Kitobni o'qish: «Холодно в небесах»

* * *

В страданиях мудреет человечество.

Невидение ведет его к испытаниям и мукам; в мучениях душа очищается и прозревает; прозревшему взору дается источник мудрости – очевидность.

И. Ильин

1. Советник

– Господин Вэл, снова выродок, – произнес человек в прозрачной, плотно прилегающей к телу одежде, напоминающей кожу. Это был Зиги, много лет работавший осведомителем Главного управляющего, сохранивший юношескую гибкость и свежесть лица, несмотря на свои шестьдесят два года.

Господин сегодня был несколько безразличен и от меланхолического состояния души вяло ковырял вилкой в паштете. Зиги подумал, что управляющий больше обычного пробыл на земле, разбираясь с последними происшествиями, и оттого не может сконцентрироваться.

– Что вы сказали, Зиги? – рассеянно спросил господин Вэл и отодвинул вазочку, ударив ею по кубку, явно не рассчитав силу движения руки. Раздался неприятный смешанный звон стекла и металла.

– Бил, сын Корнов из двадцать восьмого энгла, не поддается гармонизации. Вчера он закончил последний этап, а сегодня снова пробил экран.

– И что он сотворил на этот раз? – понемногу приходя в себя, поинтересовался управляющий.

Зиги переступил с ноги на ногу, потом, опустив глаза, негромко произнес:

– Трассу для гонок.

– Ну, на этот раз ничего страшного, – с облегчением выдохнул господин Вэл.

– Я бы не сказал… Трасса пролегла по пятнадцати энглам… мы лишились полутора тысяч человек.

Господин Вэл побагровел, вены на висках и шее набухли, брови сошлись. Его красивое лицо сделалось страшным. Усилием воли он подавил в себе приступ ярости, лишь оперся руками о стол и голосом, подобным холодному металлу, проговорил:

– Сюда его, на допрос. Изолировать прежде!

Зиги молча и с достоинством удалился: ему давно хотелось применить к мальчишке высшую меру – сослать куда подальше. Быстрым шагом он преодолел огромный холл, вошел в лифт и спустился на землю. Машина ждала у дверей. Зиги не терпел несоответствия: прозрачный костюм идеально сочетался с флюоресцирующим корпусом автомобиля, а лимонные туфли – с кожаным салоном того же цвета. В этом вопросе советник был педантом настолько, что до сих пор жил один: идеально соответствующей ему женщины так и не нашлось. Хотя, конечно, были желающие и даже желанные, но полного совпадения не случилось. По этой же причине Зиги освободили от контроля за рождаемостью людей: получить его одобрение на сближение было практически невозможно. В каждой паре он находил убедительные несовпадения, за которыми следовали предполагаемые угрозы будущему союзу и рекомендации продолжить поиски более подходящих партнеров. За пять лет такого пристального контроля рождаемость снизилась настолько, что после отставки Зиги ее целый год вообще никто не контролировал. И, несмотря на это, людей было недостаточно даже сейчас, спустя три года.

Тем ужаснее представлялись последствия поступка Била.

– Куда вас доставить? – робко поинтересовался водитель, максимально сочетающийся не только с обивкой салона, но и с панелью управления благодаря форменному костюму бледно-лимонного цвета в тонкую голубую полоску.

– Двадцать восьмой энгл, – мелодично ответил Зиги и повернул перстень с огромным прозрачным камнем вокруг пальца левой руки.

Машина бесшумно покатила по идеально гладкой дороге. Скоростным средствам передвижения советник предпочитал ретромобиль на электрическом приводе. Это добавляло его персоне дополнительную оригинальность и порождало самые разные оценки окружающих: от снисходительного приятия до едких насмешек. Зиги реагировал ровно во всех случаях, обдавая холодным безразличием каждого, кто косо смотрел или ехидно высказывался у него за спиной. Советника упрекали в излишней самобытности и чуть ли не в измене общественным стандартам, называя ренегатством даже то, что Зиги имел персонального водителя в то время, как все везде управлялось дистанционно и двигалось по строго заданным траекториям.

А советнику нравился лес, попасть в который по строго заданным траекториям было нельзя, однако на собственной машине с водителем – можно. Кроме того, можно было внезапно оказаться в нужном месте, обходя систему оповещения приближения статусного лица. Зиги любил подкрадываться незаметно и получать информацию непосредственно из личных наблюдений, а не из достоверных источников.

– Как обычно, через лес? – вполголоса произнес водитель, бросив взгляд в зеркало заднего вида и едва заметно улыбнувшись.

– Разумеется, – не без достоинства ответил Зиги.

Он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Так лучше думалось. А подумать советнику было о чем. Вернее, о ком. По вине этого выродка три года назад он лишился возможности смены статуса. Третий уровень влияния был у него практически в кармане, оставалось только протестировать одобренную им новую систему безопасности.

Испытание было решено провести в двух энглах: двадцать седьмом и двадцать восьмом. Зиги с удовольствием исключил бы из эксперимента последний именно потому, что там жил Бил Корн, но тогда его могли заподозрить в предвзятости, и доказывать эффективность системы пришлось бы долго. Зиги торопился. Это был его последний шанс: после шестидесяти статус изменить было нельзя. Он знал, что проект требовал доработки, что необходимо было еще немного времени, но при благоприятных стечениях обстоятельств все могло получиться. И Зиги рискнул.

Суть проекта заключалась в следующем: население энглов подвергалось длительному, умеренной интенсивности психогенотропному облучению, в результате которого люди навсегда лишались случайной возможности произвести на свет выродков, а существующие выродки теряли свои неуправляемые способности.

В энглах, выбранных для испытаний, на тот момент обитали два избыточно активных выродка: некто Мартин двадцати пяти лет и пятнадцатилетний Бил. Оба они представляли реальную угрозу всему сообществу – их желания материализовывались, и поглощающий экран от них не спасал. И с ними не удавалось договориться, как с другими выродками, они не хотели покидать энглы по собственной воле. По крайней мере, так обстояли дела с Мартином. Когда ему предложили переместиться в зону влияния и получить статус, он рассмеялся и ответил, что предпочел бы увидеть небожителей в гробах или на худой конец в испепеляющей камере, которая, собственно, от гроба отличалась только способом уничтожения плоти, чем быть у них в услужении.

Била нельзя было наделять статусом до совершеннолетия, да и особых проблем к тому времени его способности думать и хотеть еще не вызывали. Пару раз, правда, он причинил беспокойство управлению. Когда ему исполнилось тринадцать лет, сразу в десяти соседних с ним энглах жители начали проявлять мозговую активность, потому что Билу очень сильно захотелось поговорить с «умными» людьми. Ситуацию, впрочем, быстро уладили простым усилением воздействующих волн, не дав ей выйти за пределы пострадавших территорий. Билу тогда тоже помогли на какое-то время успокоиться и ненадолго даже забыть о том, что он отличается от остальных. Однако через год Бил снова взялся за свое. На этот раз его желание было столь сильным, что пробило защитный экран и материализовалось сразу в обеих обителях: земной и небесной. Разрушения сочли вполне устранимыми и Била наказали умеренно – два месяца гармонизации, что означало принудительную изоляцию с подавлением сознания до принятого уровня лояльности. Что представлял из себя принятый уровень лояльности, знал в точности только Зиги, поскольку стандарты были разработаны им лично.

Накануне испытаний Зиги посетил отобранные энглы: ничто не предвещало неприятностей. И все же он лично говорил с Мартином и Билом, интересовался, все ли у них хорошо и нет ли каких нереализованных желаний. Все было хорошо. На следующее утро матрицу воздействующих волн изменили, и группа экспертов занялась обработкой поступающей из двадцать седьмого и двадцать восьмого энглов информации. Проект был рассчитан на десять месяцев – именно такое количество времени казалось достаточным для получения достоверных результатов. По окончании измерений планировалось снять показания мозговой и сенсорно-биологической активности у двух видов новорожденных: тех, кого донашивали в интенсивно облучаемый период, и тех, кто был зачат во время него. Зиги предпочитал действовать наверняка, а потому, скрепя сердце, закрыв глаза на целый ряд несоответствий, подтолкнул пару нерешительных молодых людей к сближению и в нужный момент активировал их потребность в совокуплении. Через месяц после начала эксперимента контрольные образцы дали положительный результат теста на беременность.

Процесс шел по разработанному плану.

Зиги в предвкушении близкого успеха даже помолодел как будто: стал чаще улыбаться, красить волосы и менять костюм четыре раза в день. Все отмечали в нем повышенную толерантность к разного рода диссонирующим обстоятельствам, а особенно оптимистичные натуры даже делали предположения, что советник в скором времени станет «как все нормальные люди».

За месяц до окончания эксперимента в его адрес начали поступать робкие поздравления, и тесный круг приятелей заметно расширился: многие стремились заручиться его расположением и создать некоторые возможности для себя рядом с лицом будущего высокого статуса.

– Конечно, человек такого качества, как господин Зиги, достоин иметь третий уровень влияния, – рассуждал некто в пассаже главного управляющего, прогуливаясь за спиной советника дней за десять до ожидаемого успеха.

– О да, – поддержал его некто другой, нарочно говоря громко, чтобы его голос точно узнали.

Подобные высказывания Зиги слышал нередко, но особенного значения им не придавал, хотя его эго в те дни было удовлетворено как никогда. А за неделю до окончания эксперимента Бил пробил защитный экран. Результаты проекта обнулили, и Зиги навсегда лишился возможности повысить свой статус и стать «как все нормальные люди».

Провал советник принял с достоинством, которому нельзя было не позавидовать и которое нельзя было не оценить. Зная, насколько честолюбив помощник, главный управляющий какое-то время пристально за ним наблюдал, боясь, как бы чего не вышло. Но не вышло ровным счетом ничего: Зиги был безупречен и щепетилен во всем, как раньше. Он вовремя приезжал на службу, исполнял любое распоряжение с мгновенной готовностью, но не спеша, предугадывал малейшее желание своего патрона. Другими словами, он был эффективен и эффектен во всем. Он был глазами, ушами, руками господина Вэла и его вторым мозгом.

Дорога в двадцать восьмой энгл была проложена по Лиственному лесу – так называлась восстановленная березовая роща, перемежающаяся многовековыми дубравами. Зиги очень любил эти места и не упускал ни одной возможности проехаться здесь. Сегодня ему захотелось свернуть на старую дорогу, которой, кроме него, никто не пользовался уже лет сто. От некогда асфальтированного покрытия практически ничего не осталось, кое-где проросла трава, довольно высокая, скребущая днище машины с характерным соломенным звуком, в котором Зиги находил сейчас полное совпадение с мыслями, тревожащими его.

– Сверни на древнюю, – ласково попросил он водителя.

Тот молча вывернул руль влево и метров триста ехал между стволами берез, пока машина не выровнялась на твердой поверхности старой колеи. Время в пути сразу увеличилось на час.

Солнце растекалось множеством светлых пятен на полянах Лиственного леса, делая его похожим на желтого леопарда. Зиги опустил стекло и высунулся из окна автомобиля. Свежий воздух заполнил легкие кислородом. Дышать стало приятнее, а думать – тяжелее. Ему захотелось выйти, и он приказал остановиться. Водитель откинулся на спинку сиденья и, повернув голову, незаметно наблюдал за советником. Зиги долго прохаживался по поляне, иногда останавливаясь на полушаге, и, замирая, смотрел в одну точку.

Солнце садилось ниже, косые лучи приятно грели, водитель не заметил, как заснул. Ему привиделся чудесный сон, в котором он все еще был со своей семьей – с женой Катей, доброй простой женщиной, и с дочерьми-близняшками – Олей и Верой. Вот они вместе сидят за столом и пьют черный чай с абрикосовым вареньем. Катя смеется над выпачканными лицами девочек, потом берет салфетку и вытирает их. Оля вскакивает с места и бежит к нему, бросается на шею, обнимает. Вслед за ней то же самое делает Вера. «Дэн, – говорит жена, – не позволяй им садиться тебе на шею!» А у самой – смеющиеся глаза и губы, чуть вытянутые улыбкой. Дэну очень хорошо, он счастлив. Но что-то в глубине души вызывает тревогу. Дэн пытается понять, что не так, и не может. Вдруг ему становится трудно дышать, он освобождается из рук девочек, но удушье только усиливается. Дэн задыхается, машет руками и просыпается.

– Заставь эту машину ехать! – крикнул прямо в ухо сидящий за ним и сильно сжимающий огромными ручищами его шею.

Дэн чуть не умер от страха. Он едва взглянул в зеркало и испугался еще сильнее: за его спиной сидел выродок – синий цвет глаз подтверждал это. На улице смеркалось – безопасное для передвижений время заканчивалось. Нужно было срочно возвращаться на виллу. Дэн растерянно смотрел по сторонам: советника нигде не было видно.

– Чт-то т-тебе н-надо? – проговорил он, заикаясь.

Пальцы, сдавливающие его шею, слегка ослабили хватку.

– Вези меня на виллу Вэла. Немедленно!

Дэн собрал все свое мужество, чтобы ответить:

– Я не могу этого сделать, мне нужно дождаться господина Зиги.

Выродок громко и надсадно рассмеялся:

– Я вместо него. Сегодня я твой господин, поезжай сейчас же! – раздраженно сказал он и надавил пальцами на кадык Дэна.

Дэн задыхался, но двигатель запускать не торопился. В тот самый момент, когда водителю пришла в голову мысль, что он, возможно, живет последние минуты, задняя дверь открылась и в машину сел Зиги. Шею Дэна освободили, и он, откашливаясь, начал дышать.

– В изолятор! – коротко бросил советник водителю. – А ты сиди тихо, – прошипел он сквозь зубы, не спуская взгляд с выродка.

2. Вэл

В ближайшем окружении Вэл считался управляющим выдающимся: он был потомственным небожителем в пятом поколении, но добровольно прошел стерилизацию перед тем, как получить высший статус. Детей у него не было, а значит, у других не было опасений после его ухода получить осложнения в виде легальных претензий потомков на часть неба, которое было домом двум тысячам человек, сохранившим рассудок в неприкосновенности. Два миллиона живущих внизу давно превратились в легко управляемую массу безвольных существ, с человеком имеющих лишь внешнее видовое сходство.

Мысли Вэла были тяжелы. После ухода Зиги он так и не двинулся с места, сидел, вперив взгляд в одну точку. Трасса, по желанию Била лишившая сообщество полутора тысяч рабочих рук, уничтожила пятнадцать энглов. Ева жила недалеко от Корнов, скорее всего, ее уже тоже нет в живых. Эта мысль выжигала Вэлу душу и призывала управляющего пойти на крайние меры в отношении выродка. Семнадцатилетняя Ева была его единственной дочерью, которую он умело скрывал все эти годы. Она родилась за месяц до его назначения, и стерилизация – мера необязательная, но эффектная – стала весомым аргументом в его пользу на выборах: у двух других кандидатов на высший статус были дети…

На пути к цели Вэл не раз пренебрегал правилами и нарушал законы, уверенно проходя все возможные проверки и умело обманывая самые совершенные системы распознавания лжи. В этом ему не было равных. И сейчас он судорожно прикидывал в голове, сколько времени у него есть на то, чтобы до допроса успеть наведаться в двадцать пятый энгл. На всякий случай он все же решил подстраховаться и вызвал дубликата, клона-помощника, которого всегда оставлял вместо себя, если нужно было скрыть свое отсутствие.

Двадцать пятого энгла не было. Как не было больше десятого, пятнадцатого, двадцать шестого и еще одиннадцати других. Но другие мало занимали управляющего, он стоял на обочине великолепной дороги, сверкающей голубым покрытием, там, где когда-то был домик Евы. Теперь не было ни домика, ни темноволосой красавицы с синими, как у него, глазами. Вэл заплакал, но сразу же овладел чувствами и сильно сжал кулаки. Теперь, когда не стало Евы, руки его были развязаны. «Убью!» – проговорил он и уверенным шагом направился к лифту, поднимающему в небеса.

Он ворвался в здание Сената, полный злобной решительности рассчитаться с Билом и навсегда покончить со всеми выродками. Двери коридоров сами распахивались перед ним, словно боялись быть сорванными с петель. Вэл в этот момент являл собой зрелище ужасающее, но в то же время притягательное, как все великое и страшное. Он готов был пойти до конца в своих намерениях, вплоть до применения чрезвычайных мер.

– Я беру на себя исключительные полномочия! – прогремел он, едва войдя в зал заседаний.

Присутствовавшие здесь небожители разных статусов разом замолчали и как будто окаменели: исключительные полномочия давали Вэлу возможность семь дней обходиться без согласования своих действий с сенаторами. В Уставе Сообщества механизм применения крайних мер был прописан на случай межгалактической войны и реальной угрозы вымирания человечества. На практике такими полномочиями только однажды воспользовался первый Главный управляющий высшего статуса, Оссур, когда пришел к власти, подавив восстание народа и уничтожив сотни тысяч повстанцев. Было это сто пятьдесят лет назад. С тех пор никому в голову не приходило, что подобные меры могут быть применены снова: небожители выучили урок, усовершенствовав систему управления и стерев память о произошедшем у оставшихся двух миллионов.

Исключительные права влекли за собой исключительную ответственность: все, происходящее в течение семи дней, становилось пожизненной заслугой или виной с высшей мерой наказания, вплоть до испепеляющей камеры. Исход срока исключительных полномочий определят сенаторы, и тогда жизнь Вэла будет вверена им без остатка, а голос его ничего не будет стоить, пока девять членов Сената не вынесут вердикт. Но отказать носителю высшего статуса влияния взять на себя исключительные полномочия по закону было нельзя.

Минуту гробовой тишины прервал ропот, донесшийся с трибун. Сенаторы со страхом и ужасом смотрели на Вэла.

– Можем ли мы узнать причину введения крайних мер? – робко спросил сенатор Фрэн.

Вэл мог проигнорировать вопрос, но сенатор был намного старше и всегда пользовался его уважением.

– Нам необходимо раз и навсегда покончить с выродками. Сейчас их неконтролируемая активность представляет угрозу существованию человека как вида. Я не вижу иного выхода, как прибегнуть к исключительным полномочиям, чтобы применить к выродкам меры физического воздействия.

– Где доказательства того, что такая угроза реальна? – выкрикнуло сразу несколько голосов с трибун.

– Я не обязан представлять доказательства! – возмутился Вэл. – Но я готов ответить на любые вопросы Сената, потому что намерен действовать сообща ради общего блага. Советник Зиги, доложите о происшествии.

Зиги говорил недолго, но убедительно. Он был возбужден больше обычного, что в сложившейся ситуации казалось естественным. Вэл пристально наблюдал за ним. Что-то в поведении советника его настораживало: на левой ноге, у щиколотки, ткань костюма была повреждена, и сквозь дырку виднелась ссадина. Избавиться от пореза и сменить костюм – десятиминутное дело. Значит, у советника не было этого времени. И откуда вообще мог взяться порез? Каждому известна крайняя осторожность и предусмотрительность Зиги, а о его брезгливости ко всякого рода изъянам, несоответствиям и нарушениям целостности образа ходили анекдоты. Появиться в Сенате в таком, мягко говоря, неидеальном обличье – причина у советника должна была быть весомая. Вэлу очень хотелось узнать ее.

Слова советника произвели на сенаторов должное впечатление, особенно убедительным аргументом было число жертв гоночной трассы. В немалой степени единогласному решению предоставить Вэлу исключительные полномочия послужила и его готовность сотрудничать с Сенатом, членам которого давно хотелось выйти за пределы ограниченных инструкциями возможностей. Трибуны ожили, воодушевленные голоса звучали со всех рядов, то и дело слышалось: «Пора навести порядок на дне!», «Покончим с выродками!» и даже «Насилие – на голосование!».

– Прекрасно, – заключил Вэл. – Рад, что мы все осознаем угрозу и готовы действовать сообща. Определяю первую задачу: необходимо найти Била Корна и доставить его сюда. Пока без применения насилия. Кто готов взяться за исполнение?

Несколько человек встали со своих мест и выразили готовность немедля отправиться «на дно», чтобы арестовать Била Корна.

Но тут советник сделал шаг вперед и произнес, с почтением опустив голову:

– Мой господин, выродок уже доставлен в изолятор мной лично. Только что.

Вэл обернулся и с нескрываемым удивлением посмотрел на Зиги.

– Вот как… Прекрасно, советник, – проговорил он, еще более пристально всматриваясь в лицо Зиги. – Должен сказать, вы никогда не перестаете удивлять меня. Рад, что нахожусь в числе ваших друзей, – криво улыбнулся Вэл.

Зиги поклонился и отступил назад. С трудом дождавшись окончания Совета, он быстрым шагом направился к выходу, но у самых дверей почувствовал чью-то руку у себя на плече. Зиги непроизвольно дернулся.

– Советник, какой вы, однако, сегодня энергичный, – с улыбкой произнес Вэл. – И что с вашей ногой?

– А что с ней? – растерянно переспросил Зиги. Он быстро осмотрел свои ноги и увидел ссадину, о которой в спешке успел забыть. – Действительно… – удивляясь как можно правдоподобнее, заключил он. – Не знаю, откуда эта царапина. Должно быть, в лесу на что-то наткнулся.

– Зиги, – обнимая его за плечи, вкрадчивым голосом проговорил Вэл, – не хотите ли зайти ко мне и выпить чая? Успокоитесь и расскажете все, как было. Мне интересно узнать, как вам удалось столь блестяще организовать поимку Била Корна.

Зиги не нашелся, как избежать приглашения, и покорно направился за главным управляющим.

Со стороны они представляли собой образец соответствия: одинакового роста, оба темноволосые, убиравшие волосы в традиционной манере, стягивая их в тугой узел на затылке. Когда-то вид прически многое говорил о ее владельце: не связанные обязательствами юноши и мужчины носили длинные волосы свободно, а те, у кого были дети или женщина, – собирали в пучок или узел. В небесах этот обычай давно забыли, но простые смертные все еще придерживались его. Вэл завязал узел после принесения присяги на верность государственным интересам, принимая пост главного управляющего. Так он подчеркивал, что связан обязательствами государственного мужа. По какому поводу были убраны волосы Зиги, никто не знал.

Зиги был старше Вэла на десять лет, но внешне выглядел моложе.

– Позвольте мне зайти переодеться, мой господин, – попросил Зиги. – Это займет не более двадцати минут, моя машина у дверей.

Вэл остановился и вопросительно посмотрел на советника:

– Почему вы не пользуетесь как все?.. Впрочем, неважно, идите, жду вас через полчаса у себя в гостиной. Поужинаете со мной?

– С большим удовольствием, мой господин. – Зиги поклонился и вошел в лифт, опускающий на землю, а главный управляющий направился к тому, на котором можно было попасть из здания Сената на виллу, не выходя на улицу.

Придя домой, Вэл распорядился подать ужин в столовую к восьми часам. И хотя в пунктуальности советника он не сомневался, все же решил оставить в запасе лично для себя полчаса. К тому же поведение Зиги сегодня показалось ему более странным, чем обычно, и он решил, что может немного наказать того ожиданием.

Вэл прохаживался по кабинету, сложив руки за спиной, успокаивая себя разглядыванием истертых переплетов старинных книг. Он обладал самой богатой библиотекой, которая насчитывала более двадцати семи тысяч томов печатных изданий и около десяти тысяч папирусных свитков. Под нее были выделены четыре огромные комнаты и, собственно, этот кабинет, из которого только и можно было попасть в хранилище чужих мыслей. Вэл питал болезненную слабость к книгам. Ему нравилось не только читать их, но и любоваться их видом. В особом расположении духа он садился в кресло за кабинетным столом, распахивал двери в библиотечные залы и наслаждался. По его проекту книжные стеллажи, сделанные из мореного дуба, располагались под углом к линии прохода, словно ветви ели, если смотреть на срубленную и положенную на землю ель со стороны комля. Мало кто разделял его пристрастие к книгам: мода на них прошла лет двести назад, и здесь были собраны практически все, сохранившиеся до этого времени экземпляры. Библиотека была наследственной: она досталась Вэлу от отца, тому – от деда, а кто был первым ее собирателем, не знал даже сам Вэл.

Сейчас, подумав, что наследственность прервалась, он почувствовал острый укол в левом подреберье, согнулся и понял, что не может дышать – слезы, душившие внутри все это время, вырвались наружу. Евы, его любимой девочки, больше не было. Он чувствовал себя так, словно ему сделали аборт и выскребли неродившуюся душу. Его собственную душу. В одно мгновение смысл жизни потерялся. Все, чего он так ждал, кончилось, не начавшись.

Вэл плакал. Плакал, как человек, лишенный всего, как только могут плакать взрослые люди, измеряя величину утраты глубиной образовавшейся внутри пустоты. Пустоты, которая сравнима с черной дырой, превращающей свет в тьму. Пустоты, которую нечем заполнить…

В половине восьмого импульсная сигнализация отразила лицо Зиги в неоновом шаре: советник приехал и ждал в гостиной. Вэл поднялся, вышел из-за стола, ощущая чудовищную тяжесть в ногах и груди, словно все пудовые гири прожитого свалились туда.

Советник был в голубом платье с золотым шитьем и благоухал восточным ароматом. Вэл бросил на него скользящий взгляд и отметил про себя, что в этом образе Зиги нравится ему гораздо больше, чем в прозрачном, обтягивающем тело и демонстрирующем белье костюме. «Ретро – его стиль, – пронеслось в голове главного управляющего, – Возможно, в нем течет кровь древних бедуинов». Еще какие-то мысли приходили вслед за этими, но, не задерживаясь надолго, исчезали бесследно. Думать конструктивно Вэл сейчас был не в состоянии.

– Придется немного подождать, пока накроют к ужину, – спокойно и несколько холодно сказал он. – Не хотите ли чего-нибудь выпить? Какой предпочитаете аперитив?

Вэл прекрасно знал, что Зиги не пьет ничего, кроме воды и чая, но зачем-то спросил, а советник неожиданно согласился:

– Если возможно, я бы не отказался от кубка белого портвейна.

– Что ж, – пытаясь изобразить удивление, с расстановкой произнес Вэл, – пожалуй, и я его выпью. У меня как раз есть несколько бутылок неплохого Fonseca. Сэл, принеси нам портвейна, – обратился он к молодому человеку, непонятно откуда появившемуся в это мгновение. – Садитесь, дорогой друг, – смягчаясь, предложил Вэл, и сам с облегчением опустился в удобное кресло, повторяющее и поддерживающее контуры тела. – Садитесь и расскажите, как вы смогли так ловко поместить Била Корна в изолятор?

Зиги случайно оказался рядом с тахтой, идеально совпадающей цветом золотой обивки с шитыми листьями клевера на его костюме, и не без удовольствия разлегся на ней, изящно опершись правым локтем о подушку.

– Мне просто повезло, – насколько мог отстраненно произнес советник. – Я ехал по Лиственному лесу и случайно обнаружил его.

– В лесу? – сильно удивившись, переспросил Вэл.

– Да. Представьте себе!

– Но как… – Главный управляющий не успел высказать мысль, потому что в дверях появился Сэл. Он катил перед собой небольшой столик, уставленный бутылками и кубками. – Вы чем предпочитаете разбавлять? – меняя тему разговора, поинтересовался он у советника.

– Я не предпочитаю, – невнятно ответил Зиги и, словно спохватившись, добавил: – Предпочитаю не разбавлять.

Вэл улыбнулся и пригубил сладкий портвейн, отдающий грушей, дыней и медом и приятно согревающий.

– Вы меня всегда впечатляете, мой господин, – ласково проговорил Зиги, тоже пробуя портвейн из кубка.

– Чем же, советник?

– Безукоризненным вкусом и тем, что у вас всегда есть все, что хочется.

– Не преувеличивайте, мой друг. Просто я старомоден: люблю то, что давно никому не нравится. В этом мы с вами чем-то похожи. – И рассмеялся негромко неестественным, натянутым смехом.

– А я думаю, что сегодняшние молодые люди не понимают, в чем состоит настоящая ценность вещей и привычек, – задумчиво произнес Зиги. – Они гонятся за ресурсами, технологиями и статусами. А разве в этом находит душа упокоение?

Вэл поднял на советника полный удивления взгляд. Его синие глаза расширились, и какая-то мысль, полубезумной вспышкой отразившись в них, тут же исчезла.

– И в чем же, по-вашему? – понижая голос, спросил он, делая большой глоток портвейна. – В чем душа может найти упокоение?

Вэл напряженно ждал ответа, но Зиги молчал. Он ничего не сказал и после того, как хозяин дома обновил содержимое кубков. Управляющий начал подозревать, что его гость затеял какую-то игру, в правила которой он не посвящен. Вэл с трудом переваривал новое свое положение, в котором он оказался одиноким бездетным человеком, лишенным радости отцовства и опоры в старости. Он пристально посмотрел на Зиги и вдруг поймал себя на мысли, что начинает винить того в произошедшем. Момент был не только неприятным, но и опасным. Вэл не хотел подвергать сомнениям преданность человека, который столько лет был ему верен. Он решил первым нарушить молчание, переменить тему и предложить пойти смотреть древнее оружие, коллекцией которого обладал, вызывая скрытую зависть многих. Но в это самое время сигнализация оповестила о том, что ужин подан в столовую. Испытав огромное внутреннее облегчение, Вэл с радостью произнес:

– Пойдемте, Зиги, отведаем крольчатины.

– С удовольствием, – откликнулся советник и, поднимаясь с тахты, бросил короткий взгляд на управляющего, словно пытался извиниться за неловкость последней минуты.

Проходя по полутемному коридору, Зиги заметил, как тяжела походка высшего статусного лица. Высокая фигура Вэла отбрасывала черную тень на пол, и она волочилась за ним, как прожитая жизнь.

– Зиги, вы всегда, сколько себя помню, были рядом, – сказал Вэл, равнодушно теребя вилкой кроличье мясо в тарелке. – Вы для меня не просто советник, а, пожалуй, самый близкий друг и наставник.

– Не преувеличивайте моих заслуг, мой господин, – с улыбкой ответил Зиги. – Я всего лишь исполняю свои обязанности.

– Вот как? А мне казалось, что ваша преданность гораздо больше, чем простое исполнение государственных обязанностей, – несколько разочарованно произнес Вэл. – Я привык думать, что вы близкий мне человек.