Kitobni o'qish: «Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества»

Все персонажи, сама ситуация без сомнений созданы моим воображением и никогда они не могут совпасть с реальными событиями. Таковых просто не может быть. И Слава Богу!

Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества

«Оставь надежду, всяк сюда входящий» ¹

«Суррогат (от латин. surrogatus – поставленный вместо другого]– предмет, являющийся лишь отчасти, по некоторым свойствам, заменой другого»².

Часть 1

1

– Встать, Суд идёт! – запоздало выкрикнул пристав, когда судья Иванов уже вошёл в зал суда, а усевшиеся участники процесса активно обсуждали общие темы (говорили в основном на избитое: женщины, футбол, рыбалка). Пристав выход служителя Фемиды в зал суда пропустил, для остальных же его столь раннее появление был просто неожиданностью. Все вскочили на ноги. Пока всё это происходило, судья уже занял своё место, вернее, встал за судейским столом, грозно посмотрел на пристава, после чего начал оглашение приговора.

Иван Владимирович Иванов – судья с пятнадцатилетним стажем. В своём лице, по его мнению, он олицетворял правосудие. Высокий, широкоплечий, с копной чёрных как смоль волос, в мантии, верхние пуговицы которой всегда были расстёгнуты, он никогда не сомневался в правильности принимаемых им решений. За свою карьеру судьи, он рассмотрел много громких дел, был на хорошем счету, что позволяло ему быть уверенным, что он уйдёт на заслуженный отдых с должности председателя какого-либо районного суда и в отставке будет спокойно наслаждаться отдыхом. В настоящее же время он в своём лице карал виновных.

Вот и в моём случае никто не ожидал сюрпризов. Иван Владимирович выносил только обвинительные приговоры, никто ни разу не уличил его даже в попытке кого-то оправдать. Функция правосудия, по его мнению, заключалась в справедливом наказании. Поэтому мой клиент Сазанов Кирилл, заранее мной предупреждённый и проинструктированный, ждал приговора. Обвинялся он в убийстве своего знакомого. Ему грозило от шести до пятнадцати лет. Я был уверен, что Иванов даст ему лет девять, мой же клиент молился хотя бы о семи. При этом сам Сазанов считал себя невиновным, я ему верил или делал вид, что верил (пока я не определился). Реальность правосудия судьи Иванова – иная категория.

– Именем Российской Федерации… – суд начал провозглашение приговора, вернее началась репетиция к конкурсу скорочтения, либо уже сам конкурс.

Занятость, загруженность делами и нехватка времени вынуждает судей итог своей работы, будь то приговор либо иное решение, оглашать как можно быстрее, игнорируя интонации и знаки препинания. Поэтому из того, что суд озвучит, обычно понятен лишь срок, который он назначает подсудимому к отбытию (вернее, уже осуждённому). Специально ли тренируют служителей закона быстро читать либо они занимаются самообразованием в этой области, я не знаю. Хотя, честно говоря, чертовски интересно было бы посмотреть на то, как происходит процесс освоения данного навыка. Как я уже сказал, усвоить всё содержание оглашённого документа практически невозможно. Это не препятствует всем участникам процесса по результатам чтения ответить на вопрос суда, что им всё понятно.

– Сазанов Кирилл Сергеевич совершил… – продолжал судья.

Ну вот! Приговор точно обвинительный, суд уже сделал вывод о виновности моего клиента. Теперь можно не слушать: всё не уловить, необходимо лишь дождаться наказания. Работа по осмыслению приговора будет проведена позднее. В ближайший час, пока уважаемый Иван Владимирович, будет читать, можно заниматься чем угодно. Главное оставаться на своём месте в стоячем положении: Фемида не терпит, чтобы её решения выслушивались сидя.

Здание Октябрьского районного суда – бывший детский сад, который в 90-е годы прошлого века изъяли и передали под нужды судебной системы. Детей в тот период было мало, поэтому власти посчитали, что оставшиеся могут обойтись и без дошкольного образования. В то время так поступали многие госструктуры, поэтому в здании детсада «Капельки» я сейчас находился, в «Солнышке» уже более 20 лет спокойно ничего не делали судебные приставы, «Теремок» оккупировала одна из районных прокуратур и т.д. Ремонт здания суда проводился, но оно всё равно осталось не предназначенным для осуществления правосудия: маленькие залы, отсутствие элементарной звукоизоляции.

– Дррр… дррр… дррр. – звуки работы отбойного молотка из открытого окна вернули меня в действительность, что, в принципе, не сбило судью с ритма (правосудие не обращает внимание на такие мелочи).

– Вина Сазанова К.С. подтверждается следующими доказательствами. – тут же ворвался в мою голову голос судьи. Я поднял голову и увидел, что государственный обвинитель испуганно прикрыл рукой мобильный телефон (вероятно, что-то читал или играл в «игрушку», ему приговор был явно неинтересен)

Сколько раз я зарекался не браться за уголовные дела! Больше сотни, это точно. Защищать Сазанова меня уговорил хороший знакомый. Он поверил Кириллу, считал его невиновным. В определённой мере я был с ним согласен. Доказательства, которые якобы подтверждали вину моего клиента, можно было толковать и оценивать неоднозначно. Если бы его дело рассматривал суд, который описан в наших законах, вполне вероятно, что Сазанова оправдали бы. Но действительность редко соответствует её описанию в документах.

Удивительно, но я всё ещё переживаю за своих клиентов и вижу работу адвоката не только в простом принятии решения суда. Мои старания добиться справедливости не всегда приносят свои плоды, но это позволяет мне спать спокойно, так как я всегда открыто могу заявить – я сделал всё, что смог. Вероятно, из-за этого я стараюсь не браться за уголовные дела, предпочитаю заниматься разводами и разделами имущества супругов. Рассмотрение этих дел справедливо, правда, зачастую, излишне эмоционально.

– Знаешь, мне оно так понравилось, – через приоткрытую дверь (а кто её когда-либо закрывал плотно) ворвалась беседа двух проходивших секретарей, – и стоит недорого.

– Где брала? – задалась вопросом собеседница, после чего разговор стал неслышен.

По поводу Сазанова необходимо что-то решать: продолжать ли по нему работу, так как в результативность следующих трёх судебных инстанций я не очень верю. Но ведь бывают чудеса, и в моей практике они были. У Кирилла единственное что остаётся, надежда. Бросать его я не хочу. Осталось дождаться, как он воспримет приговор и останется ли у него та надежда, которую я, несмотря на свой пессимизм, ещё сохранил.

Как жаль, что он отказался от суда присяжных. Эти двенадцать «одноруких бандитов» более справедливы, правдивы и честны, чем женщина с мечом и весами, притом ещё и ничего не видящая. Иногда мне хочется, чтобы эта стерва с завязанными глазами сорвала повязку и посмотрела на те безобразия, что творятся её именем. Правды у присяжных добиться можно, а уж в случае, когда клиент не виноват, должно. Но Кирилл испугался, наслушавшись слов следователя о том, что присяжные его никогда не оправдают, осудят и откажут в снисхождении. Парадокс, но часто наши клиенты верят словам следователя, который делает всё, чтобы отправить их в тюрьму больше, чем своим защитникам. Вероятно, какая-то особенность психологии, иных объяснений у меня нет.

– Доводы стороны защиты о непричастности подсудимого к совершению преступления суд не принимает во внимание, расценивает их как способ защиты и намерение избежать ответственности….. – судья Иванов своей пулемётной очередью из слов вновь ворвался в мои мысли и вдруг замолк.

Я посмотрел на него и увидел, что служитель Фемиды активно что-то пишет в своём мобильном телефоне (что ж, у всех есть свои дела, кому есть дело до подсудимого).

Когда наши доводы принимались судом без железных доказательств, подтверждающих невиновность подсудимого? Никогда, ну или почти никогда. Фикция под названием «презумпция невиновности», красиво оформленная в Конституции, кодексах и законах, фактически не работает. «Подозреваемый или обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность», сколько раз я это слышал. Действительность, наша реальность говорят о том, что подозреваемый или обвиняемый может попробовать доказывать свою невиновность, если же он этого не сделает, то получит приговор. Он не обязан доказывать свою невиновность, хочет доказывает, не хочет – не доказывает. Последствия же он будет обязан принять.

– … Приговорил. – продолжал Иван Владимирович зачитывать, но торжество момента испортил звук его вибрирующего на трибуне телефона. Чтение опять было прервано, так как судья, не стесняясь, активно вступил с кем-то в переписку.

Осталось узнать, сколько? Сколько лет жизни отбирают у моего клиента? Может справедливо отнимают, а может нет. Ключевой вопрос – сколько?

– и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на 09 лет 06 месяцев, с отбытием наказания в колонии строго режима….– Иванов всё-таки приближался к концу.

Что ж, девять с половиной лет ещё по-божески. Или нет? Если Сазанов убил человека, то может быть и мало. Если же нет, то явный перебор. Я посмотрел на Кирилла, он был бледен, глаза его лихорадочно бегали: простая арифметика помогла ему разобраться, что лишь в 35 лет он выйдет из мест лишения свободы. По меняющимся выражению его глаз и выражению лица было видно, что тяжесть только что провозглашённого приговора наваливается на него, всё сильнее давит.

– Адвокат Талызин! – резкий выкрик судьи оторвал меня от размышлений и вернул к действительности. – Порядок и сроки обжалования приговора вам понятны?! – его тон прямо-таки излучал иронию, как будто вопрос задала мне змея, высунув при этом язык.

– Конечно, я сомневаюсь, что они хоть раз изменялись последние десять лет. – сарказм в моём голосе не услышал бы только глухой идиот.

– Надеюсь. Судебное заседание закрыто!

2

Попрощавшись с клиентом и заверив его в том, что я обязательно в ближайшие дни приеду к нему в следственный изолятор, я вышел из храма правосудия и в задумчивости остановился. Ноябрьский день не радовал: тучи сгруппировались настолько, что были похожи на толпу народа, стоящую перед прилавком в магазине за какой-нибудь ерундой, на которую дают невиданную скидку. Сырость и влажность наполнили воздух настолько, что казалось дышишь конденсатом. И ветер! Проклятый ветер. В такие дни я предпочитал не только не выходить из офиса, но и вообще в него не входить, оставаясь в тепле и уюте дома.

Домой ехать не хотелось – настроение было паршивым, в результате чего я мог испортить его и членам семьи. Офис тоже не привлекал меня, но там я мог обрести тишину и покой. Подумав, я решил остановиться на втором варианте.

В прошлом месяце я сменил место своей дислокации. Гонорар, полученный за предыдущее дело, позволил расшириться, поэтому я снял помещение из трёх комнат на Набережной, 26, – новом офисном здании. Размер аренды меня не угнетал, так как я и раньше мог себе её позволить. Наличие трёх кабинетов позволило мне выделить отдельно переговорную, а также нанять секретаря, основной функцией которого являлось отпугивание клиентов. Секретарём я взял младшую сестру одной моей вздорной знакомой – Виктории Кирсановой. Анастасия Кирсанова по характеру была более спокойна и уравновешенна. Главное, она никогда не вмешивалась в мою работу, хорошо выполняла свою и устроила мою супругу. Последнее имело также немалое значение, так как моя вторая половина – особа ревнивая. Прилагающиеся к указанным качествам Насти молодость, красота и очарование играли мне только на руку, так как хорошо выучив фразы «его нет на месте», «он не занимается такими делами» и выдав их потенциальным клиентам, она умудрялась избегать конфликтов. Тест на лучшего Цербера, охранявшего мой покой, она в течение испытательных двух недель прошла на «ура». В общем и целом, Анастасия устраивала меня. Кроме того, она чертовски хорошо готовила кофе – навык, которым я так и не овладел.

Когда я зашёл в приёмную, которую занимала Анастасия, последняя, не утруждая себя работой, увлечённо играла в какую-то игру на компьютере. Звуки, несущиеся из динамика, свидетельствовали, что занималась она убийством монстров. Ещё одна её страсть ( хорошо, что склонность к убийству ограничивалась уничтожением лишь виртуальных чудовищ). Я к таким делам отношусь спокойно, пускай творит всё, что хочет, если работа сделана.

– Приветствую, – на ходу сказал я. – пожалуйста, сделай кофе. – и направился к двери в свой кабинет.

– Вячеслав Иванович, – вскрикнула в ответ Кирсанова. – В кабинете вас ожидают.

– Не понял, – я резко остановился и обернулся к ней. – Настя, что случилось? Я думал, что твои функции я тебе разъяснил и мы достигли с тобой полного взаимопонимания.

– Вячеслав, – она виновато посмотрела на меня. – Я сама не понимаю, как он уговорил меня.

– Он? Кто он?

– Я не знаю, – к виноватому выражению лица прибавилась растерянность во взгляде.

– Понятно. – день и так был испорчен, но судьба решила не останавливаться на достигнутом. – Быстро сделай мне кофе! Посмотрим, кто нас порадовал своим посещением!

Когда я вошёл в свой кабинет (не в переговорную!), там за столом сидел мужчина лет 50-ти, невысокий, излишне худой. Волосы коротко стриженные, седые. Одет он был в серый костюм. Мало того, что он сидел в моём кабинете, он ещё и курил (судя по запаху, неплохие сигареты)! Я сам заядлый курильщик, но в помещениях практически никогда не позволяю себе дымить. Решительно прошествовав к своему креслу и усевшись в него, я посмотрел на посетителя.

– Добрый день, – начал я. – И всего вам доброго! Я сегодня не работаю. За ваше дело я взяться не смогу в любом случае, к какой бы категории оно не относилось. Могу уделить вам минуту и то лишь для получения мастер-класса по преодолению моего секретаря. – я посмотрел на гостя, ожидая реакции.

– Вячеслав Иванович, не в настроении? Раньше вы лучше сдерживали эмоции. – получил я в ответ.

– Раньше? Мы знакомы?

– Да и, честно говоря, я удивлён, что вы не узнали меня.

– В таком случае, может быть, начнём знакомство заново и тут же его закончим. – моё раздражение усиливалось.

– Вячеслав Иванович, Вячеслав Иванович, господин начальник, – с улыбкой проговорил посетитель, – никогда не поверю, что вы в такой окончательной форме забыли меня. Сейф на Молодёжной? – он вопросительно на меня посмотрел.

Моё секундное недоумение после его слов сменилось мгновенным озарением. Конечно, сейф на Молодёжной!

– Вспомнил, – я вопросительно посмотрел на него, – Алексей Сергеевич? Фамилия, к сожалению, на ум не приходит.

– Точно. Удивлён, что вы так быстро забыли меня, ведь наша последняя встреча состоялась чуть более пяти лет назад.

Действительно, интересная тогда состоялась встреча и ещё более интересный разговор. В то время на меня свалили раскрытие преступления – вскрыли сейф в кабинете директора небольшой подрядной организации. Такие дела не входили в мою компетенцию, но прокурор решил по-иному. После осмотра места происшествия у меня сложилось впечатление, что работали неопытные воры: сейф был вскрыт неаккуратно, с использованием взрывчатки, которой хватило бы на небольшую, необязательно победоносную, но войну. Кабинет и часть здания были уничтожены взрывом, как и большая часть содержимого хранилища. Что удалось взять из сейфа, известно не было, так как не было понятно, что в нём уцелело. Очевидцев произошедшего практически не имелось, как, впрочем, и подозреваемых. И вдруг на второй день расследования оперуполномоченный приводит ко мне Алексея Сергеевича, который признаётся в совершении указанного выше преступления. У меня возникли сомнения по поводу правдивости его признания, особенно после того, как я посмотрел сведения о судимостях: мой нынешний посетитель был многократно судим за кражи, но кражи без насилия, взрывов и т.п. Тогда-то и состоялся наш разговор.

– Алексей Сергеевич, вы уверены, что совершили преступление? – начал я.

– Уверен. Понимаю, что оно тяжкое, согласен на избрание меры пресечения в виде содержания под стражей.

– В тюрьму захотели?

– Что ж делать, судьба. – он вздохнул. – Явку с повинной я уже дал. Когда будете допрашивать и задерживать?

– Пока с вашим участием я ничего делать не буду. Не верю в вашу виновность.

– Почему?

– А почему вы себя оговариваете?

– Я говорю правду. – он пытался меня в чём-то убедить.

– Нет, лжете. Уверен, вы непричастны к взрыву. Любая экспертиза покажет, что следов взрывчатых веществ на вашей одежде и теле нет. Способ взлома глупый, вы бы так не сделали – слишком опытны. Уверен, если поработать, то я смогу установить, где вы реально находились в момент взрыва. Поэтому я хотел бы получить ответ на свой вопрос: почему вы себя оговариваете?

– Умный. – Алексей Сергеевич как будто разговаривал сам с собой. – И… неужели порядочный?

В ответ я промолчал, так как ждал продолжения и дождался.

– Хорошо, начальник. Мне необходимо в тюрьму, тебе – раскрыть преступление. Какая разница, виноват я или нет?

– Для меня разница есть. Вне зависимости от ваших мотивов, невиновного я в тюрьму отправлять не буду.

– Начальник, ты же «глухарь» повесишь на свой отдел. – продолжал он убеждать меня.

– Одним больше, одним меньше – некритично.

– А если я тебе денег заплачу? – он вопросительно посмотрел на меня.

– Не получится.

– Что же нам делать?

– Вам идти домой, мне работать.

– Слушай, начальник. Мне позарез необходимо попасть за решётку. Если ты сейчас меня туда не упечёшь, мне придётся избрать иной способ. Например, совершить реальное преступление. Зачем лишние проблемы?

– Интересный вы человек. Второй раз сталкиваюсь с тем, кто сам напрашивается на срок. Первый мне был понятен – человеку негде было жить и нечего есть. – я внимательно посмотрел в глаза своему собеседнику. – Дайте догадаюсь. За решёткой вам необходимо решить какие-то проблемы. Судя по вашей богатой криминальной истории, среди своих вы пользуетесь авторитетом. Значит, лишиться свободы для вас не проблема – там, – я махнул рукой, подразумевая не очень весёлые учреждения с крепкими решётками, – вы будете как сыр в масле кататься. В таком случае должна быть веская причина – передел власти?

– Начальник, – мои слова явно задели потенциального виновного, – какая тебе разница?! Предупреждаю, если ты меня сейчас отпустишь, на твоей территории увеличится количество краж.

– Алексей Сергеевич, – отреагировал я на его слова, – не надо мне угрожать. Я сомневаюсь, что вы совершите что-либо серьёзное. Притом, преступление тут же будет раскрыто. Меня ваши угрозы нисколько не пугают. Страшнее – отправить в тюрьму невиновного. От меня вы этого не добьётесь. Можете быть свободны. – последними словами я собирался закончить разговор.

– Вячеслав Иванович, – в голосе появились просительные нотки, – давай придём к соглашению. Вы правы, мне срочно, прямо позарез нужно в тюрьму. Да, там проблемы. Проблемы, которые я могу и должен решить. Иного способа лишиться свободы я не знаю. Я в любом случае попаду туда. Излишне говорить, что способов много. Давай облегчим жизнь всем: и мне, и тебе, и полицейским.

– Нет, Алексей Сергеевич, – собеседник всё больше мне нравился: правильная речь, сносные манеры, – всё говорило об его уме и образованности, – и ещё раз нет. Я в такие игры не играю. Вы свободны.

Тогда он вышел от меня очень недовольным. Ещё более недовольными оказались оперативники. В итоге преступление мы раскрыли, виновники были найдены – пара дилетантов. Судьбой же своего собеседника я больше не интересовался.

Сейчас, вспомнив этот разговор, я вспомнил и фамилию – Селезнёв. Точно, Селезнёв Алексей Сергеевич. Что ж, хоть он в своё время и вызвал у меня симпатию, разговаривать я был не в настроении.

– Алексей Сергеевич, удивлён, что вы пришли ко мне. Я уже давно не следователь. Вероятно, ошиблись?

– Нет, Вячеслав Иванович. Я пришёл именно к вам и, думаю, вы сможете мне помочь.

– Смочь-то может и смогу, но захочу ли. – я пристально посмотрел на него.

– Неужели плохое настроение так на вас влияет? – Селезнёв удивлённо посмотрел на меня.

– Нет. Просто с того момента, как я стал работать на себя, я работаю только тогда, когда хочу. Сейчас такого желания у меня нет, поэтому наш разговор будет пустой тратой времени, главным образом для вас. Лень не только двигатель прогресса, но и самоцель моего существования.

– Может быть всё-таки уделите мне немного внимания, всё-таки вы мой должник.

– С каких пор? Не помню за собой долгов.

– Из-за вас проблемы, которые я должен был решать пять лет назад, вылились в большие проблемы. Разрешить их удалось практически чудом. Чудом, что без крови. – Селезнёв не собирался отступать.

– Вы всё-таки попали тогда в тюрьму?

– Да, но более длинным и замысловатым способом. Слава Богу, не все такие принципиальные, как вы. – тут он улыбнулся.

– Хорошо, – я решился, – даю вам десять минут, после чего мы заканчиваем разговор и расходимся.

– Думаю, этого времени мне хватит. Итак, – начал он, – последние четыре с половиной года я находился в исправительной колонии строго режима. Вышел я лишь вчера, за месяц до этого меня перевели в следственный изолятор – для разрешения вопроса об условно-досрочном освобождении. – тут он улыбнулся. – В следственном изоляторе я был помещён с такими же как я рецидивистами, но, благодаря своим связям и более чем лояльному отношению администрации к деньгам, имел возможность общаться со всеми, кто содержался в учреждении. Вопрос о моём досрочном освобождении разрешился достаточно быстро. Но за время нахождения в следственном изоляторе я познакомился с интересным человеком – Степаном Фёдоровым. – Селезнёв вопросительно посмотрел на меня, как будто мне должен был быть известен этот человек.

– Впервые слышу это имя. – разубедил я его.

– Степан в тот момент обвинялся в убийстве.

– Ну, он не единственный. – без настроения кинул я реплику.

– Вячеслав Иванович, мы же договорились, что вы меня выслушаете!

– Хорошо, хорошо, продолжайте. – я поднял руки вверх.

– Итак, Фёдоров молодой человек 28 лет, богатый наследник своего папаши, который в 90-е годы 20 века своевременно прибрал к рукам несколько заводов. В деньгах он никогда не нуждался. Образован, умён, но очень слаб. Ему никогда не приходилось за что-либо бороться – всё решали деньги либо его люди за те же деньги. В следственном изоляторе он оказался, как я уже сказал, из-за обвинения в убийстве. Я несколько раз разговаривал с ним, он утверждал, что невиновен.

– Алексей Сергеевич, более половины как обвиняемых, так и уже осуждённых это утверждает. Вам ли не знать?

– Согласен с вами, Вячеслав. Но парень произвёл на меня впечатление. Три дня назад он получил свой приговор – 13 лет строгого режима.

– Сочувствую ему. – в моём голосе никакого сочувствия не было, я его, кстати, и не испытывал.

– Как я уже сказал, я несколько раз разговаривал со Степаном и поверил ему. Да, я верю, что он невиновен.

– Судья с вами был не согласен. Может проще сходить к нему?

– Шутите. – в голосе Селезнёва появились ледяные нотки, похоже, я переборщил со своими комментариями. – Да, поверил. Но не это главное. После того, как Фёдоров получил свой срок, он объявил по всему следственному изолятору, что если найдётся человек, который докажет его невиновность, то он заплатит ему 40 миллионов рублей.

– Сомневаюсь, что в изоляторе ему кто-нибудь сможет помочь.

– Конечно, там сидят такие же как я, то есть виновные, и такие же, как он – невиновные.

– Зачем мы продолжаем эту беседу? Как я понимаю, вы хотите предложить мне работу? Сразу отвечу вам отказом. В настоящее время в работе я не заинтересован. – всё ещё пытался я отделаться от посетителя.

– Вячеслав Иванович, как бывший следователь и действующий адвокат, вы знаете, что в настоящее время в тюрьмах содержится достаточно большой процент невиновных. В основном они осуждены за изнасилования и подобные преступления, но есть и такие как Фёдоров. К такому даже мы, настоящие преступники, – он улыбнулся, – относимся неодобрительно. К сожалению, в большинстве своём эти несчастные не имеют денег для найма хороших специалистов. У Фёдорова они есть. Так почему бы ему не помочь? – Селезнёв выжидательно уставился на меня.

– Я не против, чтобы он защищал себя, но не желаю в этом участвовать. В настоящее время я вообще не заинтересован ни в какой работе.

– И вас даже не интересуют деньги?

– Почему же, интересуют. Но только тогда, когда они заканчиваются. Слава богу, сейчас у меня таких проблем нет. И в городе, и в России множество специалистов: адвокатов, следователей и т.п., которые возьмутся за это дело с удовольствием. Обратитесь к ним, если вас так заинтересовала судьба парнишки.

– Согласен с вами, что вариантов у меня много. Но я всё-таки хотел бы поработать с вами.

– Алексей Сергеевич, ваша настойчивость мне непонятна. У вас слишком много ни на чём не основанного доверия ко мне, как к специалисту. Если бы вы были лучше информированы об мне, то знали бы, что уголовными делами я занимаюсь редко, эпизодично. В настоящее время гражданское право – моя стихия.

– Вячеслав Иванович, мне это известно. И всё равно я настаиваю. Настаиваю на том, что вы мой должник и что вы должны взяться за это дело.

Его настойчивость стала меня бесить, но одновременно и заинтересовала. Должником Селезнёва я себя не считал, его разборки в криминальном мире – его проблемы, в разрешении которых я никогда помощником не был и не буду. Убеждённость Селезнёва в невиновности Фёдорова удивляла. Пытаясь отказаться, я предпринял последний ход:

– Гонорар успеха по уголовным делам у нас запрещён. Я согласен посмотреть материалы дела и подумать, что можно сделать, но не за гипотетический гонорар. Два миллиона за первоначальную работу, если решу взяться за дело – ещё 18. Остаток по окончании работы вне зависимости от результата. – мне очень не хотелось браться за эту работу, и работу вообще. – Кроме того, вы раскроете мне причину, по которой вы хотели попасть в тюрьму.

– Вячеслав Иванович, вы, вероятно, не поняли. Фёдоров обещает вознаграждение в случае его оправдания.

– В таком случае нам разговаривать не о чем. Я не работаю за гонорар успеха. Свои условия я озвучил: или так или никак.

– Хорошо. Я подумаю. – Селезнёв поднялся. – До встречи.

– Всего доброго. – ответил я, надеясь, что больше никаких встреч с ним не состоится.

Когда Селезнёв ушёл, я вздохнул с облегчением. Полученные в последнее время гонорары обеспечили мне финансовую независимость, что позволяло мне не работать в ближайшие год-полтора. Ближайшие мои планы заключались в том, чтобы закончить парочку оставшихся дел и обеспечить себе отдых от работы на ближайший год. Селезнёв пришёл невовремя.

Раздумывая об этом, я вышел в приёмную, сделал обоснованные замечания Анастасии по поводу попадания в офис возможного клиента, после этого я, попросив её сделать кофе и поручив её сделать заказ в типографии, вновь вернулся в кабинет. Вероятно, чувствуя свою вину, Кирсанова быстро обеспечила мне кофе. Им я закончил свой рабочий день.