классика жанра… Однако, вечная тема неразделённой любви весьма эмоционально описана авторов на чистейшем литературном русском языке. Без слэнгов, пошлых выражений -что нынче в ходу у новоявленных писак. Грустная история…
Hajm 19 sahifalar
1878 yil
Происшествие
Kitob haqida
А все-таки хорошо было бы стать на этот скользкий, мокрый край проруби. Так сама бы скользнула. Только холодно… Одна секунда – и поплывешь под льдом вниз по реке, будешь безумно биться об лед руками, ногами, головою, лицом. Интересно знать, просвечивает ли туда дневной свет?
Janrlar va teglar
Гаршин потрясающе пишет. И проза 19 века, даже и у классиков вовсе не так многогранна, как принято считать. Перечитывая сейчас, в осознанном возрасте многие великие произведения, меня тяготит язык изложения, где-то слишком много тавтологий, где-то диалоги не передают всего нужного. У Гришина это все есть. Раскрыт внутренний мир, сложный, давящий. Героиня ищет выхода, но так его и не находит. Общий язык произведения потрясающий, насыщенный. Чтение превращается в просмотр фильма, настолько созданы яркие образы.
Izoh qoldiring
Я причесалась, надела черное шерстяное платье, черный шарфик, белый воротничок и рукавчики и подошла к зеркалу взглянуть на себя. Я чуть не заплакала, увидя в нем женщину, совсем не похожую на ту Евгению, которая так «хорошо» пляшет скверные танцы в разных притонах. Я увидела вовсе не нахальную, нарумяненную кокотку, с улыбающимся лицом, с ухарски взбитым шиньоном, с наведенными ресницами. Эта забитая и страдающая женщина, бледная, тоскливо смотрящая большими черными глазами с темными кругами вокруг, – что-то совсем новое, вовсе не я. А может быть, это-то и есть я? А вот та Евгения, которую все видят и знают, та – что-то чужое, насевшее на меня, давящее меня, убивающее.
Разве есть они, хорошие люди, разве я их видела и после и до моей катастрофы? Должна ли я думать, что есть хорошие люди, когда из десятков, которых я знаю, нет ни одного, которого я могла бы не ненавидеть?
... эти господа так часто встречаются, что я уже привыкла к их проповедям.
Да, почти всякий из них, кроме совершенно привыкших или очень умных, непременно заговаривает об этих не нужных ни ему, ни даже мне вещах. Сперва спросит, как меня зовут, сколько мне лет, потом, большей частью с довольно печальным видом, начнет говорить о том, что «нельзя ли как-нибудь уйти от подобной жизни?». Сначала меня мучили такие расспросы, но теперь я привыкла. Ко многому привыкаешь.
Как это скучно и глупо! Ведь все равно не выберусь никуда, не выберусь просто потому, что сама не захочу. В жизнь эту я втянулась, путь свой знаю.
Izohlar
2