Kitobni o'qish: «К вершине Бесконечной горы», sahifa 3
Глава четвертая.
Между двух огней.
«Я начинаю свой путь по дороге над водной пучиной, которая проведет меня между двумя Бойцами…»
Слово устремленного к свету
В купе трое: Здоровяк, Блондинчик и я, плюс багаж.
Ехать долго.
Пить никто не хочет, закинуться нечем, делать нечего. Мы спим, едим и болтаем обо всем на свете.
Блондинчик – пламенный революционер, его не устраивает ни одна из возможных форм правления, по его авторитетному мнению, они безнадежно устарели.
– Революция неизбежна! – восклицает он, положив семь таблеток глюкозы в стакан с водой. Блондинчик морф, перестроил работу нервной системы, ускорился, ему постоянно углеводов не хватает.
– Так уж и неизбежна? – подзадоривает Блондинчика Здоровяк. Эти двое друг с другом на ножах: то ли сугубо профессиональный спор – кто лучший координатор, – то ли вечное противостояние био и механо.
– Абсолютно!
– Мотивируйте, коллега, – говорю я, отрывая голову от подушки.
– Объясняю. Наша Директория устроена нерационально. Мы имеем один ярко выраженный центр, который выкачивает ресурсы из периферии. В то время как…
– Могло бы существовать несколько таких центров по выкачиванию ресурсов? – перебивает Здоровяк.
– В то время как любая из провинций могла бы обойтись без руководства из центра и существовать в качестве самостоятельной политической единицы.
– Предлагаешь раздробить единое государство на множество удельных княжеств?
– Фактически эти княжества уже существуют, а их независимость лишь вопрос времени.
– Почему это?
– Противоречия между центром и периферией день ото дня нарастают, что в конечном итоге приведет к массовым выступлениям и восстанию.
– А кто восстанет? – спрашиваю я.
– Народ. Кто же еще?
Здоровяк смеется:
– Какой народ? Протезы? Морфы? Может быть миксы? А, понял. Антропы. Восстанут антропы.
Блондинчик молчит, обдумывая сказанное.
– Дружище, никто не хочет революции. Спроси любого, он ответит: «Мне нужна уверенность в завтрашнем дне. Я хочу знать, что и послезавтра и через год я смогу набить брюхо, поспать на мягком диване и поторчать в Сети». Если правительство худо-бедно может обеспечить людям стабильность, он вполне жизнеспособно.
– Это в Северо-Западном и Центральном кластерах население имеет возможность удовлетворять свои потребности, на периферии совершенно иначе.
– Да неужели?
– Там жизнь другая, и люди другие.
– Люди везде одинаковые, хотят примерно одного и того же c минимальными вариациями. Зачем она нужна, Революция?
– Нам совершенно необходимо новое, более современное устройство общества.
– Да куда уж современнее, – говорю я.
Блондинчик настаивает на своем:
– Страна давно переросла централизованную структуру управления, – горячится Блондинчик. – Вокруг сети, мы живем в эпоху сетей, а государство как было, так и остается пирамидой, понимаете?
– Нужен порядок и жесткая рука, – говорит Здоровяк, стукнув для солидности кулаком по столику, – а для этого нужна концентрация власти.
– Но это же прошлый век! В сети не может быть центра, каждая отдельно взятая ячейка обладает всеми свойствами остальных. На этом принципе и нужно строить систему управления.
– И как это выглядит на практике? – спрашиваю я. – Как, например, ты будешь собирать налоги?
Блондинчик задумывается. После получасового напряженного молчания хочет что-то сказать, но Здоровяк его опережает:
– Вот что я предлагаю сделать, – говорит Здоровяк. – После того, как очередной Директор уходит в отставку, проводится всенародное голосование. Население отвечает на простой вопрос: «Лучше они стали жить или хуже?» Если большинство за истекший период правления стали жить лучше, Директору ставят памятник и всю оставшуюся жизнь кормят пирогами с белужьей икрой. А если большинство скажет, что жить они стали хуже – Директора четвертуют. Нормальный план?
– Ты романтик, приятель. Идеалист и романтик. Никакого большинства не существует в природе, любое голосование – спектакль.
– Я понимаю, но согласись, власть должна принадлежать народу.
– Какому-такому народу?
– Каждому. Каждый должен иметь возможность принять участие в решении важных вопросов. И не просто для видимости, а так, чтобы его голос действительно имел значение. Современные технологии вполне позволяют это осуществить.
– Нейроэлектронная демократия?
Здоровяк не послушник, он техник, хотя и подчиняется общим правилам, внутреннему распорядку и прочей мути. Одна из его обязанностей – помогать определиться таким как я в сложной структуре Храма. Верует он в идеалы храмовников, или просто живет себе, неизвестно. Такой, знаете, себе на уме.
– Точно! Нейроэлектронная демократия!
Романтик. Настоящий романтик.
– А кто будет подсчитывать голоса? Учитывать мнения? Сортировать? Направлять потоки? – цепляется за оппонента Блондинчик.
– Специально обученные люди.
– Так эти люди и захватят власть.
– Установить над ними контроль!
– Каким образом?
– Устроить процесс так, чтобы они следили друг за другом.
– Выживет самый хитрый и станет диктатором. Кроме того, каким образом ты организуешь процесс? Всеобщее недоверие и подозрительность? Такое уже бывало и не раз. И заканчивалось плохо.
Здоровяк в отчаянии машет рукой.
– Раз ты не веришь в демократию, кому, по-твоему, должна принадлежать власть?
– Дружище, власть ничего никому не должна, и принадлежит она тому, кто ее возьмет. Можешь взять – бери, не можешь – молчи в тряпочку. Думаешь власть – это средство? Ерунда. Власть – это цель.
– А ты бы взял? – спрашивает он.
– Вряд ли. У любой монеты есть обратная сторона. Рано или поздно придется отвечать. Не хочу отвечать. И вообще… О чем вы говорите? Какая социальная справедливость? Какой закон? Всегда, во все времена существовал лишь один закон – закон силы. А общественное устройство за всю историю человечества изобретено лишь одно – кастовое. При любом политическом режиме существует каста господ, каста рабов и нечто среднее, ни то, ни се, с одинаковым успехом способное подняться наверх и опуститься вниз. Но чаще, конечно, опуститься, потому что рабов нужно гораздо больше, чем господ. Если внимательно приглядеться к истории, то становится очевидным, что как бы ни изменялись технологии, каких бы высот не достигала та или иная цивилизация, ее основу составляло именно кастовое устройство.
– А к какой касте ты причисляешь себя, Змей? – не может удержаться от провокационного вопроса Здоровяк.
– Был ни то ни се, стал рабом, а вы чего ожидали?
– По крайней мере, честно. Невесело, но честно.
Примерно так мы и беседовали.
Глава пятая.
Поднятая рука.
«Истинно говорю тебе, что здесь я и сделаю все, что ты прикажешь».
Слово устремленного к свету
Поздно ночью Здоровяк растолкал меня:
– Вставай, Змей, приехали.
Это еще не Аменти. Перевалочная база на границе Ядовитых земель. Несколько ангаров, ржавеющая под открытым небом техника, груды металлолома, какие-то почерневшие от времени деревянные сараюшки и высокий бетонный забор.
Невесело…
Ах да, Ядовитые земли.
Ну, когда Боги воздвигли Бесконечную гору, то позаботились о том, чтобы их никто не беспокоил. Я имею в виду никто из людей.
Боги любят уединение.
Огромные пространства по всей окружности Сет-Джесерт превратились в пустыню. Не совсем безжизненную, конечно. Тут полно НПМ-чудовищ, которых выдавили из кластеров, мутантов, есть вроде бы и обычные животные – самые приспособленные и живучие, вроде тараканов, желтых муравьев, навозных мух. Насекомые, кстати, немного подросли, так что если какой-нибудь жужжалке, или бурчалке захочется отложить в вас личинку – пиши пропало. Здесь же много антропов. А где им еще быть? Прячутся от своих собратьев по разуму, выживают, как могут.
К Бесконечной горе есть два пути – северный и южный. В обход солончаков и марей. Первый ведет к северо-западному склону. Второй, соответственно, к южному. Там у Храма Неподвижного Сердца базы. Туда направляются многочисленные паломники – религиозные фанатики, мечтатели, идеалисты, просто ненормальные. Храмовники с превеликим трудом наладили транспортное сообщение. Боги не терпят высоких технологий, так что забудьте о самолетах, о монорельсе. На восток идут паровозы. Да-да, паровозы – дымящие, извергающие снопы искр отголоски давно ушедшей эпохи. Но, спасибо, что не пешком. Пешком до Бесконечной горы не добраться.
Такие дела…
Остаток ночи мы провели, ворочаясь на деревянных нарах, нестерпимо воняющих свежей краской. Утром побрели в столовую, невкусно позавтракали пищевыми концентратами.
После завтрака послушников, а их здесь оказалось около двадцати, собрали в одном из ангаров – слушать лекцию отца-наставника.
Здоровяк шепнул мне на ухо:
– Интересный персонаж.
– Да? Чем же он интересен?
– Да видишь ли, он един в трех лицах. И прозвище соответствующее – Троица.
– Как это?
– Обыкновенно, сделал себе двух дубль-клонов, причем с полным подключением. Обмениваются друг с другом полным объемом информации – визуальной, аудио, тактильной. Причем онлайн, без прерываний. Термиты постарались. В кластерах подобной технологии пока нет, а Троица долго работал в Термитнике. Вот и результат.
– Это что, гарантия бессмертия? Мол, теперь меня три и я не погибну, а если один из трех меня погибнет, или даже два из меня, то я все равно останусь?
– Вроде того.
Троица: высокий, стройный, широкоплечий, молодой. Волосы светлые, длинные и это странно, ведь храмовники бреются налысо. Лицо мужественное, красивое, но что-то проглядывает в нем такое… Ну, знаете, приторное. Зачем ему Храм Неподвижного Сердца? Искупает грехи, служа богам? Ищет высшие смыслы? Борется со своими низменными инстинктами? Два дубль-клона. У парня явно водятся денежки. И он поменял их на побасенки о просветлении? Непонятно.
– К вам обращаюсь я, дети мои, и слова мои – истина! – торжественно произнес отец-наставник. – Встав на путь послушания каждый из вас должен пройти определенные этапы, чтобы через годы упорного труда приблизиться к состоянию подлинного саху. Внимайте моим словам, запечатлейте их в своем сердце, ибо сердце есть хранилище знания.
Меня скривило как от лимонной кислоты. Что за бредятина?! Неужели кто-то способен принять эту ахинею за чистую монету?
– Здоровяк, – сказал я, – ты уже давно на них работаешь. Расскажи нормальным языком, о чем толкует этот бесноватый?
– Ну, как тебе сказать. Он излагает учение о ступенях.
– О ступенях?
– О ступенях.
– Я объясню, – вклинился в наш разговор Блондинчик. – Понимаешь, любой человек в начале своего жизненного пути ищет пример для подражания. Учителя, старшего брата, или какую-нибудь философскую систему. Это называется первая ступень – сотворение кумира. Очень многие так и остаются до самой смерти на этой ступени. Превращаются в фанатиков. Носится такой человек всю жизнь с одним и тем же, ни вперед, ни назад. Поклоняется кумиру, и ничем ты его не разубедишь.
– Встретишь Будду – поклонись Будде! – вставил Здоровяк.
– Понятно.
– Но, как правило, люди взрослеют, и в своих кумирах разочаровываются.
Здоровяк и Блондинчик склонились надо мной словно черный и белый ангелы над стариком Финном и шептали, шептали.
Если коротко изложить то, что они рассказали, получится следующее:
Ступень первая. Поклонение идеалу.
Молодые люди, юноши и девушки, избрав для себя некий идеал, стремятся во всем ему соответствовать. Неважно кто, или что станет кумиром – человек, учение, система ценностей. Послушник первой ступени безропотно следует указаниям учителя, фанатично исполняет обряды, подчиняется правилам и тому подобное.
Встретишь Будду – поклонись Будде.
Можно так и остаться на первой ступени. Превратиться в узкого специалиста, хранить верность, держать слово, вникать в мельчайшие подробности. Вроде бы ничего опасного, наоборот, дисциплина и самоотверженность вызывают уважение. Только вот полностью раствориться в кумире, потерять личность – совсем не весело. Тут, кстати, Апгрейд припас веселенькие штучки вроде сим-плагинов. Знаете, вколешь такой и становишься копией сетевой звездочки. На какое-то время, конечно. Есть еще плагины, изменяющие образ мышления. Вчера вы точно знали, что Земля вращается вокруг Солнца. Сегодня прилепили пластырь и уверены, что Земля плоская и покоится на трех слонах, слоны на черепахе, а черепаха плавает в Мировом Океане. И, поди, разубеди такого – в драку полезет. Да вы их видели: одежда гуру, словарный запас гуру, поведение гуру, манера речи гуру, взгляд гуру, суждения гуру, стиль гуру. Где сам – непонятно.
Когда вы чего-то хотите, то кто на самом деле этого хочет: вы, или Апгрейд?
Ступень вторая. Разрушение идеала.
Обычное дело. Дети разочаровываются в родителях, поклонники в звездах, ученики в учителях. Вчерашний идеал становится воплощением несовершенства и обмана.
Ах! Он мне лгал!
О! Так это не совсем верно!
Эге! Что-то тут нечисто!
И тогда: встретишь Будду – убей Будду!
Друзья предают, любимые предают, даже верный меч сломался – никому решительно нельзя верить!
Разбитые кулаки, пена у рта.
Опасная ступень. Застрянешь – будешь прыгать от кумира к кумиру. Разрушить, искать, найти, разрушить, снова искать… И так без конца. Замкнутый круг разочарований и вечного поиска. Станешь закоренелым скептиком, даже циником. Отличная перспективочка – жизнь без идеалов. Медленное растворение в собственной желчи.
Но, из любого замкнутого круга есть выход.
Все просто – не разрушай.
Ступень третья. Отстранение от идеала.
Встретишь Будду – проходи мимо. Умно, точно? Мало ли их, кумиров, всех разрушать молоток сломается. Так что пусть себе вещают и красуются, наше дело сторона. Только не подумайте, что это равнодушие. Нет. Храмовники говорят: «Саху всегда за». То есть превыше всех идеалов.
Послушник третьей ступени спрашивает, является ли то, что ему открылось окончательной истиной. Морщит лоб и отвечает: «Нет, конечно». Идем дальше, ищем. Вечное движение, разрушать некогда.
Ступень четвертая. Ответы лежат на поверхности.
Остаются вопросы, множество вопросов. Могу задать несколько в качестве примера.
«Почему я?»
«Зачем?»
«Кто написал первый код?»
Ответы учителей больше ничего не значат, а знать хочется до судорог.
И вдруг ответы приходят. Сами, без каких-то усилий, без мучительных раздумий и бессонных ночей. Не сразу, не на все вопросы, но мир вокруг становится понятным, до того понятным, что опьяненный послушник недоумевает как не видел раньше того, что ясно видит сейчас. Скрытые причины, отдаленные последствия, корни, да что там корни – корни корней, корни корней корней! Возникает иллюзия всеведения, самомнение раздувается, нос задирается вверх.
Храмовники считают, что на этом этапе заканчивается путь послушника и начинается путь монаха.
Ступень пятая. Смирение.
Чтобы возгордившийся монах не наломал дров (ведь на самом-то деле он не знает ничего, только боги знают все, да и то кое-чего не знают), ему срочно нужно учиться держать себя в руках. Учиться пониманию простых вещей, иногда самых простых. Ну, скажем, обладаешь ты всеведением, что из того? Изменишь мир к лучшему? Попробуй изменить для начала свой маленький мирок, себя, свое окружение. Там видно будет. Держи себя в руках, приятель. То, что ты стал шибко умный не дает тебе право решать за других. Ты не бог, ты человек. Даже если ты срастил себя с машиной – ты все равно человек. Даже если ты перестроил свой генетический код – ты все равно человек. Ну и далее в таком же роде.
Лично мне нравится. Не люблю, когда меня учат жизни, не люблю, когда моей жизнью управляют. Мне вообще неприятно думать, что где-то там, за Ядовитыми землями, на вершине Бесконечной горы сидят пусть и невероятно могущественные существа, боги, или кто там они на самом деле, и дергают за ниточки.
Боги правят миром…
Я против!
Не хочу, чтобы миром правили боги. По мне так пусть уж как-нибудь само по себе куда-то ползет. Можете со мной не соглашаться.
Ступень шестая. Терпение.
Название говорит само за себя. Это вроде как своеобразная подстраховка смирения. Мало принять свою судьбу, мало принять свою ограниченность человеческого существа, нужно научиться выносить боль бытия. Не сойти с ума от чувства собственного бессилия. Идти вперед, к следующей ступени.
Ступень седьмая. Понимание.
Путь монаха как бы повторяет путь послушника на новом уровне сложности. Здесь то, что раньше казалось понятным – становится понятным. То, что раньше казалось ясным – становится ясным. С этим-то багажом приходит монах к восьмой ступени.
Ступень восьмая. Служение.
Тут я ничего сказать не могу. Вроде бы название тоже говорит за себя, да так ли это? Чему служение? Кому? Богам что ли? Зачем?
Здоровяк и Блондинчик только плечами пожали, Троица блистал красноречием, а по существу дела не сказал ни слова. Погрузил собравшихся в транс точно факир змею.
Мы болтали довольно громко, на нас оглядывались, Троица тоже косился и, наконец, посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
– У вас есть вопросы?
Я выдержал его взгляд, такой многозначительный, непростой.
– Есть.
– Задавайте.
– Как давно существует ваша организация?
– Отец мой! – назидательным тоном сказал Троица. – К старшим по рангу послушникам следует обращаться «Отец мой»!
Я сглотнул набежавшую слюну.
– Да. Так как давно существует организация, отец мой?
– Около десяти лет.
– И многие верят в то, о чем вы сейчас говорили?
– Отец мой! Не забывайте прибавлять «отец мой»!
– Да. Отец мой…
– Многие сын мой, многие. А вы, как я вижу, сомневаетесь?
– Но, отец мой, не кажется ли вам, что учение Храма слишком, как бы это сказать, расплывчатое?
– Не кажется, сын мой, отнюдь не расплывчатое. Наставления на пути к истинному саху являет собой совершенную ясную картину. От послушника, и от вас в частности, требуется лишь одно – следовать указаниям старших. Много и тяжело трудиться, руководствуясь этими указаниями. Тогда самый маловерный добьется успеха, – он еще раз пристально посмотрел мне в глаза.
Понятно. Молчи и работай. Работай и молчи. Делай что говорят. Молчи, и делай что говорят. Замечательная основа многих религиозных и политических учений.
После собрания Здоровяк отвел меня в сторонку.
– Зря ты так с Троицей, Змей. Он тебе припомнит.
– Ладно, – буркнул я, – пусть припоминает. Поглядим.
Глава шестая.
Змеиная спина.
« Так пусть же будет приготовлена для меня дорога, по которой я войду в прекрасную страну Аменти…»
Слово устремленного к свету
Троица действительно не забыл дерзкого послушника, шепнул, кому надо – меня сразу же определили на грязную работу.
Мы сели на корыто с болтами, извергающее ядовитый черный дым – машину эпохи Распада. Древний, кое-как отремонтированный и пущенный бегать по стремительно ржавеющим рельсам паровоз.
Здоровяк и Блондинчик сели в вагон, а меня направили подавать помощнику машиниста топливные брикеты из тендера. Так что я почти не видел Ядовитые земли, некогда было. Проклятая машина оказалась прожорливой словно терьер. Только успевай поворачиваться.
– Это еще что, – ободрял меня помощник, – ты бы на угольке поездил, узнал бы тогда волю богов.
Как я уже говорил, боги не пропускают в свои владения современный высокотехнологичный транспорт. Разве что протезов, но протезы, они ведь в сущности люди. Протезы, но люди. С людьми боги готовы иметь дело, с техникой нет.
Ползли мы долго, почти пять суток. С меня за это время не семь, а семьдесят семь потов сошло. Живую руку я стер до крови, металлическую отполировал до блеска. Бегал с масленками, заливал воду, одним словом, не скучал.
Наконец прибыли.
Вот она – Бесконечная гора.
От горизонта до горизонта склоны, вершины не видно, только облака. Я смотрю вверх и пытаюсь представить себе, о чем думают боги, взирающие на мир с вершины Бесконечной горы.
Что бы сделал я, оказавшись там?
Плюнул бы вниз?
Вряд ли…
Слишком глупо и мелко.
Знаете, а ведь они видят почти то- же самое, что и мы – облака. Облака, на которые мы смотрим снизу вверх.
Получается, боги и видеть-то ничего толком не могут, кроме череды призрачных образов, возникающих, меняющихся и распадающихся.
Боги спят и видят сны…
Боги живут в мире иллюзий…
Разве могут боги разглядеть на поросшем лишайником и карликовой березой склоне крохотные фигурки, скачущие по обломкам скал как блохи по спине бродячей собаки…
Но эти жалкие незаметные человеческие фигурки – самая настоящая реальность.
Храмовники здесь развернулись. Двухэтажные деревянные бараки, ангары, грузовой терминал, склады, электростанция, водоочистные сооружения, котельные. Впечатляет, честное слово впечатляет. Конечно, можно и большего достичь за десять-то лет, но, говорят, боги не позволяют. Что-то им нравится, что-то нет. Одно можно строить, другое нельзя.
К хозяйству Храма примыкает большой палаточный городок паломников. Их тысячи. Они собираются группами и молятся:
«Да будут мои шаги легки и невесомы, да не пробудят они страшного зверя, обитающего среди камней. Да не коснутся его отвратительные жвала моих рук и да не коснутся его отвратительные жвала моих ног, да не узнает он вкуса моей крови и соков моего тела, ибо мой разум чист и прозрачен, как воздух в последний день уходящего лета.
Да накроет тень облака восточный склон, дабы солнце, стоящее в зените не выжгло мои глаза и не опалило плечи мои до красных волдырей.
Да поднимется сильный ветер, да унесут его порывы многочисленного зверя, чьи отвратительные челюсти отделяют плоть от костей моих.
Да не встречу я на своем пути острых камней, способных изранить стопы мои.
Да будет свободным дыхание мое, да сохраню я равновесие, когда буду спускаться по склону вниз.
Да сбудется по слову моему, ибо ведомы мне имена Стражей горы, и они знают меня, они слышат меня, ибо я есть Неподвижное Сердце».
Я искренне завидую части паломников, оказавшихся здесь в надежде прикоснуться к божественному. Как правило, это антропы после одной-двух модификаций, еще не морфы, еще не протезы, но уже не люди. Святая простота, очень близкая к той, что хуже воровства.
Они спрашивают: «Зачем все это?»
В смысле: «На кой черт существует то, что существует?»
И сами же отвечают: «Такова воля богов».
И все.
Мне бы так.
Взять бы и остановиться. Стать хоть немножко похожим на них.
Здоровяк назвал этих ребятишек мотыльками.
Мотыльки-однодневки.
Они льют слезы умиления, поют гимны, делают ритуальные приношения, лезут вверх по склону и больше никогда не возвращаются.
Такие дела.
Здоровяка отправили в Термитник, руководство посчитало, что его навыки брата-инструктора пригодятся для налаживания деловых отношений с Великой Сетью. Блондинчик остался что-то учитывать на грузовом терминале. Меня определили в группу технической поддержки Священной фрезы – огромного протеза, медленно ползущего по склону.
Храм прокладывает железную дорогу, соединяющую два опорных лагеря – западный и южный. Грандиознейший проект.
Так оно и пошло: впереди – скалы, позади – полоса размолотой в щебенку горной породы, облако пыли и цепочка преданных, подносящих сменные резцы с твердосплавными насадками. Тупая однообразная работа.
Рано утром я просыпаюсь, с трудом выползаю из спального мешка, потом еле передвигая деревянные ноги, плетусь в отхожее место, потом умываюсь у ручья и поедаю на камбузе невкусный завтрак. После чего до обеда таскаю резцы из передвижного лагеря к первой точке – это метров триста вверх. От первой точки вниз несу источенные резцы. Их восстанавливают и снова пускают в ход.
Вроде бы ничего страшного, но к обеду я уже ничего не хочу. Ни есть не хочу, ни пить. После обеда – то же самое до ужина, до полного ступора. Священная фреза расходует резцы сотнями и превращает преданных во вьючных скотов.
Первое время я пытался говорить со своими коллегами, но очень скоро отказался заводить новых друзей. Большинство из них полуантропы, одна-две модификации, мозгов как у таракана, только покорность и равнодушие. С их точки зрения лучше горбатиться здесь, чем подыхать на окраинах кластеров, или подключиться к Юго-Восточной Сети. Может быть они и правы, однако я скучаю по старым добрым временам.
Боги гневаются на нас.
Который день Бесконечная гора окутана густым туманом, холодный дождь не прекращается ни днем, ни ночью, и служители Урт-Аб, Храма Неподвижного Сердца, поют заунывные гимны, призывая богов сменить гнев на милость.
Странные ребята.
С одной стороны они богам поклоняются – приносят жертвы и все такое, а с другой стороны ползут и ползут вперед – к вершине. А там… Кто знает, что они устроят…
Священная фреза продолжает перемалывать гранит в порошок, для нее нет хорошей и плохой погоды. Резцы изнашиваются, на моих ногах нарастают новые мозоли, плечи стерты в кровь лямками рюкзака, колени разбиты, мышцы превращаются в жгуты.
Старший жрец-машинист даже рад тому, что идет дождь, и горячий ветер из глубины Ядовитых земель не приносит разъедающую глаза желтую пыль.
– Слава богам, два дня не придется менять фильтры, – говорит он.
Сумасшедший протез-симбионт…
Такие как он собираются в артели, клубки-сети, составляют узкоспециализированный механизм и продают свои услуги арктическим или трансокеанским директориям.
Всегда при деле.
Счастливый…
Знаете, я всерьез думал сбежать.
То есть, о том, чтобы сбежать я думал еще в поезде, а уж теперь.… Так скучно, сил нет. Помните, я говорил, что человек бежит от себя самого? Есть еще один забег – бегство от скуки. И этот забег люди проигрывают.
Что меня держит?
Ничто меня не держит, кроме простого вопроса: « Что дальше?»
Не в том смысле куда рвануть и чем заниматься, найдется, куда и найдется чем.
Дело в другом.
Я вот думаю, а толку-то от этих моих развлекаловок и зарабатывалок?
Деньги?
Деньги, деньги, деньги…
Везде деньги, деньги, деньги…
Куда не плюнь деньги, деньги, деньги.
Понимаете, есть некое пространство, внутри которого действуют два закона: деньги и Апгрейд. И в это пространство входит буквально все, чем мы живем сегодня.
Налево пойдешь – в Апгрейд попадешь, направо пойдешь – в Апгрейд попадешь, куда не пойдешь – результат один и тот же.
Разве у вас не возникало желания узнать можно ли иначе?
Можно ли жить за пределами Апгрейда, или Апгрейд настолько всеобъемлющий, что выйти за его рамки нельзя?
Нельзя?
Но…
Почему?
Если подумать, есть несколько путей:
Первый – нищета, абсолютный отказ от денег и, от Апгрейда соответственно. Сведет вас в могилу за короткое время. Спрос на хомопротеины среди морфов по-прежнему высок.
Второй – отказ от собственной личности, примерно так и поступил я, запродав себя любимого невесть кому не задорого. Посмотрим, сколько смогу протянуть.
Третье.…
Третье…
Третьего не придумать.
И что получается? Апгрейд неизбежен?
Да ладно, так не бывает. Все когда-нибудь заканчивается. И жизнь, и деньги, и Апгрейд. Заканчивались войны, революции, эпохи, эры.
Закончится и наш замкнутый круг. Не знаю когда, не знаю как, не знаю почему, но закончится. Это неизбежно.
А пока…
Пока мы как ослики, подающие воду на поля, ходим по кругу и вращаем колесо Апгрейда, и колесо зарывается все глубже и глубже в наши спины, и нет ни надежды, ни веры, ни любви.
И единственно возможное исключение из правил – Бесконечная гора.
Она должна была появиться.
Появиться для того, чтобы продолжить Историю. Уже не историю человека, но историю развития разума.
Апгрейд закончится.
Может быть, мы присутствуем при его конце. Здесь, на склонах Сет-Джесерт боги выстроили последний рубеж, на котором Апгрейд сложит свою буйную голову.
Такие дела.
Вот поэтому я здесь, ребятишки, поэтому до сих пор не сделал ноги в теплые цивилизованные края.
Мне интересно.
Однако интерес этот глобальный и к ежедневной рутине отношения не имеет.
Дни тянутся…
Тянутся…
Тянутся…
Похожие друг на друга словно дубль-клоны…
Я поднимаюсь вверх по склону, перетаскивая очередную партию твердосплавных резцов, забираю отработанные, спускаюсь вниз, беру следующую партию.
И все повторяется.
Все повторяется.
Все повторяется.
Такое ощущение, что попал во временную петлю или что-то вроде того.
Жизнь-фрактал.
А дорога растет, змеится по склону, уходя на юго-восток.
Bepul matn qismi tugad.