Ленинградское время, или Исчезающий город

"Для каждого события есть свой час, для каждого человека есть свой город" - эта мысль довольно близка по духу к высказываниям Владимира Рекшана в его книге "Ленинградское время, или Исчезающий город". Книга заявлена как воспоминания легендарного ленинградского рокера о послевоенном Ленинграде и некоторых аспектах его культурной жизни с 60-ых до начала 90-ых. После прочтения книги, в целом, не удивлюсь, если именно Владимир и составлял аннотацию к своему творению и именно поэтому "легендарность" в ней зашкаливает, но обо всем по порядку.

Как вы можете понять по первому абзацу, я опять буду обсуждать и осуждать что-то и кого-то, чью фамилию вижу в первый раз. Так что, любители легенд, приготовьте тапки и помидоры, и погнали!

Русский рок  бесспорно музыкальный феномен. В это понятие вмещается огромное количество разплановых песен и их исполнителей, начиная от Цоя, Алисы, Машины Времени и заканчивая Любэ, Zемфирой и Пикником. Мне кажется, перечисление всех и вся, кто оставил свой след в музыке, истории  и сердцах, займет если не несколько дней, то пару часов точно. Но легенд про "Санкт-Петербург" до сего момента я не слышала,  как и рекшановскую фамилию. И вот теперь я на перепутье, мой дорогой читатель, осуждать ли мне широкоизвестного в узких кругах чуть ли не основоположника русского рока али не рисковать. Но поскольку в обсуждаемой книге Владимир неоднократно приводил примеры, как он нелицеприятно обрисовывал тех или иных персонажей в рецензиях и все относились с пониманием, надеюсь, он поймет и меня.

Что мы имеем?

"Ленинградское время, или Исчезающий город" заявлен по жанру как "Биографии и мемуары". Честно говоря, я до сих пор не совсем понимаю, что хотел сделать автор. Рассказать свою молодость? Показать свою ментальную карту городского опыта? Рассмотреть культурный пласт Ленинграда? Ответов на эти вопросы в книге вы не найдете. Увы и ах! Как и единой логики повествования. Есть легкое ощущение, что Владимир продолжает писать свои очерки авторучкой в блокноте, а потом перепечатывать на машинке, после чего подбрасывает полупропечатанные копии вверх и ловит листы. Вот что и в каком порядке упало - так тому и быть. Потом несет это в редакцию, там снова три раза подбрасывает копии вместе с баночкой чернил, а несчастные издатели потом пытаются разобрать, что же он там хотел рассказать.

Объективно, книга небольшая по объему, а стиль изложения сложно назвать высокохудожественным, высокопарным или замудреным. Читать со словарем не надо. Однако через первые главы три пришлось продираться в прямом  и переносном смысле. Видимо, автор слишком глубоко копнул в свои воспоминания, а детские эмоции и впечатления всегда достаточно обрывисты, но единой линии нет. Зато биографичности...Причем, насколько мне помниться, местами ещё куча чужих воспоминаний или баек вставлено. В результате это выглядит как  - вот здесь мы в очереди стояли за хлебом, хлеб из зерна растет, а в поле бегать хорошо и бабочек ловить. А вот здесь я селедку заворачивал, вот тут бабка моя стирает, а здесь я не знаю, что хотел написать, походу это просто пятно от кофе осталось.  И в такой стилистике мы ползем все детство и юность героя. Забавно, что на этом этапе самым интересным оказалось повествование об Алексееве и его школе, хотя потом фокус внимания автора был уведен на литературу и музыку. Может, это потому что причины собственных неудач в спорте писателю очевидны и чувствуется уважительное отношение к тренеру?

К сожалению, к другим людям какого-то пиетета автор не испытывает. Есть подозрение, что далеко не всех персонажей Владимир уведомил о своем желании включить их в историю и далеко не всем искренне рассказал о том, как он их видит или видел. Чьи-то имена он приводит полностью, чьи-то скрывает с позволения читателя за буквами, где-то вообще фигурирует Одна девушка. Сильно удивила необходимость сообщать, что герой повествования проживал во время командировки  на Всесоюзном совещании молодых писателей вместе с детским известным поэтом Сергеем М., который громко блевал в сортире.  Даже не знаю, кто же это мог быть? Хотя в истории про рестораны и их мафиозную составляющую, Владимир даже приводит телефонный разговор, где уточняет у официанта можно ли и нужно ли называть его имя. Так что вопрос "Почему кому-то буква, кому-то эвфемизм, а кого-то со всеми регалиями?" остается открытым.

После полуобрывочного начала, постепенно начинает вырисовываться повествование сначала в хронологическом порядке, потом эта затея сменилась последовательным описанием отдельно литературной и музыкальной стороны жизни автора, а потом Рекшан, наконец, честно признал, что логики в повествовании нет и он просто скачет, как душа лежит, по своему жизненному пути и довольствуйтесь тем, что есть.

Где-то после прочтения половины чтение пошло бодрее, мозг перестал искать логику и процесс познавания Ленинграда Владимира пошел веселее. Возможно, я просто привыкла к той толике пренебрежения и озлобленности, с которой автор рассказывает о своих друзьях, визуальных знакомых и коллегах.

Автор постоянно сыпет обилием имён музыкантов, соседей, литераторов и даже майорам досталось, но при этом имени жены или детей не было упомянуто. Просто в какой-то момент жена была беременна вторым, потом встречала с авоськой у ментовки и получала квартиру, а потом в тексте мельком упоминается новая жена. Почему новая? Куда делась старая? В каких кругах ты её вообще взял? Ответа нет. Потому что она вообще не имеет никакого влияния ни на  его литературу, ни на музыку, ни даже на прыжки в высоту.  Вот тот факт, что жену знакомого звали Таня - это я понимаю, важно. Даже можно отринуть личную жизнь и сказать, что это всё потому что в повествовании важен исчезающий город, его атмосфера. Не просто же так каждый раз автор подчеркивает названия улиц, причины их переименования, преображение и отрицание прошлого сменой названия города! Только вот тогда зачем постоянное перечисление кто с кем пил, у кого как звали невесту и кто от кого гулял? Ну и приводи байки своих друзей о феномене молодежных драк без акцента на своей личности или же рассказывай про свой город, а не про их.

Однако в некоторых местах писатель старается быть объективным. Например, неоднократно воззывает к читателю и просит не уподобляться тем, кто кричит, что в СССР всегда был дефицит, голод и отсутствие всего. В одном из мест даже показывает, как образуются подобные мифы, приводя разговор с приятелем.  Тот доказывает Владимиру, как все плохо было и он, круглый отличник с двумя высшими образованиями, даже пальто не мог себе позволить. На что автор ему напоминает, что в аттестате "круглого отличника" одни троечки, а о пальто никто не мечтал, поскольку это было не модно.  Подобные ситуации заставляют задуматься, насколько твоя память тебе не врёт и более критично относиться к некоторым "общеизвестным" тезисам.

Из минусов, Владимир сам признает, что неоднократно прибегал к мистификации на выставках, выдавал байки за реальность в различных программах и интервью. А потому возникает вопрос: где же в его Ленинграде реальные объекты, а что описывается "по мотивам" и как далеко эти мотивы от правды ушли.

К концу есть ощущение ,что автор просто устал. (И что вокруг одни алкоголики и другие музыку не писали.) Возможно, так выражается то ощущение, когда ты мог бы ещё что-то исправить и кем-то стать, но у тебя была мечта и ты её не так себе представлял. Когда тебе казалось, что ты начинаешь что-то великое и про тебя будут  помнить до конца этого великого, но ты исчезаешь вместе с городом, в котором жил. Кинчева знают, Цоя помнят, песни БГ и Шевчука поют, несмотря на их взгляды, выкрики и выходки. А вот масштабная слава "Санкт-Петербурга" осталась где-то в Ленинграде.

Уходить надо вовремя. И, по мнению Владимира Рекшана, Цой в этом плане молодец и вовремя успел талантливо умереть. Не думаю, конечно, что Цой об этом думал, но героем-сверстником он стал для многих поколений. И несмотря на то, что одна из первых песен "Санкт-Петербурга" тоже посвящена герою-сверстнику ( правда Брайану Джонсу), сам Владимир таким героем стать не сумел. И отпустить это "не сумел" тоже не смог пока, вот и пишет бесконечные воспоминания об одном и том же. Даже музей Русского Рока открыл. Что ж, кто-то должен был начать делать русский рок на русском, но уходить надо вовремя. Как сказал сам писатель:

Жизнь и жанр - не одно и то же.

Интересное переплетение реальных исторических фактов о бытовой и общественной (я бы даже сказал народной) жизни Ленинграда и субъективной оценки этих фактов тем человеком, который наблюдал эту историю своими глазами и даже отчасти принимал непосредственное участие в ее формировании. Темы существенно склоняются в сторону авторских предпочтений (в частности, по поводу развития рок-музыки в СССР и писательской/спортивной деятельности), книга обладает ярко выраженной автобиографичностью, но автор, в конце концов, имеет на это полное право, ведь его труд изначально не заявлялся как научно-просветительский – по обширной истории жизни города на Неве в советское время. Язык книги – живой, яркий, образный, не содержащий и намека на педантизм, сухость, формальность. Тот случай, когда книга именно погружает в атмосферу описываемых событий, позволяя читателю самому пережить, прочувствовать, ощутить на кончиках пальцев то, что в своё время пережил ее автор.