте столь критичны к погибшему.
– По двум причинам – произносил профессор и не думая понижать тон – первая: потому что высвободил этого духа. Вторая, главная: потому что я сказал купить огнестойкую палатку, а эта палатка вспыхнула как факел! Мы рисковали каждый раз используя лампу!