Нация. Апокалипсис. Том третий

 
Когда я окажусь на свете том…
И встречу там войной убитых братьев:
– Ну, как страна? Как Родина? Как дом?
Впервые им захочется солгать мне.
Как павшим на полях большой войны
Сказать, что больше нетуже страны?..
 

Расул Гамзатов

Боже, верую! Помоги моему неверию.

Ф. М. Достоевский

Вячеслав Гришанов (род. 02 06. 1954) – поэт, писатель, художник.

© Гришанов В. И., 2023

Часть первая

Глава I

25 апреля 1993 года в России совершилось событие огромной исторической важности: состоялся референдум. Большинством голосов россияне выразили доверие президенту Борису Ельцину. Проще говоря, одобрили его социально-экономическую политику, направленную на сближение с Америкой и Европой.

Дружнее всех за доверие Ельцину ратовала либеральная российская интеллигенция. По-другому и быть не могло: желая насладиться европейскими ценностями, американской свободой и демократией, она готова была поддержать в этот день хоть самого дьявола. В этом вопросе её не останавливало ничто, даже то, что могло пойти во вред всему русскому народу, всей русской цивилизации.

Этого долгожданного триумфа русская интеллигенция добивалась от российского правительства более двухсот лет. И не просто добивалась, а всячески требовала, чтобы Россия повернулась лицом к Европе, принимая за основу многие её достижения, начиная от просветительской философии и заканчивая западной культурой, способной, как им казалось, не только пробуждать свободную общественную жизнь России, но и привести, как писал в своё время Чаадаев, «…к западной цивилизации, – великому семейству человеческого рода».

Особенно ратовали за это «семейство» русские писатели и философы, любившие Россию из «прекрасного далёко», – Германии, Австрии, Италии, Швейцарии, Британии и Парижа, где все как один были подвластны «вихрю удовольствий». «Вот уж пожили, так пожили, – говорили одни в своих письмах московским друзьям, – аж поднимается грудь, не то, что в России». – «В Европе, – говорили другие, – между святыми минутами отдыха, развлечениями с женщинами, водевилями и комедиями с куплетами, нам ничего не остаётся, как поминать Русь… а не то и в картишки перекидываемся».

Наслаждаясь европейской атмосферой, а также новейшей революционной литературой по социально-политическим, экономическим и философским вопросам, они радовались, что освобождаются хоть на время от России, от той тяжести русской истории, что она для них представляет, не только наделяя Россию новыми архетипами и мифами, но и населяя её новыми героями, которым были чужды святость, мораль, любовь, вера и истина. Делали они это не только для того, чтобы сказать, что у русского человека «деланье рук намного опережает понятие ума», но и затем, чтобы творчеством своим отменить в России все параллельные и независимые миры ценностей и понятий: выбирай, примыкай – кого хочешь и к кому хочешь; кто по душе натуре твоей! И никому за этот выбор ничего не будет.

Вот так, выстраивая новый гуманный Пантеон, русские интеллигенты «ради красного словца не жалели родного отца». И всё ради того, чтобы подсказать на примере цивилизованной Европы, как жить русскому человеку в стране, где всё непонятно, где всё не так, как должно быть на самом деле. Им страсть как хотелось применить свой западноевропейский выпестованный ум в России, где, как они говорили, нет ни ценностей, ни цивилизации, одно варварство. И эти слова говорила не «чернь тупая», а мыслящие творцы, которым было уготовано назначение высокое.

Ум творческой интеллигенции, конечно, отличался от ума простых людей, от обычного здравого смысла, но зачем же было так отрываться от Целого (в особость отдельного существования), ведь Истины должны быть дороже всяких соблазнов и прихотей человеческих? Другое дело, знали ли они про эти Истины? Понимали ли они их? Ответ на этот вопрос будет коротким: да, понимали! Как понимали и то, что такое Европа на самом деле, какие методы и орудия она использовала и использует для своих целей, впадая не только в страсти, но и устанавливая свои правила, касающиеся так называемой демократии и свободы, при которых человек приобретает не только болезненное состояние, но и неспособность контролировать своё сознание. Но ничто их в этом не смущало: Россия как была, так и оставалась для них «гасительницей света и свободы», где жить счастливо и умно, по их мнению, было невозможно.

Подобное мировоззрение, было крайне чуждо русскому правительству. Приводя в пример римских императоров Флавия Валентиниана и Лициниана Лициния, утверждавших, что образование есть яд и бич всякого государства, высшие должностные лица России явно не желали западного просветительства. «Без него, – говорили они, – народы России веками жили примерно и честно, пользуясь лишь добродетелью, которая выступала не только как символ духа, но и как высшей идеей, в отличие от западного потребления и разврата, что были свойственны им всегда». Они говорили честно и открыто, что не надо бежать России вприпрыжку, задыхаясь (ибо огромна страна) за ранними цивилизациями Европы, не нужно копировать их «безобидную» свободу и демократию, а нужно тихо вслушиваться в свою особую суть мирового Духа, чтобы не лишиться Бога. Ибо, лишившись Его, мы утратим не только духовные силы, но и цель, и смысл национального существования. Мы перестанем быть русскими. Да, говорили они, нам нужно выходить в «мировую ширь», но без уничижения русской черты, без разгула и анархии, к чему так сильно подталкивает нас Запад и иже с ними. Всякое их образование и просветительство есть не что иное, как развратительство, и ничего хорошего, кроме вреда, России они не принесут. С кого мы должны брать пример: с Америки или Англии, что ли? С этих колонизаторов в пробковых шлемах, что торговали веками неграми? Или с Германии, Италии или Испании, что топили миллионы людей в крови религиозных войн? А может, они хотят, чтобы мы взяли на вооружение то бесчеловечное насилие, которое проявилось при установлении гражданских и политических свобод во Франции во время Великой французской революции 1789–1794 годов, ликвидировавшей абсолютизм? Но вряд ли это возможно, поскольку все эти страны представляют ужасное зрелище духовной немощи. Неужели нас не учит ничему тот опыт, что мы приобрели в процессе исторических событий, сотрудничая с Европой, сражаясь за европейские ценности и интересы?^[1]

И какую благодарность за это получили? Какие уроки истории извлекли для себя? Мы как были для них враждебными, так и остаёмся. Никакие уроки истории европейцев не вразумляют. На каждом углу они кричат на все лады, что Россия завоевательное государство и что оно угрожает спокойствию и независимости Европы, – это одно обвинение. Другое обвинение состоит в том, что якобы Россия враждебна прогрессу, свободе и демократии. Что это не так, их не переубедишь. Да и стоит ли? Во всяком случае, хорошо зная европейцев, русские промышленники и фабриканты, поддерживая правительство, умело цитировали с трибун старинную пословицу: «Если и есть ад на земле, то Европа возведена на его сводах».

Менее состоятельные люди тоже не молчали: «Не хотим, чтобы философами были те, кто нам служить должен, – говорили они в один голос, – поскольку, кроме вреда, они ничего не дадут людям, ибо душа человеческая не способна извлечь пользу из всех их поучений, оформлений и форм, которые если не сеют блага, то сеют зло».

Своей философией они сделают людей порочными и дикими, презирающими общие верования и законы, неспособными заниматься трудовой деятельностью и безропотно принимающими оскорбления. Мы привыкли жить просто и откровенно, придерживаясь своих коренных заветов. В правильности своей жизни мы уж как-нибудь сами разберёмся в своей стране.

Историки тоже не хотели остаться в стороне, предупреждая, что Рим пал только потому, что в нём распространилось развращение…

Не остались в стороне и святые отцы русской православной церкви, которые дружно говорили: «Берегитесь, братия, просвещения западного, ибо через него образуется худой навык».

Но были и такие люди, кто категорически не согласен был с таким доводами, приводя в пример отдельные государства, которые добились больших успехов благодаря учёности и образованности.

Но желать – это одно, а делать – другое! Как достичь уровня образованности и просвещённости народа, чтобы и государству было хорошо, и народ меньше философствовал и не собирал разрозненных людей в сообщества, подрывающие устои государства, никто не знал. Как не знал никто и то, какой может отозваться катастрофой для русского мира заимствование европейских ценностей, идей и их логики миропонимания.

Глава II

Прошло два с половиной года с того момента, как было констатировано соглашение о прекращении существования СССР как «субъекта международного права и геополитической реальности». Удаляясь всё дальше и дальше от союзного государства, созданного на протяжении десятилетий нашими отцами и дедами, руководство России последовательно, шаг за шагом, сдавало национальные интересы в пользу западных ценностей. Всё это напоминало большую людскую драму в эсхиловском или шекспировском духе, в которой невольно прослеживались не только преступные действия реформ Горбачёва и Ельцина – этих единоутробных братьев-романтиков, вышедших из чрева коммунистической партии, но и «совершенное умственное оцепенение народа», которому было всё равно, что делают два безграмотных дилетанта с их страной.

Вместо того чтобы проявить мудрость и организовать жизнь общества должным образом, дружно продолжая строить свой дом, наводя порядок там, где это нужно, эти горе-коммунисты решили «угодить» Западу, «пригласив» специально обученных людей из Америки для демонтажа, как они выражались, «казарменного социализма», внедряя взамен капитализм, с помощью которого, как они говорили, страна заживёт по-новому; где каждый сможет из плодов мировой цивилизации приготовить себе с избытком райские напитки и кушанья.

Шло время, но все надежды на западных «авгуров и оракулов» рушились – страна лишь разграблялась, начиная с демонтажа ядерного паритета и заканчивая сдачей в металлолом бесчисленного количества заводов, фабрик и всего остального, что давало всем народам великого государства не только благополучие и счастье, но и надежду на будущее. Либералы, впитавшие в себя очень многое из англосаксонской цивилизации, уничтожали не только прошлое русского народа, но и настоящее. Более того, они всячески пытались внести в российское общество свои индоктринированные догматы, а проще говоря, свои правила и учения, чтобы российский народ опустился на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации, убивая в себе всё человеческое, всё, что связано с духовно-нравственными понятиями. И им это удалось.

Такого «внимания» к России со стороны Запада никто не ожидал. Тем более что такая «архитектура» не отвечала истинным потребностям российского человека, поскольку в ней не было ни горбачёвского социализма, ни ельцинского капитализма. Зато было что-то другое, похожее на «исчадие ада», на то, что разрушало организацию всего русского народа: государственное управление, экономику, образование, медицину – всё то, что было создано с неимоверным трудом.

Сидя в уютных кабинетах, эти люди, словно алчные черви, пожирали плоды труда многих поколений людей. Отмена ограничения во внешней торговле (ограничения, которые прикрывали от обвала внутренний рынок страны) полностью нарушила паритет цен на продовольствие и товары народного потребления по отношению к внешнему рынку. Вывозить за рубеж можно было всё: продовольствие, сырьё, электронику, энергию, продукцию химической промышленности и т. д. В стране не было такого «продукта», который бы нельзя было вывести. И вывозили. Высасывая из страны, словно мощным пылесосом, все материальные ценности, вплоть до алюминиевых ложек и вилок на переплавку. Полки продовольственных и промтоварных магазинов опустели полностью. В результате такой государственной политики на одном полюсе накапливалось и создавалось богатство, на другом – нищета. Вчерашних руководителей крайкомов, обкомов и горкомов, ставших иностранцами в собственном отечестве, уже ничто не останавливало. В свойственной им манере (только теперь уже по указке западных «специалистов») они быстро научились перешагивать через бедных, больных и обездоленных, не испытывая при этом не только угрызений совести, но и забыв про существование моральных и нравственных принципов, коими жив русский человек, коими сами руководствовались многие годы, сидя в тёплых кабинетах. Объявив себя главными и единственными носителями человеческих ценностей на всём российском пространстве, они заявили, что великий и могучий Советский Союз весь изъеден тоталитарной ржавчиной, его легче распилить на части и сдать в металлолом, а на его месте построить свободную, демократическую Россию с рыночной экономикой, где они будут хозяевами. «Только мы, “новые русские”, – громогласно говорили они, – сможем научить горемычный российский народ правде жизни и сказать, кто ему враг, а кто ему друг».

В поддержку своих соратников по коммунистической партии, смотрящих в сторону Запада, «ярко» выступил президент Ельцин, правда, произошло это не в России, а в Америке, на совместном заседании палат Конгресса США, где он чётко сказал: «Мир может вздохнуть спокойно. Коммунистический идол, который сеял повсюду на земле социальную рознь, вражду и беспримерную жестокость, который наводил страх на человеческое сообщество, рухнул. Рухнул навсегда… многое пережито, многое переосмыслено, и я здесь для того, чтобы заверить вас: на нашей земле мы не дадим ему воскреснуть. Господи, благослови Америку!..»^[2] За эту речь Ельцину хлопала не только вся Америка, но и многие бывшие коммунисты в России, те, кто вместе с ним публично рвал свои партийные билеты… Но особенно радовались этой речи те люди, кого Ельцин приблизил к себе. Кого наделил не только властью, но и внушил им мысль, что они есть душа и сердце России. Что они есть сама Россия.

Такое лицемерие со стороны подданных «помогло» Ельцину исповедовать свободные взгляды, которые уже не признавали ни преемственности, ни эволюционности политических и экономических событий, ни ответственности перед страной. Зато такая быстрая перековка Ельцина на капиталистический лад не осталась незамеченной многими руководителями западных стран.

«Что меня поразило в Ельцине больше всего, – сказала однажды премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер, – так это то, что Ельцин, в отличие от Горбачёва, освободился не только от коммунистического мышления, но и от языка».

Поверив в свою исключительную непогрешимость, а также в судьбоносность, Ельцин, подобно многим классическим сюжетам, пошёл ещё дальше прототипа народного героя Фауста, дав ему новую интерпретацию. Покаявшись перед всем американским народом за прошлое своей страны, за тот «политический и экономический хаос, что существовал в ней многие десятилетия», он открыто «благословил Америку» на новые мирские удовольствия, не вполне осознавая, что выносит приговор всему русскому народу – народу откровений и вдохновений, народу, который легко впадает в крайности, превратив его не только в панургово стадо^[3], но и избавив в один миг от всех законов морали и нравственности мироздания с присвоением статуса «Умный дурак»^[4].

При взгляде на происходящее возникало множество вопросов: как такой человек вообще мог прийти к власти и стать символом обновляющейся России, если он не обладал элементарными знаниями развития общества, не воспринимал её сердцем, не видел её драгоценную самобытность и неповторимое своеобразие? Как такой человек мог стать правителем России, если он был порождён не только ложной структурой сознания, но и ложной иерархией ценностей? Не созерцал Россию, не принимал её как одну из главных заветных святынь своей личной жизни? Вопросы, вопросы, вопросы… и сколько бы их ни было, ясно было одно: к власти пришёл случайный человек, в котором не было ничего святого, что могло бы возвысить Россию, сделав её великой державой.

Могло ли такое присниться нашим предкам, собиравшим землю русскую по крупицам, по маленьким корешочкам, чтобы это «древо жизни» не только росло, но и плодоносило, радуя душу русского человека земными явлениями: правдой, верой и, красотой? Хочется привести слова, которые часто повторяют люди, но не принимают во внимание: «Молодые строптивы, без послушания и уважения к старшим. Истину отбросили, обычаев не признают. Никто их не понимает, и они не хотят, чтобы их понимали. Мало того, что учатся с грехом пополам, так ещё обладают способностью напрочь забывать то, что когда-то имели». Так гласит высеченная из базальта – твёрдого как алмаз природного камня – одна из сакральных триад, найденных в фараоновских гробницах, которым более трёх с половиной тысяч лет.

Не этим ли всё сказано о природе и сущности людей?

Чтобы ответить на этот непростой вопрос, нужны, видимо, какие-то особые знания о человеке, познания в области добра и зла. В том числе и те, что связаны с понятием «судьба».

Многие древние народы, особенно индоевропейские, а также дальневосточные, считали, что судьба – это понятие общее, а потому предопределена для всех народов без исключения. Они считали, что судьба является следствием действий, страстей и характеров. По этой триаде судьбы прокладывают путь того или иного народа, того или иного человека. Более того, древние мудрецы утверждали, что любой человек, любое общество – это некий сосуд, который наполняется по мере наших плохих поступков. Когда предел доходит до 90 процентов наполненности сосуда, происходят трагические события. Спастись можно только через раскаяние, через признание своих ошибок. В христианстве это называется «замаливанием грехов». Если этого не происходит, то действуют уже другие – дьявольские силы, направленные на разрушение всего того, что достигнуто человеком или обществом. И это не просто слова: дьявольское начало имеет в жизни человеческого рода свою историю, которая зародилась, как бы это странно ни звучало, в недрах искусства и философии. Иван Ильин писал: «Искусство стало воображать и изображать его, а философия занялась его теоритическим оправданием, дьявол, конечно, “не удался”, потому что человеческое воображение не способно вместить его, но в литературе, в музыке, в живописи началась культура “демонизма”».

С начала XIX века Европа увлекается созданием антибожественных образов, появляется демонизм сомнения, отрицания, гордости, бунта, разочарования, горечи, тоски, презрения, эгоизма и даже скуки. Поэты изображают Прометея, Денницу, Каина, Дон-Жуана, Мефистофеля. Байрон, Гёте, Шиллер и другие поэты развёртывают целую галерею «демонов и дьяволов». Причём все они «умны», «образованны», «остроумны» и «обаятельны». Слушая их, люди готовы к чему угодно, в том числе и к «высшей революционности».

Глубоко изучая этот человеческий феномен, Достоевский увидел за этим пропасть, которая может привести общество к катастрофе: «Если человек и создал дьявола, то он создал его по своему образу и подобию». «Мученик познания, Фридрих Ницше, один из тех, кто подошёл к этой пропасти, пленился ею и возвеличил её. Всю совокупность религиозных предметов (Бога, душу, добродетель, грех потусторонний мир, истину, вечную жизнь) он обозначает как «груду лжи, рождённую из дурных инстинктов натурами больными и в глубочайшем смысле вредными». «Христианское понятие Бога» есть для него «одно из растленнейших понятий, созданных на земле». Всё христианское есть в его глазах лишь «грубая басня о чудотворце и спасителе», а христианство – «партия забракованных ничтожеств и идиотов». То, что он превозносит, есть цинизм, бесстыдство, «высшее, что может быть достигнуто на земле». Он взывает «к зверю в человеке, к верховному животному», которое надо во что бы то ни стало разнуздать. Он требует «дикого человека», «злого человека», «с радостным брюхом». Его пленяет всё жестокое, неприкрыто звериное, преступное. «Величие есть только там, где есть великое преступление». «В каждом из нас утверждается варвар и дикий зверь». Всё, что зиждет в жизни людей – идеи «вины, наказания, справедливости, честности, свободы, любви и т. п.», – должно быть вообще изъято из существования. «Вперёд же! – восклицает он, – богохульники, противники морали, всевозможные беспочвенники, артисты, евреи, игроки – все отвергнутые слои общества!» И нет для него большей радости, как видеть «уничтожение лучших людей и следить, как они шаг за шагом идут к погибели». «Я знаю мой жребий, – пишет он, – однажды с моим именем будет сопряжено воспоминание о чём-то чудовищном, о кризисе, какого никогда ещё не было на земле, о глубочайшем совестном конфликте, о приговоре, вызванном против всего, во что дотоле верили, чего требовали, что свято чтили. Я не человек, я – динамит».

Но всякое ли признание может спасти то или иное государство от подобной теории? Тем более тогда, когда хочется не развивать свою страну, не жить своим, что называется умом, а покоряться, быть слугой в руках какого-то властителя, а проще говоря – барина, обрекая народ и государство на вассальную зависимость.

Лучший ответ на этот вопрос может подсказать только причинно-следственная связь – связь между действием и наступившими последствиями, которые, как правило, никогда не заставят себя долго ждать. Ибо неограниченная власть над миром одной сверхдержавы предполагает на практике не только «одного центра власти, одного центра силы и одного центра принятия решений», но и тотальную роль в абсолютном управлении однополярным миром, где главными инструментами являются многие факторы, начиная от самой сильной армии до идеологии национальной исключительности. От доминирующей роли сама сверхдержава отказаться не может ни при каких условиях, если только не подвергнуть её внешнему и внутреннему разрушению.